Снова король

Облокотившись о поручень, Генри рассматривал своего кузена. Вид у Аарона был такой мрачный, что черные тучи, казалось, сгущались вокруг него.

Они летели на дирижабле кузена Гилберта под названием «Аккадиан» над побережьем Северной Африки на большой высоте: белые барашки на лазурных волнах с одной стороны, золотые пески пустыни — с другой, а в небе — пушистые белые облака, словно комки ваты.

Аарон был в потертых джинсах, сапогах и (глупее не придумаешь) ковбойской шляпе с лентой из кожи гремучей змеи. Рядом с ним, прислоненный к поручню, стоял металлический прут с обкусанными концами.

Генри подошел к Аарону и беспечно перегнулся через поручень.

— Вид у тебя такой, словно ты проглотил скунса.

— Сенат высказывается, — отозвался Аарон, — но высказывается завуалированно, нарочно скрывая значение слов.

— Похоже на краткое определение политики.

— Помнится, ты говорил мне, что политика — «искусство получать все от всех за счет иллюзии компромисса».

— Это также является определением политики, — согласился Генри. — Вообще таких определений тринадцать — могу привести все, если хочешь.

— Честно говоря, я начал уставать от всяческих игр, — буркнул Аарон, сплюнул вниз и проводил плевок взглядом. — Где наше место? В облаках? Там, внизу? Или, может быть, для нас вообще не существует места, которое мы могли бы назвать своим?

— Не стоит смотреть на вещи так мрачно.

Генри протянул Аарону носовой платок, чтобы тот вытер слюну, прилипшую к длинным усам.

Сколько из них просто ушли, поддавшись подобным настроениям? Наиболее чувствительными были как раз такие прямолинейные, как Аарон. И возможно, такие, как Посейдон, самый сильный из них, который закончил свои дни, подплыв слишком близко к атоллу Бикини весной тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.[52]

Просто удивительно — как простодушных тянет к таким драматическим финалам.

Поэтому Генри считал своим долгом время от времени помешивать, так сказать, варево в котле. В семействе он играл роль урагана, прерывавшего обычное течение событий (при этом сам он, естественно, пребывал в эпицентре вихря, где царило затишье). Иначе как хоть кто-нибудь из них пережил бы скуку?

Правда, Генри был немного раздосадован тем, что обнаружение Фионы и Элиота Пост стало самым волнующим событием за последние несколько десятков лет — а он оказался ни при чем. Из всех членов семейства подобное удалось только Одри. Генри никак не ожидал с ее стороны проявлений такого бунтарства.

И все же он полюбил Элиота и Фиону. Они напоминали ему о том, что его сородичи могли быть так невинны… по крайней мере, какое-то время.

Сверху донесся серебристый звон.

— Давай пока что закончим этот разговор, — предложил Генри, положив руку на плечо Аарона. — А потом напьемся вдрызг в Марокко.

— Еще одно приключение, старый волк? Ну ладно, — расхохотался Аарон.

Они поднялись на самый верх гондолы, где размещалась видовая площадка. Аарон прихватил с собой металлический прут.

Гилберт настоял на том, чтобы они встретились здесь, откуда открывался, как он выразился, «подобающий вид». По его распоряжению кожаные кресла с нарочитой небрежностью расставили на площадке, а на столиках сервировали роскошные напитки и закуски.

Гилберт поприветствовал Аарона и Генри, дружески похлопав их по спине. Его золотистые волосы и борода были безупречно расчесаны и уложены. Льняная рубашка, брюки — и золотой плащ, который носил он когда-то в стародавние времена.

Что-то изменилось в кузене Гилберте. Казалось, он ожил — впервые с тех давних пор, когда потерял любимую женщину и лучшего друга. Неужто Гилберт снова стал Гильгамешем?

— Есть водка «Стрём» и белужья икра, — сообщил Гилберт.

— Рыбьи яйца — разве это еда для настоящих мужчин? — проворчал Аарон.

Гилберт склонил голову к плечу.

— Да. Сегодня. Я чувствую себя готовым ко всему.

Аарон удивленно посмотрел на Генри. Тот тоже явно был поражен готовностью Гилберта немного развеяться. Давненько с ним такого не случалось.

Аарон взял Гилберта под руку, и они пошли к столикам.

— Ладно, давай приступим. Водка — это лучше, чем ничего.

Генри выпивать не стал. К сожалению, предстояло решать серьезные вопросы, и делать это было лучше на трезвую голову.

Он обвел взглядом площадку. Собрался кворум: семь членов Сената.

Лючия явилась в белом шелковом платье, развевавшемся, будто лепестки прекрасной орхидеи. Она сидела в стороне от остальных и держала на коленях раскрытую толстую книгу, страницы которой шелестели на ветру.

Корнелий устроился на краю площадки, скрестив ноги. На этот раз старик не взял с собой никаких бумаг — их бы попросту сдуло ветром. Он сидел в окружении портативных компьютеров, выстроившихся перед ним по дуге. На экранах можно было увидеть карты звездного неба и астрологические таблицы.

На встречу прибыли также два члена Сената, которые в прошлый раз отсутствовали. Они сидели рядом на диване.

Даллас явилась из Санкт-Петербурга, где занималась продвижением авангардной киноиндустрии. Одетая в маленькую меховую шляпку и норковую мини-юбку, она была восхитительна. Но тоже опасна и напомнила об этом Генри, улыбнувшись ему. Когда он увидел ямочки на ее щеках, его сердце забилось чаще и на миг он забыл обо всем.

Он поднял руки.

— Прошу вас, мадам, ваши чары могут ранить того, кто к ним не готов.

Даллас рассмеялась. Ее смех был подобен звону хрусталя.

Рядом с ней сидел Кино. Его кожа была цвета слоновой кости, а рост настолько огромен, что даже сидя он возвышался над стоящим Генри. Ради заседания Сената ему пришлось покинуть свой островной рай, и это его явно не радовало.

Кино приподнял шляпу, поприветствовав Генри, и дважды стукнул тростью по полу.

— Может быть, начнем? — требовательно вопросил он. — Мне не терпится узнать как можно больше, тем более что я пропустил представление с Одри и ее детишками.

— Да, мне тоже не терпится, — подхватила Даллас и положила ногу на ногу. — Что ты там раскопала, Лючия? Может быть, помочь тебе с длинными словами?

Лючия сняла очки для чтения и оторвала взгляд от книги.

— Я читаю последнюю статью. Похоже, у слова «одолеть» десяток значений.

Генри бросил взгляд на беднягу Роберта. Его новый водитель сидел у противоположного края площадки и чувствовал себя весьма неловко, как любой парнишка после отчета. Что ж, такова была его работа — отчитываться перед Сенатом. Роберт либо выдержит и уцелеет, либо нет.

Безусловно, на данный момент все обстояло значительно сложнее. Роберт вступил в игру. У Одри был большой талант в плане затягивания слуг Генри в свои игры. Она убила Уэлманна, а с помощью наивных чар ни о чем не подозревающей Фионы манипулировала Робертом. Скольких еще должен был Генри пожертвовать Рассекательнице?

Он сочувствовал Роберту. Работа героя трудна. Следовало дать ему большой отпуск.

Лючия захлопнула сорок восьмой том полного словаря Сансрета[53] и швырнула на пол.

— Все так, как они утверждают. — Лючия сердито глянула на Роберта, и он заерзал в кресле. — Второе значение слова «одолеть» — взять верх над противником «не физическим способом».

— Значит, решено, — хлопнул в ладоши Генри. — Они «одолели» зверя героической добротой и песней. Они выдержали испытание.

— Не стоит так торопиться, — прищурившись, возразила Лючия. — Мы ведь планировали, что они прикончат древнее чудовище, а вовсе не освободят его и не выпустят в мир. Тебе известно о том, сколько неприятностей принесла нам эта тварь?

Генри пожал плечами. На его взгляд, некоторое количество неприятностей было в порядке вещей, но он предпочел не высказываться в таком духе при Лючии, настроение которой было, прямо скажем, не из лучших.

— Победа носит технический, минимальный, я бы даже сказал, микроскопический характер, — вмешался Корнелий. Он кашлянул и сверился с таблицами. — Как и в предыдущих расчетах, касающихся этой парочки, имеет место балансирование на лезвии бритвы. И я согласен с Лючией: они извратили изначальную цель испытания.

Аарон отодвинул от себя стопку с водкой. Покраснев и сжав в руке доставленное Робертом доказательство — железный прут, — он шагнул на середину площадки.

— Наивысшее достижение воина — превратить врага в союзника. Дети победили, это очевидно. Или мы следуем нашим законам только тогда, когда это нас устраивает?

— Мы им следуем, — проговорила Лючия таким голосом, словно разговаривала с капризным ребенком, — но Фиона и Элиот пока что не являются членами семейства, поэтому наши правила относительно них не так четки.

Даллас встала и одернула мини-юбку.

— По моему мнению, словами сейчас играешь только ты. Дети победили. А ты злишься исключительно потому, что ты этого не хотела.

Не ослышался ли Генри? В голосе Даллас прозвучали родственные чувства по отношению к Элиоту и Фионе? Или она просто-напросто инстинктивно противостояла сестре?

Кино поднялся и выпрямился во весь свой великанский рост.

— Нет. Все так, как утверждает Лючия. Положение двусмысленное. Наши правила пока не относятся к этим детям. И три испытания должны прояснить этот вопрос. — Кино повернулся к Аарону. — Ты предвосхищаешь события.

Аарон встретился взглядом с Кино и начал вертеть в руке железный прут как игрушечную дубинку.

— Согласен, — проворковал Корнелий. — На мой взгляд, стоит рассматривать их как чужаков, пока они не докажут нам обратное.

— Я думаю, мы тут кое-что упускаем, — рассмеялся Гилберт, пытаясь рассеять нарастающую напряженность. — Они являются членами семейства. Одри — наша родственница, и она…

— Нет, — прервала его Лючия. — Речь идет о самом главном. Испытания должны доказать, являются ли эти дети членами нашего семейства как простые смертные, либо они принадлежат к низшему семейству. Только тогда их можно судить по нашим законам.

— Верно, — сказал Кино и скрестил руки на груди.

Аарон так крепко сжал в руке металлический прут, что он треснул. Ветер стих — будто затаил дыхание.

— Прекрасно, — проговорил Аарон. — В таком случае давайте решим, каково будет следующее испытание.

— А я считаю, — заупрямилась Лючия, — что мы еще не решили, пройдено ли детьми первое испытание.

Генри заметил, что Роберт привстал — значит, решил выступить в защиту Элиота и Фионы. Он встретился с ним взглядом и едва заметно покачал головой.

Роберт послушно опустился в кресло.

Храбрый мальчик. Но раскрывать рот ему не стоило — это глупо. У Генри не было никакого желания снова искать себе нового водителя.

Кроме того, лишние разговоры только еще больше распалили бы присутствующих членов Сената, и Генри пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы смягчить накалившуюся обстановку.

— Я предлагаю голосовать, — сказал Генри. — Вы не против?

— Правильно, Серебряный Язычок, — подхватила Даллас, опередив возражения Лючии.

Та склонила голову к плечу и, прищурившись, посмотрела на Генри.

— Очень вовремя, — прошипела она. — Прекрасно. Я голосую против. Близняшки не прошли испытание так, как мы того желали.

— Прошли. Я голосую «за», — фыркнул Аарон.

— Я не согласен. Они не выдержали испытание, согласно нашим условиям, — подняв брови, проговорил Кино, затем снял остроконечную шляпу, провел рукой по лысине и слегка поклонился Аарону с извиняющимся видом.

Все взгляды устремились на Корнелия. Он махнул рукой, и все его компьютеры отключились.

— Я вынужден воздержаться. Ситуация находится в равновесии при едва различимой пограничной ошибке. Истина не может быть установлена.

Даллас переступила с ноги на ногу. Казалось, она танцует под музыку, слышную только ей одной.

— Да, — проговорила она. — Они выдержали испытание.

Лючия вздохнула и посмотрела на Генри.

— Как проголосуешь ты, я, пожалуй, знаю.

Мысли Генри бешено метались. Вырисовывалось столько замечательных вариантов. Но он не хотел ни победить, ни проиграть. Он жаждал продолжить игру и наслаждаться ею как можно дольше. Хаос с определенной целью — вот какова его задача.

— Тот день, когда ты сумеешь предугадать мои действия, дорогая Лючия, станет концом света. — Он улыбнулся. — Не мне решать судьбу детей. Я также воздерживаюсь.

Лишь на миг во взгляде Лючии отразился испытанный ею шок. Но в следующее мгновение она довольно улыбнулась.

Аарон от изумления раскрыл рот. Вид у него был такой, словно Генри ранил его в самое сердце.

Ну и что? Зато никому не было скучно.

— Что ж… — Лючия устремила взгляд на Гилберта. Она просто сияла, предвкушая победу.

Гилберт, некогда шумерский царь, был избран в Сенат благодаря интригам Лючии. Он в политике ничего не смыслил. И, когда участвовал в голосовании, всегда принимал ее сторону.

Но Лючия не увидела в Гилберте того, что заметил Генри, того, что в Гилберте проснулся прежний Гильгамеш.

Светловолосый великан кашлянул, и на его лице отразились испытываемые им чувства: тревога, отчаяние, а затем — решимость, которой он некогда был наделен, будучи Первым царем. Он вышел на середину площадки. Происходящие с ним перемены стали заметны всем. Он выпрямился во весь рост. Вихрь закружился вокруг него. Глубокие смешливые морщинки разгладились, лицо Гилберта стало серьезным.

— Я не сделаю этого, — сказал он, повернувшись к Лючии. — Я не могу быть с тобой заодно. Я должен голосовать сердцем. А оно подсказывает мне, что дети выдержали испытание.

Долго все молчали, и был слышен только свист ветра.

Лючия несколько секунд стояла неподвижно, затем перевела взгляд на Генри, понимая, что сегодня он одержал победу, гораздо более серьезную, нежели этот один голос.

— Да будет так, — наконец произнесла она. — Мы должны придумать для близняшек новое испытание. Следует быть точнее в формулировках и на этот раз дать им более сложное задание.

Аарон в сердцах стукнул об пол металлическим прутом — с такой силой, что проткнул тиковые доски.

— Я не буду участвовать в этом. Вы послали детей ликвидировать беспорядок, оставленный нами в незапамятные времена, а они, на твой взгляд, не выдержали этого испытания только потому, что не погибли.

— Не совсем так, — пробормотала Лючия.

Аарон сделал угрожающий жест. Его глаза жестоко сверкнули.

— Я не буду участвовать в этих лживых обсуждениях.

Он отвернулся и пошел прочь.

— Куда ты? — окликнула его Лючия. — Сенат тебя не отпустил.

— Я ухожу, чтобы помочь моим родственникам, — обернулся к ней Аарон.

Лючия раздраженно поджала губы и кивнула Корнелию.

— Пусть в протоколе будет записано, что член Сената Аарон покинул заседание…

— В знак протеста, — добавила Даллас, одарив сестру ехидным взглядом.

— Да, в знак протеста, — не стала спорить Лючия. — Но кворум в Сенате сохранился. Мы продолжим заседание и приступим к обсуждению следующего вопроса: второе героическое испытание двойняшек.

— Прости-прощай, наши планы в Марокко, — прошептал на ухо Генри подошедший Гилберт.

— «Прости-прощай» — это мягко сказано, — прошептал в ответ Генри, провожая взглядом спускающегося по лесенке Аарона.

Как теперь поведет себя Лючия? Аарон резко воспротивился ее воле. Одри может разозлиться и предпринять попытку уничтожить Сенат. Но как быть с насущной проблемой — с детьми? Действительно ли они представляют собой нечто новое и забавное? Или же они только средство для расторжения договора, который столько времени оберегал нас от кланов инферналов? Так много разных вариантов… Пожалуй, ураган следовало на время утихомирить.