Первые подозреваемые

Иностранец пошел дальше, к «Националю», а старушка, получше спрятав деньги и оглянув­шись, направилась в противоположную сторо­ну, вверх по Тверской. Мы отбежали к Цент­ральному Телеграфу и спрятались за его застек­ленными входными дверями. Оттуда нам было видно, как старушка протопала мимо и перешла Газетный переулок. Выскользнув из-за дверей, мы припустили за ней.

Старушка оказалась на удивление живой и проворной. Свернув с Тверской в один из без­людных переулков, она так прибавила ходу — откуда только прыть бралась!

Нам пришлось быть постоянно начеку, пото­му что раза два или три старушка оглядывалась. Мы, правда, успевали спрятаться.

Во чешет, бабушка! — сказал я. Лешка кивнул.

Как будто ей скипидаром пятки намазали. Мы двигались вслед за ней в путанице старых московских переулков и, в конце концов, выскочили на бульвар. Там старушка зашла в ста­рый московский двор с аркой и решетчатыми во­ротами. Видно и здесь, как во многих москов­ских дворах чужие автомобили не очень жалова­ли, а у автомобилистов, живущих в этом дворе, либо свой ключ от ворот имелся, либо их охран­ник пропускал.

Подбежав к воротам, мы увидели, что старуш­ка вошла в левый угловой подъезд.

Странно, — заметил я, — она дала нам теле­фон дальнего района Москвы, а сама живет в центре...

С чего ты взял, что она здесь живет? — возра­зил Лешка. — Может, здесь живут люди, кото­рым она должна отдавать часть выручки за икону. Надо сказать, место для таких людей вполне под­ходящее, довольно престижное.

Зайдем в подъезд? — предложил я. — Выяс­ним, кто там живет, и вообще...

Пожалуй, не стоит, — ответил Алешка. — Еще нарвемся на нее. Может, лучше охранника расспросить?

Он указал на дверцу внутри арки. За такими дверцами раньше находились дворницкие. Теперь, вместо глухой двери там поставили красивую со­временную со стеклянным окошком. В окошке виднелось лицо охранника.

Выходит, точно охранник отпирал и запирал ворота, чтобы пропустить автомобили. Сквозь ре­шетку ворот нам были видны две машины: белая «хонда» и синий джип «паджеро».

— Охранника?.. — я призадумался. Конечно, была вероятность, что, если старушка живет здесь, охранник может потом сказать ей о двух мальчишках, пристававших с расспросами... Но вероятность этого совсем небольшая. Эх, была не была!

Я прошел в ворота и обратился к охраннику.

Он отворил окошко и высунул голову:

Чего тебе?

Простите, мы только хотели узнать, пра­вильно ли мы идем, — сказал я. — Понимаете, мы по объявлению. В газете было объявление, что покупают предметы старины и искусства, и указан телефон. Мы позвонили, нам объяснили, как доехать, если у нас есть что-нибудь интерес­ное, и вот, получается, что нам надо в этот дом... Но мы хотели бы все-таки уточнить, по адресу ли мы пришли.

А, так это, наверно, художники объявле­ние давали! — сказал охранник.

Какие художники? — спросил Лешка, под­ключаясь к моей игре.

Ну, какие, это по номеру мастерской глядеть надо, — ответил охранник.— Видите, весь верх­ний третий этаж по трем сторонам двора, кроме передней, занят мастерскими художников, там и крыши стеклянные. Теперь-то художников мало осталось. Кто-то свою мастерскую всяким бизнес­менам продал. Кто-то, удачливый, за границу умотал. Мастерские-то, они раньше государствен­ными были, от Союза Художников, понимаете? А потом их приватизировали те художники, кото­рым деньги нужны, и продают их потихоньку.

Охранники бывают словоохотливыми: скучно им весь день дежурить, вот они и рады возмож­ности поболтать.

— Так что, — продолжал он, — работающих художников, считай, и не осталось. Только вот в мастерской номер три Буркалов Игорь Василье­вич, старой закалки мужик, пейзажи рисует та­кие, в которых все как в жизни изображено и все понятно, в двенадцатой мастерской Цвиндлер Ефим Моисеевич, театральный художник, тоже немолодой уже, и в девятой — Васьковы, Евгений Петрович и Наталья Павловна. Это ху­дожники молодые совсем, и видно, из модных. Вон, это их «хонда» стоит. Да, и еще, конечно, в шестой мастерской, правда там не художник, а этот, как его назвать? Любитель искусств, кол­лекционер, так? Вроде, богатый мужик. Но его сейчас нету. Отъехал куда-то, иначе бы его «форд» на месте стоял. Я думаю, что это он объ­явление давал, но тогда вам подождать придет­ся. И вообще, никого сейчас нету, кроме Васьковых. Буркалов, он по теплой погоде на несколь­ко дней в деревню укатил, пейзажи писать, до­мик у него в какой-то деревеньке на Оке. Ефим Моисеевич с утра отбыл. Он вообще сейчас с ут­ра до ночи трудится. Какой-то выгодный заказ ему перепал. Да, а телефон-то какой, по которо­му вы звонили? Давайте я сверю по номеру теле­фона, в какую мастерскую вам надо. Ведь номе­ра телефонов всех жильцов у меня под рукой.

— Да в том-то и дело, что телефон был указан совсем другого района! — ответил я. — Сейчас подзабыл, и с собой мы не взяли, но он начинал­ся то ли «466», то ли «476»... Нам так и сказа­ли, что это телефон квартиры, а подъехать мы должны в центр, в мастерскую..

Да погоди ты! — вмешался Лешка. — Ты что, забыл, что номер мастерской тебе сказали? Номер три! Только мы решили, что это номер квартиры...

Точно! Номер три! — хлопнул я себя по лбу.

Буркалов?.. — недоуменно нахмурился ох­ранник. — Тогда, ребята, вам не повезло. Он, как бы это сказать, человек не очень обязатель­ный. Вполне мог бесплатное объявление засан­далить, решив, что ему предметы старины нуж­ны, да и забыть об этом объявлении. Хотя он-то себя великим дельцом считает. Раза два, по-мо­ему, привозил из своих поездок иконы, в окре­стных деревеньках купленные, и продавал их так, что месяц-другой мог жить безбедно. Хотя, по моему разумению, дурили его с ценами на эти иконы. И все равно... Да, а какой у него те­лефон-то квартиры? — охранник сверился со своими записями. — А, вот, телефон для сроч­ной связи, если его в мастерской нет, 465-25...

Все точно! — сказал я. — Я сейчас припо­минаю, что такой телефон и был.

А когда вы с ним говорили? — поинтересо­вался охранник.

Мы с Лешкой переглянулись.

— Позавчера, — сказал я неуверенно. — А то и в среду. Дело в том, что сегодня — первый выходной, а в учебные дни у нас нет времени на разъезды... Но когда мы спросили, можно ли подойти в субботу, он нам ответил, что да, ко­нечно...

— Точно, Буркалов. В среду он еще, кажется, был в Москве... А чего ж вещей у вас с собой нет? — вдруг полюбопытствовал охранник.

— А мы список составили, чтобы зря не тас­кать, — я похлопал себя по карману. — Там есть громоздкое барахло: старинный корпус от ча­сов, оклад от иконы, и всякое такое. Вот мы и думали — пусть он отметит, что возьмет, и цены
проставит, а мы уж привезем, если сойдемся в цене...

— Разумно, — кивнул охранник. — И где вы все это набрали? Небось, на свалках и в выселен­ных домах?

— Именно там! — энергично отозвался Леш­ка. — Там, вообще, такое найти можно!

Что ж, ребята, — сказал охранник. — Не мое, конечно, дело, но связываться с Буркаловым — дохлый номер. Поэтому, если совета хо­тите, ступайте и ищите других покупателей.

А может, позвонить ему? — спросил я.

Да там наверняка никто трубку брать не бу­дет! — ответил охранник. — Он ведь один живет.

Что ж, спасибо вам, — сказал я. —: Пойдем тогда, поищем в другом месте. Мы еще кое-ка­кие телефоны выписали, где люди хотят всякую старину купить.

Идите, идите, — усмехнулся охранник. — Все правильно. В наши дни, как потопаешь, так и полопаешь, даже в вашем возрасте.

И мы с Лешкой удалились.

Да здравствуют болтливые охранники! — сказал я, когда мы немного отошли от дома.., — Сколько всего мы узнали!

Если бы мы были взрослыми, он, может, так и не болтал, — резонно заметил Лешка. — А с ребятами что ж языком не почесать...

— Это ладно... — ответил я. — Но что мы теперь делать будем? К кому могла идти эта ста­рушка? Живет там какой-то странный «люби­тель искусств», довольно богатый мужик. Но его сейчас нет дома, и вряд ли он стал бы давать ключ от своей квартиры какой-то старушенции. Дома только эти молодые художники, Васьковы...

Значит старушка должна была топать к ним. Но они, вроде, совсем другими делами занимаются. Им, модным художникам, незачем выпекать де­шевые подделки. Да тут еще всплыло, что у Буркалова был свой интерес к иконам... А ты что ду­маешь?

Есть у меня одна версия... — сказал Леш­ка. — Но давай-ка сначала осмотрим этот дом с задней стороны.

Ты думаешь, с задней стороны можно как-то подобраться к мастерским по пожарной лест­нице или другим способом? — спросил я.

Угу, думаю, — кивнул Лешка. — Ты же знаешь эти старые московские дворы.

И мы, свернув в проход между домами, пош­ли по узкой дорожке.

С задней стороны дома и впрямь творилось невесть что. Там, спрятанные подальше от глаз, доживали свой век металлические гаражи, ко­торые, наверное, еще для «Побед» ставили, и которые теперь, похоже, больше служили хра­нилищами всякого барахла. К ним приткнулись металлические контейнеры для мусора, и над этим окруженном стенами закутком нависало какое-то нежилое двухэтажное строение. И в этом строении и впрямь были внешние лесенки, по которым, если захотеть, можно было под­няться на крышу соседнего дома.

— Если мы здесь поднимемся, — прикинул я, — то охранник нас точно не увидит. И проби­раться нам надо вон на тот угол, потому что именно там подъезд, в который вошла старуш­ка. Правда, старушка может и не иметь никако­го отношения к мастерским, а мастерские — это так, совпадение.

— Совпадение такое, что просто совпадени­ем его вряд ли можно назвать, — возразил Алеш­ка. — Ты и сам веришь, что разгадка всему — в одной из мастерских. Хотя... — он задумался, наморщив лоб. — Хотя, возможно, в твоих сло­вах есть доля правды, и тогда это объясняет не­увязку, которая меня смутила...

Так что у тебя за версия? — спросил я.

Смотри, — Лешка вздохнул. — Ты согла­сен, что, по большому счету, вся эта возня с под­делками — копеечный бизнес? I — То есть? — я не совсем понял.

Ну, продают они одну икону от тысячи до двух тысяч рублей. Что-то идет старушке, что-то получает изготовитель подделки. Каждый день старушка с иконой стоять не может, да и на любую подделку время надо. Ну, допустим, старушка стоит по выходным. В месяц выходных дней бывает от восьми до десяти, так? Даже ес­ли какие-то иконы она умудряется продать за сто долларов, то все равно выходит, в лучшем случае, пятьсот долларов в месяц. А вернее, че­тыреста. Сто, скажем, идет старушке, триста — изготовителю подделок. И из этих трехсот он должен еще и краски купить, и хорошие дос­ки, — все это сейчас стоит очень дорого. Да еще, наверное, какую-то сумму надо выделить старушке, на случай, если милиция к ней прице­пится Допуская, что изготовителю подделок остается долларов четыреста, все равно, это слишком маленькие деньги, чтобы такой бизнес представлял интерес для серьезных преступни­ков.

Но мы же решили, что старушек, скорее всего, несколько, иначе и затевать все не сто­ит, — сказал я.

Решили, да. Но я исхожу из того, что у нее есть. У нас есть подделки, сработанные на очень примитивном уровне и очень примитивным ме­тодом сбываемые. Есть бизнес, который людям, желающим сорвать большой куш, не интересен. Есть Буркалов, остро нуждающийся в деньгах. Вспомни, мы же заглядывали во всякие худо­жественные салоны и магазины. Хороший пей­заж маслом можно купить и за полторы тысячи рублей. При этом, понятно, магазину идут ко­миссионные, и художнику, выходит, достается немногим больше тысячи. Допустим, картины Буркалова стоят подороже, но, все равно, боль­ше шести тысяч в месяц он вряд ли зарабатыва­ет. А еще надо и на краски потратиться, и на холст, и на многое другое. Да и за приватизиро­ванную мастерскую, наверно, платить нужно порядком, а ведь нужно платить еще и за квар­тиру. Значит на жизнь ему вряд ли остается больше ста долларов. На сто долларов в Москве только-только протянешь... Пошли дальше. Он привозил какие-то иконы и продал их, пусть и очень дешево, по сравнению с их настоящей це­ной. Но даже эта сделка пополнила его карман на какое-то время. Он — профессиональный ху­дожник, при всем при том, и владеет всеми тех­никами. Ему приходит в голову: зачем мотаться по деревням в поисках икон, когда можно их са­мому выпекать самым кустарным способом? Нам он продавать иконы не может, вот он и договаривается со старушкой, у которой какая-то подработка в этом доме. Уборщица она здесь, или что...

— Почему ты думаешь, что подработка? Мо­жет, она здесь просто живет? — спросил я.

— Потому что она дала нам свой домашний телефон. И этот телефон — не телефон Буркало­ва, а совсем другой, так? Я думаю, Буркалов эту старушку научил: мол, если вдруг будут у тебя спрашивать, как ты иконы продаешь и как во­обще их можно повыгодней продать, то ты ка­кой-то контакт налаживай, телефончик что ль оставляй, а если удастся хорошие иконы дешево купить и дорого продать, тем же людям, кото­рым я в первый раз иконы сбыл, то я и тебя не обижу.

— Вполне может быть, — согласился я. — Так в чем загвоздка?

— Да в том как раз, что охранник ни словом о старушке не обмолвился, понимаешь? Ведь охранник, мы убедились, о жильцах знает практи­чески все. И если, скажем, старушка прибира­ется в мастерской Буркалова, то охранник нам бы наверняка сказал: «Да вон, пройдите, там ба­буля эта, Анна Ивановна, которая все о Буркалове знает, спросите у нее, когда он появится...»

Но раз он ничего не сказал — выходит, он понятия не имеет, что между этой Анной Ивановной и Буркаловым существует какая-то связь, так?

— Так может, старушка вообще не отсюда, просто приходит...

— Приходит постоянно — и охранник не знает, к кому?.. Нет, у нее какие-то дела в этом до­ме или какая-то работа... Но когда ты сказал про «дела, не имеющие ничего общего с мастер­скими», в голове у меня прояснилось! Конечно, она может быть домработницей у кого угодно, или просто уборщицей! А то, что она и Буркалов скрывают, что их что-то связывает, — это тем более настораживает!

— Все сходится, — согласился я. — Но тогда, получается... Тогда, получается, все это — затея бедного художника и бедной старушки, кото­рые так добывают дополнительные средства на жизнь.

— Угу, — кивнул Алешка. — Понятно, кар­тины сейчас продаются плохо, даже по смеш­ным ценам в полторы-две тысячи рублей. Ты сам видел, покупателей в салонах мало, а выбор большой, художники рисуют много, и картин много висит, конкуренция. Может сложиться и так, что даже известный художник всего одну картину в месяц продаст, и — зубы на полку. Чтобы писать иконы, надо иметь специальное разрешение церкви, да и кто из серьезных поку­пателей станет покупать новодел? А вот писать иконы под старину, и продавать по бросовой це­не, — хорошее ежемесячное подспорье.

— Но если так, — сказал я, — то и надо оста­вить их в покое, пусть кормятся. Конечно, дей­ствуют они, мягко сказать, не очень честно, и, наверно, можно доказать, что они какой-нибудь закон нарушают, но не наше дело им мешать: пусть люди имеют свой маленький доход.

— Все так, — сказал Лешка. — Но все-таки давай проверим все до конца. Ведь это только моя версия, и она вполне может оказаться не­правильной, хотя, на данный момент, в нее ук­ладывается все от и до. Нам надо подняться на крышу и постараться проникнуть в мастерскую номер три или хотя бы разглядеть — там эта ста­рушка Анна Ивановна или нет. И не видно ли каких следов работы Буркалова. В смысле, следов того, что он подделывает иконы. Вот если мы все это найдем, тогда можно будет говорить, то мы довели дело до конца. — Что ж, тогда, полезли, — согласился я.

И мы полезли вверх, по внешней лестнице, по крышам гаражей, держась напротив глухой сте­ны того дома, к которому нам нужно было подо­браться. Самым сложным оказалось пройти два с лишним метра по чугунной трубе прямо под карниз крыши дома, в который нам нужно было попасть. Труба была толстой и надежной: то ли газ подавался по этой трубе, то ли вентиляция так проходила — просто неприятно было идти, когда под тобой три этажа — то есть больше де­сяти метров до земли. Но как бы ни было, мы пе­ребрались, и я с облегчением уцепился за метал­лические перильца на крыше.

— Их, наверно, сделали для тех, кто моет и чистит от снега стеклянные крыши, — сказал Лешка. — Ведь в мастерских у художников должно быть всегда достаточно света. Да, ты старайся идти так, чтобы тебя не было видно изнутри, а то если кто-нибудь случайно поглядит вверх, шуму не оберешься.

И мы пошли по краю крыши мимо стеклян­ных колпаков. Стекло, разумеется, было осо­бенным, очень толстым, небьющимся, но все равно было боязно его задевать.

Вот так мы добрались до нужного нам угла до­ма.

Сейчас мы как раз над тем подъездом, в ко­торый вошла старушка, — сказал я. — Рискнем заглянуть в одну из мастерских?

Рискнем, — согласился Лешка.

Мы заглянули в один стеклянный колпак — и не обнаружили ничего интересного. В смысле, ничего для нас интересного, а так это было довольно красиво обставленное помещение с ковром, с журнальным столиком темного стек­ла и креслами и даже с пальмой в кадке. На стенах висели картины, но сразу было ясно, что это не мастерская художника, а жилое по­мещение. И уж точно это была не мастерская Буркалова.

Мы перешли к следующему колпаку. А там...

— Лешка, держи меня! — прошептал я. — Я сейчас точно упаду!..

У Алешки и самого глаза на лоб вылезли.