Субботний дозор

В пятницу вечером мы разъехались по домам: Незадолго до этого Осетрову позвонил Виталий Яковлевич. Осетров сообщил нам, что у Виталия Яковлевича особых новостей нет. Он проверил кое-какие данные по иконам, вывозимым за гра­ницу в последнее время или в последнее время украденным, и кое-что нашел интересное, но ни­чего такого, что позволило хотя бы косвенно свя­зать это со старушкой и с теми, кто предположи­тельно за ней стоит. В общем, он считал, что за старушкой стоит группа поддельщиков икон, которые никому не приносят особого вреда, и мы, мол, в этом скоро убедимся.

Итак, в субботу мы должны были выйти на задание заранее оговоренными группами. Есте­ственно, наша четверка — я, Жорик, Илюха и Лешка Конев — пошла дежурить на Тверскую.

Второй группе, состоящей из Вельяминова, Абраменко и Саврасова, достался Арбат. В Измайло­во поехали Юденич, Астафьев, Сухарев и Гущин. На ВДНХ — Егупкин, Боков, Дегтярев и Стасов.

А Вартанян, Валиков и Ипатьев должны были по­вертеться вокруг храма Христа Спасителя, а если там ничего не засекут, переместиться к Крымско­му Валу. И еще они должны были постоянно под­держивать связь с «центром», чтобы, если воз­никнет необходимость, прийти на подмогу дру­гим группам.

Вот такая у нас была, что называется, диспози­ция. И мы, счастливые и гордые, что проводим настоящую полномасштабную операцию, да еще под руководством нашего директора, двинулись в субботу утром на свои «боевые посты».

Единственное, что чуть-чуть опечалило, на­пример, Жорика, что нельзя выйти в город в мундире, ведь надо «конспирацию соблюдать». Но даже Жорик с этим смирился. Ради захваты­вающего приключения, решил он, можно разок пожертвовать возможностью щегольнуть.

На Тверской наша четверка была около деся­ти утра, и мы стали не спеша прогуливаться.

— Смотри! Вон она, та самая старушка! — вдруг показал Илюха. — И на том же самом ме­сте!

Из предосторожности, мы шли по другой сто­роне улицы, чтобы не привлечь ненароком вни­мания старушки и чтобы обзор был лучше.

— Все точно! — согласился Жорик. — Ну, что, подойдем к ней?

А если она нас запомнила? — засомневал­ся я.

Вероятность этого ничтожно мала, — серь­езно возразил Лешка. — Мы ж прошли мимо нее буквально за секунду, и ровно неделю назад. А если даже запомнила, что с того? Мало ли па­цанов болтается по Тверской каждые выход­ные?

Да, но тогда и я, и Илюха были в мунди­рах, — напомнил Жорик. — А ты знаешь, как наши мундиры привлекают внимание. Все на нас таращатся и старушка могла запомнить. И, представь себе, ребята, которые неделю назад были в кадетских мундирах нашего ведомства, теперь подходят к ней в штатском и хотят по­глядеть икону... Она вполне может заподозрите неладное, да еще и по всей цепочке звонок пус­тить: мол, проверьте, не следят ли и за вами.

Так в чем проблемы? — прогудел Илюха. — У нас ведь бинокль с собой, вот и давайте в би­нокль вести наблюдение, с этой стороны.

Но Алешка покачал головой:

Биноклем сейчас пользоваться нельзя. Здесь, на центральной улице, пацаны с бинок­лем сразу привлекут внимание. И потом, погля­дите, какой сегодня яркий и солнечный день. Даже старушка может заметить блик солнца от бинокля с другой стороны улицы, и забить тре­вогу. Нет, надо подойти к ней. Вопрос, кому и как это делать.

И потом, вряд ли старушка может «пус­тить звонок», — сказал я. — Скорей всего, ста­рушек нанимают так, что одна старушка и не подозревает о существовании других. Запанико­вать, конечно, она может, да и рассказать что-то тому, кто ей иконы поставляет, тоже. Думаю, надо идти нам с Алешкой. Мы ведь в прошлую субботу были в джинсах и футболках, а посколь­ку все таращились на ваши мундиры, то нас точ­но никто не запомнил. Закон психологии: вы с Илюхой настолько отвлекали внимание на себя своей формой — что мы с Алешкой сделались невидимками для окружающих.

— Совершенно верно, — кивнул Алешка. — Вспомни, это еще Шерлок Холмс отмечал: если у человека густая черная борода, то все запом­нят только эту бороду, не запомнив ни цвета глаз, ни другие приметы. Да и на уроках нам о подобных методах маскировки рассказывали. Поэтому сделать надо так. К старушке подойдем мы с Андрюхой, а вы продолжайте наблюдать с этой стороны улицы. Если что, действуйте по обстоятельствам.

— А что может быть? — поинтересовался Илюха.

Алешка пожал плечами.

Да мало ли что... Кто-то купит у нее икону, и вы решите, что стоит проследить за покупате­лем. Или если возле старушки появится чело­век, который покажется вам подозрительным. Здесь-то как раз можно и биноклем воспользо­ваться. Тем более, что бинокль позволит дер­жаться от подозреваемого на порядочном рассто­янии. А мы будем за старушкой присматривать.

Заметано! — сказал Жорик. — Нормаль­ный план.

И мы с Лешкой пошли к подземному переходу, чтобы перейти на другую сторону. Оглянувшись, мы увидели, что Жорик и Илюха покупают себе по порции мороженого. Ну да, день был жаркий, середина мая. Пацаны, поедающие мороженое и, болтающиеся по Тверской, совсем не в диковинку.

Мы прошли по подземному переходу, мино­вали «Националь», потом мексиканское кафе и театр Ермоловой, и оказались возле старушки с иконой.

Когда мы проходили мимо, Алешка словно случайно оглянулся и сказал:

Ух ты, икона!.. Бабушка, неужели вы ее продаете?

Продаю, милый, продаю, — прошамкала старушка.

И не жалко вам? — спросил Алешка, бро­сая на меня быстрый взгляд.

Я понял, что он хотел мне сказать этим взгля­дом: сегодня икона у старушки была другая. Ес­ли в прошлую субботу она продавала Богома­терь с младенцем, то теперь в ее руках был Свя­титель Николай.

Конечно, жалко, — ответила старушка. — Да куда денешься?

А икона, вроде, дорогая, хорошая, — всту­пил в разговор я.

Вроде, да, дорогая, — ответила старушка. — А уж что старая — это точно. Она ко мне еще от моей бабки перешла. Почитай, больше ста лет провела она с нами! Сердце кровью обливается, что приходится вот так стоять с ней...

Да, вроде, очень хорошая икона, — сказал я, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее поближе и изображая на лице восхищение, смешанное с со­чувствием.

Не надо было особенно приглядываться, что­бы различить пузырьки и чуть подгорелый, а не благородно-темный оттенок красок по краям. Да, перед нами была подделка, выполненная од­ним из тех примитивных способов, которые описал нам Виталий Яковлевич!

— А я вот не продам ее кому попало, — сказа­ла старушка. — Я еще на человека погляжу, достоин он иконой владеть или нет. Если человек хороший, то в хорошие руки можно и уступить. Можно и цену сбросить.

Старушка заговорила чуть погромче: видно, решила, что беседа с нами — это удобный повод привлечь внимание прохожих и, так сказать, устроить рекламу своему товару.

А за сколько вы хотите ее продать? — по­интересовался Лешка. — Вы простите, что я спрашиваю, просто моя бабушка несколько раз заводила разговор о том, чтобы одну из своих икон продать. Мол, пенсии и пособия на меня не хватает, и даже то, что она сторожихой подраба­тывает, не очень выручает...

А ты с бабушкой живешь? — поинтересо­валась старушка.

Угу, с бабушкой, — кивнул Алешка. — Мы в Подмосковье живем, в Подольске. У нас там огородик при доме имеется, он тоже выручает. Я-то на огородике немало тружусь, и картошку окучиваю, и все такое, все время стараюсь ба­бушке помогать.

— Но одет ты, надо сказать, неплохо, — заме­тила старушка. Лешка кивнул.

Бабушка старается. Вот денег и не хватает. Хотя, если честно, все это в «Сэконд Хенде» куплено. У нас в Подольске очень дешевый «Сэ­конд Хэнд», можно приодеться так, чтобы не было стыдно поехать по Москве погулять... Да я думаю, не станет моя бабушка продавать ни одну из своих икон, все-таки очень они ей дороги. Но, на всякий случай, неплохо бы цены знать, чтобы не обдурили нас.

Да какие там цены... — вздохнула старуш­ка. — Я, вот, за полторы тысячи икону хочу продать, не знаю, получится или нет, — назы­вая цену, она опять чуть повысила голос.

Так полторы тысячи... — я изобразил глу­бокое удивление. — Это ж всего-то пятьдесят долларов! Такая икона должна по меньшей мере несколько сотен долларов стоить!

Да кто ее купит-то за несколько сотен, — опять вздохнула старушка. — Я уж и с полутора тысяч скину, если человек будет хороший, да дорого ему покажется... А что за иконы-то у тво­ей бабушки? — поинтересовалась она. — Аль не знаешь толком, не приглядывался?

— Да нет, почему, приглядывался, — ответил Алешка. — Одна, вот, на вашу похожа, тоже Николай Угодник. Только лицо у него... Ну, та­кое... Ну, более суровое, что ли... И красный цвет, где он есть, поярче, хоть, вроде, бабушка говорит, что очень старая икона... И еще у нее

тельные детали рождались у него сами собой. — И этот Христос благословля­ет двумя пальцами, а не тремя. Бабушка гово­рит, что эта икона очень старая, что она еще от прадеда досталась, который был старообрядцем, и навеки запретил всем потомкам отдавать ее иконописцу, чтобы тот руку Христа переписал и сделал благословение тремя пальцами, как по-новому в церкви положено. И что таких икон, неповрежденными и непереправленными сохра­нилось раз-два и обчелся, и поэтому ее можно очень дорого продать. Но тут я не знаю, права моя бабушка или нет.

Взгляд у старушки вдруг стал на удивление живым.

— Кто знает, может, и права, — сказала она. — Ты вот что, милый, черкни на всякий случай те­лефончик мой для твоей бабушки. Я-то уже вто­рую свою икону продаю, да и приятельницам моим продавать доводилось, ради куска хлеба, так я приблизительно знаю, как в Москве такие дела делаются, подсоблю уж, чтобы ее не надули и заплатили как надо, а то в таких делах только держись, обдерут как липку! Как бабушку-то звать?

Пелагея Степановна, — глазом не моргнув, ответил Лешка.

А меня, значится, Анна Ивановна. Так ты телефончик-то записывай, и я, значит, буду в виду иметь, что если позвонит Пелагея Степановна из Подольска, то это — твоя бабушка, и помочь ей надо.

— Записываю, — Лешка вытащил ручку и билет на пригородную электричку. Это был вче­рашний билет до Москвы от станции, возле кото­рой находится наша школа. Алешка намеренно вытащил билет, а не какой-нибудь другой кусок бумаги: билет был косвенным доказательством, что он действительно живет в Подольске и при­
ехал поглазеть на Москву. И старушка, зыркнувшая на билет, окончательно убедилась в правди­вости Лешкиных рассказов.

Она продиктовала свой телефон, который на­чинался на «175». Судя по номеру жила эта Ан­на Ивановна довольно далеко от центра, и, вы­ходит, специально приезжала в центр, туда, где туристов побольше, чтобы продавать свои под­делки.

Я обязательно передам, — сказал Алешка. — А мы... Мы не будем вам больше мешать. Всего вам доброго.

Всего доброго, ребятки, — откликнулась старушка.

И мы пошли дальше, и, дойдя до угла здания, где старушка уже не могла нас видеть, помаха­ли Жорику и Илюхе на другой стороне: мол, у нас все в порядке, есть успехи.

Что теперь будем делать? — спросил я.

Наблюдать за ней надо! — сказал Алешка. — Ты видел — старушка не так проста! Как она за­пала на ценнейшие иконы, которые можно по де­шевке приобрести! Она понимает, что бабулька из Подмосковья будет счастлива и по сто долла­ров за икону получить! И то, что Христос, подни­мающий два перста, что Николай Угодник, у ко­торого красная краска почти не поблекла и не по­темнела — это почти наверняка семнадцатый век, а то и шестнадцатый, в крайнем случае — начало восемнадцатого, но и это тоже неплохо, на несколько тысяч долларов тянет, — это старуш­ка, я думаю, тоже поняла. Я специально ввернул такие приметы, значение которых понятно толь­ко специалистам, только людям, очень хорошо разбирающимся в древнерусской живописи...

Откуда ты только их знаешь, все эти при­меты? — удивился я.

Так мы ж их проходили на курсе древне­русского искусства, — в свою очередь удивился Алешка. — И когда нас на экскурсию в Третья­ковку вывозили, нам тоже кое-что об этом рас­сказывали. Просто у тебя, видно, это выветри­лось из головы, а у меня — нет.

Я вздохнул, не без зависти.

— Такое впечатление, что у тебя ничего из го­ловы не выветривается. И зачем тебе это? Ясно ведь, что ты, со своими способностями, попа­дешь, скорей всего, в какой-нибудь аналитичес­кий отдел, будешь сидеть за компьютером, и та­кие знания в искусстве будут тебе, в общем, не нужны.

— Но ведь сейчас пригодились! — возразил Алешка. — И, я думаю, пригодятся еще не раз.

Я мог только согласиться. Сам-то я на уроках по истории искусства все больше скучал. Нет, записывал я все как надо, и урок мог ответить, но все эти апсиды, ангельские чины и шатровые стили так слипались в моей голове, что я, отве­тив, старался поскорее о них забыть. Помню только веселье, которое нас охватывало, когда заходил разговор о «ширинках». «Ширинками» в древнерусской архитектуре назывались, как выяснилось, эти пояски, отделяющие один ярус церкви от другого, и когда преподаватель гово­рил: «Как вы видите, в ширинках этой церкви появляется особый, новый узор», — мы, естест­венно, начинали тихо гоготать. Только эти про-. клятые ширинки в памяти и зацепились. А вот то, что рассказал Виталий Яковлевич, отложи­лось очень четко. Но ведь он почти не говорил об особенностях икон разных школ, и про разную живописную технику упоминал лишь постоль­ку, поскольку это помогло в свое время рас­крыть очередное преступление, связанное с про­изведениями искусства.

В общем, — подытожил я, — занятная по­лучается картина. Старушка — божий одуван­чик, торгующая грубыми подделками, отлично разбирается в древнерусской живописи и готова хапнуть ценные иконы, стоимость которых она сразу просекла — как просекла и то, что полу­чить их можно будет почти задаром. Надо пони­мать, у нее и большие деньги есть, и солидная клиентура, способная покупать такие иконы за настоящую цену... А это уже совсем другая исто­рия получается, так?

Так, — согласился Алешка. — Поэтому... Смотри, если мы встанем вон у того киоска, то старушке будем совсем невидны, зато она будет видна как на ладони. И... Ага, к ней подходит покупатель!

Встав за стеной киоска, мы смотрели, как к старушке подошел молодой человек, как загово­рил с ней, как отошел...

— В цене не сошлись или он ей, понимаешь, не понравился, — прокомментировал Алешка.

— Я другого не понимаю, — сказал я. — Ведь здесь, в центре Москвы, к ней запросто может подойти какой-нибудь человек, смыслящий в иконах, — реставратор, искусствовед или про­сто любитель старины. Неужели она нисколеч­ко не боится, что поднимется шум, что она тут подделками торгует?

— Я думаю, у нее наготове отговорка, о кото­рой говорил Виталий Яковлевич, — сказал Алешка. — «Ох, надо же, значит, эти молодые люди, что реставраторами назывались, икону мне подменили, а я, старая, и не заметила!..» Или что-то в этом роде... Но, вообще, то, что она не боится нарваться на знающего человека, о чем-то говорит. Стоит над этим поразмыслить. Ага, к ней еще кто-то подходит!..

На сей раз к старушке подошел явный иност­ранец. Он заговорил с ней, потом взял икону и стал вертеть ее в руках, осматривая.

— Очень может быть, что этот купит! — в воз­буждении, я понизил голос до шепота, словно боялся спугнуть иностранца, хотя он был от нас довольно далеко, и, конечно, ни он, ни старушка не могли нас слышать, за уличным шумом и таком на расстоянии.

И точно — обменявшись со старушкой еще несколькими фразами, иностранец вынул бу­мажник. Собрался уже достать деньги, но, уб­рав бумажник, опять заговорил со старушкой. Однако, было понятно, что иностранца, что на­зывается, зацепило, и что в конце концов он ку­пит икону.

— Теперь Жорик с Илюхой должны вступить в дело! — прошептал Алешка.

Мы только собирались помахать друзьям; как увидели, что те бегут к переходу: поняв, что сделка состоится, они торопились не упустить покупателя.

Скорее всего, следить за ним — дело дох­лое, ничего интересного не нароешь, — сказал я. — Хотя... Да, мне сейчас мысль пришла в го­лову!

Какая? — спросил Алешка.

Он убежден, что икону купил подлинную. Значит, он либо собирается везти ее контрабан­дой, либо будет получать разрешение на вывоз, так?

Или — третий вариант, — сказал Алешка. — Он не будет получать разрешения на вывоз про­сто потому, что посчитает: икона, доставшаяся ему задешево, не является особой ценностью, и на таможне ее пропустят без всяких разреше­ний. То есть, ему и в голову может не прийти, что он везет контрабанду.

Тоже может быть, — согласился я. — Но мне, все-таки, кажется, что он попробует полу­чить разрешение, чтобы у него не вышло ника­ких неприятностей. Вспомни, Виталий Яковле­вич говорил, что при крупных интуристовских отелях всегда имелась такая услуга: помощь в правильном оформлении на вывоз купленных здесь произведений искусства. Так неужели в этой службе его не просветят, что он купил под­делку?

А если и просветят, то поезд, как говорит­ся, ушел, — хмыкнул Лешка. — Где он будет эту бабулю искать?

А если не просветят, а просто выпишут раз­решение, то... — начал я.

Но Лешка меня перебил:

— Потом доскажешь! Смотри, иностранец платит — и уходит, забрав икону! И старушка собирается уходить!