Глава 51. Обстоятельства 1 страница

" Чем тяжелее обстоятельства, тем больше усилий нужно, чтобы их преодолеть, и тем сильнее те, кто с ними справился"

- Шри Сатья Саи Баба -

Изабелла Свон

Я стояла в дверях спальни Эдварда, нервно кусая губу. Он сидел на стуле возле стола, подперев рукой голову, и неотрывно смотрел в экран своего маленького черного компьютера. Эдвард равнодушно стучал по клавиатуре, прокручивая страницу с текстом. Весь его вид говорил о том, как ему скучно, но, судя по вырывавшимся у него проклятиям и почти постоянным вздохам, он пытался сконцентрироваться, а мне не хотелось беспокоить его в такой момент. Я не знаю, как долго я простояла, наблюдая за ним, наверное, не меньше десяти минут. Он так и не заметил моего присутствия или же делал вид, что не замечает.

За последнее время характер Эдварда немного изменился, я не знала наверняка, что именно послужило этому причиной, но кажется, все началось с того дня, когда они решили устроить семейный совет. Как только за столом зашел разговор о его матери, он вскочил и стремительно унесся, заперся у себя в комнате, где впал в настоящее бешенство. Он ураганом прошелся по своей комнате, кулаком разбил зеркало в ванной, сломав при этом два пальца и запястье.

На руке у него была черная гипсовая повязка, и он мог пользоваться только тремя пальцами правой руки, что несказанно его бесило, потому что этой рукой он пользовался больше всего. Я удивилась тому, как сильно его огорчила невозможность пользоваться своей правой рукой в полную силу и он на это беспрерывно жаловался.

Он не мог писать, поэтому теперь ему практически постоянно приходилось пользоваться компьютером. Он жаловался, что теперь не может бренчать на гитаре или играть на пианино, и я не понимала, почему для него это имело такое большое значение, поскольку в любом случае он не так уж часто занимался подобными вещами.

Учитывая то, как часто он жаловался, – он казался почти беспомощным и я постоянно предлагала ему свою помощь, но он лишь ворчал и говорил мне, что сам в состоянии со всем справиться, заявляя, что не хочет, чтобы над ним тряслись.

К тому же из-за проблемы с правой рукой вождение машины превратилось в невыполнимую задачу. В течение нескольких дней, после того, как ему наложили гипс, он отказывался уступать и пытался водить машину самостоятельно, но, в конце концов, ему пришлось сдаться, когда он едва не попал в аварию. В тот день он вернулся домой очень расстроенным, расшвыривая на ходу вещи и матерясь на чем свет стоит.

На следующий день они вместе с доктором Каленом уехали рано утром, отсутствовали большую часть дня, и вернулись вечером с новой машиной. Я не очень поняла смысла этого поступка: зачем им нужно было покупать новую машину, тогда как они могли бы просто поменяться машинами на несколько недель, но ничего не сказала, так как это не мое дело.

Я рассудила, что это их деньги и они могут тратить их, как пожелают, к тому же, как бы то ни было, ко мне это не имеет никакого отношения. Когда они вернулись, Эдвард практически вытащил меня из дома на улицу, чтобы показать машину, и его энтузиазм меня немного испугал.

До этого у него было очень плохое настроение, и сейчас мне было так приятно видеть его, улыбающимся чему угодно, даже если это была всего лишь машина. Я не обращала внимания на большую часть того, что он говорил, потому что, честно говоря, почти ничего не знала ни о машинах, ни о таких вещах как " частота вращения" или " лошадиная сила".

Я кивала и просто слушала, позволяя ему увлеченно рассказывать мне обо всех этих премудростях. Когда он закончил и с надеждой посмотрел на меня, вероятно, ожидая от меня какой-то определенной реакции, я на мгновение взглянула на него, после чего просто улыбнулась.

- Отлично, - пробормотала я, делая вывод, что то, о чем он мне только что рассказал, имело для него очень большое значение. Он пристально на меня посмотрел, а затем застонал и попытался пробежаться рукой по своим волосам, что – из-за гипса на руке – было почти невозможно. Еще одна вещь, которая его бесила.

- Ты слышала хоть одно долбаное слово, из того, что я только что сказал? – явно разозлившись, спросил он.

Я вздохнула и нерешительно кивнула.

- Да, конечно же, - ответила я. – Ты говорил про частоту вращения, лошадиные силы и скорость, – из всех слов, что он называл мне, я повторила те, которые запомнила, хотя не имела ни малейшего представления о том, что они значили, надеясь, что он поверит в то, что я его внимательно слушала. Он покачал головой.

- Это относится ко всем машинам, Белла, - произнес он.

Я сморщила лоб и в замешательстве посмотрела на него, гадая, зачем же он тогда только что мне об этом рассказал, если все это есть и в других машинах.

- Я говорил, что это Кабриолет Ауди А4 Кватро. С трехлитровым V-образным индукторным двигателем. Мощностью в 220 лошадиных сил и емкостью топливного бака 63 литра. Скорость вращения от 221 до 230 оборотов в минуту. Разгон с нуля до шестидесяти миль за 7, 9 секунды.

- Здорово, - нерешительно сказала я, не совсем понимая то, что он мне только что сказал или, скорее, то, как он смог запомнить все эти цифры. – И это хорошо, да?

Он кивнул. – Будь я проклят, но это так же прекрасно, как мой Вольво. Возможно, некоторые люди сказали бы, что даже лучше, но с этим дерьмом я не согласен.

Я тоже кивнула, он внимательно на меня посмотрел, а затем развернулся и пошел к машине. Пробежался рукой по ее капоту, а я с любопытством наблюдала, как он достал ключи. Эдвард открыл дверь, сел в машину и завел ее. После этого крыша машины начала двигаться и я поняла, что она откидывается. Он остановил машину, вышел из нее, захлопывая дверь, и вернулся туда, где стояла я.

- Так что ты думаешь? – тихо спросил он, обвивая меня руками и прижимая к себе.

Он наклонился и нежно поцеловал меня в шею. Прикосновение его влажных губ отозвалось в моем теле приятной дрожью.

- Мило, - пролепетала я, глядя на машину. Она была серебристого цвета и выглядела почти так же, как его Вольво, только с опущенной крышей. Я не знала, каких именно слов он ждал от меня, так как мои познания в машинах были весьма ограничены. – Она похожа на твою.

Он вздохнул и оторвал губы от моей кожи. – Не смеши меня. Ауди уже и короче. Вольво – более блестящая и у нее литая крыша, а у Ауди черный подвижный верх. У них нет ничего общего.

Я на мгновение посмотрела на Ауди, а затем повернула голову, чтобы взглянуть на Вольво.

- Они серебристые, - пробормотала я.

Он фыркнул, отрицательно покачав головой.

- Они даже не одинакового серебристого цвета, Белла. Вольво темнее. Да, как бы то ни было, они обе серебристые, но у них был Ауди только такого цвета. Если ты хочешь машину другого цвета, мы можем ее покрасить, – выпалил он.

Мои брови удивленно взметнулись.

- Зачем мне просить тебя перекрасить твою машину? – непонимающе спросила я, ведь совершенно очевидно, что он любит серебристый цвет.

Он застонал: - Ты и в самом деле меня не слушала, верно? Это не моя машина, Белла, она – твоя.

Я вытаращила глаза и изумленно уставилась на него, лихорадочно думая, что наверняка ослышалась. Не может быть, чтобы он только что сказал мне, будто это моя машина. Нет ни единой причины, по которой она вообще может у меня быть и, положа руку на сердце, сама мысль о том, что они могли бы мне ее купить, была настолько ошеломительной, что мне даже страшно было об этом подумать. Машины ведь были очень дорогими.

- Моя? – в ужасе переспросила я.

Он улыбнулся и кивнул.

- Ага, твоя. Знаю, может, не слишком честно, что ты не сама ее выбирала, но на самом деле это была папина идея, и я бы не смог оспорить его решение. Мне показалось, тебе понравится, - сказал он, пожимая плечами.

Я в шоке смотрела на него, переваривая его слова. Так идея подарить мне машину принадлежала мистеру Каллену?

- Я, м-м, - начала я, повернув голову, чтобы вновь взглянуть на нее. - Мне действительно нравится. Но зачем она мне? Я не понимаю.

Он вздохнул: – Потому что ты умеешь водить, Белла. Вот зачем. Тебе нужна машина, чтобы прошвырнуться по округе, когда нас нет днем, так что теперь ты сама сможешь ходить за покупками и делать то, что тебе нужно. Черт, я не знаю, да все, что придет тебе в голову.

Я несколько раз моргнула, пытаясь осознать его слова. Мне было сложно игнорировать то, что у меня в животе все трепетало от радости, и казалось, что я сейчас взорвусь от счастья, но изо всех сил пыталась удержаться. Происходящее было настолько ошеломляющим, что, должно быть, было какой-то ошибкой.

- Погоди, - сказала я, когда в конце концов обрела дар речи. – Так значит, я могу ездить в магазин или по делам… Одна?

Он вздохнул и кивнул.

– Да. Не вижу ни одной причины, почему тебе нельзя этого делать. Ты ведь не собираешься сбегать, и умеешь вести себя на людях. Все нормально, - сказал он, пожимая плечами.

Бесстрастность, с которой он относился к данной ситуации, просто потрясала. Я не могла оторвать от машины глаз; ни я, ни Эдвард не произносили ни слова. Я пыталась осознать происходящее, но из-за шока не могла даже открыть рот. У меня машина? И мне доверяют настолько, что разрешают уезжать из дома и появляться на людях одной? Сама мысль об этом меня ошеломила и даже немного напугала, но в то же время… В то же время была настолько восхитительной. Несмотря на то, что Эдвард только что сказал, было ненормально, это было очень большим событием в моей жизни.

- Вау, - произнесла я в конце концов, испытывая противоречивые чувства. Эдвард вздохнул и снова обнял меня.

- Добро пожаловать к независимости, - пробормотал он, наклоняясь к моей шее, чтобы поцеловать ее.

Я бы солгала, если бы сказала, что обошлось без затруднений, потому что это не так. Эдвард ездил в школу на моей машине – у нее была коробка-автомат, – оставляя свой Вольво в гараже, и так должно было продолжаться до тех пор, пока ему не снимут гипс. Где-то через неделю после того, как мне подарили машину, доктор Каллен зашел в кухню и вручил мне маленькую пластиковую кредитную карточку, сказав, чтобы я съездила в магазин за продуктами. Я в шоке посмотрела на него, а затем протянула руку и взяла карточку, моя рука при этом слегка дрожала. Он тут же вышел, не говоря ни слова, с таким видом, будто это была самая обычная вещь.

Я попросила Эдварда съездить со мной, но он отказался, говоря, что ему слишком много задали на дом уроков. Я немного испугалась, что мне придется ехать одной, но не хотела спорить или придавать этому слишком большое значение. Учитывая, что у меня не было выбора, мне пришлось смириться, и, собрав все свое мужество в кулак, выйти из дома и сесть за руль машины. Мне потребовалось некоторое время, чтобы отважиться просто завести ее, впрочем, гораздо меньшее, чем чтобы попытаться тронуться с места, но после отчаянных молчаливых уговоров и увещеваний, я, наконец, решилась отъехать от дома Калленов. При попытке втиснуться на огромную парковку перед универмагом у меня чуть не началась паническая атака, и мне пришлось позвонить Эдварду, чтобы он помог мне успокоиться. Я боялась, что он расстроится, когда услышит мой задыхающийся голос и невнятную речь, будто я пьяная, но он был очень терпелив и разговаривал со мной почти на протяжении всей моей вылазки в магазин. Мне это очень помогло, и я быстро прошлась через торговый зал. Он повесил трубку, когда я подошла к кассе расплатиться; я нервничала, ведь впервые самостоятельно использовала кредитную карточку и расписывалась на чеке за саму себя, но – на удивление – я со всем очень хорошо справилась.

Сказать, что я гордилась собой – было бы преуменьшением. Я еще ни разу в жизни не испытывала такого чувства удовлетворения, и мне было немного жаль, что то, что другие люди делают практически не задумываясь, для меня являлось чем-то большим и важным. Эдвард сказал, что гордится мной, и в его голосе я услышала радость, которая лишь усилила мою.

В свои следующие поездки я справлялась уже самостоятельно. Эдварду больше не приходилось отвечать на мои взволнованные телефонные звонки, чтобы успокоить меня, но это произошло лишь после того, как я перестала волноваться и принимать происходящее слишком близко к сердцу. Я по-прежнему боялась ездить куда-то одна, но с каждым разом мне становилось все легче и легче.

Из размышлений меня вывели громкие проклятия Эдварда:

- Ну что за гребаный вопрос? Какое отношение имеет проклятая шестнадцатая буква греческого алфавита к математике? Что это за дерьмо?

- Пи? – вырвалось у меня.

При звуке моего голоса он подпрыгнул от неожиданности и повернулся ко мне, сощурив глаза. Я предположила, что он не знал о том, что я стояла у него за спиной.

- Ты только что спросила меня, не хочу ли я кусок чертова пирога? (игра слов: буква " пи" на английском произносится как [пай] – что созвучно слову " пирог") – переспросил он.

Я смущенно нахмурилась.

- Вообще-то нет. Шестнадцатая буква греческого алфавита – Пи, и в математике она обозначает число Пи, - пробормотала я.

Он некоторое время с удивлением смотрел на меня, очевидно, пытаясь понять то, что я ему только что сказала.

- Да? – спросил он, я кивнула. – Что ж, спасибо за это шизанутому Алексу Требексу. А он, случайно, не говорил тебе, во скольких пьесах Шекспира есть призраки? Потому что я не могу отыскать это дерьмо.

- Сколько призраков или сколько пьес? – переспросила я.

Он посмотрел на меня, а затем заглянул в книгу.

- А есть разница? – смущенно спросил он.

- В четырех пьесах в качестве действующих персонажей есть призраки, но в одной из них их двое. – Сказала я, заикаясь.

Он перевел на меня удивленный взгляд.

- Ты вправду знаешь чертов ответ? Господи Иисусе, Белла, – пробормотал он. – Ты бы могла делать за меня домашнюю работу и тем самым помогла бы мне избежать многих проблем.

Я покраснела, а он усмехнулся.

- Полагаю, я не так уж много и знаю; только то, что видела сама или о чем мне рассказывали. И если я бы делала за тебя домашнюю работу, то как бы ты тогда научился чему-нибудь?

Он пожал плечами.

- Не представляю, зачем мне знать все это дерьмо, но я бы мог просто запоминать твои ответы, - игриво сказал он, качая головой и что-то печатая. – Короче, тебе что-то было нужно?

Я вздохнула, и он снова повернул голову в мою сторону.

- Я собиралась уйти, – пробормотала я.

Он посмотрел на часы и кивнул.

- Окей, - произнес он, вытаскивая из стола связку ключей.

Эдвард протянул их мне, и, подойдя, я осторожно взяла их.

- Я хочу разделаться с этим дерьмом и выполнить кое-какие поручения. Желаю повеселиться и, ради всего святого, не позволяй Элис делать с тобой что-то такое, чего сама не захочешь. Если она будем слишком настойчивой – посылай ее прямиком в ад.

Я улыбнулась.

– Хорошо. Увидимся позже, - пробормотала я.

Он кивнул и развернулся к компьютеру. Я еще немного постояла, наблюдая за ним, а затем вышла из комнаты.

На дворе стояла середина мая, и с памятного семейного совета, на котором Эдвард разбушевался, прошло уже четыре недели. Прошедшие недели походили на поездку на " американских горках", на которых Эдвард меня, вероятно, прокатил бы, узнай он, что я на них не то что не каталась, а даже никогда их не видела, но и без этого я сейчас имела вполне полное представление, на что же это могло быть похоже. Крутые подъемы и спуски, которые сменяют друг друга так быстро, что невозможно предугадать. И это всегда сочетает в себе предвкушение и восторг, назревающие внутри, но также сопровождающиеся и страхом.

Страх неизвестного, страх неистового взрыва, потому что в эти дни поведение Эдварда невозможно было предугадать. Казалось, он с трудом сдерживал свою раздражительность, и я не знала, что было тому причиной: нынешняя ситуация или же было еще что-то, но он как будто целенаправленно старался скрыть это. Порой он не сдерживался: в такие моменты он становился грубым и легко раздражался, его поведение становилось еще хуже, чем обычно. Подобное происходило довольно часто, и иногда он останавливал сам себя и извинялся, но чаще всего даже не замечал этого.

Он не изъявлял желания говорить о причинах своей злости, и всегда менял тему разговора со словами, что хочет сосредоточиться на нашем совместном будущем, а не копаться в прошлом, которому уже невозможно ни помочь, ни изменить. Его слова одновременно смутили меня и разожгли во мне любопытство, но не могло быть и речи о том, чтобы проявить его или быть настойчивой и попытаться узнать о том, что он подразумевал. Я знала, что если бы Эдвард захотел со мной об этом поговорить, он бы сам пришел и начал этот разговор, а до тех пор пока он этого не сделал, я предпочитала не вмешиваться в его личное пространство.

Я пыталась не воспринимать его раздражительность на свой счет, поскольку была уверена в том, что не сделала ничего плохого. Не было похоже, что это было как-то связано со мной или что я была тем самым человеком, которому миссис Каллен пыталась помочь. Я едва знала ее, и она исчезла из моей жизни задолго до своей смерти. Я была всего лишь еще одним человеком, которого она встретила, благодаря работе своего мужа. Эдвард говорил, что она старалась помочь чикагским детям, обращавшимся в центр по защите жертв изнасилований, где она работала на общественных началах. Я решила, что она, пытаясь помочь спасти одного их таких детей, встала на пути у какой-то плохой семьи.

Что бы это ни было, это, безусловно, сильно разозлило Эдварда, но, казалось, он был в состоянии сам с этим справиться. Он держался немного отстраненно, но не физически, потому как всегда держался поблизости от меня, а эмоционально. Он все также обнимал и целовал меня, говорил, как сильно меня любит, но проявления той безудержной страсти, которая прежде сопровождала его признания и поцелуи, куда-то пропали. Я пришла к выводу, что это случилось лишь из-за того, что на него слишком много всего навалилось и со временем все пройдет, поэтому пыталась не обращать на это внимания.

Но внутри меня по-прежнему мучило тревожное чувство, а в голове раздавался голос, нашептывающий мне о том, что что-то не так, что я упустила какой-то важный кусочек этой головоломки, тот самый, который объяснит мне его поведение. Я старалась игнорировать это чувство и заглушить этот голос, поэтому не только Эдварду приходилось скрывать свои чувства. Мне хотелось верить в то, что, если между нами что-то не так, то он бы сказал мне об этом. Он бы никогда не обманул меня или специально притворился, чтобы причинить мне боль. Если он признавался мне в любви, значит, он на самом деле любил меня. Я чувствовала, что он любит меня, я видела любовь в его глазах и в ту ночь, когда он шептал мне о ней, думая, что я сплю, я слышала ее в его голосе сильнее, чем когда-либо.

Я беспокоилась о нем и изо всех сил старалась сделать его счастливым. Поймите меня правильно, он действительно казался счастливым, но к его счастью примешивалась едва уловимая грусть. Звучит противоречиво – счастье, смешанное с грустью, но только это приходит мне на ум, чтобы описать его. Оно проявлялось как сильная тоска, ностальгия по чему-то. Мне бы хотелось сделать для него гораздо больше, чем я могла, но поняла, что самым лучшим будет просто держаться поблизости и дать ему время.

Я вышла на улицу и, сев в машину, завела мотор. У меня слегка тряслись руки – я все еще немного нервничала, когда вела машину. Я тронулась с места и выехала на дорогу, направляясь к дому Элис.

Сегодня в Форксе был особенный день. День больших танцев в средней школе Форкса – Выпускной бал. Три недели назад Эдвард сообщил мне о нем весьма своеобразно, сказав, что на той неделе мне нужно пройтись с Элис по магазинам, если я хочу выбрать себе платье. Я смутилась и спросила его, что он имеет в виду, а он просто ответил: - Выпускной бал, Белла. Тебе нужно платье.

Я поразилась, поскольку знала о танцах, но не ожидала, что тоже там буду. Я ведь даже близко не была ученицей, и сомневалась, что доктор Каллен разрешит мне пойти. Я сказала об этом Эдварду, а он ответил, чтобы я не была смешной, ведь я его девушка и, само собой разумеется, что я пойду с ним, независимо от того, что об этом подумают другие. Я согласилась и спустя несколько дней отправилась с Элис по магазинам, где выбрала милое голубое платье, украшенное яркой золотистой окантовкой, и подходящие к нему туфли. Все это находилось в доме Элис, куда я сейчас направлялась, чтобы подготовиться.

Сказать, что я нервничала, собираясь на танцы с Эдвардом – значило бы ничего не сказать. Меня чуть не парализовало от страха. Не только потому, что мне предстояло провести вечер с ним и в непосредственной близости со всеми, с кем он ходил в школу, со всеми его бывшими девушками, но и из-за того, что я не имела ни малейшего понятия о том, как танцевать. Я боялась, что, поставив в неловкое положение себя, я поставлю в неловкое положение и его. Он был таким раздражительным, и меньше всего мне хотелось бы опозорить его на глазах у всей школы.

Элис пыталась заверить меня, что все будет отлично, что Эдвард будет меня поддерживать, как и всегда, и что современные танцы очень легкие, но мне это не помогало. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

Едва я подъехала к дому Элис, как входная дверь тут же распахнулась, и она вышла на улицу, ослепительно улыбаясь. Я заглушила мотор и вышла из машины, направляясь к тому месту, где она стояла.

- Ты рада? – воодушевленно спросила она.

Я улыбнулась и кивнула.

- Конечно же, - ответила я, не отваживаясь сказать ей, как сильно моя радость омрачалась моей нервозностью. Мне не хотелось, чтобы она подумала, будто я не хочу идти или что я была этому не рада, потому что на самом деле была просто счастлива.

- Ты будешь выглядеть просто потрясающе, - выпалила она, хватая меня за руку и затаскивая в дом.

Я засмеялась и пошла за ней, быстренько помахав рукой ее родителям, когда она втащила меня в дом. Меня представили им несколькими неделями ранее, в один из тех дней, когда я была у нее в " девчачий день", который проводила с ней и Розали. Ее отец держался немного замкнуто, а мама была очень мила, насколько я могу судить. Я поднялась за Элис в ее комнату и уселась возле стола. Она тут же начала колдовать над моими волосами, одновременно болтая о танцах и Джаспере.

- Начали вечеринку без меня? - раздался спустя некоторое время голос Розали.

Я обернулась и увидела ее в дверном проеме, волосы у нее были скручены в узел, а несколько вьющихся прядей обрамляли лицо. Она уже сделала макияж и выглядела ошеломительно, будто сошла с обложки журнала мод. На ней были джинсы и рубашка, застегнутая на пуговицы, в руках она держала большую белую сумку, в которой, сделала я вывод, ожидало своей очереди ее платье.

- Примерно в то же время, как ты отправилась сюда, - сказала Элис, тряхнув головой и опуская плойку, которой укладывала мои волосы, вниз.

- Да, с прической пришлось повозиться дольше, чем я предполагала, - сказала она, пожимая плечами, прошла в комнату и положила сумку на кровать. – Я должна была быть уверена, что она совершенна.

Элис улыбнулась. – Выглядит отлично, - сказала она.

Я кивнула.

- Так и есть. Ты выглядишь очень красиво, Розали, - сказала я.

Мы с Розали, по большей части, ладили друг с другом, но я все еще немного побаивалась ее. Она взглянула на меня и кивнула.

- Спасибо, - равнодушно произнесла она. – Так чем могу помочь?

Элис вздохнула: – Закончишь с ее волосами, пока я займусь своими?

Розали кивнула и встала у меня за спиной, начав перебирать пальцами кудри, которые мне сделала Элис, придавая им чуть более естественный вид. Элис принялась укладывать собственные волосы, закручивая концы волос наружу и приподнимая их.

Розали закрепила верхние пряди волос на затылке, оставляя нижнюю часть волос свободно струиться по спине.

Обе сплетничали о людях, с которыми ходили вместе в школу, обсуждая, кто с кем будет танцевать. Я молча сидела, не зная никого из тех, о ком они разговаривали, поэтому то, что они говорили, не вызывало у меня никакой реакции. Розали закончила укладывать мои волосы и взяла флакон с лаком для волос. Я крепко зажмурилась и задержала дыхание, помня, что лак для волос не так уж приятно вдыхать. Затем она начала накладывать мне макияж, нанеся мне на веки немного сверкающих золотистых теней. Элис закончила укладывать прическу и занялась своим макияжем.

После того, как с макияжем было покончено, они начали доставать свои платья, а я, нервничая, встала и подошла к кровати, убирая свои вещи, которые Элис положила на нее. Он тут же начали раздеваться, совершенно не беспокоясь о том, что стояли друг перед другом практически голые. Я в шоке распахнула глаза, когда Розали спокойно сняла свой лифчик и осталась стоять передо мной лишь в трусиках. Я покраснела и быстренько отвернулась, слыша ее смех.

- Я не стыжусь своего тела и тебе не нужно отворачиваться, - сказала она.

Я осторожно на нее посмотрела, а она через голову надела красное платье и начала натягивать его на тело.

- Можешь пялиться на мою грудь, сколько хочешь, но сразу предупреждаю: тронешь хоть пальцем – я его оторву.

Я слабо улыбнулась, чувствуя, что мои щеки по-прежнему горят; меня смутила их откровенность. Кивнув, я замешкалась, не зная, что же мне делать дальше. Мне было неудобно раздеваться перед ними и, думаю, Элис это поняла, потому что схватила Розали за руку и дернула ее в сторону.

– Роуз и я будем в ванной, - сказала она и потащила Розали через комнату.

Розали обиделась и отшатнулась от Элис, но не стала спорить и пошла за ней. Дверь в ванную закрылась, а я немного расслабилась.

Я быстренько разделась, надела нижнее белье и стала надевать свое платье, удостоверившись, что не порчу прическу. Я выпрямилась и потянулась рукой за спину, пытаясь застегнуть молнию, но не смогла этого сделать. Раздраженно вздохнув, я сдалась, понимая, что кто-нибудь из них обязательно мне поможет. Спустя минуту дверь ванной открылась и Розали посмотрела на меня.

- Какое милое платье, - сказала она, подходя ко мне.

Встав у меня за спиной, она убрала мои волосы на сторону и застегнула молнию на платье. Не знаю точно, как она поняла, что именно мне нужно, но она все-таки это сделала.

- Спасибо, - тихо произнесла я. Она пробурчала под нос что-то вроде " на здоровье", и отступила на несколько шагов назад, оценивающе глядя на меня.

Элис вышла из ванной и встала рядом с Розали, тоже глядя на меня. На ней было светло-желтое открытое вечернее платье без бретелек.

- Ты права, - сказала Розали спустя минуту, приподняв бровь и одарив меня злорадной улыбкой. Элис кивнула.

- Я знаю, - пафосно парировала она.

Розали закатила глаза, все еще ухмыляясь.

- Права в чем? – нерешительно спросила, не понимая, о чем они говорят.

- Элис тут подумала, что при виде тебя, половина города лопнет от зависти: все девчонки захотят быть тобой, а парни – захотят быть с тобой. Я сказала, что она бредит, но сейчас вижу, что она была права. Ты произведешь фурор, - сказала она.

Мои глаза немного распахнулись, а каждый нерв в теле обострился до предела, когда его пронзил шок.

- Ну, я ничего об этом не знаю, - пробормотала я. – Ну, они же все видели меня до этого, так что я не представляю из себя ничего особенного или нового.

Розали расхохоталась: – Такая наивная. Ну да, возможно, они видели тебя раньше, но сегодня все будет по-другому. Все знают, что вы двое вместе и да, возможно, кто-то из них видел, как он лапает тебя в Новый год, или еще где-нибудь, но это выпускной бал, милая. Не думаю, что ты знаешь, как люди относятся к его тупой заднице. Они либо любят его, что относится по большей части к девчонкам, либо же презирают – что относится к парням. Люди хотят либо быть с ним, либо быть им, и то же самое будет с девушкой, которая его захомутала. Эдвард Каллен официально придет как несвободный парень. Ты взяла этого чувака за яйца, и он будет крутиться рядом с тобой весь вечер, учитывая то, как ты выглядишь.