А он такой круглый и блестящий

Стас и Юрик сидели на деревянных ящиках за огромным железным корытом – двухметровой высоты, длиной и шириной два на четыре метра, служащим для складирования железного хлама, сопутствующему любому производству на металлургическом комбинате. Покуривая, они ожидали очередную жертву их маленького прикола.

Час назад, может чуть больше, Юрик влетел в механические мастерские к своему другу. работающему здесь токарем.

- Пошли, сейчас поугораем. Хотя они и дружили с приюта без малого десять лет, но почти во всех их начинаниях – весёлых, грустных, просто бессмысленных, а иногда и вовсе безумных – верховодил Юрик. Начинаниях, кончавшихся разным финалом, но по большей части – печальным для них. Стас, научился быть осторожным, но этот факт не имел никакого значения. Юрик предлагал, и Стас, ведомый неведомой силой, шёл за ним и помогал по мере возможности чудить и прикалываться над серостью этой жизни.

- Чего опять выдумал, - спросил Стас.

- Я шар нашёл, идеально круглый и блестящий, большой – килограммов на семьдесят. В цирк помнишь, ходили в приюте, там амбал один примерно такие перекидывал с руки на руку, - Юрик чуть не задыхался от восторга и предвкушения чего-то такого, до крайней степени приятного…

- Ну и что, что нашёл шар? – вопросил прохладно Стас, не врубившись, что хочет учудить Юрик, чтобы потом разделить восторг или оплеуху от содеянного поровну с другом.

- Тупица! Помнишь ту коробку с кирпичом, которую все почему-то хотят пнуть или мяч, набитый песком?

На тупицу Стас не обиделся. Что поделаешь, если до него, вечно витающего в облаках или купающегося в мире своих грез, действительно доходит всё с трудом. Хотя, опустившись на землю с поднебесья, он был не прочь пожить земной жизнью или поугорать над ней.

- Ну, помню, и…?

- Что ну? Мы приварим шар к полу, - пол в цехе был сплошным металлическим настилом, - а он вес такой круглый и блестящий. Я просто не знаю, найдётся ли такой человек, который не пожелает – катнуть, толкнуть или хотя бы просто его передвинуть.

- Юрик, мне что-то не нравится эта затея. Кто-нибудь вывернет копыто, а нам кирдык. Я ещё не забыл, как мы с тобой от кузнецов шкерились. Хорошо, вовремя успели загаситься, а то точно, трубы находящиеся в их руках были бы завязаны на наших шеях вместо пионерских галстуков. Ты тогда предложил, давай их проучим, что бы не выделывались. А что вышло?

- А что? Они сами виноваты, какого хера они выкорёживались. Теперь-то они шёлковые, всё – на «будьте любезны»… А тогда – «сопляки, зелень безмозглая, голь бездомная…» А то, что бомбочка получилась более мощной, чем я рассчитывал, так без накладок такого просто не бывает. Боёк на молоте разорвало? Но все же живы остались. И чего ты заводишься, не понимаю.

Сейчас я всё продумал. Помнишь проход между станами, которым все срезают дорогу?

- Ну, помню.

- Так вот, по технике безопасности, ходить по цеху можно только по специально отведённым и размеченным дорожкам.

- Ну и что?

- А вот что. Там ходить нельзя?

- Нельзя.

- Вот там-то мы и приварим шар. Ну и что, что кто-то немного похромает или загремит на больничный. За то каких мы соловьиных трелей послушаем, на какие морды посмотрим. Да и до конца смены ещё три часа, тем более, как я понимаю работу, которую тебе оставил мастер, ты уже сделал, - Стас кивнул в подтверждение, - а жаловаться или кому-то рассказывать никто и никогда не будет. Кто захочет потерять талон по технике безопасности или кретином выглядеть?

- Юрик, они же сразу вычислят авторов этой свистопляски. Мы же с тобой за то время, пока здесь работаем, столько накосорезили… - ещё сомневался Стас.

- Стас, я думаю, ты ещё не разучился делать морду

тупым ничего не понимающим и невиновным кирпичом, которого оголтело обвиняют какие-то недоделки в том, что он никогда не делал и не мог этого сделать?

- Обижаешь Юрик, нет, конечно.

- Вот и я о том же. Как они докажут нашу причастность к этой шутке? - подвёл черту Юрик под прениями сторон.- И вообще, опустись на землю, а то вечно чего навыдумываешь.

Да. Всё было так, как и предполагал Юрик. Таких соловьиных трелей и междометий, вылетающих из ртов работяг, Стас давненько не слыхал. А лица? Таких и в комнате смеха, с её кривыми зеркалами, не увидишь.

Все они, проходящие мимо шара, пытались сдвинуть с места. Кто резким толчком, кто аккуратным, кто просто катнуть. Но результат был один. Все уходили, хромая – кто больше, кто меньше – с перекошенными лицами – изрыгающими проклятия и всяческие соответствующие моменту пожелания тому, кто приварил к полу этот блестящий и круглый шар. Большая часть проклятий отправлялась точно по адресу, авторам этой затеи. Попалась парочка упрямых придурков, попытавшихся по второму разу сдвинуть шар. Друзья угорали.

Не пытался сдвинуть только кузнец Иваныч, он поставил ногу на шар попробовал покачать, потом с добродушной улыбкой хмыкнул:

- А я-то думал, куда эти артисты с держаком полетели, - и пошел обедать.

Третьим желающим сдвинуть с места шар был начальник смены Рублёвый. Довольно несносный тип с вечно бегающими глазами, скользкий и тупой, как сибирский валенок. Нелюбимый рабочим людом за жадность и спесь и неизвестно какими путями пробившийся в начальники. Получивший свое прозвище после одной невинной шутки неразлучной парочки, данное одним из шутников и прилипшее навсегда.

Рублёвый недолго изрыгал проклятия, направленные точно по адресу. Огляделся по сторонам и сгинул. Юрик со Стасом продолжали угорать, стараясь не смеяться очень громко. Пусть в цехе от грохота станов и других

шумов можно было оглохнуть, но всегда оставался шанс, что их могут услышать. А палиться на смехе не хотелось.

С появлением председателя цехового профсоюза веселье прекратилось. Он был то ли одиннадцатым, то ли двенадцатым желающим покатать шар.

Резкий толчок. Было видно, что от боли он еле стоит на ногах. Но ни стона, ни мата друзья от него не услышали, они притихли. Хотя и профком, как они знали, был мужик честный, справедливый и не говнистый, как многие начальники, но в такой ситуации на глаза ему лучше не попадаться. Стас было дернулся, что бы свинтить, но Юрик молча приземлил того на место.

Откуда-то как из под земли нарисовался Рублёвый.

- Я знаю, кто это сделал. Сам нарвался, а потом спрятался, что бы их отловить, - зачастил он.

- Газовый резак, бегом, - громовым командным голосом рявкнул профком прерывая Рублёвого.

Через несколько минут шар был водворён в корыто, за которым – ни живы, ни мёртвы - притаились мышами

Стас с Юриком.

- Говоришь, сам нарвался? А потом спрятался и стал ждать? – переспросил профком Рублевого.

- Да. Нога до сих пор болит.

- Вы технику безопасности знаете? – Начальник смены, что-то промямлил.

- Книжку талонов по технике безопасности, - «профком» с каким-то сардоническим удовольствием на лице, вырвал сразу два талона, из пяти находящихся в книжке. Юрик глянул на Стаса, как бы говоря: «А ты торопился куда-то свинтить, а тут…»

- Через час ко мне в кабинет, распишитесь в протоколах. В одном – за злостное нарушение техники безопасности, в другом – за создание условий для травматизма.

«Профком» поковылял с места происшествия.

- Гнида, - добавил он, обернувшись к Рублёвому.

Юрик со Стасом вновь угорали над Рублёвым, несколько минут хватавшим воздух ртом, рыбой вытащенный из воды, а потом полчаса бранившегося, всеми известными ему непотребными глаголами в адрес парочки.

Мыслями о председателе профкома подвернувшем ногу, к тому времени ими позабытом, они не тяготились, как и своею выходкой. Жизнь в приюте научила не заострять внимание на таких мелочах.

Они угорали, удовлетворённые тем, что удалось отомстить хотя бы немного Рублёвому, сорвавшему один из приколов, к тому же самый невинный. Пару раз сдавшему их начальнику цеха за пьянки, устроенные во вторую смену. И за то, что он украл меч, приваренный в

механических мастерских над дверью кандейки, вырезав его газовым резаком вместе с куском плиты, на которую был приварен.

Этот меч они делали две недели, чтобы показать некоторым, излишне умным недоделкам, что они не только могут угорать, прикалываться и пить водку с бормотухой, что у них есть голова на плечах и руки, которые растут откуда надо.

Г.