Июня, Колоград, 201 микрорайон, 12:24.

Алекс приземлил красный мобиль «Енисей-3109» между старых домов. За выход из мобильной трассы полагался штраф в два карбованца, о чем оповестил автопилот. На штраф Брумель плевал – что поделать, если в эти места нельзя доехать даже общественной струнной дорогой, пути которой протянулись через весь город железной паутиной.

Брумель припарковал мобиль в пяти метрах над землей, на границе разрешенной высоты парковки – неизвестно, как отреагируют здешние обитатели на красивый транспорт новой марки.

– Эй, товарищ! – Брумель обернулся. – Слушай, у меня к тебе просьба такая. Ну, если не сложно – дай кар один, на хлеб не хватает! – алкоголик произносил это с таким жалостливым лицом, что Брумель на минуту поверил.

– Работать иди! – сказал Алекс, но все же протянул старику карбованец из кармана. Открывать кошелек в этих местах он не собирался.

– Дружище! – сказал попрошайка, прижимая к сердцу деньги. – Веришь, нет – работаю! На заводе биосинтеза этом, что б ему! Да не хватает малость, вот вроде бы, и есть – только чуть-чуть для счастья не додали. Жена все забирает. У меня сын в училище на криомонтера учиться, будет в Антарктиде Беллинсгаузен чинить, этот город ему с детства нравился, он у меня лед любит, снег! Правда, гуляет тоже, но молодость есть молодость. Его кормить, одевать надо…

– Удачи, батя! – сказал Брумель, сочувствуя Союзной Антарктической Компании.

Он шел вглубь домов, глядя на огромную голограмму Луны в воздухе. Сквозь городской шум до Брумеля доходило жужжание миниатюрных моделей звездолетов, летающих вокруг объемной картинки. По экватору Луны бежала строка, поздравляющая северян с Гагарино – первым городом на спутнике.

Брумеля не обошел космический бум. Алекс написал уже три статьи на лунную тематику, которой в «Ведомостях» отвели отдельную рубрику.

Алиса начинала кидать ему прозрачные намеки по поводу поездки в «регалитовую страну». Алекс же привык за годы брака мягко направлять её желания в более практичное русло – жена вздыхала, называла его занудой, но Брумель знал, что эта практичность и трезвость Алисе очень нравиться. Алекс нисколько не считал себя виноватым перед женой: он подарил ей и курорты на Восточной Стороне, в Таиланде, и поездку в Беллинхаузен – столицу Антарктической Земли Северной Стороны. Алиса хвасталась многочисленным подругам месяцем в гидрополисе в Охотском море, подводным приключениям в цепи поселений вдоль крымского побережья. Он водил её в горы, показывал северный ледовитый Океан и Москву. Мог себе это позволить, и позволял, ни в чем не зная границы. Но всегда давал понять, что бьющую энергетику жены он не отпустит на свободу, всегда контролируя её словом и разумным доводом, в чем они оба десятилетие находили наслаждение.

Брумель знал, что побывают они и на Луне, при чем его, именно его отправят туда для репортажей. Но одно дело лететь самому, а другое – с женой. Гагарино, как куча герметичных капсул и связывающей инфраструктуры не внушал Брумелю доверия. Назвать Гагарино обустроенным местом язык не поворачивался.

Брумель прошел мимо курящих девушек, затушивших сигареты. Алекс подмигнул им, они осмотрели его с ног до головы, хихикая: черные туфли и штаны, дорогая яркая рубашка. Хорошие часы, аккуратная сумка через плечо. Брумель им понравился.

Алекс остановился перед металлической сеткой – границей стадиона. По гладкому полю бегали парни, гоняя мяч из биопласта. Встроенный в нем детектор не давал мячу вылететь из границ поля. Впрочем, детекторы от постоянных ударов ломались – они рассчитаны, как говорил брат Алекса, на «костлявых западников».

Мяч перелетел за поле. Брумель остановил его, вернул. По ту сторону сетки собралась пацанва.

– Эй, товарищ! А что это вы смотрите? – спросил детина в красно-синей форме народной сборной.

– Я к брату пришел.

– К какому такому… – начал было детина, но его остановил высокий парень в такой же форме.

– Мой это. Алекс.

– Тивес, сюда иди. – Они с детиной отошли от команды. Алекс перелез через решетку. Взял мяч и начал набивать. Друзья Тивеса не скрывали любопытства: парень, одетый как Колоградский пижон, набил несколько десятков.

– Ай! – сказал Алекс, когда на тридцать третьем разе мяч ударился об землю. Он развел руками, улыбнулся. – Вот так, а в институте полтинник железно делал.

– Футболист, дядя?

– Легкоатлет.

– О, значит, бегаешь хорошо! Сигарету дай.

Брумель поделился сигаретой. На одного нашлось ещё несколько таких же.

– Нет, последнюю не отдам. – Сказал Брумель.

Тивес с детиной вернулись.

– Петька. – Протянул детина руку.

– Алекс.

– Я уже знаю. – Сказал Петька, сжимая руку журналиста. Брумель почувствовал, что рука немеет от чрезмерного сжимания.

– Толкаться пришел?

– Я вообще-то брата забрать.

– Э нет, дядя. Ты на круг заступил – значит либо ты, либо тебя. Да ты не ссы – убивать никто не будет. Правила знаешь?

– Петь, да на фиг надо, чё ты прицепился!

– Того, что мне надоело вас всех толкать. Так что, дядя? Иначе уже по-другому будем разговаривать.

– Слышь, Петь, ты совсем… – сказал Тивес.

– Давай. Я про эту игру статью писал. Надо и попробовать.

– Правила знаешь?

Брумель кивнул. Конечно, собирать материал и быть непосредственно частью этой тусовки – совсем отлично, но большинство про игру ему поведал именно Тивес, так что Алекс все помнил. «Тяни-толкай» представляла безобидную борьбу, где не было бросков – вся суть заключалась в том, что бы открытыми ладонями, без ударов и захватов, даже без подсечек уронить или вытолкать противника за круг, поле, любую линию, установленную в начале. Чаще всего такой линией был плотный круг пацанов, закрывающих борцов от фотоаппаратов милиции.

Тут боролись в центровом круге стадиона.

– Местечко открытое у вас.

Петька усмехнулся.

– Сечешь фишку, дядя. Да не бойся – тут схвачено все. Из этих домов к нам часто алкоголики приходят, за деньги рубимся. Им все равно на это. А остальные, те, которые могут позвонить ментам, знают, что им не жить спокойно после этого.

– Схвачено.

– Ну что – три круга и давай?

Они встали в известную Брумелю стойку вокруг центра поля, каждый на своей стороне и уперлись предплечьями. Три круга руками и можно начинать борьбу.

Тивес увлекся этим модным и запрещенным спортом года три назад. Как он сам говорил, толкается уже года два. Когда родители уезжали, он учил Брумеля приемам. И журналист, который сам недавно публиковал жирную фразу «Тяни-толкай – воруй-убегай» и подобное – начинал любить этот спорт. Жена давала ему легкий подзатыльник, когда они с Тивесом и Власишем устраивали «массовые провалы в детство», по словам Алисы. Власиш поговаривал, что среди мужиков на заводе тоже практикуется расширенный вариант «тяни-толкая».

Три круга приветствия и Петька навалился на Брумеля. Детина удивился уходу Алекса, который тот сделал изящно, даже без разрыва контакта. Разрыв означал первый штрафной бал, после второго – человек должен был сам присесть на одно колено. «Мы нежелающих до крови забивали, приходили как-то к нам лохи, не верили, что так надо. Думали, издеваемся над ними» – говорил Тивес. Но Алекс, уйдя от первого, почувствовал повторное наступление Петьки, ведущее его к границе. Пацаны окружили поле, болели в основном за Петьку. Детина оказался опытнейшим бойцом, работающим на два направления – вниз и вперед. Различий между падением или выходом за круг не было – оговаривалось лишь, что выход должен быть двумя ногами, а падение зачитывалось даже на одно колено. Пару раз детина резко менял направление силы, и Алекс чуть не попался на этот прием. Ему удавалось выкручиваться, но он все больше подходил к границе.

Толпа оживилась – сопротивление Алекса оказалось неожиданностью. Говорили что-то за ставки, тайное увлечение журналистов и «крутого пижона с центра».

Петька свирепел – и Алекс даже подумал, что может выиграть. Но пацан разорвал контакт и поднял руки вверх.

– Стой, брейк!! – закричал он и достал из кармана вибрирующий видеофон. По толпе прошелся шепот – парни стали расходиться. Петька слился с ними, а Тивес потянул Алекса за руку.

– Пошли, ща менты подойдут.

Служители правопорядка застали Алекса в границах поля. «Хорошо ещё, что не за экстремальным переходом через решетку» – подумал Брумель.

– Так, молодые люди, построились. Вы тоже. Да, да, вы!

– Попал, дядя. – Сказал Петька.

– А есть, за что? – спросил сержант, обыскивая Петьку.

– Нет, нету.

– Ребята, запрещенное есть?

Ответ Петьки повторили разноголосым хором. Рядом с Алексом, сбоку, стали ещё два патрульных. Журналист чувствовал их взгляд. Тивес дрожал, но Брумель был спокоен.

– А вы чего тут? На детской площадке?

– Да вот, брат мой. – Брумель положил руку на плече Тивеса.

– В футбол с ними играли?

– Нет, что вы.

– А чего отдышка?

Тивес затрясся сильнее.

– Через забор перелазил.

– Документы есть?

Брумель показал журналистское удостоверение.

– А, журналист? – милиционер усмехнулся. – Ну, тогда понятно все. Вот скажите мне, Александр Кристофорович, брат ваш играет в толкучку?

– Что, что? А, «тяни-толкай»? Знаем, статью писали. Нет, мой брат вон, глядите, футболист.

– А вы сами? Может, запыхались от того, что вон того пытались выставить? – майор показал на Петьку. – То-то он также с одышкой. Через забор перелазил, парень?

На секунду Брумелю показалось, что Петька расплачется и начнет указывать пальцем на Алекса, делая его виноватым. Но тот молчал.

Брумель улыбнулся и пожал плечами.

– Молодые. Бояться.

– Вижу. Ладно, ребятки, – милиционер отдал Брумелю удостоверение, – Играйтесь.

Отряд вышел из-за площадки и направился прочь. Когда Брумель с братом шли к мобилю, отряд снова стал им на дороге. Майор общался с Брумелем вежливо, по дружески намекая на то, что вдали от маргинальной молодежи можно поспособствовать, как добропорядочный гражданин, выявлению преступников, для их же блага и воспитания. Брумель улыбался, отрицал. На подобные благоречия у него еще со времен студенчества работал стойкий иммунитет.

– А ты мог бы его уделать, Алекс. – сказал Тивес в мобиле.

Брумель запустил антигравитационный двигатель и ответил.

– Мог бы. Пацан он все же, пусть и кабан здоровый. – Брумель подвигнул. – Я знаю, чья школа. Как учеба, кстати?

– Нормально.

– Ну, и что учите?

– Луну.

Брумель засмеялся.

– Это сейчас начнеться. Я когда учился, нам все уроки про гидрогорода рассказывали. На биологии – про животных моря, даже если не по программе было, на географии – про их местоположение и перспективные локации. На физике – про технические особенности этих построек. В институте все Антарктидой бредили – девки к джинсам на заднице принты с Антарктидой нашивали. А там ещё сетка координат на них, мы смеялись, что мишень получается.

Тивес засмеялся.

– А ты был там, Алекс?

– Доводилось. В Охотске и Крымской ленте.

– Блин, хочу туда. И на Луну хочу. У нас конкурс, кто на золотую медаль выходит, тот на неделю в лунной базе живет.

– Не завидую я им. Тис, ты пойми, там не благоустроено ещё ничего. У нас Репкин катался, описывал. Могу даже сказать, в каком номере. Сырой там ещё городок. Меня Алиска все тянет на спутник. И ты туда же. На таких наивных или бешенных они и наживаются – наберут колонистов и… ну, скажем, туда попасть намного легче, чем оттуда вернуться.

Автопилот вез их в центр, к сверкающим на солнце небоскребам. На вершинах многих Алекс разглядывал голографические установки, держащие над городом картину Луны. Самая большая располагалась на Беловской башне – стоэтажном здании, на вершине которого находился серебристый шар, с большими золотыми буквами: «МАВЗОЛЕЙ».

Для предыдущего, первого вождя-основателя Союза Северной Стороны построили «небоскреб наоборот» – пятисотметровую искусственную впадину. Сооружение находилось под зеркальной площадью из толстенного стекла, по бокам впадины шли вниз ярусы с многочисленными заведениями, а по центру зияла пропасть, пересекаемая многочисленными тоннелями и переходами, подвешенными растениями, с веток которых порхали птицы. В самом внизу, куда любого желающего могли доставить быстроходные лифты, покоилась мумия самого Дмитрия Владимировича Колоса, в честь которого и назван был его родной, второй в ССС город, некогда – Новосибирск. Однако власти посчитали, что куда лучше выставить «символ великого вождя» на всеобщее обозрение, и теперь планировалось перевести его на вершину громадного сооружения, треножником стоящим в сразу нескольких кварталах.

– А почему мы в центр, а не в Бердск? – спросил Тивес.

– К мамочке захотел?

– Интересуюсь.

– Надо к Решетову заехать.

– Это кто?

– Типчик, который мне бункер построил.

– А, этот самый крупный по бункерам в Колограде?

– Да. Молодец мужик, хорошо поднялся. Сразу же, когда частный сектор разрешили.

– А я думал, бункера и убежища только государство клепает.

– Смотря какие. Ты вообще знаешь, чем убежище от бункера отличается?

– По-моему, это синонимы.

– Никак нет. Убежище – это государственный объект. С военной силой, механизмами для ликвидации последствий, строительными механизмами. И, собственно, с жилыми помещениями. Все строители, военные, врачи уже давно получили свои отсеки в убежищах. Бункер же – это общественное или личное средство для гражданской обороны. А.З.Б.У.К.А. и подобные агентства находятся в укомплектованных стратегических убежищах. – Алекс потянулся в кресле, зевнул. – Понастроили нор, лучше бы журналистам зарплату подняли.

– Зря ты так. А вдруг действительно начнется?

– Если вдруг война, то не начнется, а закончиться. Успокойся, не в первый раз бояться ядерной войны.

– Эй! Ты сам себе какой бункер отгрохал!!

Алекс рассмеялся.

– Подловил! Знаешь, что? Прилетай на днях в Кортнево. Я тебя с одним человеком свяжу, все расскажет.

– Свяжу?

– Открой бардачок.

Тивес потянул за ручку, тщетно. Брумель спохватился и сказал:

– Открыть бардачок, Авто.

Тивес достал оттуда прямоугольную вещь весом в несколько килограмм. Она казалась выполненной в ретро стиле, ещё до Последней Войны 2026 года.

– Что это?

– Радио. Коротких волн.

– Что?!! – Тивес выронил предмет себе на колени, словно обжегся.

– Аккуратнее. Да, коротковолновое радио.

– Блин, ну, знал, что радиолюбитель, но так… А еще говорят, что я антинародный элемент!

– Я, в отличие от некоторых, не попадаюсь.

– Эти же частоты прослушивают.

– Мы вещаем на американской. Она глушиться у нас, но я нашел способ её… скрыть. Поверь, все нормально. Как только меня начнут пеленговать, я это узнаю. То, о чем век назад можно было только мечтать.

– Ты… ты с Западной Стороной связываешься?

– Не только.

Тивес ничего не ответил. Он крутил диковинный предмет. Один раз спрятал его под ноги, когда за тонированными стеклами мобиля промчался милицейский транспорт.

Волны Уоллеса, которые у нас называли волнами Акимова (он открыл их на год позже), проходили сквозь землю через секунду. Мобильная связь, Интернет, телерадиокоммуникации подешевели в разы, при этом увеличив качество сигнала и вещания. Радиолюбительский бум, а Акимовские волны по привычке все равно называли «радио», продолжался уже второе десятилетие, не обошел и семью Брумель – Христофор Максимович очень радовался, что сын пошел по его стопам.

Но коротковолновое радио…

– Ты псих.

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское. К тому же – они могут только подозрение мне шить, что могу прослушивать.

– А репа?

– Какая у журналиста может быть репутация? И так уже… – Алекс подмигнул брату.

Поведать Решетова ему не удалось – кокетливая дежурная сказала ему, что тот вышел час назад, и вернется, по его словам, только вечером. Алекс упрекнул себя за то, что не позвонил и повез Тивеса к родителям.