Изабелла Свон. После того, как доктор Каллен закрыл за собой дверь, я разрыдалась

После того, как доктор Каллен закрыл за собой дверь, я разрыдалась. Было чуть больше трех часов после полудня. Он сказал, что освободит меня утром, перед уходом на работу. Значит, мне придется просидеть в таком положении не меньше пятнадцати часов. Я понятия не имела, как я все это выдержу и переживу. Он хотел сломать меня, напомнить, кем я была на самом деле. И правда, мне было слишком хорошо, я забыла, что я всего лишь рабыня.

Время тянулось мучительно медленно. Я не могла повернуться и посмотреть на часы. Но каждая секунда казалась мне вечностью. Спустя некоторое время солнце стало садиться. Комната становилась все более и более темной. Каждый мускул моего тела болел от напряжения. Я попробовала хоть немного изменить положение тела, но у меня ничего не получилось. Мои колени пульсировали. Связанные лодыжки и закованные в наручники запястья горели. Пальцы на ногах скрутила судорога. Мне так хотелось дотянуться до них и размять, но наручники, так крепко пристегнутые к ножке кровати, не давали ни малейшей свободы рукам. Спина болела и пульсировала.

Меня могли избить до неузнаваемости, но чтобы вот так лишить движения – такого со мной не происходило никогда. И вот, я сижу здесь связанная, одна, в кромешной темноте…

Что может быть хуже?

Мне не хотелось верить, что доктор Каллен такой жестокий и злой. Наверное, что-то случилось. Ведь они все вели себя очень странно сегодня. Я полагала, что то, что я сделала, не заслуживало такого наказания. Я не проявила неуважение, не ослушалась никого. Меня посетила мысль, а не об этом ли говорил мне тогда доктор Каллен? Он сказал, что иногда мы проявляем неуважение и ослушиваемся приказов и просьб, сами того не замечая. Неужели, то, что я сделала, подходило под его слова? Но, ведь я дотронулась до его оружия, только потому, что выполняла свою прямую работу. У меня и в мыслях не было, что я делаю что-то не так.

Вдруг я услышала шаги на лестнице. От испуга я затаила дыхание. Я не знала, кто это был. Возможно, доктор Каллен решил вернуться и продолжить наказывать меня. Может он решил, что всего этого недостаточно? Хотя, он ни разу не ударил меня, и это не могло не удивлять. Однажды я подслушала разговор Чарли по телефону. Он говорил, что ничто так хорошо и эффективно не ставит раба на место, как хороший удар по лицу. Может доктор Каллен решил вернуться и воспользоваться методом наказания Чарли?

Через несколько секунд шаги затихли, кто-то остановился возле моей двери. Мне казалось, что сердце вот-вот выскочит у меня из груди. Но тут я услышала, что этот кто-то развернулся, а еще через секунду открылась дверь в комнату Эдварда.

Боль во всем теле лишь нарастала. Я снова начала плакать. Эти адские боли и жжение не давали мне заснуть. Было такое ощущение, что кто-то взял нож и истыкал им все мои ноги.

В конечном итоге, изнеможение и усталость взяли верх – я задремала.

Что-то словно молния поразило мое тело, я вскрикнула и проснулась. Сначала, я даже не поняла, где нахожусь, и что со мной происходит. Тут я вспомнила, что мой рот заклеен куском скотча, поэтому мой крик получился сдавленным и еле слышным. Не будь у меня этой липкой ленты, я непременно бы разбудила своим криком Эдварда, а то и вообще весь дом. Я понятия не имела, сколько было времени, но за окном была кромешная тьма. Я услышала шум и попыталась открыть глаза. Я часто заморгала, пробуя таким способом привыкнуть к темноте, а заодно и избавиться от слез, которые текли из глаз. Спустя несколько секунд мне удалось разглядеть фигуру, стоящую посередине моей комнаты. Я попробовала пошевелиться. Мне так хотелось убежать… Но я была в ловушке.

Кто же это? Что сейчас будет?!

Но тут я, словно прозрев, увидела растрепанные волосы и грустные зеленые глаза…

Мы уставились друг на друга в изумлении. Наконец, он подошел ко мне и присел на корточки. Когда он протянул ко мне свою руку, я вздрогнула и вскрикнула. Я раньше не боялась Эдварда, но после всех этих изменений, которые произошли с доктором Калленом, я не знала, что ожидать и от него. Но, несмотря на мой протест, он дотронулся до меня и провел рукой по щеке. Он стал вытирать мои слезы. Потом он провел рукой по моему лбу, кончиками пальцев дотронулся до моего носа. Все это было так трогательно. Я с удивлением наблюдала за ним. Он проделывал эти нехитрые движения с такой лаской и заботой. В его глазах читалась любовь и нежность. Наконец, он дотронулся до моих губ и аккуратно отклеил скотч.

– Oh, la mia bella ragazza, – пробормотал он. – Я должен был убедиться, что с тобой все хорошо.

Его слова были мягкими, но голос был полон эмоций. Я уставилась на него, а из глаз снова хлынули слезы.

Он вздохнул.

– Я так сожалею об этом, черт возьми, – сказал он. – Ты не заслуживаешь этого, о, мой Бог, ты не заслуживаешь этого. Я ведь пытался предупредить тебя. Но он сумел поймать тебя в ненужное время в ненужном месте. Он ведь знал, что не нужно оставлять оружие на виду, особенно, зная, что ты будешь там, в его комнате. В любой другой день он бы все понял, он бы не поступил так с тобой. Но только не сегодня… Господи, неужели он сделал это дерьмо нарочно.

Я не произнесла ни слова. А зачем? Был лишь один вопрос…

Почему доктор Каллен сделал это со мной нарочно?

Я лишь вопросительно уставилась на Эдварда. Вздохнув, он провел рукой по своим волосам.

– Это годовщина, ммм… Черт! Почему я не могу произнести это?! – воскликнул он.

Затем он нежно провел рукой по моему лицу и простонал.

– Этот день… В этот день, в Чикаго, наша жизнь рухнула. Мы потеряли маму… Все мы в этот день не похожи на себя. Но папа буквально звереет. Он не может себя контролировать, запирается в комнате. Поэтому он и не пошел сегодня на работу.

Я кивнула и опустила глаза. Теперь я поняла, почему утром они были такими расстроенными. Эдвард не сказал, но я и так все поняла. Поняла, что их мама умерла. Как еще можно понять его фразу «мы потеряли маму»… Ни один из них никогда не упоминал о ней. Еще я вспомнила, как расстроился доктор Каллен, когда по пути из Феникса, я спросила о его жене. Я не знала ее имени, не видела ни одной фотографии. Возможно, было слишком болезненно смотреть на ее фотографии и понимать, что ее больше нет. Доктор Каллен сказал, что Эдвард был очень похож на мать. Поэтому я могла предположить, что у нее были волосы цвета бронзы и такие же умопомрачительные зеленые глаза. Я уверенна, что она была очень красива. Я задалась вопросом, что же с ней случилось. Но независимо от того, что произошло, это было очень неприятно и печально.

– Прости, мне жаль, но я не могу тебя развязать. Иначе, он убьет меня. Он сказал мне не входить сюда, но я должен был удостовериться, что с тобой все в порядке. Если он поймает меня здесь, будет только хуже, поверь. О, Господи! Он даже заставил тебя сжать руки в кулаки и замотал их скотчем, чтобы ты не смогла выскользнуть из наручников. Но, это же неправильно! Правда, это чертовски неправильно…

Я посмотрела на него… и я испытала шок. Его глаза были полны слез… Я не могла понять, почему он так заботился обо мне.

Почему он проявлял столько сочувствия?

В ответ на его фразы, я лишь кивала. Мне казалось, я была просто не способна говорить. В течение нескольких минут он просто сидел и пристально смотрел на меня. В его глазах была печаль и сострадание. Это одновременно успокаивало и поражало.

Он снова поднял руку и вытер мои слезы. Он вздохнул.

– Я вернусь к тебе утром, хорошо? Будь сильной, tesoro mio, все почти закончилось. Я клянусь тебе, я никогда не позволю ему снова проделать это с тобой.

Приклеив на место скотч, он кивнул и встал. Снова проведя рукой по волосам, повернулся и вышел за дверь.

Мое тело немного отошло. Наверное, привыкло к боли. Ноги перестали гореть, а вот запястья по-прежнему полыхали, причиняя боль. В итоге, мне потребовалось время, чтобы снова заснуть.

– Просыпайся, просыпайся, Изабелла, – услышала я голос доктора Каллена и быстро открыла глаза.

Его тон не был таким черствым, как вчера. От этого мне стало легче. Он присел на корточки и посмотрел на меня.

– Доброе утро, – сказал он.

Я кивнула, не желая думать о том, что веду себя невежливо. Но я не чувствовала, что утро было действительно добрым. Однако я решила, как и прежде, быть послушной, потому что у меня не было иного выбора. Доктор Каллен мог сказать мне, что небо зеленое, а трава фиолетовая…

И я обязательно с ним соглашусь.

Он протянул руку и взялся за уголок скотча на моем лице.

– Будет немного больно, я сделаю все очень быстро, – сказал он и резко сорвал скотч.

Я вскрикнула, потому что почувствовала адское жжение. Из моих глаз хлынули слезы. Мои губы пульсировали и горели. От скотча они сильно потрескались и высохли.

Доктор Каллен зашел ко мне за спину и, достав маленький ножик, разрезал скотч, которым были обмотаны мои руки. Затем он забрал платки, зажатые у меня в кулаках. Я попробовала пошевелить пальцами, но вскрикнула от боли. Они отказывались шевелиться от того, что были сжаты всю ночь.

Затем он расстегнул наручники. Я зашипела от боли. Наручники впились в мою кожу до крови, оставив на ней следы. Наконец доктор Каллен, развязав мои лодыжки, встал.

– Пожалуйста, отдохни сегодня. Хорошо? На ужин я что-нибудь куплю, – сказал он, пристально глядя на меня.

– Да, сэр, – спокойно ответила я. Это были мои первые слова, сказанные за все это время.

Мое горло жутко болело. То, что я не пила все это время, сказалось на мне.

Он кивнул. Он стоял и смотрел на меня, казалось, он собирался сказать что-то еще. Я посмотрела на него и увидела его глаза. Они были искрящегося синего цвета, в них снова было сочувствие и сострадание. Я была не в силах смотреть на него и быстро отвела взгляд. Сейчас я не нуждалась в сострадании… Вздохнув, он повернулся и вышел за дверь.

Несколько секунд я сидела, не шевелясь. Потом я попробовала дотронуться до своих ног и снова вскрикнула от боли. Слезы снова потекли из моих глаз. Все мое тело изнывало от боли.

Так я просидела еще некоторое время. Подняв руку, я вытерла рукавом рубашки свой нос. Тут я вспомнила, что рубашка принадлежала Эдварду. Я почувствовала себя ужасно, но у меня не было ничего другого под рукой, чем бы я могла вытереть нос. Я была рада, что на протяжении всего этого времени я не захотела в туалет. Да и с чего мне было хотеть? Я же ничего не пила…

Мое тело нуждалось в воде. Чтобы избавиться от судорог, я стала сгибать и разгибать ноги. Я мысленно ругала себя за то, что надела шорты. Ковер, на котором я сидела, впился в мои ноги. От этого кожа ужасно полыхала…

Спустя несколько минут в дверь моей спальни тихонько постучали. Дверь открылась, и я увидела Эдварда. Он с грустью посмотрел на меня. Я не говорила ему ни слова, а просто пристально смотрела. Честно, я не знала, что сказать.

Я не знала, хочу ли я отблагодарить его за то, что он зашел ко мне вчера или наоборот, накричать на него, за то, что я оказалась в такой ситуации, за то, что я вообще оказалась в ТАКОЙ жизни.

Подойдя ко мне, он присел рядом и протянул мне стакан с водой.

– Вот, попей, – сказал он мягко.

Я взяла стакан и попыталась улыбнуться. Даже улыбка приносила мне боль. Но я была ему очень благодарна за то, что он принес мне попить.

Он снова протянул руку, и я увидела на его ладони маленькую желтую таблетку. Я вопросительно посмотрела на него, а он слегка улыбнулся.

– Это самое сильно обезболивающее, которое ты можешь сейчас выпить. Дети в школе с удовольствием съели бы эту таблетку как леденец, если бы, конечно, могли. Ты почувствуешь себя лучше. Это заглушит боль.

Я кивнула и взяла таблетку. Положив ее в рот, я запила ее глотком воды.

– Спасибо, – ответила я, почувствовав небольшое облегчение от такого необходимого для меня глотка воды.

– Пожалуйста. Как думаешь, ты можешь идти, tesoro? – спросил он. Вставая, он протянул мне руку.

Одной рукой я схватилась за кровать, а другой за его руку и попробовала встать. Эдвард слегка потянул меня. Он все делал с такой нежностью… Встав на ноги, я поблагодарила его и отпустила его руку. Мои ноги подкосились.

Эдвард схватил меня прежде, чем я упала на пол. Его хватка оказалось грубой и сильной. Но я знала, что он не хотел причинить мне боль. Он просто не хотел, чтобы я упала.

Он быстро взял меня на руки и стал покачивать, будто в колыбели. Он выглядел очень расстроенным, и это немного испугало меня. Я не хотела, чтобы он расстраивался из-за меня. После всего, что он сделал, после того, как он ко мне относился…

– Прости, мне так жаль, – мягко сказал он.

Слезы снова потекли из моих глаз, то ли от боли, то ли от его таких нежных слов. Он посмотрел на меня.

Затем он, держа меня на руках, быстро вышел в коридор и открыл дверь своей спальни. Он пронес меня в комнату и положил на свою кровать. Я была смущена его поведением. Но про себя пообещала, что как только я смогу встать и пойти, я непременно сделаю это.

Не могу же я долго лежать на ЕГО постели.

Он зашел в ванную. Но буквально через минуту вернулся. В его руках было множество салфеток, тряпочек и бутыльков.

Для начала он взял какую-то тряпочку.

– Мне нужно немного тебя вымыть. Я не хочу, чтобы у тебя началось какое-нибудь заражение. Хорошо? – мягко спросил он.

Я кивнула, не зная, что ответить. Я была ошеломлена его поведением. Сначала он протер мое лицо от слез. Ткань оказалась холодной, и я почувствовала легкое облегчение. Затем он протер влажной тряпочкой мои губы. Я слегка шикнула от боли – губы были потрескавшиеся и воспаленные.

Затем он, смочив тряпочку, провел ей по моему запястью левой руки, смывая засохшую кровь. Я изо всех сил старалась игнорировать боль и не смотреть на руку. От вида крови мне станет только хуже. Я попыталась сосредоточиться на ЕГО лице… Было видно, что он изо всех сил старается сконцентрироваться на том, что он делал. Его глаза были полны грусти и печали.

Затем он проделал тоже самое с другой рукой. Потом он взял полотенце и промокнул обе руки. Взяв тюбик, он выдавил себе на пальцы немного мази и смазал мои раны. Затем он взял бинт и обмотал им запястья.

Он посмотрел на меня и улыбнулся, когда увидел, что я смотрю на него. Затем он снова ушел в ванную. Вернувшись, он промокнул влажной тряпкой мои колени, и также обработал их мазью. Не остались без внимания и мои лодыжки. Их ждала та же участь – протирание холодной тряпкой, смазывание мазью и перевязка.

Затем он достал бутылочку с синеватой жидкостью и налил ее немного на чистую, сухую ткань.

– Это поможет избавиться от липких следов на твоей коже, которые остались от скотча. Я знаю, это дерьмо сильно раздражает кожу.

Я улыбнулась и слегка кивнула. Давая тем самым понять, что я его внимательно слушаю. Он протер этой жидкостью места на моих руках, на которых был намотан скотч.

– Держи рот закрытым. Эта жидкость на вкус просто ужасна, – предупредил он.

Как только он прикоснулся к моим губам, я зажмурилась. Мои губы горели огнем. А жидкость имела ужасный тошнотворный запах. После всех манипуляций, он собрал все тряпочки и унес их в ванную.

Вернувшись, он зашел с другой стороны кровати и сел рядом. Он открыл ящик прикроватной тумбочки и достал тюбик с вазелином. Я вопросительно посмотрела на него.

Зачем он хранил здесь эту мазь?

Увидев выражение моего лица, он ухмыльнулся.

– Доверься мне. Я не пользовался этой мазью. Не волнуйся.

Я улыбнулась. Иногда я не понимала Эдварда, но, наверное, иногда было лучше не знать о некоторых вещах.

Он нанес немного вазелина себе на палец, а затем прикоснулся им к мои губам. Я закрыла глаза. Вздохнув, я разомкнула губы… Я была довольна. Его прикосновения были такими нежными… Ощущения жжения прошли мгновенно. Он водил пальцем по моим губам, а затем остановился, но палец так и не убрал. Я открыла глаза и увидела, что он удивленно смотрит на меня.

Он моргнул несколько раз, а затем убрал руку. Положив тюбик обратно в ящик, он повернулся ко мне.

– Тебе лучше?

Я кивнула.

– Я думаю, я уже могу идти к себе, – сказала я.

Хотя я не была уверенна в своих словах. Мое тело все еще немного болело. Возможно, мою жизнь облегчила та таблетка. Но вообще до полного излечения мне было очень далеко.

– Ты действительно хочешь уйти? Хочешь вернуться в свою комнату? – спросил он.

Посмотрев на него, я увидела, что он стал еще более грустным. Меня это очень удивило.

– Я не хочу мешать. Я же знаю, что вы не позволяете людям находиться в вашей комнате, – ответила я.

Он вздохнул.

– Ты и не помешаешь, Белла. Черт, это же я ХОТЕЛ, чтобы ты оказалась здесь. Я, слышишь, я принес тебя сюда. Можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Его слова снова удивили меня.

– Хорошо, – ответила я. – Спасибо.

Кивнув, он встал.

– Я в душ. Вернусь через несколько минут. А ты, постарайся расслабиться. Хорошо?

Я кивнула. Повернувшись, он пошел в ванную и закрыл за собой дверь.

Я лежала и слушала шум воды, доносящийся из ванной. Шум воды подействовал на меня успокаивающе. Я начала расслабляться. Я чувствовала себя такой легкой, почти счастливой… Это меня поражало. В данной ситуации я не должна была испытывать ничего, кроме боли. Ведь я была рабыней, которая провела всю ночь связанной. Я провела ночь, принимая наказание. Я должна все еще чувствовать боль, чувствовать страх…

Но мне было ХОРОШО…

Вздохнув, я закрыла глаза. Кровать Эдварда была удобнее, чем моя, и это говорило о многом. Положив голову на его подушку, я глубоко вдохнула и улыбнулась.

Подушка пахла Эдвардом…