Цирк, бессмысленный и беспощадный

Дима, Михалыч и Серый подъезжали к очередной заправке.

Дима замедлил ход и, глядя на большой заправочный комплекс, сказал:

- Вот здесь и поедим.

- А что? Самое место. Вообще я удивляюсь, нафига они это говно по пакетикам расфасовывают, нужно сразу колонки поставить и из шлангов в рот. Под завязку залил и вперед каяться. – Съязвил Серый.

Диму это уже начало доставать:

- Слушай, Серый, я понимаю, что многие едят всякую гадость, но не надо быть таким злым. Люди достойны, чтобы их уважали, а не презирали, как ты.

- А за что их уважать? За то, что жрут отходы нефтепереработки? Или за то, что жрут и не подохли до сих пор? Второе да, достойно уважения. – Серый засмеялся. – Не, я серьезно, удобно же. С одной колонки и машину заправил и сам пожрал.

Тут и Михалыч засмеялся. Диму это окончательно разозлило:

- Да вы снобы! Вы просто неудачники. Просрали свою жизнь и теперь ненавидите простых людей. А чем они хуже вас? Я ведь такой как они. Чем вы лучше меня?

Серый перестал смеяться и, не обращая внимания на Диму, сказал Михалычу:

- Михалыч, давай ему цирк покажем.

Михалыч отрицательно покачал головой. Но Серый не унимался:

- Михалыч, надо. Ему без этого никак. Он же дурак полный. Если мы сейчас Диме глаза не откроем, он так и будет, как слепой кутенок, носом тыкаться. И ведь как-нибудь точно в утюг угодит.

- Нет. Опасно. – Отрезал Михалыч.

- Что за цирк еще такой? – Попытался поучаствовать в разговоре Дима, но на него никто не обращал внимания.

- Надо, Михалыч!

- Да ну, какой цирк? Я на ногах еле стою. И опасно. Заныкаться, если что, некуда.

- Михалыч, надо. Самую малость.

- Знаю я тебя, самую малость. Потом хрен тебя остановишь. Не буду.

- А как с ним вообще общаться? Он же задницу себе и нам порвет, доказывая, что все вокруг такие замечательные. Я не могу этого слышать больше.

Михалыч немного помолчал, затем сказал:

- Хорошо, но не заиграйся. Ты сам-то с башкой не в обнимку дружишь, а еще на них бочку катишь.

Серый обрадовано потер руки:

- Спасибо Михалыч! Что ставить будем?

- Классику. Американское посольство.

- Может что позабористей?

- Сил нет. И давай на малых оборотах.

- Ты же меня знаешь Михалыч! – Серый так гордо это заявил, как будто это было гарантией успеха предприятия. Но именно это и напрягало Михалыча.

В это время Дима припарковался на стоянке возле маленького заправочного кафе.

- Знаю, мля. Ох и знаю. И еще знаю, что мы зря все это затеваем. Ищут ведь нас. Ну ладно, давайте двигайте, через десять минут пойду. – Проворчал Михалыч.

- Пойдем! – Сказал Серый и толкнул Диму в бок. Дима кивнул на Михалыча.

- Он позже зайдет. Так надо.

- Вы чего задумали? Что за цирк такой еще?

- Узнаешь. Не ссы. Жертв не будет. Оставь мобилу Михалычу.

Дима и Серый зашли в кафе. Внутри заведение оказалось еще меньше, чем снаружи. Но десяток столиков там разместились и почти все были заняты.

Кафе было спроектировано по принципу самообслуживания. В центре стоял огромный аппарат с пакетами полезной пищи. Рядом кофе-машина. Неподалеку стоял маленький аппарат с шоколадками и пирожками в вакуумной упаковке. Дима сразу двинулся к нему. Он приложил к датчику свою кредитку, выбрал на дисплее пару шоколадок и четыре пирожка. Два с печенью и два с картошкой. После чего нажал на кнопку «выполнить». Заказ вывалился в специальный отсек. Дима дал знак Серому и подошел к аппарату с напитками:

- Тебе кофе или сок?

- Давай кофе. С молоком.

- Нет с молоком. С молоком какао.

- Тогда без молока. Сахара побольше.

Серый по ходу выгреб из ящика пирожки и шоколадки и направился к столику в углу, откуда хорошо просматривалось все помещение кафе. Дима, взяв два приготовленных кофе, пошел следом. Он сели за стол и начали есть.

- А сам-то не жрешь пакетики свои замечательные.

- Я их и раньше не любил, а уж после всего, что вы рассказали… но это не значит, что можно вот так на людей всякие гадости говорить.

Серый поглядел на часы:

- Погоди, минута осталась.

И тут Дима вспомнил, что ему обещали показать какой-то цирк. Он совсем забыл об этом. Еще бы, жрать хотелось безумно, а тут пирожки и кофе горячий. Тут не только о каком-то цирке, тут имя свое забудешь.

Дима хотел было расспросить Серого о том, что все-таки это такое, пресловутый цирк, но не успел. В кафе зашел Михалыч.

В вытянутой руке Михалыч держал мобильный телефон. Глаза его безумно выпучивались, волосы были предусмотрительно взлохмачены. Михалыч вышел на середину кафе и закричал:

- Позор-то какой!

Все присутствующие перестали есть и посмотрели на Михалыча. Один из парней дальнобойщиков с участием спросил:

- Что случилось, отец?

- Позор! – Не унимался Михалыч. Он с грохотом рухнул за ближайший стол, уткнулся в него лбом и начал лупить по нему кулаками. Все с интересом на это смотрели. Дима нервничал. Серый недобро ухмылялся. Михалыч еще немного поколотил кулаками по столу, собирая остатки зрительского внимания. Затем сочтя, что все готовы, он перестал колотить, встал, выпрямился во весь голос и загробным голосом сказал:

- Позор-то какой! Жена только что звонила из Москвы. Американское посольство сгорело! Не-до-гля-де-ли!

Михалыч снова рухнул за стол и заколотил по нему кулаками.

- Как же так? Не может быть! Ну куда правительство смотрит! – Робкие возгласы начинали появляться то там, то тут. Михалыч снова встал и сказал:

- Представляете, посол погиб!

- Да что же такое! И что теперь делать-то?

Пожилая женщина так расстроилась от слов Михалыча, что встала из-за стола и нервно теребила салфетку. И вот тут на передний план вышел Серый. Он медленно встал из-за стола, подошел к Михалычу, взял его за плечи и сказал:

- Стыдно, отец! Как же стыдно! Не уберегли посла!

Михалыч в третий раз рухнул за стол и заколотил кулаками.

Что за бред? Подумал Дима. Зачем они это делают? Глупость какая-то. Их сейчас засмеют. Тут Дима поднял глаза и с некоторым удивлением увидел, что все немного не так как ему думается. Народ сочувственно повставал из-за столов и поглядывал на бившегося в истерике Михалыча.

И тут Серега выдал. Он взобрался с ногами на стол и обратился ко всем присутствующим:

- Друзья! Мне стыдно, что мы не уберегли посла великой демократии. Американцы прислали к нам своего славного сына, чтобы он научил нас, как нам нужно жить, что делать, и кто виноват! А мы? Не уберегли! Кто же мы после этого? Русские неблагодарные сволочи! Вот кто мы! Как жить дальше?

«Что за чушь он несет?» - думал Дима. Серый продолжал свою провокацию, явно надсмехаясь над людьми.

- Мы общество негодяев! К нам присылают великих людей, а мы их убиваем! Мы не уберегли посла! Мы не уберегли посла! Мы не уберегли посла!

На третий раз к причитаниям Серого уже прибавилось несколько тихих голосов. Через минуту все кафе в едином порыве скандировало: «Мы не уберегли посла!»

Да это же полный бред! Шизофрения. Дима просто не верил своим глазам. Серый же разошелся не на шутку.

- Прости нас, Америка! – Истерично кричал Серый.

- Прости нас, Америка! – Вторила ему разгоряченная толпа.

- Покаемся! – Кричал Серый.

- Покаемся! – Выла толпа.

Неужели они правы? Эти бывшие каторжники и террористы правы? Неужели в наших людях не осталось ничего человеческого? Неужели они разучились думать? Неужели мы можем только каяться и самоуничтожаться? Но как так? Ты же этого не замечал. Ты же такой как они, все те, кто сейчас взял на себя вину за мифическую гибель неизвестного посла в несуществующем пожаре. Или не такой? Не жрешь ВПП еду? Общаешься с Глыбой? И ты думаешь, что этого достаточно? Внезапно накатило ужасающее отчаяние. У Димы вдруг пирожок встал поперек горла, он подавился и его вырвало. Ему немного полегчало, но Серый решил его добить.

- Смотрите! – Закричал Серый, показывая на Диму.

- Его вырвало! Он очистился! Он очистился от позора! Как же ему хорошо! Он покаялся по-настоящему! Мы гордимся тобой! Наша демократия может спать спокойно! Либеральные ценности под надежной защитой! Я хочу быть как ты! Мы все хотим быть как ты.

- Да! Мы все хотим быть как ты!

Какие же вы бараны! Кем вы хотите быть? Дима краем глаза заметил, что какой-то паренек пытается вызвать у себя рвоту, засунув себе в горло руку чуть ли не по локоть. Вашу мать! Что ж вы такие тупые? Дима одновременно поймал себя на мысли, что он несколько раз назвал про себя людей баранами, перехватил торжествующий взгляд Серого и понял, что долго этого не выдержит. Снова подкатила тошнота.

Разблевался как красна девица. Тряпка ты, а не мужик. А еще туда же, спорить лез. Как Серый тебя уделал. А все они бараны! Тупые бараны! Как во рту то неприятно пахнет. И вовсе не пирожком. Умыться надо. И рот прополоскать.

Дима краем глаза увидел Михалыча. Михалыч больше не ломал комедию. Он с тревогой глядел на разошедшегося Серого. Серый был в ударе. Народ плакал, каялся, кое-кто блевал. В общем Серый упивался победой в споре с Димой. Да, такие парни видимо и делали в свое время революции. Из-за таких как он, мы до сих пор краснеем перед всем миром. Стоп! Кто краснеет? И за что? И почему мы из-за кого-то краснеем?

Диме было настолько плохо, в голове все настолько сильно перемешалось, что он уже почти ничего не соображал. Единственное, чего ему хотелось, это умыться. Дима медленно по стеночке пошел по направлению к туалету. Все происходящее превратилось в какую-то череду размытых картинок. Как будто и не с ним. Как будто и не здесь. Дима видел происходящее, но не отдавал себе отчета в том, что происходит.

Он видел, как в помещение вошли несколько людей в белых балахонах. «1000 Правых»! Сейчас они наведут порядок. Стоп, кто наведет и какой порядок!? Он видел, как метнулся в сторону запасного выхода Михалыч. Он видел, как Серый нырнул в толпу стоящих на коленях баранов и внешне превратился в одного из них. Уже подходя к туалету, он краем глаза заметил, как Михалыч, которому отрезали путь к черному ходу, побежал к комнате-рефрежератору и спрятался в ней. Дима умылся холодной водой и понемногу начал приходить в себя. Уже твердо стоя на ногах, он вышел из туалета и заметил, как в комнату вслед за Михалычем вошли трое в белом и прикрыли за собой дверь. Дима шатаясь, прошел по коридору и поглядел в стеклянное окошко комнаты-рефрижератора.

Михалыч стоял у дальней стены. В глазах его не было страха. Была скорее досада, что он так глупо попался. Двое в плащах остались у входа, третий подошел к Михалычу на расстояние двух шагов.

- Где второй? – Он говорил с каким-то легким акцентом. Похоже на западнославянский.

- А он покаялся в побеге и вернулся. Дерьмо по пакетикам фасует. – Михалыч усмехнулся. Было видно, что он совершенно не боится людей в плащах. Чтобы в этом ни у кого не осталось сомнений, Михалыч смачно плюнул стоящему напротив в лицо:

- Курва!

Человек в плаще, вытер с лица плевок.

Дима с некоторым восхищением и уважением посмотрел на Михалыча. Сейчас его будут бить, подумал Дима. Но не угадал.

Никто Михалыча бить не стал. Человек в плаще быстро достал из спрятанной под плащом кобуры пистолет и выстрелил Михалычу прямо в лоб. Красное пятно вмиг возникло на стене позади Михалыча, а сам он рухнул на пол.

С улыбкой. Дима, готов был поклясться чем угодно. Михалыч умер с улыбкой.

Человек в плаще вложил пистолет назад в кобуру, шагнул к Михалычу, пнул со всей силы его бездыханное тело, плюнул на него сверху и сказал:

- Русская свинья. Пся крев.

Затем он развернулся и пошел к выходу. Двое других подошли к телу Михалыча. Один начал деловито обрабатывать следы крови на стене из какого-то баллончика, второй начал быстрыми движениями, сдирать с Михалыча одежду, словно пытаясь найти на нем какие-то метки. А может, просто нужно было по инструкции тело без одежды увезти. Дима не успел об этом подумать, как главный начал открывать дверь. Убежать не успеть! Но Дима от неожиданности принял единственно верное решение. Он распластался по стене, рядом с дверью. Дверь распахнулась и прикрыла собой Диму. Человек в плаще вышел. Через пару минут двое тысячников вынесли завернутое в оранжевый мешок тело Михалыча. У Димы пересохло в горле. Он не раз видел эти мешки. «1000 Правых» перевозила в них почту. То есть Дима раньше думал, что почту. Так всем говорили. И Дима верил. А теперь он видел, что в мешках этих вовсе не почта, или, по крайней мере, не всегда почта. Он потихоньку прокрался к запасному выходу, через который вышли люди в плащах. Через щель между дверью и косяком увидел, как они подошли к большому пикапу, закинули в кузов Михалыча в мешке, и как ни в чем не бывало, рассевшись по сиденьям, рванули с места.

Пережитое за последние пять минут привело Диму в чувство похлеще, чем холодная водичка из-под крана. Дима медленно вернулся в комнату-рефрежератор. Никаких следов только что произошедшей там трагедии не наблюдалось. Только на полу валялся небольшой медальон Михалыча. Видимо сорвали случайно, когда одежду снимали и не заметили. Дима поднял медальон. Он был самодельный, сделанный из какого-то значка. Значок был неправильной формы. На белом фоне в центре была красная звезда, вокруг нее венец из колосков и красное знамя сверху.

На знамени было написано: ГВАРДИЯ. В самом верху знамени была просверлена маленькая дырочка, через которую была продернута тонкая веревочка. Веревочка была разорвана. Дима поднял медальон, положил его в карман и направился в основной зал кафе.

Народ в зале немного отошел, утирал друг другу сопли, потихоньку всхлипывал и лишь изредка до Димы доносилось едва уловимое: «Не уберегли, стыдно-то как». Похоже, никто ничего не заметил.

Серый с каменным лицом сидел за столом. Дима, проходя мимо него, пнул стул, на котором сидел Серый и пошел к выходу. Серый встал и пошел следом. Они вышли, сели в машину, и выехали со стоянки.

Некоторое время они ехали молча. Дима хотел что-то сказать, но не находил слов. Перед глазами стояла улыбка Михалыча. Любые слова становились в горле комком. Но все-таки Дима выдавил из себя несколько:

- Урод ты, Серый! Придурок, он же из-за тебя … его нет … ты понял!?

- А как тебе было объяснить иначе? – Как ни в чем ни бывало, ответил ему Серый. Либо ему было абсолютно наплевать на Михалыча и на то, что его больше нет, либо Серый так часто терял товарищей, что просто научился относиться к этому по-философски. Скорее всего, второе. От этой мысли у Димы мурашки поползли по коже. Больше он ничего не говорил до конца поездки.

«А как тебе было объяснить иначе?» Действительно, а как? Дима не знал как, но ощущение того, что Михалыч отдал свою жизнь всего лишь за то, чтобы Дима посмотрел на мир другими глазами, было не из приятных. Должен был быть и другой способ показать ему всю нелепость массовых покаяний. Однозначно должен. Не может же каждый раз кто-то отдавать жизнь, за то чтобы другой всего лишь поменял точку зрения. А может в этом и все дело? В том, что иначе нельзя. Иначе было бы слишком просто. И сколько еще должно погибнуть людей, чтобы Дима все до конца осознал?

Дима взвыл. Тихо, но так искренне, что Серый даже встревожился. Ничего-ничего. Я-то рано или поздно все пойму. Я узнаю все, что от меня так тщательно скрывали. Лишь бы никто больше не погиб. Ни Олеся, ни этот придурок Серый, никто. О себе Дима, почему то не подумал. А нужно ли ему это все это понимать? Он не знал ответа на этот вопрос. И вряд ли узнает в ближайшее время. Но процесс пошел, и не в Диминых силах было его остановить. Неожиданно в стекло начали бить капли дождя, Дима включил дворники, ближний свет, и снова вспомнил Михалыча. Где-то там впереди в полумраке, за каплями дождя, размываемая дворниками, виднелась его последняя улыбка.

До самого железнодорожного вокзала Дима не проронил ни слова. А вот слезы были. Скупые и молчаливые.