Суббота

8.49

– Здравствуй, Данил.

– Здравствуй, Надя.

– Как тебе спа… Постой, а что у тебя с лицом?!

– А что с ним? Оно белое?

– Не время для шуток! У тебя синяк на пол-лица! Тебя кто-то из больных ударил? Медсестра видела?!

– Она меня мажет каким-то кремом…

– Так что случилось? Кто тебя ударил?

– Лев Серафимович.

– Это правда?! Но почему?! Что произошло? Он, конечно, бывает вспыльчивым, но так чтобы кого-нибудь ударить…

– А разве причина имеет значение? Какие-то мои слова пробудили внутри него боль, и чтобы избежать её, он ударил меня, думая, что я источник этой боли… причина насилия всегда одна – страх и боль.

– Но что ты ему мог такого сказать?

– То, что знаю… что мир справедлив и что происходящие с людьми события – их же собственный выбор, а не случайное стечение обстоятельств.

– Теперь всё ясно… Ты даже, наверное, не понял, что именно в твоих словах его задело?

– Для меня это неважно…

– И всё же, я думаю, тебе следует об этом знать – надеюсь, сможешь помочь… Тем более что в НИИ каждый работник давно в курсе… У Льва Серафимовича два года назад погиб сын. Ему, кажется, лет восемь было. Водитель с места аварии сбежал и, как я поняла, свидетели даже номера записали, но тот, кто его сбил, оказался не простым человеком. Так что нашего доктора на суде ещё и виновным сделали. Лев Серафимович тогда очень сильно страдал, и характер его совершенно поменялся. Девочки из лаборатории говорят, что всё отделение полгода на цыпочках ходило. Но это ещё не всё… Месяцев через восемь после случившегося от него жена ушла. После этого он вообще стал на работе дневать и ночевать. Полностью ушёл в исследования, с головой, как запойный. Я хоть и не знала его до этих событий, но все говорят, что каким он был и каким стал сейчас – два разных человека. Всё как в голливудских фильмах… Если бы сама не столкнулась, ни за что бы не поверила, что такое в жизни бывает. А вот теперь представь, появляешься ты и говоришь ему, что мир справедлив, и что смерть его ребёнка была выбрана им же… В том, что твой синяк – это его желание справиться с болью утраты – не секрет. Я очень прошу тебя простить Льва Серафимовича… и не злиться…

– Надя, но я и без твоих разъяснений не злился на него и уж тем более прощать мне его не за что. Я и так видел его боль и мне хорошо известно, что люди в большинстве подлецы и лицемеры для самих себя – на что угодно готовы пойти, лишь бы не осознавать и не сознаваться в пугающих их чувствах. Целые логические теории рождаются и воздвигаются сложными строениями лишь для того, чтобы оправдать право бояться. Но вот что удивительно. Если бы люди знали, какая блаженная свобода их ждёт наградой за честность перед собой и другими… Три секунды боли, когда грязь отлипает, стоят годов чистоты и покоя…

– Ты действительно удивительный человек, Данил! Я к тебе позже, если получится, зайду… а пока к Льву Серафимовичу сбегаю, посмотрю, на работе ли он…

9.18

– Лев Серафимович, доброе утро. К вам можно?

– О-о… Надюшка, заходи… присаживайся! А я тут, как видишь, в нерабочем состоянии. Тебе налить? Коньяк… хороший… Стопочку, у? А то я всю ночь один да один…

– Я не пью.

– Ах, да! Ты же верующий человек, тебе нельзя. Ты тогда мне лучше правду скажи… что там, твой мессия Милеев уже успел нажаловаться на плохого дядю доктора?

– Он не злится…

– Само-о собой не злится! Он же, блядюга, святой! Ему нельзя на нас, смертных, злиться, а то «папик» домой на небо не пустит. Милеев нас должен любить и прощать за наше несовершенство… а в конце умереть за наши же грехи, так?! Ну ничё… я ему устрою «жоппи энд»… и крэст будет… и копьё под ребро… и диагноз такой, что одними таблетками из него «растение» сделаем… Всё будет, я обещаю!

– Зачем же вы так?

– А что?! Человека на обследование к нам прислали, а я тут с ним дискуссирую. Спрашивается, на кой хрен мне это надо?! Ещё и нервы с ним свои трепать…

– Лев Серафимович, вы же сами прекрасно понимаете, что с вами сейчас происходит, и за что вы на Данила взъелись.

– За то, что говорит чушь и мерзость!

– У вас в распоряжении целое отделение психов, несущих «чушь и мерзость», но вы же почему-то каждого из них не бьёте… Может, уже пора самому себе признаться?

– В чём признаться, Надя?! В чём я должен себе признаться?! В том, что и так понятно?! Что это я стал причиной смерти своего ребёнка, а водитель лишь исполнил приговор, который вынес я?! В этом признаться?! В том, что я уже себя «сожрал» до такой степени, что жить не хочу?! Надя, я и так всё прекрасно понимаю и признаю… я честен с собой…

– Нет, Лев Серафимович… Признаться в том, что психология не помогает вам справиться со смертью вашего ребёнка… Я предлагала вам попытаться быть открытым с Даниилом, но уверена, вы начали разговор издалека и как только стали подбираться к по-настоящему важным вопросам, струсили… Перестаньте ходить вокруг да около – попытайтесь спросить его не как психиатр больного, а как заплутавшая в мыслях душа… и, может быть, свободная душа ответит на то, на что никто другой ответить не сможет…

16.02

– Заходи и закрой дверь. На ключ… Молодец. А теперь сядь. Ну-ка, поверни голову… Н-да, хороший я тебе фингал поставил. Зато теперь ты хотя бы не такой белый… хе-хе… Да ладно, не обижайся. Я не со зла…

– Я не обижаюсь.

– Само собой, не обижаешься… тебя пинай сколько хочешь, а ты даже не разозлишься, потому что не умеешь. Хотя знай, что это достаточно вредно – не уметь злиться. И быть покорным – вон это к чему твоего коллегу привело.

– Коллегу?

– Да… Иисуса. Но не будем о грустном, я тебя не для этого позвал. Кое-что зачитать хотел… Слушаешь?

– Да.

– Итак… «Шагая по пустой в эту пору Сэнт-Чарлз-Стрит, он думал о предназначении. Он был почти уверен, что предназначение – это выдумка и предрассудок. У Бога слишком много важных дел в голове, чтобы предназначать судьбу каждому в этом многомиллиардном человеческом муравейнике. Да и не может быть такого предназначения, которое обрекает восьмилетнего ребёнка на смерть». Ну и как тебе? Более точно сказать, чем это сделал Вишневский, по-моему, невозможно… Сегодня ночью половину своей библиотеки перерыл, пока этот отрывок нашёл… «У Бога слишком много дел в голове» – эх-х, классно сказано!

– У Бога нет головы…

– Да знаю я!!! Что ты из меня постоянно идиота делаешь?! Разве важно – есть у Него голова или нет?! Я тебя спрашиваю, как Бог может допустить смерть ребёнка?! Зачем вообще на свет появляться тому, кто, и не пожив толком, оставляет после себя лишь боль утраты?! Ты говоришь, что люди рождаются воображать… но о каком воображении речь, если был-был, и нету… малыша… моего мальчика… А ты тут, тупая кукла, пытаешься втюхать мне, что мир справедлив… что мы сами формируем свою жизнь… Скажи, умник, каким же образом мой мальчик сам себе выбрал смерть в неполных восемь лет?!

– А это и не он…

– Постой! Ты не далее чем вчера говорил, что каждый сам создаёт свою реальность, а значит, выбирает себе жизнь… и смерть… Хотя это полнейшая чушь! Ведь есть же силы, которые нам неподвластны! Иначе как такое может быть, что человек выбирает быть увечным?! Ну ладно, при жизни заслужил остаться без ног или ещё хуже – суставов… обрекая себя на нестерпимую боль… Но зачем Богу, или как ты Его называешь, Духовной Вселенной, рождение тяжелейших больных, совершенно неспособных не то что к воображению, но даже к простейшей мыслишке… Например, олигофрены… Вон, двумя этажами ниже изучают этих «растительных существ». Каждый день вижу – только и могут, что мычать, гадить под себя да жрать с ложечки… Ведь они же родились такими! В чём они виноваты?! За что их наказали?!

– Их никто не наказывал… Пока вы, Лев Серафимович, не примете того факта, что Бог – это не карающий орган правосудия, вы так ничего и не поймёте…

– И что я должен, по-твоему, понять?!

– То, что рождённые с тяжелейшими недугами «безвинные» дети не более чем души, упёрто, из раза в раз, из жизни в жизнь отказывающиеся выполнять своё предназначение… Миссию. Может быть, «сломанная» тело-оболочка или испорченный мозг – это единственный способ «свету души» пробиться сквозь слои бесконечных пустых желаний и недовольств… Единственная возможность наконец-таки остановиться, перестать тратить себя на страхи, злобу и взглянуть на мир глазами существа, у которого ничего нет и быть не может… Возможно, это последний шанс позволить человеку увидеть, что жизнь прекрасна и имеет смысл даже с бесполезным, ни на что не годным телом… Ведь чтобы довести себя до такого состояния, такая душа должна была прогадить впустую не одну жизнь…

– Короче, ты хочешь сказать, что врождённые болезни – это способ научить душу чему-то?

– Да… Но только не научить, а научить-ся – душа сама себе помогает освободиться через ограничения.

– Ну хорошо, а родители? Ведь им тоже выпадает мучиться с таким ребёнком… если они от него не откажутся, конечно…

– Если откажутся, то сами потеряют возможность научиться чему-то важному… Например, ценить другое живое существо не за достижения и выгоду, а принимать его просто так, только лишь потому, что оно есть…

– Любовь без условий?

– Да. Это наипервейшее открытие, которое предстоит сделать каждому человеку, потому что сама душа состоит из безусловной, божественной Любви. А если родителям даётся больное дитя, возможно, для них это также последняя возможность научиться Любить… так как по-другому у них это не получается. Ребёнок вообще является точным отражением семьи лет до одиннадцати, а окончательное отделение происходит в двадцать один год.

– Моему было почти восемь, когда всё произошло… Ты хочешь сказать, что…

– Да. Он погиб, потому что его смерть была выбрана на негласном «семейном совете». На внешнем плане вы могли жить вполне прекрасно, в то время как отношения потихоньку покрывала плесень… В фильмах и книгах, когда маньяк вырезает семью, все ужасаются и ненавидят убийцу, особо не утруждая себя лишними вопросами: «А почему он выбрал именно эту семью, а не другую? Случайность? А как семья жила до этого кровавого дня? Может быть, в их доме затаилось отчаяние, отчужденность, скука и страх, а убийца лишь озвучил то, что умалчивалось… или что все и так знали, но не решались исправить? Может быть, смерть для них осталась единственной возможностью и кратчайшим путём к свету – настолько они глубоко могли увязнуть в проблемах?» Обычно показывают радостных, счастливых, любящих людей, когда неожиданно в их жизнь врывается страдание, но это неправда… К таким людям не придёт боль… она приходит только к тому, кому действительно нужна – причём не столь важно болезнь это, потеря или смерть…

– Допустим, ты прав… Ну а сам маньяк? Неужели он, за свои деяния, не понесёт наказания хотя бы в аду?! Неужели эта мразь, водитель, сбежавший с места аварии и не оказавшийся из-за папы-депутата за решёткой, не будет гореть в пламени?! Это несправедливо!

– Водитель-убийца тоже частица этой Вселенной, а не воплощение зла, как вы, Лев Серафимович, себе его представляете. Поэтому авария тоже должна была стать для него уроком и помочь раскрыться душе, указав путь к воображению. Так же как и для вас смерть сына – это в первую очередь урок, уяснив который, вы могли бы раскрыться и многое понять, обернув свою жизнь радостью…

– Какая радость?! Это жестоко, учиться на смерти своего ребенка!!! Бог такая же бесчувственная тварь, как и ты! Пошёл он сам к чертям со своими уроками и наказаниями!

– Вас никто не наказывал. Вы сами, как и каждый, выбираете жить в страдании или проживать каждое мгновение с чудом воображения, вкладывать ли в каждое дело душу, всего себя… Сделав этот выбор – позволить всему решаться самостоятельно, довериться Единому Движению Вселенной – вы больше не будете создавать в своей жизни страдание и боль, они вам больше не понадобятся…

– Надеюсь, твоё спокойствие, Данил, нарушится, когда ты откроешь для себя адскую боль, о которой тебе легко рассуждать, пока ты с ней не столкнулся. А тебе она точно грозит – не здесь, так там! «Бойтесь равнодушных…» – это про тебя! В центре Земли тебя будут ждать ванны из лавы!

– Чертей, ад, зло придумал человек, чтобы было кого-то винить в боли. Они лишь существуют в возможностях, так как когда-то были созданы воображением. В недрах Земли нет такого места, отведённого для мучений. Там лишь ядро, в самом центре которого сконцентрирована духовная энергия, питающая природу и наши тела, пока мы живём на этой планете. Так что мы связаны с Землёй больше, чем сами думаем. Если и считать что-то адом, так это саму жизнь – для тех, кто живёт без воображения и не реализует Миссию, ведь наше ощущение радости и счастья напрямую зависят от выполнения «долга» перед Вселенной… Но всё это для вас, Лев Серафимович, неважно, ведь так?

– Я уже не знаю, что важно…

– Важно лишь то, научились ли вы тому, чему должны были научиться из смерти вашего ребёнка или нет. Если до сих пор вам больно, значит, ничему вы не научились… Иначе бы вы уже давно нашли…

– Нашёл? Ты о чём?

– Часто мы не понимаем смысл потери, но даже так каждая, даже самая огромная, потеря в конце концов оказывается самым большим приобретением. Если что-то уходит из нашей жизни… неважно, человек это, работа, вещь или мечта… то происходит это только в соответствии с Единым Движением Вселенной, то есть именно в тот момент, когда нужно… и нужно в первую очередь самому потерявшему. Вам стоит лишь открыть глаза и смотреть, стараясь поймать тот момент, когда потеря превращается в приобретение… Но есть условие – человек не должен стремиться удержать эту ценность и свободно отпустить то, что надо отпустить… Тогда и страдания не будет.

– Ты – эмоциональный урод, который не знает и не сможет узнать боль утраты! Мы говорим не о колечке, а о моём ребёнке!!! Хочешь, чтоб я нашёл плюсы в том, в чём плюсов нет и быть не может?! К смерти ребёнка лишь развод с женой прибавился – может быть, это приобретение?!

– Это тоже потеря…

– И без тебя ясно, что потеря!

– Вам известно, почему она ушла?

– Откуда? Я могу лишь только догадываться, мы ведь даже толком и не разговаривали… Просто жена не позволяла разделить с ней боль и тоску по малышу. Её глупая сильная личность, от которой и в обычной жизни спасу не было… Что уж говорить про случившуюся беду? Она держалась, как могла, но так и не впустила меня в своё горе, не открыла передо мной своих переживаний… Я даже представить не могу, что там творилось у неё внутри. И из каких соображений она молчала – не хотела меня утруждать или, может, боялась быть слабой? Не знаю… Но именно поэтому мы и отдалились друг от друга… стали чужими… она словно бы держала меня на расстоянии, а ведь близкие люди на то и нужны, чтобы быть близко…

– Лев Серафимович, а разве вы сейчас не поступаете так же, как поступала жена? Вы пытаетесь справиться с болью, затолкав её поглубже, чтоб она унялась… вместо того, чтобы открыть к ней доступ и позволить свободно вытекать. Вы расковыряли рану, но не даёте гною выйти из неё…

– А смысл, Данил?! Чем мне это поможет?! Что даст?! То, что я задохнусь в страдании? Но ведь это ничего не изменит! Сына уже не вернуть! И если я распущу здесь перед тобой сопли, убийца не понесёт наказание!

– Вы хотите отомстить?

– О-о, да-а… очень хочу! Месть мне сниться по ночам – как я ломаю ноги и руки той твари… как он ползёт с разодранным животом…

– Месть за смерть близкого – это не более чем «приятная мелочь», заполняющая вашу жизнь, пока в ней нет действительно того, что важно…

– Что может быть важнее, чем расквитаться… оплатить долг, а?

– Лев Серафимович, если вы хотите освободиться от груза прошлого, если хотите перестать испытывать боль, то в первую очередь вам нужно полностью осознать и принять то, для чего вам была дана Жизнь. Для свободного и лёгкого порхания по земле? Или грузного плетения среди выжженных пустынь? В чём Цель вашей жизни? Боль или радость? Погоня или спокойствие? Злость или Любовь? Выбирайте… Борьба за восстановление «справедливости», какой бы важной она ни была, всегда лишь ложная цель, заполняющая и придающая «хоть какой-нибудь смысл» существованию тех, кто не знает истинного смысла человеческого существа. Под громкими словами всегда скрывается опустошённость и страх. Причём, чем громче слова, тем страшнее человеку. Тому, кто живёт с воображением, слова не нужны – тот наслаждается красотой мира в тишине… А вы кричите, Лев Серафимович, уже довольно давно… кричите о боли, страхе, страдании, серости и скуке… кричите громко… только не вслух, а внутри себя, от чего делаете только хуже… И боитесь признаться, что уже давно… задолго до смерти сына и ухода жены… давно потерялись в тихом отчаянии. Ведь иначе бы всего этого не произошло, верно?

– Данил… я… я… прошу… Помоги… Я больше не хочу бегать от боли… не хочу страдать и бояться… Я устал… мне надоело… Помоги освободиться от этой ноши… непосильной… Верни мне мою жизнь… моё детство… в котором обитали краски и свет… Пожалуйста…