Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Милосердие по-библейски






 

- Откуда у тебя такой шрам не ноге?

- Да…

- Ну, приколи, хера ты ломаешься?

- Ездили с корешем в Африку, на крокодилов охотиться. На живца. Я живец, залажу в воду, подплывает крокодил, ну и кореш должен того дубиной по кумполу. А он, сволочь, вместо крокодила – меня. Решил избавиться. Он к моей подкатывал, а та ему: стоп в гору – пока мой жив, забудь.

Только они оба заблуждались: и крокодил и кореш. Что ты так смотришь. Моя- то тут причем, она что ли по кумполу врезала, мало ли какие у нее фантазии бродят в голове.

И вообще: ты знаешь, почему нет на земле драконов?

 

- Нет.

- Так вот, их отравили моими предками в давние времена по всему белому свету. Как объявится где этот злыдень, одного из моих родственников за хобот - и к дракону. Правда, наши не всегда выживали; попадались придурковатые драконы, так они начинали хавать с головы, родственник, ясно дело, с копыт. Ну, в основном выживали и без больших увечий. Нормальный дракон - он как, он сначала руку, ногу, другую – смакует, падла. А с моими родственниками не очень-то посмакуешь: укусил - и сам с копыт. Драконы все загибались, за голову ли, за руку принимались - стопроцентная отрава, лучше цианистого калия, а предкам почет и уважение. Лет семьсот назад последнего отравили.

- А это ты к чему приплел?

- А к тому. Крокодил как хватил за ногу, так лапами кверху. Кумпол у меня крепкий, и я спокойно выбрался на берег. Что до шрама, так это чепуха.

- А что с корешом стало?

- А я с ним поступил по-божески. По библейски. Там сказано: как хочешь, чтобы с тобой поступали люди, так и ты с ними поступай.

- Простил что ли? Ну, ты даешь! Он к твоей клеился, тебя по кумполу - и крокодилам, а ты его отпускаешь?

-Да, я его простил. Поступил по-божески, как написано в Библии. Он хотел меня скормить крокодилам, вот я его и скормил..

Г.

Колесо и чай.

 

Он сидел на камне за канавой, что на обочине трассы и варил чай в эмалированной кружке, пристроенной на обструганной палке. Заварка засыпана, веточка для помешивания в руке. Вот-вот закипит.

Тридцатиградусная жара, вездесущая пыль, жар от костра – для него не существовали, он варил чай.

Что-то пролетело со стороны проехавшей за спиной машины, обдав голову легким дуновением, и пало метрах в пяти в кусты.

- Бля – смотреть некогда, чай закипел.

Взвизгнули тормоза. Через секунду раздался голос:

- Э, бродяга, тут ничего не падало?

- А чо? – он не обернулся.

- Колесо переднее мать его ё, отвалилось. Хорошо, медленно ехал, а так бы костями в ящик сыграли, – захлёбываясь и волнуясь, скороговорил неизвестный.

- Ну-у-у, а я думал хер какой развлекается и бутылкой в меня пульнул. Чуть по чайнику не врезало. Да вон, в тех в кустах, – он не прерывал своего занятия. Подносил кружку к костру, а когда шапка заварки подымалась, отводил в сторону и помешивал веточкой, ожидая, когда заварка осядет. И по новой. Он лишь указал веточкой примерное место падения, не отрывая взгляда от кружки.

- А ты чего сидишь? – вопрос явно был не в тему.

- А чо, я должен в штаны наложить и упасть в обморок от того, что меня чуть не пришибло, или на жопе от радости мумбу-юмбу исполнять, что остался жив? Чай

 

варю, – отрезал он, так и не удосужившись повернуться лицом к собеседнику.

Во всем – чуть сгорбленной спине, неторопливых движениях и интонации в голосе – сквозило непонимание и презрение к окружающей его суете. Нижняя челюсть ошарашенного шофера дернулась несколько раз. Из глотки вырвалось что-то похожее на хрипящий клекот. Кинув на этот монумент величия и спокойствия странный взгляд, он махнул рукой и пошел в указанном направлении.

Ноябрь 2001г.

Инопланетянка

 

Взмах руки.

Тяжелогруженый ЗИЛ-157 дальнобойщик притормозил у обочины дороги. Вся в черной коже на молниях – куртка по пояс, кожаная юбка, на ладонь недостающая до колен. И модные сапоги на высоком каблуке.

Такую грех не взять.

Откуда она здесь появилась? Ближайшее жилье 50 км. в одну сторону и 130 в другую. Вопрос появился и испарился легкой дымкой.

Надо следить за дорогой. Трасса на север, хотя и малолюдна, но паршивая; да еще весенний гололед не позволял расслабиться. Но когда попутчица устраивалась в кабине, юбка задралась – умышленно или случайно. И теперь сочные правильной формы бедра так аппетитно маячили перед глазами, мешая сосредоточиться на

 

 

дороге и приглашая к чему-то более приятному, чем простое созерцание этой красоты.

Рука непроизвольно потянулась.

Космический холод пронзил волной все тело от прикосновения ладони к бедру.

Резко поднял на спутницу глаза. О, Боже! Вместо длинных, спелой пшеницы волос на правильно посаженной голове с миловидным лицом – клочья пакли на черепе с пылающими адовым огнем глазницами.

Волосы по всему телу дыбом. Тормоза завизжали.

Пулей вылетев из кабины, рванул через обочину, по талому снегу в лес…

- Ну а дальше-то, дальше-то что?

- Да ничего. Часа четыре просидел в лесу. Машин не слышно. Промерз до костей. Решил вернуться – не замерзать же. В кабине никого. Следов никаких. Ладонь к тому времени местами почернела, местами покрылась волдырями.

В санчасти сказал: случайно задел мотор, поверили- всякое бывает. Лет семь не заживала, чем только не лечили, куда только не ездил – все без толку. Потом как-то разом затянулось…

Он показал ладонь в страшенных шрамах.

- Ну, а кто это по-твоему был?

- Инопланетянка. Не улыбайся, кто еще мог такое сотворить. Ты первый, кому рассказываю. Боялся – засмеют. А мне не до смеха, до сих пор, как погляжу на какую кроме жены или подумаю об этом – сразу череп перед глазами, волосы на голове дыбом и холод космический по всему телу, а иногда волдыри на ладони появляются…

 

- После того, даже если и брал какую, то никаких дел.

- А я думаю, чего это ты так странно посмотрел на ту, в коже и вдарил по газу.

- Это была она,..

2.11.2001

Колобок

Сказки – чушь? Сами вы чушь! Никогда невозможно знать, где сказка, а где жизнь.

Эту сказку услышал в одной деревне. В какой? А разве это имеет сейчас значение? Тысячи и тысячи разбросано их по всей России. Маленьких и больших кладезей мудрости и старины.

Любил, вырвавшись из каменного склепа города. «осесть в осадок» в одной из таких вымирающих обителей. И эта деревенька не отличалась ничем от тысяч таких же деревень и посёлков.

Я восседал перед древней старушенцией, на вид довольно крепкой и выносливой, - в презентабельном виде… Восседал и вещал ей о вечности и загробной жизни, о духах и душе… Она сидела и как будто внимательно слушала. Я распалялся всё сильнее. Благо стакан водки был хорошо придавлен здоровой деревенской пищей. Я распалялся, в вышине уже маячил недели благодати…

- Извини, милок, я не шибко грамотная в этих делах. Хочешь, сказочку скажу? – просто и спокойно предло

 

 

жила она. Я сидел, ошарашенный от резкого приземления.

- Какую?

- Колобок на новый лад.

- А, слышали, - я пытался продолжить прерванный монолог.

- Нет, ты слухай, деревенские сказывали – интересная.

Пытаясь не нарушить приличия (нарушение всегда вредит делу), я успокоился. Она начала без предисловий, своим мягким, добрым, убаюкивающим голосом:

- Слепили дед да бабка колобок. И поставили его в печь подрумяниться. И лишь н мгновение отвернулись, он выкатился из печи – и на пол. На порог, за порог – и покатился по лесной тропинке. По своим круглым делам.

Вдруг навстречу Медведь.

- Колобок, колобок, я тебя съем!

- Ты что, контуженный? Медведь – и сырое тесто, где это видано? – и покатился дальше. Медведь грохнулся наземь и давай реветь.

- Чего он там ревёт? – Волк стоял задумавшись, на тропинке. Пока не увидел катившегося колобка. Он мигом оценил ситуацию:

- Колобок. Колобок, я тебя съем!

Колобок окинул Волка заинтересованным взглядом.

- А-а-а, ты не колобок, ты Ёжик, с зоны откинулся! Всё равно я тебя съем!

- А, ты что ли тот самый кусок серой шерсти, который верит во всякую анекдотическую чепуху, да?

 

 

Волк от таких речей открыл пасть, да и забыл её захлопнуть. А колобок покатился дальше. Когда очнулся Волк, колобка и след простыл. Завыл от тоски Волк.

Лиса проснулась и потянулась. В это утро её будили во второй раз. Сначала Медведь, а потом Волк.

- Чего они там развылись? – размышляла вслух Лиса, бегая вокруг своей норы, то приближаясь, то удаляясь, заметая на всякий случай свои следы.

- Охотники? Наверное. Охотники! Если охотники, то надо торопиться и напутать побольше следов…

- Фи. Колобок, эка невидаль! Они же с детства знают эту сказку… Ну и поделом дуракам! Интересно только, что вот только он им наплёл…- А колобок катит себе.

- Колобок. Колобок, я тебя съем!

А он смотрит и молчит, так и не докатившись до Лисы. А та ему с торжественной мордочкой рассказывает, что должна его, окаянного, съесть - и баста. Приплела и космос, и Бога, и жизнь, и карму… Всё, что можно. А он стоит и смотрит на Лису. Потом говорит, тихо так.

- Охотники…

- Чаго-чаго? Подойди поближе, чего-то я ныне глуховатой стала, - от своего красноречия она и вправду оглохла.

- Охотники за мной идут, - повторил колобок.

Лиса была и испарилась, как в сказке.

Вернулся он уже затемно к бабке и деду. Те только ахнули, увидав его. Скособоченный, весь в пыли лесной… А они-то ноги сбили, искаючи! Но это нисколько не омрачило радости возвращения любимчика. Подняли с порога. Приласкали, прикатали, приголубили. А в печь он сам закатился подрумяниться. Радости не было

 

предела. А за праздничным ужином в честь возвращения колобка – бабка с дедом с таким…

С таким аппетитом его съели…

Больше я ничего не слышал. В глазах потемнело от страха, посветлело. Старушка – уже не добренькая старушка, а ведьма с клыками вампира и с крыльями за спиной – тянула ко мне когтистые лапы и шипела:

- Колобок, колобок, я тебя съем!

Продолжения я не стал ждать. Я бросил всё, что привёз с собой, рванув пулей из дома налегке. На просёлочную дорогу – и в сторону шоссе. Я бежал, летел, полз и шёл. А за мной гнались по пятам ведьмы, вурдалаки и всякая другая нечисть.

Я с трудом добрался до шоссе. Остановил попутную машину, сунул шофёру, всю имевшуюся наличность и махнул рукой:

- Гони в город!

Он сосчитал деньги, поглядел на меня и улыбнулся, якобы что-то понимая. Денег хватало на пять поездок – туда и обратно. Я молчал, он рвал. Двести километров, как один. В молчании, в моих постоянных осмотрах дороги позади. У дома я вывалился с машины выжатым лимоном.

Теперь дорога в деревню закрыта. А как хорошо было… Возвращаешься из деревни, разбираешь привезённый материал, То притчу древнюю, то какую-нибудь древнюю вещицу, самовар ли, саблю, книгу ли – очень дорогую и ценную. «Продыху нет от всякой нечисти! Ладно раньше только в городе доставали. Теперь и в деревне нет покоя» - сетовал я, вспоминая свою прежнюю, довольно-таки устроенную жизнь.

 

Раньше-то как было? Останавливаешься у кого-нибудь - деревенские – народ простой, много ли им надо: семь счастливых – ни больше, ни меньше бутылок - водки делали своё дело. Из города даже закуску и гостинцев не брал. А зачем в деревню-то? Глядишь – неделю, а если понравишься – и две живёшь. Припеваючи, как сыр в масле катаешься…

В город свежим караваем возвращаешься, пышным и румяным. Да ещё и подарочек какой-нибудь ценный везёшь – всё брал. Народ деревенский простой, плохого не подсунут. А хорошо налаженная сеть перекупщиков и стая зажравшихся и ленивых, но напыщенных болванов при искусстве и науке – делали мою жизнь если не райской, то вполне сносной – по любым меркам.

А теперь… Теперь: в городе – бандиты и чиновники, в деревне – черти и вурдалаки… Нигде нет жизни от всякой нечисти честными добропорядочным гражданам. И какой бизнес накрылся!

И психоаналитик этот долбанный: «Попали вы, молодой человек; в капкан собственных страхов и умозаключений». И ещё посоветовал проконсультироваться у его знакомого психиатра. Сам он капкан и псих, сколько бабок содрал, сволочь, а пользы… Убил бы эту нафуфыреную обезьяну.

А вы говорите: «Сказки? Чушь!» Сами вы чушь!!!

Г.

 

Великий и могучий…

 

Рабочий люд, отработавший в первую смену, штурмом брал «Икарус»-гармошку, идущий по одиннадцатому маршруту в режиме экспресса, делая всего две остановки по пути следования в центр города из промышленной зоны. Другие автобусы, идущие в обычном режиме, были разбитыми ЛИАЗами, к тому же они делали двенадцать остановок. И потому желающих втиснуться любым путём в «Икарус» всегда было больше, чем тот мог вместить.

- Киль манда, киль манда, – понеслось над штурмующей толпой с задней площадки. Татарин, лет тридцати призывал свою подругу присоединиться к нему, но это ей не удавалось. А татарин не унимался и продолжал призывать до самого последнего, пока не закрылась дверь автобуса, Здесь не было какого-либо разделения на мужчин и женщин. Здесь были штурмующие и жаждущие поскорей выбраться в город. И все, довольно хлипкие попытки спутницы татарина проникнуть в автобус, пресекались на корню. Её - очень хрупкую и невысокого роста - легко, словно пушинку оттесняли в сторону.

В конце концов автобус утрамбовался селёдкой в бочке и тронулся. Татарочка с печалью на лице, как и многие другие желающие уехать, осталась на остановке.

- Ну вот киль уехал, а манда осталась, - негромко произнёс известный приколист, работавший в рельсобалочном цехе. Во времена великого вождя он неудачно

 

 

пошутил в сторону обкома КПСС и отхватил срок, отмотав на Колыме – от звонка до звонка – четвертак.

Стоящие на задней площадке грохнули. Они все слышали призывающие вопли татарина. Фразу приколист подал в его интонации, но с какой-то своей изюминкой.

Татарин грохнул со всеми. Он, видимо, неплохо разбирался в нюансах народного русского языка.

Стоящие чуть подальше от задней площадки не слышали фразы приколиста и не понимали, над чем смеются на задней площадке.

- Над чем смеётесь? – ответ не заставил ждать.

- Да вот, киль уехал, а манда осталась, - в три или четыре глотки просветили любопытных, но так, что услышали все находящиеся в автобусе. Работяги закатились в истеричном хохоте.

Через секунды наступил апофеоз. Водителя заинтриговала причина, творившегося в салоне.

- Люди, по какому поводу веселье? - по громкоговорителю поинтересовался он.

- Да вот, киль уехал, а манда осталась, глоток в двадцать просветили водителя. Казалось, от истеричного хохота в салоне, «Икарус» затрясся мелкой дрожью и вот-вот разорвётся на куски. Захохотавший в микрофон водитель с трудом удержал и выровнял «Икарус», потеряв на мгновение управление над автобусом, заходя в тот момент на поворот.

Ржали, хохотали и смеялись почти до самого приезда в центр города. Но больше всех и громче всех - татарин. А после вопроса водителя он уже не мог смеяться, он

 

 

икал, а из всех отверстий на лице у него текли слёзы, сопли и слюни. И он не свалился на пол лишь только потому, что автобус был утрамбован под завязку. Он икал и утирался огромным носовым платком ручной вышивки…

Не смеялся только приколист. Он печально улыбался и всю дорогу думал: «Ну почему так: любая его, самая тупая и плоская шутка, по его мнению, доводит людей до истерики, а ему не смешно. И почему самые весёлые люди, заводилы и душа всех компаний, авторы всевозможных розыгрышей и приколов – в душе печальны, а порой даже до опустошения?

Г.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.