Кирпичный бизнес

«Мужик, купи кирпич», - этот прикол я слышал много раз и то разных людей. В разных интерпретациях и в разные годы. Последний раз в госпитале. Я слушал и хохотал вместе со всеми, а в это время думал, как можно попасть в такую ситуацию – непонятно. Пока сам не попал.

В Харьков я свалил – от греха подальше – из Ростова, в котором мне ничего не светило, кроме очередного срока. И вот поезд выплюнул меня на перрон, в объятия прекрасного солнечного утра. Вместе с огромной суетящейся толпой, оглохшей от поездки и вокзальной суеты.

На вокзале ловить нечего кроме головных болей. Выбравшись из его толкучки, пристроился на давно облюбованной скамеечке на привокзальной площади. Харьков уже не в первый раз служил мне транзитной зоной отдыха. А скамеечка была не только симпатичная, но и удобная, сидя на ней можно было контролировать выход с вокзала и метро, да и всю привокзальную площадь.

Рыбак рыбака видит издалека. В мою сторону шёл, если это можно было назвать «шёл» плюгавенький мужичок, таща чуть не волоком огромнейший и, по всей видимости, тяжеленный чемодан, аж взмок от усердия. «Неужели спёр» - с восхищением подумал я.

- Ух! – он упал на скамейку рядом со мной. Отдышавшись и выкурив сигарету, без прелюдий и всяких кривых подъездов на гнилой кобыле, предложил идти к нему в напарники.

- Уважаемый, я очень ценю Ваше предложение. Но, к великому сожалению, я ещё не соскрёб привкус баланды со своих зубов. Прошло всего полтора месяца после моего освобождения. И потому я не желаю принимать участия в криминале, тем более – в групповом, - понёс я чистейшую ложь от начала и до конца – высоким слогом. Чего раньше за мной не замечалось. Мы поговорили с ним о том, о сём. Он легко и непринуждённо вытянул из меня всю информацию, интересовавшую его. Да и я

сильно не артачился. Врубившись, что я за гусь, он забрал своё предложение назад, взамен предложив безвозмездную материальную помощь в виде шмоток и некоторого количества монет.

Старый дребезжащий трамвай долго трясся по стыкам через весь город везя нас в душном чреве в сторону жилища плюгавого, ласково называвшим свою обитель крысиной норой.

Крысиная нора – очень точное название. Старый кирпичный трёхэтажный дом среди таких же двух- и трёхэтажных собратьев не очень отличавшихся ни внутри, ни снаружи и нагромождённых без всякой планировки. Весь в трещинах и осыпающейся штукатурки. Лучшего места для его норы трудно найти.

Вошли в его квартиру, довольно уютную по сравнению с домом.Он быстро и деловито раскидал чемодан, оставшись довольным: всё, что там находилось, было новым, дефицитным и высшего качества.

Потом он занялся мной, заставив пройтись по комнате, присесть. С ловкостью факира он выуживал вещи: лежавшие и хранившиеся, где только можно, и подавал мне. Не квартира, а салон под названием «Всё для человека». Вскоре передо мной лежали: коричневый дерматиновый плащ до щиколоток, с погончиками и поясом, бананы, пара пакистанских рубашек, южно-корейские кроссовки и много всяких других мелочей, нужных в повседневной жизни. Завершали этот парад моднючая кожаная кепка и вместительная спортивная сумка из парашютного шёлка – очень удобная и прочная, в чём я убедился в дальнейшем. Передо мной лежал полный прикид.

Из ванной я вышел в полной красе. Глаз у него был – нет слов. Слегка перекусили. Он дал двадцать рублей и пожелал быстрей свалить с Харькова.

- За какие такие заслуги такое внимание? – всё же не удержался я.

- Долго объяснять. А если коротко – в тюрьме тебе делать нечего. Ты – идиот, к тому же – полный. А если поумнеешь то превратишь жизнь – там или здесь – для многих в настоящий ад. До свидания.

Я ничего не понял из сказанного им, но не обиделся и не потерял ни капли настроения. Всего-то минуту назад я получил всё, о чём только мог мечтать. Мой старый прикид годился лишь для пугала на огороде, а в той жизни, в которой я существовал, он имел чуть ли не главное значение. Вернувшись на привокзальную площадь, я пристроился на той же скамеечке. Сидел и думал, чем мне заняться в будущем – ближайшем и далёком. Путного ничего не приходило в голову. Эта сильно

не печалило, настроение было хорошее. Так я просидел почти три часа, не вставая, в полусонных размышлениях.

Моё поведение привлекло внимание мусоров. Посмотрев документы, отвели в отделение. И всё как положено: отпечатки, фотографии, допрос. В конце всей этой катавасии пришлось подписать документ, заблаговременно подписанный прокурором: в том, что я обязуюсь покинуть Харьков в течении семидесяти двух часов, «в противном случае…». Всё это балаганное представление я знал досконально: гнали отовсюду, и методы были одинаковые. Пытку я терпел с выносливостью паровоза, тянущего тяжело гружёный состав – желая

поскорее отделаться от мусоров. Лишь один раз попробовал возмутиться:

- А где я возьму деньги?

- Нам-то какое дело, как приехал, так и уезжай. Вляпаешься – посадим.

На этом я успокоился. Здесь обошлись со мною почти по-человечески. Ни минуты камеры, лёгкий шмон, даже ни разу не ударили, что по тем временам – да и по нынешним – явление очень редкое. Хотя и гоняли меня без малого три месяца по всему Союзу из города в город - где палками, где сапогами, где

санкциями – каждый раз всё это било по мне очень больно, и я никак не мог привыкнуть к роли изгоя. А как прекрасно начинался день!

С горя я решил откушать бормотушки, благо магазин находился в двух минутах, пешком, от вокзала. Времена были антиалкогольные, и у магазина змеилась длинная очередь. Обречённо пристроился в хвост. Мимо проходили счастливчики, несущие по пять бутылок вожделенной жидкости. К одному из них подлетел взлохмаченный мужик – с глазами навыкат, в застиранном трико и в тапочках на босу ногу. И стал умолять, чтобы ему продали бутылку за любую цену. Эта сцена слегка приподняла настроение, вспомнил себя в такой же ситуации: ну вылитая копия, и деньги готов платить любые…

Очередь очень медленно продвигалась к заветной цели. Ни о чём не думалось, и я с полубезразличным видом осматривал окружающее не по первому кругу. «Копия и любые деньги…» - зациклившись всплывала и гасла мысль. Копия и любые деньги…

Сколько бы я ещё стоял в очереди, неизвестно. Если бы не уткнулся взглядом в мужика, в третий раз проходящего с бормотухой. Секунда – и в голове выстроилась стройная логическая система. Если я с похмелья могу заплатить любые деньги или тот мужик, то почему не могут заплатить другие? У людей разные проблемы, а жизнь одна, и времени постоянно не хватает, надо торопиться. Примерно так рассуждал я. План был готов.

Очередь продвигалась медленно лишь по одной причине: существовала антиочередь. Маленькая, не больше десяти человек, но своими действиями и повадками напоминающая маленькую змейку – умную, вёрткую и осторожную. У внутренних дверей магазина стояло два мусора, выполняющих роль счётчиков и регуляторов: в магазин – десять, десять – обратно. Всё продумано по высшему классу. В просторном отделе работали три продавца, обслуживающих очень быстро. Когда начинали покупать последние, впускали очередную партию. В антиочереди было хорошо видно, что творится в магазине, чем она умело пользовалась.

И вот дан старт. У дверей давка, стон, визг, мат. В открытую только не убивали друг друга. Пинали ногами, толкали локтями… Для мусоров это было обалденное развлечение. Очумевшие лица и силовая борьба на высшем уровне, чем не бейсбол или американский футбол? Правда, в выигрыше всегда антиочередь, вталкивающая в магазин по пять – шесть человек. Благо её состав был неизменным, лишь иногда перебежчики пополняли её ряды. Десять в магазине – антиочередь откатывала на исходную позицию, хорошо зная правила игры. Очередь каждый раз пыталась этим воспользоваться и рвалась в

магазин. Особенно буйных впускали, а в магазине ещё два мусора их арестовывали и выводили через служебный вход. В очереди они больше не появлялись. Очередь, глядя на такие дела, тоже откатывала на исходную. И тогда из магазина начинали выпускать затаренных счастливчиков. Очередь возмущалась: «Почему в магазин пропускают без очереди?». На что мусора безразлично отвечали:

- Это ваши проблемы, решайте их сами.

Сняв плащ и кепку, я уложил их в сумку и пристроился в антиочередь. В три попытки попал к заветному прилавку. Бормотуха стоила трёшку. Выбрался из магазина и пошёл в хвост очереди.

- Кому нужна бормотуха? – ещё с какой-то долей сомнения предложил я, до конца не уверенный, что план удался. Подошли двое:

- Сколько?

- Семь – грубить не стал.

- Давай две.

- А тебе?

- Тоже, - пока со мной рассчитывались эти двое, подбежавший мужичок пристроился позади них, с ходу врубившись что

Почём:.

- Продай бутылку!

- Одна осталась, - ломал я комедию, желая сорвать с него побольше.

- Пятнадцать.

- Я же говорю: себе оставил.

- Поезд отходит!

Вроде как с неохотой, я согласился.

В одном кармане пятнадцать, в другом – двадцать восемь рублей. Мой бизнес набирал обороты. Второй, третий заход… Мусора при виде меня улыбались: не прошло и получаса, а чувак шестой раз на острие антиочереди. Стоя в законной очереди, приметил: состав антиочереди практически неизменен, что и подтолкнуло на операцию. Они, по всей видимости, пополняли запасы для ночной торговли. «Вот дурачки, - посмеивался я в душе, - днём надо торговать, днём, днём торговля высший класс, - люди всегда куда-нибудь спешат, ночью спать надо, а не искать приключения на ж…»

В магазине услыхал: осталось пять ящиков. Даже обрадовался: бизнес клёвый, не можно нарваться. Да и перед мусорами примелькался. Продать решил четыре бутылки.

В очереди знали, что кончается бормотуха, но почему-то не спешили расходиться. Я ничего не предлагал, но подошли сразу четверо и все как один протянули молча по червонцу. Раздал им по бутылке, пошёл обмывать клёво проведённую операцию.

Шёл не торопясь, вымотался прилично. Значит, здесь настоящая цена бормотухи – «чирик». В Ростове всё обстояло иначе. Бормотухи в магазинах не было, но купить её можно было в любом месте по семь рублей. Особенно меня поразила ночная торговля недалеко от вокзала. Сюда отправляли всех искавших пойло. Увидав в плохо освещённом дворе очередь, засомневался. Подтвердили – здесь. Вдруг в очереди кто-то упал. Из тени вышли мусора и загрузили его в стоящую там же в тени машину. Я опешил, но очередь не дрогнула, безразлично и с неплохой скоростью продвигаясь к заветному окошку. Лишь

иногда из засады появлялись мусора и уводили очередную жертву, А я-то удивлялся: почему так мало пьяных на таком большом железнодорожном вокзале… Большая часть их оседала в этом дворе. Ловко придумано!..

Заглянул в гастроном – старый, как Харьков, и насквозь пропахший деликатесами, - слегка затариться хавчиком, рублей на двадцать. Вышел гружёным верблюдом, как-никак булка хлеба стоила двенадцать копеек, а любая консервная банка- не больше полтиника. Завернув во дворик – полностью зелёный, имеющий форму правильного прямоугольника шириной пять метров и длиной в трёхподъездную хрущёвку, с одним входом и уютным столиком под огромнейшими тополями в дальнем конце – я решил, что для спокойных посиделок

лучше места не найти.

Аккуратно разложил на газете нарезанную колбасу, хлеб, помидоры, зеленый лук и открытую консервную банку, окинул взглядом, кое-что переложил с места на место, добавил ветчину с огурцами. Посередине водрузил стакан, предварительно купленный в «Гастрономе» вместе с томатным соком. Ещё раз окинул стол неторопливым взглядом… А куда торопиться, поезд на Свердловск уходит ночью, а до ночи ещё далеко. По дороге в гастроном окончательно решил: Свердловск. Приеду туда, а там и буду уши ломать, что делать дальше. Насчёт билета я не беспокоился: в весовой категории властей железнодорожная по любому проигрывала дуэту «мусора плюс прокуратура». И плевать, что билеты продали на два месяца вперёд, найдут!

Осмотрев стол, остался доволен. Взял стакан и наполнил до половины. Выпить не успел.

- Эй, мужик, - услыхал я. По профессиональной привычке алкоголика прикрывал все свои действия, сидя к выходу со двора спиной. Поставил стакан на стол и оглянулся. Их невозможно было не узнать, их троих. Одного интеллигентного и двух с противными рожами и огромными торсами. Прикинутых с иголочки в фирму от ушей до пят. Они стояли у магазина в безразличных позах и смотрели, как мужики брали у меня бормотушку. Они шли за мной по улице и делали вид, что что-то покупают в гастрономе. В гастрономе, помню, ещё мелькнула мысль: «Меня пасут»». Отогнал, мало ли кто куда идёт. Много думаю, когда не надо, всё ясно, как божий день. У магазина они искали жертву. По всей стране каталась волна командных уличных видов спорта – от простого издевательства до втирания ногами в асфальт. Значит, я – кролик, а они команда удавов. Во двор они вошли не сразу, ждали, когда выпью: что бы потом было легче спровоцировать.

- Чего вам, ребята, - я приготовился к худшему, единственное, что в этот миг у меня не дрожало, это голос.

- Мужик, купи кирпич, - подано было по знакомой программе.

- Сколько? – я не пузырился.

- Три рубля.

- А не дорого? – Я знал госрасценки на это изделие: пять копеек – максимум – производителю, тридцать три копейки – максимум – розничная торговля. Всё это я узнал, потратив почти четыре недели своей жизни в казахстанской степи, батрача на одну кавказскую команду. С одним лишь правом: пахать, как чёрт или сдохнуть в

случае неповиновения. Подавая лопатой глину на транспортерную ленту – с раннего утра до позднего вечера, с двухчасовым перерывом на обед – я познал весь смысл и суть каторги и её разрушающее воздействие. Засыпал прямо у транспортерной ленты. Выпив утром стакан крепкого чая – снова подавал глину.

К концу третьей недели я окреп. А на четвёртой – при первой же возможности бежал, проклиная свою глупость, степь, кавказцев и кирпичи, которые получались из подаваемой мной глины. Поймали бы тогда – наверняка убили бы или искалечили и оставили бы подыхать в степи…

Всё это пронеслось в голове, и я с трудом держал себя в руках.

- Не дорого?

- Нет, в самый раз, - в приказном порядке рявкнул жлоб.

- На, - Я подал пятёрку, чуть поостыв. Подали два рубля сдачи – что приятно удивило – и полиэтиленовый пакет с кирпичом, завёрнутым в серебристую фольгу и перевязанным алой лентой. «Эстеты, вашу мать…» - подумал я, пристраивая под столом пакет и засовывая сдачу в нагрудный карман рубахи к деньгам, оставшимся от последней сделки. Все остальные были спрятаны более основательно. И было собрался начать трапезу, прерванную самым что ни есть наглым и бесцеремонным образом, когда услыхал:

- Не спеши! Отдай кирпич, - они явно меня провоцировали. Хорошо, что был трезвый, а то бы сорвался.

- Я же его только что купил.

- Верни, - голос явно не предвещал райских кущ.

И началось… Дикий бизнес: купи - отдай, купи – отдай… И всё медленно, с издёвкой. С каждой операцией я становился спокойнее и безразлично-хладнокровнее. Со стороны всё выглядело какой-то интересной игрой четырёх приятелей. Я закурил «примину», они – по фирме. Игра продолжалась, решил действовать по обстановке и держать себя в руках до последнего.

И вот я достал последние два рубля из нагрудного кармана, вывернул его и показал им. Выгреб всю мелочь, рубль семнадцать. Отдал три рубля и забрал кирпич, который бы с удовольствием размазал по холёному

личику интеллигента, прощавшегося со мной.

- Ну пока, мужик, купи себе на сдачу жвачки и коробок спичек, только смотри не балуйся, спички детям не игрушка, - жлобы заржали от этой идиотской шутки.

Мне было достаточно того, что они развернулись и сделали два неторопливых шага. Нашёл искомое и положил поверх сумки.

- Ребята, подождите, - вся троица синхронно развернулась.

- Тебе чего, лох, ещё надо? – прогнусавил жлоб, пытаясь выразить презрение, что у него никак не получалось.

- Хотите, анекдот расскажу? – и не дожидаясь ответа, выдал одним духом, - Летят ворона с волком в самолёте, ворона нажимает кнопку вызова стюардессы. Выходит лиса:

- Вызывали? Что-нибудь надо?

- Да нет, так выеб…

Лиса не успела уйти, как волк последовал примеру вороны и нажал кнопку. Входит снова лиса.

- Вызывали, - лиса не успела произнести дежурную фразу, как её прервал волк.

- Выеб…

- Ещё один вызов, и ваша парочка покинет самолёт прямо в воздухе.

Не успела лиса уйти, как ворона нажала на кнопку. Вошли два медведя и выкинули их за борт. Волк летит к земле, а вокруг нег порхает ворона и с ехидной улыбочкой спрашивает:

- Волк, а волк!

- Чего тебе надо?

- Ты летать-то хоть умеешь?

- Нет, а что?

А какого ж х… ты тогда выеб…

Жлобы в недоумении пожали плечами, по лицу интеллигента прошелестела улыбка, Они развернулись и собрались было уходить, как интеллигент обернулся и автоматически спросил:

- А всё-таки, мужике, что ты этим хотел сказать? – он уставился на ствол, смотрящий в его грудь и уже понял – кто и что хотел сказать. Жлобы повернулись вслед за ним, да и замёрзли с открытыми ртами.

- Да ничего, бизнес мне ваш не нравится – раз. Умные собак не дразнят – два. А третьим будет…

В своё время мною была съедена не одна тонна литературного дерьма на криминальные темы. Теперь удавом был Я, а они были кроликами. Всё шло по сюжету: полминуты – и они стоят голые перед двумя неравномерными кучками. В одной – шмотки, в другой – всё, что находилось в карманах.

- А это тебе для чего? – спросил я у одного жлоба, показывая на четырёхсотграммовый пузырь одеколона: - что, когда от страха в штаны наложите, льёте по очереди, чтобы не вонять, или только ты один?

Я возвращал долги и добивал. Второй жлоб и интеллигент улыбались, хотя и сами находились в незавидном положен. Тот, кого касался вопрос, аж позеленел от бешенства, попадание в точку.

- А теперь голяком, - я кивнул в сторону забора. Они не заставили себя упрашивать. Да, не зря я купил эту

титановую игрушку, под «Макарова», в Ростове за всю наличность и обалденную кожанку, обошедшуюся мне в выбитый зуб, фингал под глазом и многие ссадины и ушибы.

Пока происходил инцидент, ни во двор, ни со двора – ни души. Ну и хорошо.

На улицах начали постреливать, и если даже кто-то что-то и видел, наверняка промолчит, потому я не торопился. Вытащил из кучи поменьше сигареты, наличность, золотую цепочку и фирменный складешок. Из другой – кожаный ремень, всё остальное сгрёб в одну кучу и облил одеколоном, тряпки принадлежавшие им меня не интересовали. Да и прикид, подаренный плюгавым, подходил к моей жизни больше.

Горел костёр, а я обмывал хорошо провёрнутую операцию с борматухой. Закусывал со смаком, растягивая удовольствие. За троицу не беспокоился: до ночи будут сидеть спокойно и никуда не дернутся. Спокойный и уверенный, просидел почти до ночи, покуривая фирму, оставленную троицей идиотов. Лишь раз посетила мысль: «А что было бы со мной, если бы мусора обыс

кали меня получше и нашли титановую игрушку. Или троица не повелась… Если бы, да кабы…». Я тут же её отбросил, как не конструктивную: «Чего грузиться несуществующим? - и снова погрузился в состояние истомы...

Я сидел у телевизора с пробитым черепом и переломанными ногами, вспоминая до мельчайших подробностей историю десятилетней давность.

Когда три недели назад столкнулся на вечерней улице с троицей – два мужика и баба, то не волновался.

- Мужик, хочешь поглядеть чебурашку?

Народу на вечерней улице было мало. Мусоров и днём-то не увидишь, не то что вечером. Умеют только впятером одного алкаша арестовывать. Вот и разгулялось вовсю мелкое бакланьё.

- Нет, спасибо.

Но мои слова ушли водой в песок или вовсе не были предусмотрены правилами предполагаемой программы. Замызганная шлюшка – и где таких находят – распахнула полы искусственного меха шубы. Обвислые груди, кожа складками… - одним словом: страхолюдина. Да и прикол давно выброшен на помойку. Только раньше молоденьких телок показывали.

- А теперь плати!

- Мне ваш бизнес что-то не нравится, - произнёс я заученную фразу и привычным движением навёл ствол в грудь одного из них.

- Ого, старый знакомый. Чего ты мне свое фуфло в нос тычешь? – он ударил резко в солнечное сплетение. Я загнулся и разогнуться не успел. Удар дубинкой по

голове уложил меня на землю. Сквозь муть в башке пробивался в моё сознание их разговор:

- А я-то думал, а каком таком знакомом говорил тот чувак, когда просил проучить этого фраера, лезущего к его жене. Говорит, ты его хорошо знаешь, а ствол – фуфло. Чего будем с ним делать? – О чём они говорили дальше, я не услышал. Потом один из них подпрыгнул и всем своим весом раздавил мою голень. Орать я не мог, лишь только хрипел. Потом приступил к делу второй…

Очнулся в больнице с кошмарными провалами в памяти. Мне сказали, что привёз меня в больницу какой-то навороченный бизнесмен на кадиллаке, пожелав остаться неизвестным. Через две недели я выписался из больницы, точнее уехал на «скорой» домой.

В этот город попал года полтора назад совершенно случайно. Бог ты мой, для моих возможностей это был просто рай» Какие-то полтыщи километров, а цены в полтора, два раза выше, чем в соседних регионах! Иногда вообще творились непонятные вещи, в наше время исчезали из продажи вообще какие-нибудь продукты или товары повседневного спроса. Смекнув что почём, посчитал и всё взвесил. Некоторым количеством монет я располагал, и через неделю два трейлера носились по трассе из одного пункта в другой и везли всё необходимое.

Своими наблюдениями и умозаключениями делиться не стал ни с кем. Пусть сами думают…

Так и прошло почти полтора года. Хотя бизнес процветал, я его и не думал расширять – ни к чему. Купил однокомнатную квартиру с приличной обстановкой и открыл несколько счетов в разных банках. Начал

подумывать о вложении капиталов в ещё одну хорошую однокомнатную квартиру. И на тебе…

Надо же было нарваться на харьковских жлобов, промышляющих тем же кирпичным бизнесом, только в другой – истлевшей – обёртке.

Узнал я их лишь в тот момент, когда они, услыхав хруст моей голени, заржали. Откуда они взялись в этом городе? И что это за знакомый, знающий, что ствол –

обыкновенная титановая игрушка? Очень точная копия с передёргивающимся затвором и вставляемой обоймой. Но беспонтовая как противотанковая пушка против комара. О ней я никому не рассказывал. А после того, как меня слегка «отрихтовал» муж одной моей подруги, - к замужним меня не могли и трактором затянуть. Даже к разведёнкам не ходил, если бывший муж жил в том же городе. В общем, ничего невозможно понять, детали не срастались.

Я сидел и внимательно слушал, как по местному каналу телевидения выступал молодой и очень богатый бизнесмен, претендующий на место мэра на очередных выборах. Рожа его мне кого-то и что-то напоминала, а что – я не мог понять. Память, видать, отшибли напрочь. В ажурных, слегка притемнённых очках, с аккуратно подстриженными усами и бородкой, в неброской, ладно скроенной двойке с простым галстуком и довольно-таки занятной заколкой – он походил на саму простоту, порядочность и скромность.

Он легко, просто и доступно объяснял, какие прелести и радости получит город, если его выберут мэром, и как он осуществит план строительства в городе сети производств, выпускающих всё то, что требуется

человеку в повседневной жизни. Я сидел и всё глубже погружался в его песнь. Он очень точно и аргументировано показал на красочных схемах, как упадут цены, безработица и преступность. И много чего другого – и всё на цифрах и схемах. Но я уже не слушал его, врубившись, что это за гусь. Меня покоробило аккуратно вплетённое в его речь сетование на то, с каким трудом ему лично удалось вырвать одного честного бизнесмена из лап озверевших подонков, успевших смыться, с места преступления. Речь шла обо мне. И он врал.

Я никогда не считал себя бизнесменом, тем более честным. Жизнь меня научила – более или менее – реально оценивать положение вещей в этом мире, иначе я бы не выжил. В городе, до сих пор не знали как и на что я живу. Мелкий жулик, не более, живущий одним днём. Он врал о моём спасении с помощью своих героических усилий. Память восстановила окончание того вечера.

Второй жлоб прыгнул – и захрустела вторая голень. Меня всегда мучила проблема: я никогда не терял сознание ни при каких ситуациях.

Я видел, как подкатил кадиллак. Слышал перепалку жлобов со шкафами. Жлобы ушли недовольные, им помешали расправиться со мною до конца. И ещё обещали переломать все кости, если в дальнейшем хоть один волосок упадёт с моей головы. Я катил в кадиллаке, и сквозь муть боли смотрел на лицо, по которому блуждала всезнающая улыбка чеширского кота, потом на замысловатую заколку и думал, что это лицо и эту заколку видел уже, и не раз. Блуждающая улыбка кивнула шкафу, и тот с проворностью профессиональной медсестры

вкатил мне укол, который, видимо, и отбил мне память. А я грешил на дубинку жлобов.

Не желая слушать речи этого негодяя, решил попить чайку. Развернул кресло - каталку, с помощью которого передвигался, и чисто автоматически выразил презрение: «Интеллигент вшивый!». И ошарашено замер в кресле. Плотину памяти прорвало, водоворот фактов и

событий захлестнул сознание. Наконец все улеглось, и на поверхность всплыла фраза плюгавого: «Ты идиот, и к тому же полный». Я заржал, как дикий конь, текли слёзы, я задыхался, но хохотал. Сколько бы продолжалось веселье – не знаю. Но я потянулся выключить телевизор, не было больше сил смотреть на этого проходимца и каналью, вызывающего приступы безудержного веселья. Потянулся – и вывалился из кресла, по инерции пролетев вперёд. Впервые в жизни я потерял сознание, ударившись головой о тумбу телевизора. И слава тебе, Господи, что потерял,. А то бы точно умер от смеха.

Усатый и с бородкой, он мало походил на того интеллигента, юного и играющего жлобами, как жонглёр в цирке булавами. Но шелестящая улыбка, проявляющаяся, как фотография и исчезающая точно так же, только в ускоренном темпе, осталась в первозданном виде.

Я несколько раз видел его в этом городе, правда, без кадиллака и охраны, -видимо, не хотел светиться. Всякий раз взгляд упирался в неброско одетого и не суетящегося типа среди вечно спешащих по своим делам людей. Тогда он и узнал меня, что было не очень сложным занятием: я с годами изменился ненамного. Он поумнел за эти годы, и я уже не обижался на него.

Это он и никто больше мутил поганку с ценами. Это он вытащил жлобов в этот город, подсунул им идею вшивого бизнеса и организовал встречу со мной, отдав мне должок десятилетней давности и убрав со своей дороги, хотя и не дал добить меня жлобам, видимо имел какие-то виды на моё будущее. Своим бизнесом я мешал ему установить полный контроль над ценами. И все это

было дело его рук. Меня не интересовали детали, я хохотал над собой и над всеми участниками пьесы, написанной его рукой. Понять всё это не составляло большого труда, она очень походила на другую аферу – длинною почти в двадцать лет и ценою в сотни миллиардов долларов, до сути которой докопался, пытаясь восстановить память.

Началось всё в больнице. Мужики, лежавшие со мной в палате, вспоминали борьбу с пьянством и начало перестройки, и высказывали по этому поводу интересные мысли. И я вместе с ними, пытаясь восстановить память, связав их с событиями тех лет. Ничего не получалось, меня зациклило и вышибло на несколько дней. Память не восстанавливалась. Зато лезли факты из газет, выступления по телевизору и многое другое из жизни и разговоров. Мозг работал днём и ночью. Я пытался думать о другом – становилось ещё хуже. Успокоился лишь тогда, когда понял, что борьба с пьянством была аферой чистой воды. Верить не хотелось, но своему мозгу и памяти я доверял на все сто. Выписался из больницы, а дома проверил свои умозаключения, выписав в библиотеке материалы по многим вопросам, касающихся событий тех лет. Сомнения развеялись. Суть аферы в двух словах сводилась к следующему: сначала создадим

дефицит, а потом на этом наваримся. А если подробнее…

При любой власти и при любом режиме есть люди, которые имеют очень много денег. Зачем и для чего – вопрос двадцать третий. Но деньги есть, и они должны делать деньги. И они делают их. Но когда-то надоедают

небольшие аферы в бизнесе и в жизни. И хочется чего-нибудь такого, большого и интересного. И вот в одной умной голове появляется идея. В какой? Это останется тайной века. Решено делать деньги на спиртном. Придумана борьба с пьянством. И бизнес-план начал набирать обороты.

В Союзе начинается компания по борьбе с пьянством, в конечном счёте доведенная до абсурда мелким чиновничьим людом на местах, что и следовало ожидать. Начинают рваться многомиллионные контракты на поставку вин и шампанского в Союз. Компании, жившие за счёт поставок, горят, как спички. Подставные лица скупают акции за бесценок. В газетах то и дело проскакивает информация о вырубаемых виноградниках и варварски уничтожаемых линиях по разливу спиртного. Вовремя подсунутая информация делает своё дело: вырубается больше и уничтожается ещё больше. Всё идёт по плану.

Но если что-то запретить, то вдруг оказывается, что всем хочется именно этого. И началась многолетняя пьяная вакханалия. Начинают пить даже те, кто раньше не пил. Спиртного употребляется всё больше. А тут и перестройка накатила. Муть кругом и повальное пьянство, с каждым днём набирающее обороты. Но когда-то все мыслимые и немыслимые запасы подходят к концу.

Производство не может удовлетворить потребности. Признаётся всеми: с борьбой перегнули полку.

И вот появляются дяди с Запада… И потекли реки спиртного – в одну сторону, реки золота и валюты – в другую, на счета аферистов. Акции всех спирт производящих производств растут, как на дрожжах, прибыли – на те же счета. А в бывших соц.странах строятся новые мощности – сырьё и рабочая сила почти бесплатные, границы прозрачны, сверхприбыли – на те же счета. Идут годы, и ни до кого не доходит, что появились новые миллиардеры, сколотившие своё состояние на спирте. А те и не хотят светится, спектакль ещё не окончен. И начинается третий, самый прибыльный и самый коварный этап.

Подписан акт о развале Союза. Вовсю идёт приватизация. На Западе привыкают, что спиртное, идущее в бывший Союз, приносит хороший и стабильный доход. Акции стоят хорошо, но главные действующие лица начали тайно сбрасывать их на рынок, зная, что скоро они будут стоить не дороже макулатуры. Идёт неспешная распродажа производств в Восточной Европе – покупатели довольны. Они не знают, что их кинули самым наглым образом. На Украине, в Белоруссии и во многих других местах бывшего Союза и в России начали свою работу современные заводы по выпуску спирта и разливочные линии. Закупленные в странах юго-восточной Азии по тайным контрактам и работающие с колёс. И вот он первый, второй, третий удар. Пошлина, таможня, акцизы, монополия государства на спиртное. Полным ходом идёт дискредитация всех винно-водочных изделий, выпускаемых на Западе. Подпольные линии

разливают в неимоверных количествах все сорта водок и вин, в качестве сырья используя спирт первичной очистки, всегда имеющий привкус сивушных масел или вообще технический спирт, купленный на каком-нибудь гидролизном заводе. И пусть «Распутин» хоть заморгается с экрана телевизора, пусть хоть задницей машет… Главные российские потребители отказываются от западных изделий: наши дешевле и качеством лучше. А люди начинают покупать водочку только местного разлива, пусть неказистая, но от неё хоть ласты не завернёшь.

Всему приходит конец. Даже самые заядлые алкаши или сгорают от водки или, устав от неё, бросают пить, страна начинает трезветь, Значит, пора избавляться от спирт производящих заводов, ещё приносящих хорошие прибыли. Заключительные сделки подписаны. Спектакль окончен, и главные режиссёры уходят, так и не появившись на сцене. Они заработали свои миллиарды на человеческих пороках и глупости и заслужили отдых. Провернув самую крупную аферу века под носом у всего мира и спецслужб всех стран, даже журналисты не повелись: подумаешь спиртное – несерьёзно. И все серьёзные организации и журналисты занимались делами серьёзными: наркотиками, оружием, золотом, и никто не удосужился посмотреть на бокал или рюмку со спиртным и задуматься…

Я задумался – и моя жизнь начала меняться. Я действительно был рад, что потерял сознание. В тот момент, когда это случилось, в студию вошли мусора и арестовали интеллигента, вкратце объяснив телезрителям, кто виновен в диких плясках цен, и многие другие мутные

дела творящиеся в городе. Шла прямая трансляция. Интеллигент улыбался и обещал поснимать с них погоны и пересажать всех и вся. Его увели, а эту сцену много раз прокручивали по местным каналам, и всякий раз она вызывала во мне бурю неописуемого восторга.

Через несколько месяцев состоялся суд над неразлучной троицей, и их упрятали далеко и надолго. Жлобы нарвались, нарвались на мужика, искавшего встречи с ними. Он так их ухайдакал, что целая бригада врачей замучилась их собирать. А в мусарне не могли долго поверить, что это он одними руками их так уделал. Ростом он был ниже жлобов на полторы головы и хлипкого телосложения. Его оправдали: всегда можно понять человека, у которого в течении одной недели пострадали два близких человека от одних и тех же болванов.

Интеллигент признался во всём, видимо, ему пригроз0или воссоединением в следственной камере с бывшими «товарищами», в то время уже переведёнными из больницы за решётку. Они жаждали встретиться и расправиться с ним за то, что он в своё время их подставил и избавился от них, упрятав на срок. Всё это было рассмотрено на суде, да и многое другое…

Всё это было потом, а тогда, вдоволь насмеявшись над собой, я принял решение. Я многому научился в жизни. Складывая два плюс два, всегда получал как минимум пять. Яблоко, вопреки всем правилам и законам физики, падало у меня куда угодно, но только не на землю. Я направо и налево колотил фразой, как дубиной: «Ученье – свет, а не ученье – чуть свет – так сразу на работу», и никогда не удосуживался применить её на деле, т.е. пойти учиться. Поэтому всегда участвовал в

кирпичном бизн6есе – или подавал глину на чей-то транспортёр, или покупал кирпичи из той же глины, если не успевал вовремя смыться. Мне это надоело.

Я тихо мирно заплатил налоги и все дни напролёт, до полного выздоровления, занимался самообразованием, засев за учебники, начиная с четвёртого класса.

Г.

Содержание

Шутка ………………………………………………… 3

А он висел …………………………………………….. 26

Не было бы счастья ………………………………… 30

Милосердие по библейски ……………………………31

Колесо и чай …………………………………………..33

Инопланетянка ……………………………………… 34

Колобок ……………………………………………….. 36

Великий могучий …………………………………… 41

Глухонемой …………………………………………… 43

А он такой круглый и блестящий …………………… 46

Монетный двор ………………………………………...50

Кирпичный бизнес ……………………………………. 92