Трубите сбор.

Встали мы довольно рано — хотя, естествен­но, не в семь утра, как в школе, по будням. Но где-то к половине девятого были на ногах. И к десяти уже топали от станции метро «Динамо» к Петровско-Разумовскому проезду.

Вопрос с одеждой мы решили быстро. Мы с Лешкой были приблизительно одного роста и сложения, поэтому ему подобрали полный ком­плект из моих вещей. А на Илюху нашлось кое-что среди вещей Сашки, моего старшего брата.

Вы куда так рано? — удивились мои ро­дители.

Так день вон какой классный, — отве­тил я. — Хотим побольше погулять. Чего до­ма-то торчать?

День и вправду начинался на загляденье, такой же солнечный и теплый, как вчера. Все деревья уже опушились молодой зе­ленью. Ранняя в этом году выдалась весна в Москве.

— Что ж, погуляйте, — одобрили мои роди­тели.

Мы уже ехали в лифте, когда Алешка хлоп­нул себя по лбу.

Вот идиот! Ведь пришла мне вчера в голо­ву мысль, когда я уже засыпал... А сегодня ут­ром забыл напрочь!

Что такое? — спросили мы с Илюхой.

Фотоаппарат! Я подумал о том, что если Жорик попросит нас проследить за какими-то типами, то хороший фотоаппарат нам не, по­мешает.

Ты прав, — сказал я. Двери лифта откры­лись, мы прибыли на первый этаж. — Подож­дите меня у подъезда, а я сгоняю за фотоаппа­ратом!

Мои друзья вышли из лифта, а я опять поднялся наверх. Мое желание взять фото­аппарат родителей не удивило: еще бы, в та­кой день ребята конечно захотят пофотогра­фировать и друг друга, и праздничную Моск­ву.

Вот, порядок! — сообщил я ждавшим у подъезда друзьям. — Пленка на двадцать че­тыре кадра, из них только пять отснято, свето­чувствительность двести. Значит, при таком солнце можно спокойно снимать без вспыш­ки. И срабатывает фотоаппарат, кстати, тихо, щелчка и жужжания почти не слышно.

А не понадобится для дела — друг друга пощелкаем! — предложил Илюха. — Жаль вот, не в форме мы будем, но все равно...

Итак, мы пустились в путь.

Дом мы нашли довольно быстро, и подъезд тоже. Нужная квартира находилась на чет­вертом этаже.

Мы позвонили в дверь — и почти сразу услы­шали шаги.

Кто там? — спросил мужской голос.

Мы... — Мы переглянулись, потом я ска­зал: — Это друзья Жорки Шлитцера, которым он вчера звонил.

Дверь распахнулась.

— А, друзья Георга!.. — Перед нами был мужчина лет сорока, среднего роста, с округ­лым лицом, в поношенном спортивном кос­тюме и в тапочках. Словом, самый что ни на есть среднеарифметический папа, который может быть у прекрасной феи. — Проходите, проходите, — сказал он. — Давайте знако­миться.

Мы представились по очереди:

Алексей.

Андрей.

Илья.

А меня зовут Юрий Владиленович. И я, как вы можете догадаться...

О чем мы «могли догадаться», мы так и не узнали, потому что из кухни послышался женский голос:

— Юра! Отпусти ребят! Не заговаривай гос­тей прямо в дверях, по вечной своей привычке!

— Ладно, ладно! — отозвался Юрий Влади­ленович. — Никого я не заговариваю, мы про­сто знакомились. Проходите, мушкетеры!

Кстати, не он первый нас так назвал. Нас часто называли мушкетерами, потому что нас было четверо. И роли у нас распределя­лись соответственно: Алешка — явный Атос, Жорик — хитрый и влюбчивый Арамис, Илюха — могучий Портос, конечно... А про меня говорят, что я вылитый д'Артаньян — такой же порывистый и заводной, но уме­ющий, когда надо сдерживать свой нрав. Тут не мне судить. Со стороны, наверно, виднее.

В общем, прошли мы на кухню. Жорик си­дел в углу, на табурете. Все его лицо было обло­жено примочками, и он боялся даже губами пошевелить, чтобы примочки не поползли. Так и сидел, запрокинув голову и застыв как статуя. Облачен он был в цветастый свитер и явно девчоночьи джинсы, а его собственная (то есть наша с Лехой) одежда в это время при­водилась в порядок.

Куртка, почти высохшая, висела на плечи­ках, прицепленных к верхней ручке оконной рамы, а на большой гладильной доске, разло­женной посреди кухни, доглаживали рубаш­ку и джинсы. Доглаживала их мама его «феи», как мы поняли. Рядом стояли две дев­чонки приблизительно нашего возраста, тем­ненькая и светленькая. Которая из них была «феей», сразу разобраться было сложно, пото­му что обе они были вполне симпатичные.

— Оля, — представилась нам светленькая девочка. — А это — моя подруга Аня. Аня кивнула нам, немного застенчиво. Дочкой хозяев — и сказочной «феей» Жо­рика — была светловолосая Ольга.

Хотя, честно сказать, темненькая Аня мне понравилась даже больше. Но ведь у каждого свой вкус — и это хорошо. Если бы всем лю­дям всегда нравилось одно и то же, то все бы давно передрались друг с другом.

— Так что у вас стряслось-то? — напрямую спросил Илюха.

Жорик промычал что-то, шевельнул угол­ком губы и стал делать жесты, которые вроде бы означали вопрос: можно ли, мол, снять с лица все эти примочки?

— Посиди так еще немного, — сказала Олина мама. — Только лучше будет... Кста­ти, — повернулась она к нам, — меня зовут Елена Владимировна. А ваш друг просто ге­роически пришел на помощь нашей дочке и ее подруге. Их чуть не обобрали. Мы вчера весь вечер составляли заявление в милицию, сегодня с самого утра Юра это заявление отнес.

— Отнес! — кивнул Юрий Владиленович. — В милиции не хотели принимать его всерьез и долго отказывались регистрировать, но я на­стоял, — гордо добавил он. — А заявление мы составили основательное, я сам его отредакти­ровал.

Мы так поняли, что для него это было на­стоящим подвигом. А вот когда насчет «осно­вательности» заявления, им «отредактиро­ванного», он говорил, в его голосе самодоволь­ство прозвучало, факт. То есть, составление всяких заявлений и прочих «писулек», как назвала бы все бумажные дела моя бабушка, он считал своей сильной стороной.

И он стал рыться на полках кухонного бу­фета.

— Вот! — Юрий Владимирович вытянул не­сколько листков. — Вот копия, которая у нас осталась. Милиция расписалась на копии, что первый экземпляр принят. Ознакомьтесь, прошу!

Мы устроились с длинной стороны кухон­ного «уголка» и стали читать.

Заявление было отпечатано не на компью­тере, а по-старомодному, на машинке, под ко­пирку.

«Начальнику милиции города Москвы...» -— читали мы...

Впрочем, лучше я воспроизведу заявление целиком.