Эдвард Каллен 3 страница. - Немного терпения не помешало бы

- Немного терпения не помешало бы. Я – специальный агент Джой Ди Фронзо, - сказал мужчина.

Я изогнул бровь, тряхнув головой, когда он назвал свое явно итальянское имя… долбаный предатель.

– Ты, должно быть, сын доктора Каллена, – он хихикнул.

Я досадливо сузил глаза, когда офицер, обыскивающий меня, протянул ему мой бумажник.

- И что в этом такого смешного? – поинтересовался я, раздумывая, кем, блядь, он себя считал.

Он просто покачал головой, открывая мой бумажник и вытаскивая водительские права. Я закрыл глаза в тот момент, когда он это сделал и вздохнул, чертовски хорошо зная, что он там найдет.

- И что это у нас здесь? – спросил он, явно обрадованный тем, что нашел.

Я даже не смотрел на него, зная, что он наслаждается этим дерьмом.

– Эдвард Энтони Каллен. Скажи мне, сынок, в каком году ты родился? У нас тут два разных удостоверения личности с разными возрастами. У тебя кризис идентификации?

- Твою мать, - раздраженно сказал я.

- Эдвард, - прошипела Эсме.

Мужчина опять засмеялся, и мои руки начали дрожать, когда я взглянул на него. Он был счастливчиком, что являлся федеральным агентом, а я был арестован, потому что в эту секунду я ничего не хотел больше, чем ударить его в его гребаный рот за то, что он с таким неуважением разговаривал со мной. Он ухмыльнулся, словно желая помучить меня, прежде чем кто-то позвал его по имени, и он отвернулся.

Подошел другой агент, помог Эсме встать на ноги, освободил от наручников и протянул ее сотовый. Она позвонила адвокатам, объясняя, что случилось. Закончив, она вернула сотовый и опять заняла свое место. Я ждал, что ей снова наденут наручники, но вместо этого они протянули ей пачку бумаг, точно объясняя, что делают. Через некоторое время они освободили Эмметта и Розали от наручников, и я со всем возможным терпением наблюдал за этим. Мое терпение истощалось.

- А вы собираетесь снимать это с меня? – поинтересовался я, когда освободили всех остальных.

Офицеры, стоявшие рядом, не отвечали, и я простонал, тряхнув головой.

– Серьезно, это уже дерьмово.

- Снимите с него наручники, - сказал офицер ДитФронзо, поворачиваясь к нам с ухмылкой.

Офицер снял с меня наручники, и я начал растирать запястья, ругаясь себе под нос. Я ненавидел быть несвободным, и немедленно подумал об Изабелле, раздумывая, может, ее тоже где-то заперли. От этого я перешел к мысли о дне, когда я нашел ее прикованной к ее постели, и от воспоминания о боли и страхе в выражении ее лица моя грудь опять заболела.

Боже, мне действительно необходимо, блядь, найти ее…

- Где она? – тихо, себе под нос, спросил я, поворачиваясь к Эмметту со все возрастающей паникой. – Ты сказал, что нашел ее, так где она?

Он посмотрел на меня и вздохнул.

- Она поблизости, - сказал он. – Немного к северу отсюда. У меня не было шанса приблизить точное расположение, но это в парке Хайланд.

- Парк Хайланд? – спросил я, нахмурившись. – Ты уверен? Я не думал, что кто-то из наших закреплен за этой территорией.

- Там никого нет, - прошептала Эсме, покачав головой.

- Тогда какого хрена она там делает? – растерянно спросил я.

В этом не было смысла. Какую игру затеял Джеймс? Эсме вздохнула.

- Я… Я не знаю, - вздохнув, сказала она. – Это относительно спокойная территория. Главным образом потому, что там большое количество русских.

От шока мои глаза расширились, и я пристально уставился на нее. Мой страх увеличился, когда я вспомнил подслушанный разговор отца о том, насколько дикой и нецивилизованной была так называемая русская организация. Он упомянул, что они никого не уважали и не считали ужасным причинять боль невинным – даже своим собственным людям – для большего контроля.

- Русские, - произнес я. – Это гребаные русские.

Они с тревогой посмотрели на меня, потому что я почти, черт побери, прокричал это, и несколько рядом стоящих офицеров растерянно посмотрели на меня.

- И что там с русскими? – поинтересовался агент Ди Фронзо, с любопытством поднимая брови.

Я с секунду пристально смотрел на него и покачал головой.

- Что? – быстро сказал я. – Я ничего не говорил ни о каких гребаных русских.

Он посмотрел на меня, словно я был идиотом, и покачал головой, вернувшись к разговору с другим офицером. Эсме расстроено вздохнула.

- Tenere la bocca chiusa, - сказала она, повторяя то же самое дерьмо, которое сказал отец, приказывая мне держать чертов рот закрытым.

- Блядь, я не хотел орать, - прошептал я. – Но Джеймс работает с русскими. Это единственная вещь, которая имеет смысл.

- Алек беспокоился, что так может быть, - сказала Эсме. – Он уже некоторое время переживал, что…

Эсме замолчала, когда подошел мужчина в костюме с пуленепробиваемым жилетом DOJ, надетым сверху, и сообщил, что приехал ее адвокат. Ей разрешили поговорить с ним, и они воспользовались этой возможностью, чтобы разделить нас. Я тихо сидел, сжав руки в кулаки и нетерпеливо постукивая ногами, когда они уводили Розали и Эмметта, оставляя меня перед этой самоуверенной задницей - специальным агентом, который все еще держал в руках мой бумажник.

Я не был уверен, сколько я сидел там, но это чувствовалось как гребаные часы. Мужчина пытался задавать вопросы о моем отце, но я игнорировал их, отказываясь сказать хоть слово. Если он думал, что я предаю свою семью, то ошибался. Я, блядь, оцепенел от таблетки, которую дала мне Эсме, но задница начала болеть от сидения на бетонном тротуаре. Я пытался изменить положение, но каждый раз, как я это делал, дюжина агентов напрягалась и смотрела на меня так, словно я хотел сбежать.

Они, в конце концов, начали выносить из дома дюжины коробок и сумок, все помеченные как вещественные доказательства. Я не знал, какого хрена они конфисковывают, не мог даже представить, что Алек прятал в доме, но надеялся, что это было не очень криминально. Я откинулся на локти и смотрел на землю, когда очередной агент подошел к Ди Фронзо, протягивая ему листок бумаги.

- Вот список, - сказал он.

Мужчина взял его и начал проглядывать, кивая.

- Хорошо, - сказал он. – Это все?

- Почти, - ответил второй. – Сейчас они собирают компьютеры. Три штуки – большой компьютер и лэп-топ наверху, и еще один лэп-топ в гостиной.

Мой взгляд немедленно перешел на него, и меня пронзили растерянность и ужас.

- Какого хрена, вы хотите сказать, что забираете лэп-топ? – спросил я, садясь.

Они оба взглянули на меня, и специальный агент засмеялся.

- О, теперь ты заговорил? – поинтересовался он. – Это означает, что его забирают как вещественное доказательство.

- Почему? – выпалил я, испуганный, потому что это была наша единственная возможность выяснить, где держат Изабеллу.

- Потому что ордер на обыск дает нам возможность забрать все компьютеры и хранители информации.

- Вы не можете, блядь, забрать этот, - сказал я, покачав головой.

- Почему? – спросил Ди Фронзо.

- Потому что, Боже, вы просто не можете, - ответил я, не зная, что, черт возьми, сказать. – Мне он нужен.

Он засмеялся и не сдвинулся с места.

- В конце концов, мы его вернем, если будет доказано, что он не нужен для нашего расследования, но сейчас это под нашей охраной.

Он кивнул головой по направлению к дому. Я повернулся, и меня затопил ужас, когда я увидел офицера, выносящего лэп-топ моего отца из дома в чистом пластиковом пакете. Я тревожно огляделся и похолодел, когда заметил Эмметта с ужасом на лице, который тоже смотрел на это. Он с паникой посмотрел на меня и покачал головой, и тут я взбесился. Я вспрыгнул на ноги и рванул с места. Дюжина агентов повернулась ко мне, направляя оружие.

- Стойте! – скомандовал агент Ди Фронзо.

Эсме закричала мое имя, что-то ударило меня, когда я повернулся к ней. Сила удара свалила меня на землю. Я простонал, когда резкая боль прошила бок, и попытался стряхнуть с себя полицейских, которые навалились на меня, крича и ругаясь. Они силой уложили меня на живот и грубо заломили руки за спину, заковывая их в наручники. Я пытался, блядь, бороться, неистово лягаясь ногами, но они намного превосходили меня числом и, в конечном итоге, я оказался слишком слаб, чтобы стряхнуть их.

Через минуту меня поставили на ноги лицом к агенту Ди Фронзо. Он был серьезен и озлобленно сузил глаза.

- Забирайте его с собой, - жестко сказал он.

- За что? – гневно спросил я.- Я, блядь, ничего не сделал!

Он секунду пристально смотрел на меня, и ухмылка медленно вернулась на его губы.

- Рад был познакомиться с тобой, Эдвард Каллен, - сказал он. – Уверен, что мы будем часто встречаться в будущем.

Он повернулся и ушел. Офицеры начали заталкивать меня в полицейский крузер. Я начал орать на агента Ди Фронзо, обзывая его каждым ругательством, которое приходило мне в голову, и всячески затруднял им их действия. Они силой запихнули меня на заднее сиденье машины и тронулись, отъезжая от дома. Я заметил Эсме, стоящую на улице с озабоченным выражением на лице.

Они подъехали к областной тюрьме, и меня бросили прямо в грязную, переполненную народом камеру, где сидела еще дюжина людей. Я нашел место в углу помещения и сел, опустив голову, крепко вцепившись в волосы. Атмосфера была гребано напряженная. Люди спорили и трепались о чем угодно, но я пытался изо всех сил заблокировать это. С каждой проходившей секундой во мне росла ярость, но я знал, что мне нужно держать голову спокойной, потому что я уже достаточно облажался. Мне нужно было сдерживать свой темперамент, нужно следовать предупреждениям Алека и прекратить, блядь, делать из себя уязвимого человека. Я не мог показывать им свои слабости, не мог позволить людям видеть меня распускающим язык. Я продолжал повторять в голове слова отца, говоря себе, что должен держать рот закрытым и оставаться спокойным, и игнорировал всех, кто пытался заговаривать со мной.

Проходили часы. Изредка называли мое имя, и я переходил из одной камеры в другую, точно такую же. Я держался, но мой мозг неистово работал, с каждой секундой приближая меня к гребаному срыву. В углу камеры был телефон, и я несколько раз пытался позвонить в дом Эвансонов за счет вызываемого абонента, но каждый раз натыкался на автоответчик, а ни одного другого телефона я не помнил.

В конце концов, опять назвали мое имя, и, точно так же, как и в остальные полдюжины раз, я молча пошел, стараясь удержать темперамент под контролем, когда охранник приказал мне повернуться. Он сделал несколько фальшивых комментариев себе под нос, упоминая мое имя, но я знал, что подраться с одним из них – худшее, что я мог сделать. Я и так уже втянул себя в проблемы.

Были уже сумерки, когда меня отправили на регистрацию. Они отвели меня в маленькую комнату и посадили перед женщиной, которая задала мне кучу дурацких вопросов, на которые у меня не было никакого желания отвечать. Я ответил на основные, типа моего имени и даты рождения, но, когда они начали спрашивать меня всякое дерьмо о том, как я себя чувствую, и не собираюсь ли совершить самоубийство, я быстро заткнулся. О чем, блядь, они здесь только думают, спрашивая меня, хочу ли я нанести вред себе или кому-нибудь еще? Любовь моей жизни пропала, мои помощники задержаны, и самая большая надежда найти мою девушку конфискована чертовым правительством. Вместо того, чтобы искать ее, я сижу в этой чертовой маленькой комнатушке с любопытной сукой, спрашивающей меня, чувствую ли я злость. Конечно, я зол! А предполагается, что я должен быть счастлив?

Они, блядь, не знали меня, и им было наплевать на то, через что я прошел, так что я просто молча сидел и пристально смотрел на нее. В конце концов, они сдались и приказали мне выйти. Потом мне выдали идентификационный номер, сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Меня раздели, провели медицинский осмотр, включающий анализ крови и рентген грудной клетки. Я надел оранжевую робу, а все мои пожитки сложили в пакет. Моя ярость росла с каждой секундой.

Они даже не сказали мне, какого хрена меня задержали.

Меня отправили назад к любопытной суке, которая начала приставать с вопросами, где, черт возьми, я получил повреждения, так как рентген показал сломанные ребра. Я коротко взглянул на нее и покачал головой, не позаботившись ответить.

Фактически, я вообще отказывался произнести хоть слово.

Они поняли, что больше ничего от меня не добьются, и назначили мне обеспечивающий арест (налагаемый на помещение и занимающих его лиц на время, необходимое для получения ордера на обыск). Они сослались на то, что мой отец занимает высокое положение, и мои серьезные повреждения, и сказали, что это достаточная причина, чтобы изолировать меня от народа. Меня посадили в крохотную одиночку, где не было ничего, кроме гребаной лампочки и одеяла. Время проходило мучительно медленно, часы казались вечностью, пока я лежал там один. Я слышал, как ругаются и орут мои соседи, изредка раздавался звук сирены, после которого по коридору пробегал охранник. Все это ошеломляло. Но я не мог не думать об Изабелле, беспокоясь за нее и размышляя, что, блядь, произошло.

Я едва поспал, ворочаясь и метаясь в страданиях всю ночь. Утром ко мне пришли с завтраком, но я отказался есть, требуя, чтобы мне объяснили, что я такого сделал, и вызвали адвоката.

То же самое произошло на ланче – я проигнорировал их гребаную еду, они проигнорировали мои вопросы. К обеду я уже был взбешен, практически истощен и яростно мерил ногами крошечную камеру. Я услышал, как кто-то идет по коридору, и ждал очередного подноса с едой, но удивился, когда дверь открылась. Я сузил глаза и с подозрением уставился на вошедшего человека, заинтересовавшись, кто это.

- К вам посетитель, - сообщил тюремщик.

Он сковал мне руки и ноги, и препроводил в маленькую комнату со столом посередине. За ним сидел смуглокожий итальянец с поседевшими волосами, на столе перед ним стоял портфель. Он поднял голову, когда я вошел, и улыбнулся, приглашая меня сесть. Тюремщик вышел после того, как я занял свое место, закрыл дверь и оставил нас одних.

- Мистер Каллен, меня зовут Майкл Риччи, адвокат, - сказал он, протягивая мне руку.

Я быстро пожал ее, мгновенно почувствовав облегчение от того, что наконец вижу гребаного адвоката, хотя понятия не имел, кто, черт возьми, он был.

- Со мной связалась Эсме Каллен-Эвансон. За много лет семьи Калленов и Эвансонов несколько раз нанимали меня, так что я полностью осведомлен обо всей ситуации.

- Хорошо, - нерешительно сказал я.

Он начал доставать бумаги, раскладывая их передо мной вместе с ручкой.

- Мне нужно, чтобы вы подписали эти документы, соглашаясь с тем, что я буду представлять вас, и все, что будет сказано в этой комнате, полностью конфиденциально.

Я кивнул и опустил взгляд, быстро просматривая бумаги, потом неловко расписался в нужном месте, так хорошо, как смог в наручниках, и передал их ему обратно.

- Хорошо. Прежде всего, мне нужно знать, говорили ли вы с кем-нибудь. Они пытались допрашивать вас? – спросил он, убирая бумаги назад в портфель.

- Нет, - ответил я, поерзав на неудобном пластиковом стуле. – Они вообще ничего не сказали мне. Они даже не объяснили, какого хрена я вообще здесь делаю.

- Они задержали вас за обладание фальшивыми документами, мистер Каллен, - сказал он. – Подделка документов – серьезное правонарушение, но в вашем случае это практически административное правонарушение. Вы должны были посидеть несколько часов и выйти под залог, но, похоже, они забыли свои собственные правила.

- Тогда почему, блядь, я все еще сижу в этой чертовой клетке? – поинтересовался я.

- Потому что статья закона, по которой они задержали вас, предусматривает достаточное количество времени для расследования в отношении лиц, подозреваемых в совершении преступления, - сообщил он. – Они пытаются приписать вам сопротивление при аресте, но это полный абсурд, и для этого нет оснований. Реальность такова, что вы сидите в этой камере только потому, что вы сын Карлайла Каллена, племянник Алека Эвансона и крестник Аро Моретти.

- Хреново, - сказал я, тряхнув головой. – Я не имею ничего общего с этим дерьмом.

- Я знаю, но так уж вышло. Косвенно виновен, мистер Каллен, - сказал он. – Я работаю над вашим освобождением. Это не должно занять больше нескольких дней.

- Дней? – недоверчиво спросил я. – Я должен оставаться в этом долбаном месте несколько дней?

- К несчастью, да. Я собираюсь потребовать слушания, чтобы посмотреть, можем ли мы освободить вас, но это может занять некоторое время. Обычно они не задерживают в таких случаях больше чем на сорок восемь часов, но законы Иллинойса дают им некоторое послабление на этот предмет, - ответил он. – Так что держитесь, и мы вытащим вас отсюда. Я буду на связи.

Он вышел, не сказав больше ни слова, и тюремщик сопроводил меня обратно в камеру. Меня уже поджидал поднос с едой, и я взял контейнер с запеканкой и сок, садясь на маленькую комковатую кровать.

Ночь казалась еще длиннее. Истощение взяло надо мной верх, и я уснул, физически неспособный больше бодрствовать. Я беспокойно проспал всю ночь. Подкрался ночной кошмар, уничтоживший последний кусочек мира, который сохранился у меня в этих обстоятельствах. Мне снилась Изабелла, я слышал ее крики и чувствовал ее муки, и мне опять приснилась мама. Я снова вернулся в тот день десятилетием раньше, на ту аллею, недалеко от места, где я стоял, ощутив весь ужас и опустошение, когда они пролили ее кровь и прекратили существование одной из самых прекрасных женщин этого мира.

La cosa nostra украла у меня маму, и будь я проклят, если позволю, чтобы это случилось опять. Я найду Изабеллу и спасу ее, даже если это будет последнее, что я сделаю. Я не позволю жестокому миру, в котором я родился, забрать еще одно прекрасное создание. Она заслужила шанс на то, чтобы выжить и расцвести, и ничто, блядь, не остановит меня, потому что я хочу дать ей это.

Следующий день прошел точно так же, как и предыдущий, и с каждой минутой я все больше смирялся с тем, что должен сделать. Я должен сделать все, что угодно, но выйти отсюда и спасти Изабеллу. Вечером ко мне пришел тюремщик и сообщил, что у меня посетитель. Он сковал мне руки и ноги, и сопроводил в ту же самую комнату. Я подумал, что это мистер Риччи, и понадеялся, что он скажет мне хорошие новости, но застыл, войдя внутрь и увидев знакомого мужчину, который явно не был моим адвокатом.

- Эдвард Каллен, - сказал специальный агент Ди Фронзо, показав на стул перед собой. – Садитесь.

- Мне нечего вам сказать, - прямо заявил я.

Если он думает, что я серьезно собираюсь, б...ь, разговаривать с ним, он выжил из ума.

- Ты даже не знаешь, почему я здесь, - ответил он.

Я горько засмеялся.

- Не имеет, блядь, значения, почему вы здесь, - сказал я. – Мой ответ – нет. Мне нечего вам сказать.

- Достаточно честно. Ты знаешь свои права – они были тебе зачитаны. У тебя есть право отказываться говорить со мной и можешь возвращаться в свою камеру, если ты именно этого хочешь, - сказал он, пожав плечами.

Я повернулся, чтобы уходить, и он преувеличенно вздохнул.

– Я просто заинтересовался, кто такая Изабелла Свон.

При упоминании об Изабелле мое сердце заколотилось, боль в груди усилилась, и я начал паниковать.

- Почему? – немедленно спросил я, поворачиваясь к нему лицом.

- Я просто заинтересовался, учитывая, что ее имя несколько раз всплывало в процессе расследования, - сказал он. – Я пытался разыскать ее, но, похоже, она загадка для всех, и мы едва нашли доказательства ее существования. Словно она почти… призрак.

Я немедленно передернулся от этого слова, и его губы от моей реакции сложились в ухмылку. Он точно знал, что, блядь, делает, играя с моими эмоциями.

- А почему вы спрашиваете меня? – спросил я, пытаясь собраться.

Я не мог позволить ему думать, что я уязвим, или что он может использовать ее для манипуляции мной.

– Я не имею ничего общего с делами моего отца.

- Может, это и правда, но я подумал, что, если ты поможешь мне, то я смогу помочь тебе, - ответил он.

- Я не нуждаюсь в вашей гребаной помощи, - выплюнул я. – Я ничего не могу вам сказать.

- Ты даже не можешь мне сказать, кто такая Изабелла Свон? – спросил он, вопросительно поднимая брови.

- Нет, - соврал я.

- Это даже смешно. Видишь ли, мы вчера съездили в твой родной город. И люди в Форксе под впечатлением, что Изабелла Свон – твоя девушка. Фактически я убеждался в этом все время, пока был там, - сказал он, залезая в карман пиджака и вытаскивая фотографию.

Он протянул ее мне, и мои колени задрожали, когда я рассмотрел ее. На фотографии были Изабелла и я, улыбающиеся и обнимающиеся в снегу. Ее сделала Элис на Рождество. Одна из таких фотографий была в альбоме Изабеллы, как я помнил. Я быстро отвел взгляд, так как в глазах появились слезы, и я не мог их сдержать. В тот день она была такой чертовски счастливой и свободной.

- Это встряхнет ваши воспоминания, мистер Каллен? – спросил он.

- Пошел на хрен, - дрожащим голосом тихо сказал я.

- Где она? – спросил он. – Ее не было в Форксе, и ее не было с вами в Чикаго. Ваши братья Эмметт и Джаспер заявили о полном незнании, точно так же, как и мисс Хейл и мисс Брендон. Ваш отец не говорит, ваш дядя тоже, а его жена Эсме потребовала адвоката в тот же момент, как ее имя слетело с моих губ. Единственный человек, который знал эту девушку, парень по имени Джейкоб Блэк, который, к несчастью, тоже пропал. Фактически, они оба исчезли с радара в одно и то же время.

- Я не знаю, о чем вы говорите, - сказал я.

- Правда? – спросил он, изогнув брови. – Я знаю, что вы в курсе, кто такой Джейкоб Блэк. Похоже, что люди в Форксе думают, что вы пытались убить его в прошлом году, хотя никаких официальных записей об этом не существует. Хотя странно, что резервация получила огромную дотацию из анонимного источника, и семья Джейкоба построила новый дом благодаря добросердечному незнакомцу после того, как их старый сгорел от несчастного случая. Какое совпадение, правда?

Я не ответил, невозмутимо глядя на него и изображая хладнокровие, хотя внутри я паниковал. Я не имел представления, куда он клонит своими вопросами, и хотел вылететь из чертовой комнаты, но понимал, что от этого я только буду выглядеть виновным в чем-то.

- С вашей девушкой что-то случилось, мистер Каллен? – спросил он. – Знаете, вы можете рассказать мне. Я здесь, чтобы помочь вам…

- Вы здесь, блядь, не для помощи мне, - возразил я. – На меня вам наплевать. Вы здесь, чтобы помочь себе.

- Она сбежала с Джейкобом Блэком? – продолжил он, игнорируя меня. – Она выбрала его, а не вас?

- Вы не знаете, о чем говорите, - резко ответил я, пристально глядя на него.

- Она умерла? – спросил он.

Я отпрянул, услышав его заявление, ухватился за стену, чтобы не упасть, и почувствовал, что сейчас потеряю сознание.

- Нет! – крикнул я.

- А Джейкоб мертв? – напрямик спросил он.

- Это допрос? – в ответ спросил я.

- Нет, - покачал он головой. – Я просто пытаюсь помочь, как я и сказал. Мы можем поработать над этим прямо здесь. Если что-нибудь случилось, мистер Каллен, я уверяю вас, что смогу помочь. Если она пропала, или ее ранили…

- Вы ничем не можете мне помочь, - отрезал я, прерывая его.

- А русские? – спросил он, с подозрением сузив глаза. – Вы что-то сказали о русских…

- Я хочу моего адвоката.

- Прекрасно, - сказал он, останавливаясь на середине предложения.

Он сунул фотографию назад в карман и улыбнулся.

- Знаете, мистер Каллен, правда всегда торжествует. И в конце дня правда - это то, что даст вам свободу.

Он повернулся и вышел. Тюремщик отвел меня назад в камеру. Я всю ночь ходил по ней, взбешенный, пытаясь рассортировать то, что он мне сказал. Он подобрался так близко к правде, чтобы я успокоился, и моя паранойя выросла еще больше. Нам нужно было разрешить все это дерьмо насколько возможно быстро, прежде чем его подозрения возрастут до такой степени, что вмешается полиция, а я знал, что это убьет всех нас.

Каким-то образом наступило следующее утро, и я пристально смотрел на дверь, ожидая человека с завтраком, но сильно удивился, когда дверь открылась, вошел тюремщик и сообщил, что меня вызывают на слушание. Он сопроводил меня в зал суда, где уже ждал адвокат. Я увидел, что в зале сидит Эсме, слабо улыбнувшаяся и помахавшая мне.

Через несколько минут назвали мое имя, и мистер Риччи встал, заявив, что меня неправомерно задержали, и нет необходимости держать меня под арестом. Судья, похоже, сомневался, главным образом из-за моей фамилии, но в конечном итоге согласился. Он приказал выпустить меня под залог пяти тысяч долларов, и направились туда, где меня регистрировали. Они начали процесс освобождения, пока Эсме выплачивала залог. Я просидел там почти час, у меня еще раз сняли отпечатки пальцев и сфотографировали, чтобы убедиться, что я все еще тот же самый ублюдок, и задали мне столько же вопросов на выходе, сколько задавали на входе.

В конце концов, они закончили, и мне разрешили одеться в свою одежду, отдали личные вещи, конфискованные при аресте, кроме фальшивого удостоверения личности. Выйдя на улицу, я заметил встревоженную Эсме. Я подошел к ней и вздохнул.

- Ты напугал меня, малыш, - тихо сказала она, гладя меня по щеке. - Не делай так больше, слышишь?

- Спасибо, - тихо сказал я. – За то, что вытащила меня, и все такое.

Она улыбнулась, покачав головой.

- Ты впервые попал сюда. Давай надеяться, что мистер Риччи будет таким же удачливым с моим братом и мужем.

- Как они? – спросил я. – Блядь, где они?

- Здесь. Фактически, вы были в одном здании, но не встречали друг друга, потому что были в одиночках. Их слушание на следующей неделе. Улики против твоего отца намного сильнее, чем против Алека. Но адвокаты уверены, что их обоих выпустят под залог, и, похоже, что против Алека статью изменят, но они не так уверены по поводу Карлайла.

- Блядь, - сказал я, тряхнув головой. – Так они пробудут там как минимум всю следующую неделю?

Она кивнула.

- К несчастью, - прошептала она. – Поехали домой. Мы что-нибудь придумаем.

Я пошел за ней к машине и залез на пассажирское сиденье. Она завела машину и отъехала от тюрьмы. Всю дорогу в машине царила тишина. Похоже, что все сдвинулось в мертвой точки, и, пока мы проезжали по аллее в нескольких кварталах от дома моих родственников, где когда-то счастливо жила моя семья, мне показалось, что все, наконец, забылось. Я понимал, что то, с чем я оказался лицом к лицу, не будет легким, и я должен буду пойти на большой риск, чтобы спасти ее, но я был готов пожертвовать всем.

И похоже, я точно знал, что должен сделать…

Эсме припарковалась около дома, и мы оба вылезли, но я остался на подъездной дорожке. Через секунду она поняла, что я не иду за ней к двери, и остановилась, нерешительно посмотрев на меня.

- Ты заходишь? – спросила она.

Я покачал головой, нервно проведя рукой по волосам. Я чувствовал, как набегают слезы, но яростно боролся со своими эмоциями, пытаясь надеть эту гребаную маску спокойствия, о необходимости которой предупреждал меня Алек.

– Я не могу, - ответил я.

- Я понимаю, - тихо сказала она.- Что тебе нужно?

- Я… Мне нужно кое-куда сходить.

Она смотрела на меня с паникой в глазах. Она точно поняла, что я планировал сделать.

- Эдвард…

Я поднял руку, останавливая ее.

- Знаю, я делал ошибки, но я не идиот. Просто поверь мне, Эсме. Я никогда не сделаю ничего, блядь, что причинило бы тебе боль, и я имею в виду именно это.

- Хорошо, - нерешительно сказала она, подходя и протягивая мне ключи от машины. – Будь осторожен.

Я кивнул и взял ключи, залезая на водительское место и отъезжая от дома. Я поехал на другую сторону парка Линкольна, мое беспокойство увеличивалось с каждой проезжаемой милей, и припарковался перед большим белым особняком. Я вышел и направился к входной двери, притормозив на крыльце и сделав глубокий вдох. От глотка воздуха моя грудь заболела, но это жжение было почти облегчением, потому что оно отвлекало мои истрепанные нервы. Я нажал кнопку дверного звонка. Дверь открылась почти немедленно, и передо мной оказалась смутно знакомая девушка. Через секунду я узнал ее, и мои руки задрожали, потому что это была та самая рабыня из барака в Финиксе, которая нашла Рене, девушка, чьи крики довели меня в тот день до головной боли.

В ее глазах тоже мелькнуло узнавание, и она быстро отвела глаза, почти, б...ь, испуганная моим присутствием.

- Чем могу помочь, сэр? – дрожащим голосом спросила она.

- Мне… мне нужно повидаться с Аро, - сказал я.

- Ваше имя, сэр? – спросила она.

- Эдвард Каллен, - ответил я.

Она открыла рот опять, но ее резко прервал женский голос, в котором я опознал голос жены Аро, Сульпиции.

- Эдвард Каллен? – переспросила она, шире открывая дверь, чтобы посмотреть на меня. – Какой сюрприз. Я думала, что тебя арестовали вместе с остальными.

- Нет, - сказал я, глядя на нее.

Она небрежно пожала плечами, поднося стакан, который держала в руках, ко рту, и делая глоток содержимого.

– Ну ладно. Может, я и ошиблась. Заходи. Уверена, что Аро будет рад видеть тебя, - сказала она, язвительно засмеявшись.

Я подозрительно посмотрел на нее. Она остановилась, бросив пустой стакан в девушку, которая вздрогнула от этого.

- Сделай мне попить, рабыня.

Девушка кивнула и взяла стакан, убегая на кухню. Я проследовал за Сульпицией вверх по лестнице. Она показала на закрытую дверь на втором этаже, сказав, что это кабинет Аро. Я подошел к ней и засомневался, не зная, что, блядь, я собираюсь делать, когда зайду, но силой заставил себя постучать, потому что глубоко внутри знал, что другого выхода не было. Хотя я понимал, что должен быть осторожен, и сделать все правильно, чтобы не ухудшить происходящее. Изнутри раздался громкий стон, дверь резко распахнулась секундой позже, и на пороге показался очень раздраженный Аро.