Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 22. В больнице “Гринвич-госпиталь” Джо появился только в начале седьмого вечера






 

В больнице “Гринвич-госпиталь” Джо появился только в начале седьмого вечера. Со дня аварии прошло четыре дня. Кейт все еще была подключена к аппарату искусственного дыхания, и кормили ее через трубочку. В сознание она так и не пришла, хотя врач сказал, что опухоль — следствие удара по голове — начинает спадать. Это было обнадеживающим признаком, хотя положение оставалось опасным.

Когда Джо вошел в палату, возле кровати сидел Энди Скотт. Увидев Джо, он поднял голову, и в его глазах Джо прочел все, что Энди о нем думает.

— Как она? — спросил Джо, осторожно прикасаясь к руке Кейт.

— Без изменений, — сухо ответил Энди. — Почти…

Джо сразу заметил плоский живот Кейт, и сердце его сжалось. Он уже понял, что значил для Кейт этот ребенок. То есть не ребенок, а два ребенка. Впрочем, количество не имело для Джо значения. В последнее время он думал об их с Кейт ребенке с какой-то непривычной теплотой, однако теперь, когда Джо осознал, что его больше нет и лично ему с этой стороны ничто не угрожает, он просто выкинул эту проблему из головы. Теперь у него осталась одна тревога — Кейт…

— Спасибо, что позаботился о ней, — сказал Джо. Эти слова дались ему нелегко, но он не мог их не сказать.

Энди снял со стула пиджак, собираясь уходить, но вдруг возле двери остановился.

— Где ты был? — спросил он дрожащим от злости голосом. — Где тебя носило четыре дня?!

У Энди была ответственная работа, жена, новорожденный сын и двое детей от Кейт, и он не мог представить себе, как можно вот так уехать и чтобы никто не знал, где ты. У него не укладывалось в голове, что можно поступать так с любимым человеком.

— Я уезжал по делам, — холодно ответил Джо. — И приехал, как только мне сказали.

И все же он чувствовал себя неловко, что Кейт провела в больнице столько времени без него, — ему просто не хотелось оправдываться перед Энди.

— Ее родители знают? — спросил он.

— Они здесь, — ответил Энди. — Остановились в отеле неподалеку и приезжают к ней каждый день.

— Хорошо, — Джо кивнул и вдруг добавил: — Спасибо, Энди. Спасибо за все…

— Позвони, если что-нибудь будет нужно, — ответил Энди и вышел, а Джо опустился на стул рядом с Кейт.

Он не знал, что будет делать, если Кейт умрет. Посторонним их отношения могли показаться странными, но сам Джо никогда так не считал. Он любил Кейт нежно и страстно, любил все эти пятнадцать лет. Она была его другом, советчиком, его радостью, его счастьем и — иногда — его совестью. Но главное — она была его единственной любовью, которой Джо дорожил больше всего на свете.

— Кейт, не оставляй меня. Прошу тебя, — прошептал он взяв ее за руку. — Пожалуйста, вернись ко мне, родная…

Так Джо просидел несколько часов. Он не выпускал руки Кейт, и слезы катились по его покрытым рыжеватой щетиной щекам. Ближе к полуночи для него установили в углу раскладушку, но Джо даже не пошевелился. Как он будет спать, если Кейт может умереть каждую минуту?

Но Кейт не умерла. В начале пятого утра она пошевелилась и застонала, и Джо тут же вызвал дежурную сестру. Войдя в палату, она стала проверять рефлексы с помощью маленького фонарика, а Джо с тревогой следил за ней.

— Что с ней? — спросил он, но у сестры в ушах был стетоскоп и она не расслышала его слов, а может — не захотела отвечать.

Зато Кейт застонала снова и, не открывая глаз, слегка повернула голову в сторону Джо. Даже находясь на грани жизни и смерти, она как будто узнала его голос и потянулась к нему всем своим существом.

— Я здесь, родная, не волнуйся!.. Открой глаза, Кейт, посмотри на меня!

Но Кейт никак не отозвалась, и Джо продолжал сидеть, скрючившись на неудобном стуле из жесткой пластмассы. Сестра, так и не проронив ни слова, вернулась на свой пост, однако Джо не оставляло чувство, будто за ним наблюдают. Он даже решил, что это душа Кейт, отделившись от тела, парит в комнате, прощаясь с ним, и испугался, что Кейт умирает. Лишь в эти минуты Джо стало окончательно ясно, как сильно он ее любит, и это было главным. А еще он никак не мог отделаться от острого чувства вины. Вопреки всякой логике, он чувствовал себя виноватым перед Кейт за то, что его не было с ней в ту роковую пятницу, когда она попала в аварию. Да, на яхте он вел важные деловые переговоры, а не отдыхал, как, кажется, решил этот мальчишка Энди Скотт. Но он был просто обязан догадаться, почувствовать, шестым чувством ощутить, что Кейт грозит опасность, и, бросив все, примчаться, прилететь, свалиться как снег на голову, чтобы спасти, уберечь ее!

Однако Джо ничего не почувствовал. Ничто не кольнуло его, ничто не подсказало — вот Кейт садится в “Шевроле” и заводит мотор, вот навстречу ей летит “Бьюик” с пьяным подонком за рулем, и Кейт в отчаянии выкручивает руль, стараясь уйти от лобового столкновения. Вот спасатели извлекают ее тело — ее прекрасное, нежное тело — из груды металлического лома, и “Скорая”, завывая сиреной и сверкая огнями, несется по темному шоссе в ближайшую больницу…

Проклятье, он даже не сумел уловить момент, когда Кейт потеряла ребенка! А ведь он почти смирился с мыслью, что скоро станет отцом.

В шесть часов Джо встал со стула, чтобы умыться и почистить зубы, а когда вернулся, Кейт как-то внезапно, без всякого предупреждения, открыла глаза и посмотрела прямо на него. В первое мгновение Джо оторопел от неожиданности, потом его губы сами собой расплылись в улыбке.

— Ну вот, так-то лучше! — проговорил он, чувствуя, как его захлестывает волна облегчения и радости. — Как я рад, Кейт!..

В ответ она не то вздохнула, не то снова застонала и закрыла глаза, но ее лицо больше не казалось таким пугающе неподвижным. Ресницы Кейт трепетали, а губы время от времени приоткрывались, словно она силилась что-то сказать. Джо уже хотел вызвать сестру, но Кейт снова открыла глаза и с усилием заговорила. Голос ее был очень тихим и слабым, и Джо пришлось наклониться, чтобы расслышать хоть что-нибудь.

— Что… случилось?.. — спросила она.

— Ты попала в аварию, — почему-то тоже шепотом ответил Джо.

— А Кларки?.. С ним что-нибудь…

— С ним все в порядке, — поспешил успокоить ее Джо. — Ты, наверное, забыла! Его не было с тобой. Ты оставила его у Энди.

— Ах, да…

Лицо Кейт страдальчески сморщилось — она очень старалась припомнить, как все произошло, и Джо тихо молился, чтобы она не спросила его о ребенке. Вернее — о близнецах. Он сам узнал об этом только от Хейзл, но Кейт, наверное, это было известно давно. Должно быть, она скрыла от него правду, боясь, что он будет злиться, и Джо снова почувствовал себя виноватым.

— Ты только не волнуйся!.. — быстро заговорил он. — Я здесь, с тобой. Теперь все будет хорошо. Ты обязательно поправишься!

Он очень хотел этого и надеялся, что так и будет. Кейт нахмурилась и как-то странно поглядела на него.

— Почему ты здесь? — спросила она. — Ведь ты должен был быть в Токио. Или в Лондоне — я никак не могу вспомнить…

— Я приехал… недавно. — О том, что он появился в больнице только вчера вечером, Джо умолчал, хотя Кейт вряд ли отдавала себе отчет в том, сколько прошло времени.

— Но почему ты вернулся?

Кейт как будто не понимала, что с ней случилось и как сильно она пострадала. Сейчас она пыталась это осмыслить, и Джо с ужасом увидел, как ее рука, лежавшая поверх простыни, дрогнула и медленно поползла к животу.

— Не надо… — пробормотал он и попытался перехватить ее руку, но было поздно. Кейт нащупала свой опавший живот, ее глаза широко распахнулись, а по щеке скатилась одинокая слеза.

— Кейт, не надо… Пожалуйста, не плачь! — Джо наконец поймал ее руку и поднес к губам. — Не плачь, родная!

— Где он? Где наш ребенок?!

Она произнесла эти слова сдавленным голосом, а потом из ее груди исторгся протяжный и низкий вой, похожий на звериный. Пальцы Кейт с неожиданной силой впились в руку Джо, и он наклонился еще ниже, бережно прижимая к себе ее забинтованную голову. Джо отлично понимал, что ничем не может утешить ее, и только продолжал осторожно гладить Кейт по вздрагивающим плечам.

Потом Кейт долго осматривал врач. Он был рад, что Кейт очнулась, однако, когда они с Джо вдвоем вышли в коридор, врач сказал, что опасность еще не миновала. У Кейт было сильное сотрясение мозга, из-за которого она пролежала в коме почти пять суток. Нога в голени была раздроблена, но как раз это врача беспокоило мало. Наиболее сильную тревогу ему внушало то обстоятельство, что Кейт потеряла много крови, и ее организм оказался ослаблен.

— Травматический выкидыш — это вам не шутки, мистер Олбрайт, — сказал врач, закуривая сигарету.

Он считал, что Кейт понадобится несколько месяцев, чтобы окончательно оправиться, но даже тогда она, скорее всего, больше не сможет иметь детей. Впрочем, это волновало Джо меньше всего — он беспокоился только о Кейт, считал, что без детей они как-нибудь проживут. К тому же у них ведь были Кларк Александр и Стивени.

Пока они разговаривали, медсестра дала Кейт сильное успокоительное, и она заснула. Врач сказал, что она проспит несколько часов, и Джо решил воспользоваться этим временем, чтобы съездить в Нью-Йорк — зайти в офис и забрать из квартиры кое-какие вещи для себя и Кейт. В пять часов вечера он снова был в Гринвичском госпитале и у дверей палаты столкнулся с родителями Кейт, которые уже собирались уходить. Элизабет не захотела с ним даже разговаривать и не ответила на его почтительное приветствие, а Кларк посмотрел на Джо со слезами на глазах и сказал:

— Ты не должен был оставлять ее так надолго, Джо. Тебе следовало быть здесь…

Джо не нашел, что ответить, и Кларк вышел, не прибавив больше ни слова. Но и того, что он сказал, оказалось достаточно, чтобы у Джо стало муторно на душе. Он прекрасно понимал, что могут чувствовать отец и мать Кейт, и в целом принимал их высказанные и невысказанные упреки, хотя они и казались ему не совсем обоснованными. В аварии, в которую попала Кейт, не был виноват ни он, ни она. Это было чисто объективное невезение, и Джо сомневался, что его присутствие могло что-то изменить. В конце концов, многие мужья ездят в командировки, а их жены остаются дома. Бывает, они ломают руки и ноги, получают удар электротоком или попадают под машину, но никто и не думает винить в этом их супругов!

В конце концов Джо решил, что Элизабет просто пытается сделать из него козла отпущения, — во-первых, потому что всегда его недолюбливала, а во-вторых, потому что никого другого у нее под рукой не было. Ну не смешно ли обвинять его во всех смертных грехах только потому, что, когда произошло это несчастье, он был в деловой поездке?..

К концу недели Кейт стало лучше, и врачи разрешили перевезти ее в нью-йоркскую клинику. Теперь навещать Кейт могли ее друзья и подруги, и Джо надеялся, что их визиты помогут ей отвлечься от своего горя, однако его расчеты не оправдались. Кейт была настолько подавлена, что просто не желала никого видеть. Большую часть времени она плакала или спала после уколов сильнодействующих седативных средств. Однажды Кейт сказала Джо, что ей не хочется жить.

Выходные Джо провел с ней. Он сделал так, что ей в палату провели телефон, — с его деньгами это оказалось довольно просто — и Кейт смогла поговорить с Энди и Кларком Александром, но после этого у нее началась истерика, и врачам пришлось снова давать ей порошки. Ее депрессия была так глубока, что у Джо просто опускались руки. Сознание собственной беспомощности бесило его, и он испытал чуть ли не облегчение, когда в середине второй недели выяснилось, что ему необходимо на три дня слетать в Лос-Анджелес. Правда, он звонил оттуда каждые несколько часов, но говорить с Кейт по телефону ему было все же легче, чем видеть ее распухшее от слез лицо и потухшие глаза.

Только в конце апреля Кейт выписалась из больницы и вернулась домой. Нога ее все еще была в гипсе, и при ходьбе Кейт опиралась на костыли, но в целом врачи признали ее состояние удовлетворительным. Они даже надеялись, что сотрясение мозга пройдет без последствий. По временам, правда, у Кейт все еще болела голова, но это было только естественно.

В начале мая гипс сняли, и Кейт снова стала похожа на себя прежнюю — по крайней мере, внешне. Правда, она сильно похудела, но это ей очень шло. И все-таки Джо все чаще казалось, что перед ним не та женщина, на которой он женился меньше двух лет назад. Волшебный и радостный свет, который всегда горел в ее душе и отражался в глазах, погас, прежняя жизнерадостность оставила Кейт, и она выглядела усталой и заторможенной. Она отказывалась выходить из дома, и лишь изредка выводила детей на прогулку. По ночам Кейт часто плакала, и Джо не знал, что он может для нее сделать. С каждым днем они разговаривали все меньше; иногда Кейт могла и вовсе промолчать в ответ на какой-нибудь его вопрос, и Джо сходил с ума от жалости и отчаяния.

В июне Кларк Александр и Стивени отправились к Энди, и это только ухудшило состояние Кейт. Джулия снова была беременна, и это известие едва не прикончило Кейт. Она уже знала, что не сможет больше иметь детей, и оплакивала своих неродившихся близнецов чуть не круглыми сутками.

— Может, все к лучшему? — сказал ей однажды Джо. — Мы с тобой уже не так молоды, чтобы заводить детей. Зато теперь у нас будет больше времени друг для друга, и ты сможешь чаще ездить со мной…

Он надеялся убедить ее, однако Кейт его слова только рассердили. Она не хотела никуда с ним ездить — ни Европа, ни Калифорния ее не влекли. Она предпочитала сидеть дома и предаваться скорби.

Почти два месяца Джо буквально из кожи вон лез, стараясь как-то ее подбодрить. Когда же из этого ничего не вышло, он прибег к своему излюбленному способу решения всех проблем. Он сбежал. Ему было слишком тяжело оставаться с Кейт, которая то злилась на него, то рыдала, запершись в спальне. Казалось, она тоже обвиняет его в том, что случилось, и Джо понял — еще немного, и он сойдет с ума по-настоящему. Ощущение вины преследовало его неотступно, хотя он потратил немало времени и сил, убеждая себя, что он ни в чем не виноват и им просто не повезло. Застарелые комплексы не желали укладываться в рамки рациональных объяснений и самооправданий.

В конце концов, Джо снова начал ездить по всему миру, с головой уйдя в свой бизнес, и общался с Кейт только по телефону. Однако каждый его звонок домой заканчивался ссорой, и как прекратить этот кошмар, Джо не знал. Он не знал, как вернуть Кейт, которая отдалялась от него с каждым днем все больше и больше. Он ничего не мог поделать и от бессилия сам начал срываться. Между ними пролегла пропасть, через которую уже нельзя было перемахнуть одним прыжком, одним усилием. Джо нужно было либо строить мост, либо начинать все сначала, а на это у него не было ни сил, ни времени.

Все лето Джо провел в поездках, и к концу августа они стали почти совсем чужими друг другу. Редкие встречи не доставляли им никакой радости, и в конце концов Кейт с детьми отправилась к родителям на мыс Код. Джо остался в Лос-Анджелесе. На мыс Код ему не хотелось ехать по многим причинам. Джо был уверен, что мать Кейт ненавидит его уже много лет, однако он не считал себя обязанным доказывать ей что-либо. Джо считал себя правым. В конце концов, он приехал домой, как только узнал о несчастье, он угробил несколько месяцев своего драгоценного времени, чтобы сидеть с Кейт, пока она приходила в себя, и не его вина, что этого оказалось недостаточно.

В сентябре Джо прожил дома целых две недели. Он надеялся, что этого хватит, чтобы Кейт успокоилась. Но когда Джо сказал, что ему нужно ехать в Японию, Кейт закатила грандиозный скандал.

— Опять?! — кричала она. — И когда ты только прекратишь носиться по всему свету?

Медленно, но верно Кейт превращалась в самую настоящую мегеру, и Джо пожалел, что вообще завел этот разговор. В такие минуты ему хотелось уехать и больше не возвращаться.

— Я уже тысячу раз говорил тебе: я — председатель совета директоров крупной корпорации и должен заниматься делами, чтобы не потерять все, чего я уже добился, — ответил он, призвав на помощь все свое самообладание. — Я был дома целых две недели! Разве тебе мало? Если мало — можешь поехать со мной; я уже предлагал тебе это и готов повторить снова.

Он старался говорить спокойно, но его голос звучал холодно, как голос постороннего человека.

— Никуда я ехать не собираюсь!

Кейт была несчастна, и это делало ее несговорчивой. Самые разумные предложения Джо она воспринимала в штыки только потому, что они исходили от него, что, естественно, не могло улучшить их отношения. Джо впервые в жизни подумал, что если так будет продолжаться и дальше, то рано или поздно он возненавидит Кейт. Она не оставила ему другого выбора. Та женщина, которую он любил, исчезла, растворилась, а ей на смену пришла другая — сварливая, вечно недовольная, скандальная. Джо понимал, что Кейт очень переживает из-за того, что никогда больше не сможет иметь детей, но при этом она буквально убивала его. А хуже всего было то, что она продолжала отчаянно нуждаться в нем, нуждаться в его поддержке и помощи. Но собственные несчастья настолько затмили ей разум, что Кейт просто не знала, как достучаться до Джо. Каждый раз, когда она пыталась сделать это, она испытывала такой гнев и такое отчаяние, что невольно отталкивала его. Они оба как будто блуждали в ночном лесу и были не в силах найти друг друга во мраке.

Между тем Джо по-прежнему оставался единственным человеком, который мог ей помочь. Кейт не переставала любить его; на самом деле она ненавидела не его, а себя. Тысячи раз она воспроизводила в уме всю последовательность событий и снова и снова спрашивала себя: какого дьявола она вызвалась везти Кларка Александра в Гринвич в ту роковую пятницу? Если бы она не сделала этого, ее близнецы были бы сейчас живы и здоровы! И вот теперь она не только потеряла их, но и на всю жизнь осталась инвалидом, потому что в ее глазах женщина, не способная иметь детей, была такой же калекой, как те, у кого не хватало рук или ног.

— Ты просто убиваешь меня, Кейт! — сказал Джо в один из уик-эндов, когда он случайно оказался дома. — Пойми, так дальше продолжаться не может!

Он старался говорить так мягко и убедительно, как только мог, но в этих словах Кейт увидела, угадала только одно — его желание убежать. О том, что Джо действительно больше не может выносить ее гнева и постоянных обвинений, она не подумала.

— Почему не может? — спросила она холодно.

— Потому что я не могу и не хочу натыкаться на каменную стену каждый раз, когда возвращаюсь домой, — сказал Джо. — Ты должна что-то с этим сделать. Постарайся перебороть себя. Я знаю, что тебе сейчас очень больно. Ты потеряла ребенка… детей, но я не хочу, чтобы мы потеряли нас.

Такой исход казался ему более чем вероятным. Всего за полгода женщина, которую он любил больше жизни, превратилась в самую настоящую эринию — богиню мщения, — терзавшую его постоянными упреками и обвинениями.

— У тебя уже есть двое детей, Кейт, — двое отличных детей. Почему мы не можем быть счастливы вчетвером? Ведь я отношусь к ним как к родным. Кларк Александр и Стивени — твои дети, а раз так — значит, они все равно что мои. Кроме того, я не понимаю, почему ты не хочешь ездить со мной?

Даже в Лос-Анджелес, а ведь у нас там дом. Мы там живем, Кейт!..

Он готов был испробовать все средства, чтобы вернуть ее, но Кейт словно не слышала его слов, а если и слышала, то не понимала, о чем он говорит на самом деле.

— Я никуда не хочу ездить, потому что не хочу потакать твоим глупым привычкам, — отрезала она.

Джо тоже начал злиться. Он хотел договориться по-хорошему, но из этого снова ничего не вышло.

— Чего же ты хочешь? Сидеть дома и жалеть себя, как ты делала это на протяжении последних шести месяцев? А тебе не кажется, что тебе давно пора повзрослеть? Я не могу постоянно сидеть с тобой, держать тебя за руку и лить вместе с тобой слезы! Это бессмысленно и глупо, потому что я не могу вернуть детей, которых ты потеряла, и никто не может. Неужели ты до сих пор не поняла, что нам просто не суждено иметь общих детей. Не мы это решаем, Кейт!

— Ты с самого начала хотел от них избавиться! — взвизгнула Кейт. — Я помню, как ты настаивал, чтобы я сделала аборт, потому что тебе так было удобнее. Ты не хотел детей. Ты хотел и дальше жить, как тебе нравится, — мотаться по всему миру, летать на самолетах, а домой приезжать на пятнадцать минут в месяц! Когда ты мне нужен, тебя никогда нет! После аварии тебе понадобилось целых пять дней, чтобы вернуться, а ведь я могла умереть каждую минуту! Где ты был, черт тебя возьми?! И кто ты такой, чтобы говорить мне, что я должна повзрослеть? Ты только и знаешь, что летать на своих дешевых самолетах и развлекаться на яхтах, пока я сижу дома с детьми! Так, может, это тебе пора повзрослеть, а?

Это был жестокий удар, и Джо ничего не сказал Кейт. Он только вышел из квартиры и с такой силой хлопнул на прощание дверью, что с потолка посыпалась штукатурка. Эту ночь он провел в отеле “Плаза”.

Как только он ушел, Кейт бросилась на кровать и зарыдала. Она сказала Джо именно то, что не должна была и не хотела говорить. Единственным ее оправданием могло быть чувство безысходного отчаяния, одиночества и горя, которое терзало Кейт почти постоянно, но это ее не утешало. Она отчаянно тосковала по Джо, но вместо того, чтобы постараться вернуть его, она сделала только хуже. Кейт хотела, чтобы он пришел и все исправил, чтобы вернул все, что когда-то у них было, но он не мог, и за это она его почти ненавидела.

На следующий день Джо вернулся, но только затем, чтобы упаковать небольшой дорожный чемодан, с которым всегда ездил. Через несколько часов Джо улетал в Лос-Анджелес. Не бог весть как далеко — всего-навсего на другой конец страны, где у них был свой дом, и все же Кейт запаниковала от одного вида этих сборов. Дело было не в том, что Джо уезжал. Дело было в том, что он показался ей неестественно спокойным — совсем как человек, который наконец-то принял окончательное решение.

Только накануне Дня благодарения Джо наконец вернулся в Нью-Йорк. Стараясь производить как можно меньше шума, он осторожно открыл дверь своим ключом и даже вздрогнул от неожиданности, когда Кларк Александр бросился на него из-за вешалки. В волосах мальчика торчали два индюшиных пера, лицо было раскрашено оранжевой и черной акварелью, а в руке он держал ружье, которое стреляло пробками.

— Джо вернулся! Ура-а!

Мальчик был ужасно рад видеть его, и Джо почувствовал, как у него защемило сердце. Он очень скучал по Кларки и Стивени — едва ли не больше, чем по Кейт, которая, как ему казалось, больше не любит его. Только ее дети продолжали любить его бескорыстно и преданно. Что же касалось Джо, то он всегда души в них не чаял.

— Рад видеть вас, Великий Вождь, — сказал Джо, широко улыбаясь. — Как охота?

— Отлично. Мы со Стивени… то есть, с Большой Белой Куропаткой убили десять медведей и десять горных львов. И еще штук сто бизонов, но это так, пустяки… — скромно добавил мальчик. — А что делал ты? Опять летал на своем новом самолетике

— Да. То есть, не на новом, но летал. А где мама Великого Вождя?

— Мама пошла в кино. В последнее время она часто уходит в кино, а нас оставляет с няней Бет. А она та-акая скучная!..

Джо знал няню Бет и был вполне согласен с мальчиком. Няня Бет запрещала детям стрелять из лука в комнатах, совершать головоломные альпинистские восхождения на платяной шкаф и бить лососей острогой в ванне. Кларк Александр никогда не любил ее, а вот Джо он обожал. Когда Джо бывал дома, они ели мороженое на завтрак, обед и ужин, а мама не сердилась и не плакала, запершись в спальне одна. Кларк Александр знал, что она там плачет, потому что ему давно исполнилось пять и скоро он должен был пойти в школу. Стивени было только три, и хотя она была Большой Белой Куропаткой, она мало что понимала из того, что говорили и делали взрослые.

Когда Кейт вернулась из кино, она удивилась, увидев на кухне Джо в полной боевой раскраске и с перьями в волосах. Он только что уложил Кларка Александра спать и еще не успел умыться.

— Здравствуй, — сказала она, нерешительно останавливаясь на пороге.

Кейт выглядела намного спокойнее, чем в тот день, когда они расстались, и Джо, шагнув ей навстречу, даже рискнул обнять ее.

— Здравствуй, — ответил он. — Знаешь, Кейт, я… Мне тебя очень не хватало.

— Мне тоже, — ответила Кейт и, прильнув к его груди, беззвучно заплакала.

К счастью, это не были злобные, неостановимые рыдания, да и держалась она намного увереннее, чем в прошлый раз. И если за время его отсутствия Кейт так и не сумела выкарабкаться из кошмарного, смрадного колодца, в который угодила, она, по крайней мере, была уже не на дне, а на полпути к свету и воздуху.

— Мне не хватало тебя и раньше… до того, как я уехал, — добавил Джо, и Кейт поняла, что он имеет в виду.

— Я сама не знаю, что со мной случилось… — промолвила она с виноватым видом. — Должно быть, я ударилась головой сильнее, чем мне казалось, и вела себя… Это было просто непозволительно. И жестоко.

Да, сегодня Кейт явно чувствовала себя лучше и держалась спокойнее, так что Джо позволил себе расслабиться. Пока Кейт готовила ужин, он выдрал из волос перья и умылся. Уже сидя за столом, Джо заговорил о своих планах. Он пообещал Кейт, что никуда не уедет на праздники и, в свою очередь, предложил ей остаться дома, а не ездить в Бостон к ее родителям. Для него этот дежурный визит оказался бы, скорее всего, непосильной задачей, но Кейт он этого, разумеется, не сказал. Джо просто предложил ей побыть дома (“Только вдвоем, понимаешь? ”), и Кейт согласилась. Для Джо это было большим облегчением, но по несчастливому стечению обстоятельств за три дня до Дня благодарения он получил телеграмму из Токио. Там неожиданно возникли серьезные осложнения, требовавшие его присутствия, и, хотя Джо ужасно не хотелось ехать, он знал — ехать придется, если только он не хочет потерять свои позиции в Азии.

Чего Джо не знал, это как сказать Кейт, что он опять не сможет провести с ней праздник. В конце концов он все же решился, и, как и следовало ожидать, Кейт была неприятно поражена.

— Ты бы хоть сказал своим японским друзьям, что у нас здесь — День благодарения и что это большой семейный праздник. Небось сами японцы не работают в свои праздники, так почему ты обязан…

— Насколько я знаю, японцы не работают только в день рождения императора. Это очень трудолюбивый и дисциплинированный народ. Попомни мои слова, они еще покажут нам, американцам, как надо работать! — Джо вздохнул. — Но дело не в японцах, а во мне. Я могу потерять все, что успел создать в этой стране. Ты должна отпустить меня, Кейт, это очень важно…

Когда он закончил свои объяснения, Кейт изо всех сил старалась сдержаться, чтобы не накричать на него. Она-то думала, все неприятности остались в прошлом, а оказывается… Нет, Кейт не обманывала себя, она прекрасно знала, что Джо будет ездить по всему миру, как раньше. Просто ей отчаянно нужна была эта передышка — этот День благодарения и этот праздничный уик-энд, который ему предшествовал.

— А мы? Разве тебе все равно, что будет с нами? — спросила она, но Джо ничего не ответил и только крепче сжал челюсти.

— Ты нужен мне, Джо! Особенно в этом году… Можешь ты хоть раз никуда не ездить на День благодарения? Я не хочу оставаться одна, Джо, мне трудно без тебя! Не бросай меня, Джо!!!

Это была уже не просьба, а мольба маленькой девочки, отец которой покончил с собой буквально на днях; мольба молодой женщины, которая только что потеряла двоих детей. Джо понимал это, но, поскольку он не в силах был что-либо изменить, ему оставалось только надеяться, что Кейт опомнится и поведет себя как взрослый и сильный человек.

— Давай поедем вдвоем, — сказал он.

Это было единственное, что пришло ему в голову в эти решающие минуты, но Кейт отрицательно покачала головой.

— Я не могу оставить детей в праздники! Что они обо мне подумают?!

— Дети прекрасно знают, как ты любишь их. Они подумают, что тебе просто нужно было уехать. Тем более мы скажем им, что поедем вдвоем. А их можно пока отправить к Скоттам. Все-таки Энди их родной отец…

Но Кейт снова покачала головой. Она не хотела никуда ехать, не хотела никуда отправлять детей. Она хотела только одного — провести праздники дома, вместе с Джо и с детьми. Но как она ни старалась объяснить ему это, Джо продолжал стоять на своем. Он должен лететь — и точка.

— Я вернусь ровно через неделю, Кейт, клянусь! — сказал он, но для Кейт это обещание ничего не значило. Даже если бы Джо и сдержал его, оно все равно не отменяло того факта, что бизнес снова оказался для него важнее семьи.

Он уезжал на следующий день утром, и Кейт не смогла сдержать слез. Она рыдала, как дитя, и Джо тоже не выдержал.

— Перестань, Кейт, прошу тебя! — воскликнул он. — Я этого не выдержу. Ну почему, почему ты так со мной поступаешь? Я же сказал — я не хочу уезжать от тебя, но приходится. У меня просто нет другого выхода, а от того, что ты плачешь, ничего не изменится. Я только буду сильнее чувствовать себя виноватым, но я все равно поеду. Так что давай не будем портить друг другу настроение, а простимся по-человечески!

Кейт кивнула, вытерла глаза и даже поцеловала Джо в щеку. Она честно пыталась его понять, но это не помешало ей снова почувствовать себя покинутой. Ехать с ним она категорически отказалась, а вместо этого она взяла детей и отправилась с ними в Бостон, к родителям.

Джо отсутствовал не одну неделю, как обещал, а почти вдвое дольше. Он так торопился, что на обратном пути не стал даже заезжать в Калифорнию, где у него тоже накопились кое-какие дела, но, когда он наконец прибыл в Нью-Йорк, Кейт встретила его ледяным молчанием. За то время, что она прожила в Бостоне, мать успела как следует над ней “поработать”, и теперь Кейт была совершенно уверена, что собственный муж ни в грош ее не ставит, что ему наплевать на нее и на детей и что, вообще, семьи у нее давно уже нет.

Чем Джо так досадил ее матери, Кейт сказать бы не смогла. Возможно, Элизабет так и не простила ему тех четырех дней, которые понадобились Джо, чтобы вернуться к лежащей в коме Кейт. Возможно, Элизабет возненавидела его еще раньше — за то, что Джо отказывался жениться на ее дочери, за то, что он разрушил брак Кейт с Энди, за то, что научил ее водить самолет… Со стороны могло показаться, будто Элизабет Джемисон поставила себе целью во что бы то ни стало уничтожить все, что соединяло ее дочь с этим человеком, и, надо сказать, она весьма в этом преуспела. За прошедшие две недели ей удалось заставить Кейт сделать поворот на все сто восемьдесят градусов, и, когда Джо вернулся, она просто не стала с ним разговаривать.

Казалось бы, Джо было не привыкать к подобным сценам, но он вдруг почувствовал, что что-то изменилось в нем самом. Он не стал ни извиняться перед Кейт, ни объяснять ей все снова, ни оправдываться. Все это было бесполезно, к тому же Джо слишком устал от бесплодных попыток в одиночку спасти их брак. Да и было ли что спасать?.. Они давно уже, в сущности, стали друг другу чужими. Наверное, было бы проще, если бы у него появилась другая женщина, но все оказалось гораздо, гораздо хуже. Джо вдруг понял, что утратил способность одновременно думать о Кейт и о своей карьере. Цена, которую ему пришлось бы заплатить за роскошь любить Кейт — или любого другого человека, — оказалась для него непомерно высока.

Как бы сильно он ни любил Кейт, он больше не мог тащить на себе этот груз. Бремя вины, которую Джо испытывал перед Кейт, перед детьми, даже перед ее родителями, стало для него непереносимо тяжким. Теперь он думал, что был прав, когда с самого начала так не хотел заводить собственных детей, семью. Он просто не мог дать им ничего, что обязан давать своим близким нормальный муж и отец. Ни один человек на его месте не мог рассчитывать получить все сразу — и жену, и детей, и успешную карьеру. И Джо уже понял, каким должен быть его выбор. Кейт он все равно не мог дать всего, в чем она нуждалась и чего заслуживала. В последнее время он только мучил ее и себя, все еще надеясь на чудо, но чуда не было. Была только горькая уверенность, что он должен сделать решительный шаг. Правда, стоило ему взглянуть на Кейт, у него от жалости чуть не останавливалось сердце, но никаких сомнений или колебаний Джо не испытывал. Если бы Кейт вдруг спросила, любит ли он ее, он бы ответил “да”, нисколько не кривя душой. Но именно ради этой любви он был обязан перестать мучить ее. Джо прожил дома несколько дней, и Кейт начала понимать: что-то изменилось. Для того чтобы догадаться об этом, достаточно было заглянуть ему в глаза, почувствовать исходящий от него странный, непривычный холодок. Самым страшным было то, что Кейт продолжала любить Джо, и она знала — он тоже ее любит. Но теперь они оказались слишком далеко друг от друга, так далеко, что у нее не было никаких шансов ни дотянуться до него, ни позвать назад…

Джо понадобилось почти двадцать дней, чтобы собраться с мужеством, но в конце концов он все-таки решился произнести роковые слова. Вечером накануне своего отъезда в Лондон, где он собирался выкупить у разорившегося владельца небольшую авиакомпанию, Джо посмотрел на Кейт, и его, словно молния, пронзила мысль, что он никогда больше не сможет вернуться к ней.

— Кейт… — начал он и внезапно остановился: у нее были такие глаза, словно она уже все поняла.

Все три недели, что Джо прожил с ней в Нью-Йорке, Кейт видела в его глазах нечто пугающее и старалась не сердить его по пустякам, вообще поменьше попадаться ему на глаза. Она боялась сделать что-то не так и спровоцировать Джо произнести вслух то, о чем он думал. Кейт говорила себе, что должна сделать все, чтобы избежать нового скандала, однако в глубине души она уже поняла, что не гнев она видит в его глазах. Джо не разлюбил ее, не завел другую женщину — просто он изменился сам. Теперь Джо желал чего-то такого, что он был не в состоянии разделить с ней. За те шестнадцать лет, что они любили друг друга, Джо отдал ей все, что у него было, — или что он мог отдать. Теперь у него осталось только то, что нужно было ему самому — что-то, без чего Джо просто не мог жить. И он явно больше не собирался ничего ей объяснять, извиняться или утешать ее. У него не осталось ни сил, ни желания пытаться как-то соотнести то, чего хотела она, с тем, к чему стремился он сам.

Все это в одну секунду промелькнуло у Кейт в голове, и она почувствовала, как сердце ее отчаянно забилось.

— Что? — Она повернулась к нему, и глаза у нее были точь-в-точь как у загнанной лани, в которую прицелился охотник.

Джо набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду. Он понял, что откладывать больше нельзя. Потом будет новый День благодарения, новое Рождество, Новый год, четвертая годовщина их свадьбы, день рождения Кларка Александра и другие праздники, которые он никак не мог запомнить все. Да, потом будет только хуже — и для него, и для нее. Они были женаты всего три с половиной года, но Джо уже было ясно: он сделал для Кейт все, что был способен сделать. Семьи — нормальной семьи — у них не получилось. В конце концов Джо вынужден был признать, что его самолеты — единственное, в чем он по-настоящему нуждался и что по-настоящему любил. С ними Джо было спокойнее и безопаснее. Самолеты не могли обидеть, причинить ему боль, напугать. С ними Джо не испытывал ни страха, ни чувства вины, а только свободу — безграничную свободу, которую он так боялся потерять.

— Я ухожу от тебя, Кейт, — сказал он так тихо, что сначала Кейт его просто не расслышала.

В немом изумлении она уставилась на него, решив, что неправильно поняла. Вот уже несколько дней она предчувствовала решительное объяснение, но ей и в голову не приходило, что Джо скажет такое. Ей представлялось, что Джо собрался в долгую поездку — быть может, на целых полгода — и просто боится сказать ей о ней. Но такого… Нет, ничего подобного она не ожидала.

— Что ты сказал? — медленно спросила она, стараясь справиться со внезапным головокружением. На мгновение ей показалось, что весь мир сорвался в штопор. Джо просто не мог этого сказать, ей послышалось!..

Но ей не послышалось.

— Я сказал, что ухожу от тебя, — повторил Джо чуть громче и отвел глаза: смотреть на Кейт было выше его сил. — Я ухожу, Потому что больше не могу.

На мгновение он поднял на нее взгляд и сморщился, как от боли, когда увидел ее лицо. Такое же или очень похожее выражение было у нее, когда Кейт очнулась в коннектикутском госпитале и обнаружила, что потеряла обоих детей. Возможно, такое же лицо было у нее, когда мать сказала ей, что ее отец покончил с собой. Глаза Кейт не выражали ничего, кроме абсолютного отчаяния и глубокого, беспредельного одиночества, и Джо снова почувствовал, как сердце его сжалось от острого чувства вины. Он снова сделал ей больно!..

— Почему? … — беззвучно спросила Кейт. У нее было такое ощущение, словно ей в грудь вонзили длинный и острый клинок, горло стиснуло внезапной судорогой, и она с трудом могла дышать. — П-почему? — повторила она. — Ты… У тебя есть кто-нибудь?

Но еще до того, как Джо ответил, Кейт поняла, что она напрасно обманывает себя и что другая женщина здесь ни при чем. У Джо была какая-то иная, гораздо более серьезная причина поступить так.

— У меня никого нет, Кейт, и никогда не было, — сказал он. — Дело в другом. Нас больше нет, понимаешь?.. Ты была права: я не могу уделять тебе достаточно времени. Я постоянно где-то далеко, не возле тебя. А ты не можешь быть со мной…

Джо хотелось объяснить, что отныне он собирается тратить свое время и силы только на себя и не думать о том, как угодить ей, удовлетворить ее желания, обоснованность которых в глубине души признавал. Он хотел, чтобы его жизнь принадлежала ему одному. Он хотел только работать, а ее любовь была ему не нужна. Она стала грузом, который не давал ему взмыть в небо и лететь в любую сторону. Да и цена, которую ему приходилось платить за любовь, была для него слишком высока.

— Ты уверен, что дело в этом? Ну, в том, что я не могу ездить с тобой?.. Ты не ушел бы, если бы я смогла? — спросила Кейт, лихорадочно прикидывая, удастся ли ей договориться с Энди так, чтобы он почаще брал Кларки и Стивени к себе. Она готова была реже видеться с детьми — лишь бы не потерять Джо.

Но он только покачал головой.

— Это не поможет, Кейт. Дело вообще не в этом — дело во мне. Твоя мать была права: самолеты всегда были и остались для меня самым главным. Быть может, поэтому-то она и ненавидела меня, не доверяла мне… Она сразу поняла, что я собой представляю, какой я внутри… Сначала я сам этого не знал, а когда узнал, попытался спрятать это от тебя и — в первую очередь — от себя самого. Но теперь я прозрел. Я никогда не смогу стать таким, каким ты хотела меня видеть; думаю, тебе это тоже давно ясно. Единственное, что меня утешает, это то, что ты еще молода и сумеешь найти себе кого-нибудь… более подходящего. Что касается меня, то я больше не могу притворяться, не могу строить из себя мужа и отца, поскольку я уже давно не являюсь ни тем, ни другим. Я честно старался, Кейт, но, наверное, это не для меня. Теперь я ухожу. Прости меня, если можешь…

— Ты это серьезно? Как это у тебя просто получается, Джо: “пойди и найди себе кого-нибудь другого”… А если я не хочу? Я же люблю тебя, Джо! Я люблю тебя с семнадцати лет! Я не переставала любить тебя, даже когда думала, что ты умер, когда была замужем за Энди, даже когда погибли мои дети!!! Нет, Джо, я не верю, что ты способен так просто взять и уйти, ты не можешь…

Она расплакалась и не смогла продолжать, но Джо не сделал ни малейшей попытки утешить ее. Вместо этого он сказал:

— Иногда приходится уходить, Кейт. Время от времени человек просто обязан остановиться и как следует подумать, кто он такой, что собой представляет и чего он хочет в этой жизни. Мы с тобой женаты, Кейт, но согласись, что это не брак, а фикция. Не будем обманывать себя: настоящей, крепкой семьи у нас нет, и я устал обвинять в этом себя. Наверное, у меня просто нет качеств, которые необходимы, чтобы быть нормальным мужем, безразлично — твоим или чьим-нибудь другим. Теперь я убедился в этом и никогда больше не женюсь.

Кейт слушала его, и ей казалось, что она видит страшный сон. Ей было ясно одно: нужно срочно что-то сделать, подобрать какие-то слова, чтобы уговорить его остаться.

— Джо, на самом деле мне уже все равно, как надолго ты уезжаешь. Я уже привыкла и не возражаю. Пока тебя нет, я могу заниматься детьми, могу даже найти себе работу… Ведь не можешь же ты просто выбросить нас в мусорную корзину! Мы живые люди, Джо, — и я, и Кларк Александр, и Стивени! И мы любим тебя! Неважно, что мы редко видимся. Я все равно люблю только тебя и хочу быть твоей женой. Твоей Джо, а не чьей-нибудь!

Но Джо снова покачал головой, и Кейт разрыдалась. Она чувствовала, что потеряла Джо, потеряла окончательно, но когда это произошло, сказать не могла. В один прекрасный день он выскользнул из ее рук, а она и не заметила, и теперь ей осталось только подбирать обломки и оплакивать все то, что он захотел забрать с собой, в новую жизнь. И одной из этих брошенных на произвол судьбы вещей была она сама. Что ей делать дальше, Кейт понятия не имела и надеялась, что скоро умрет, потому что жить без Джо она все равно не могла.

Но она должна была жить, и сама знала это. У нее были дети, и Кейт не могла их бросить. Что ж, оставался один способ как-то пережить потерю: притвориться, будто Джо умер. Впрочем, в каком-то смысле так и было…

— Вы с детьми можете оставаться в квартире столько, сколько вам нужно, — сказал Джо. — До конца года я все равно буду работать в Калифорнии… И вообще, я считаю, что головной офис пора переносить в Лос-Анджелес: в ближайшем будущем он обещает стать одним из крупнейших деловых центров страны.

— Значит, ты уже давно все распланировал? — ужаснулась Кейт. — Когда, Джо?! Когда ты понял, что я тебе больше не нужна?

— Я понял это… некоторое время назад. Наверное, еще летом… Просто я решил, что сейчас — самый подходящий момент для… Ведь мне в любом случае пришлось бы уехать очень надолго. Да и бессмысленно продолжать мучить друг друга.

Кейт машинально кивала, с удивлением глядя на Джо. У него было такое лицо, будто она причинила ему ужасную боль, предала его, совершила что-то еще более страшное. Но ничего такого Кейт не делала — разве что вышла за него замуж. Это было единственным, на что Джо никогда бы не пошел по собственной воле, но, когда они поженились, он даже был как будто доволен. Во всяком случае — в первое время… Кейт, во всяком случае, была уверена, что интересна ему, она чувствовала, что восхищает его, приводит в восторг, в трепет, его влекло к ней, как бабочку к огню. Но это было, пожалуй, все. Джо не нужно было ее тепло, ее нежность и забота — ему нужно было только небо, и в него он возвращался теперь, побыв на земле ровно столько, сколько смогло выдержать его созданное для полета сердце.

На этом разговор практически закончился, и они легли спать. Джо заснул почти сразу, а Кейт еще долго не спала. Она плакала, гладила его по голове, вглядывалась в его лицо в слабом свете ночника и наконец поняла, что не может сейчас быть рядом с ним — иначе у нее разорвется сердце. Тихонько поднявшись, она перешла в детскую и остаток ночи провела там.

Прощаясь с Кейт утром перед тем, как ехать в аэропорт, Джо тщательно выбирал слова, чтобы не будить в ней ненужных надежд. Он ясно дал ей понять, что не передумает и что он не просто улетает в длительную командировку. Джо уходил от нее навсегда, и Кейт поняла это, почувствовала каждой клеточкой своего тела, каждой частицей своей души.

— Я люблю тебя, Джо, — сказала она ему на прощание, и на мгновение Джо снова увидел перед собой ту семнадцатилетнюю девушку, которую встретил однажды на званом вечере, — юную и свежую, в атласном голубом платье, с шапкой густых темно-каштановых волос. Он до сих пор помнил ее глаза — большие, голубые, словно озера. Глаза остались те же, но сейчас их, как будто дымом, затянуло пеленой невыразимой муки.

— Я всегда буду любить тебя, — проговорила Кейт.

Она вдруг подумала, что, скорее всего, они с Джо никогда больше не встретятся. Никогда не встретятся, никогда не будут вместе… Только теперь Кейт поняла, почему все три недели, что Джо прожил в Нью-Йорке, они не занимались любовью. Он хотел, чтобы у нее не осталось никаких иллюзий, никаких надежд… Впрочем, очень могло быть так, что ему просто не хотелось! Она была ему больше не нужна, и он отсылал ее, чтобы без помех заняться собой и своей жизнью.

— Будь осторожна, береги себя, — негромко сказал Джо, бросая на Кейт последний, долгий взгляд. Ему было нелегко отпускать ее от себя, потому что по-своему он тоже любил ее и хотел бы любить меньше. — Все-таки я был прав: это была мечта, несбыточная мечта…

— Нет! — резко сказала она. Ее голубые глаза ярко сверкнули, и Джо невольно подумал, что даже теперь, когда Кейт так страдала, она была очень красива — красивее, чем ему хотелось. — У нас все могло получиться. И сейчас еще может. Мы… каждый из нас мог бы иметь все, чего всегда хотел, и даже больше!

Джо нахмурился: она так и не поняла, что он больше не может, не должен причинять ей страдания. От этого он всегда начинал испытывать боль и острое чувство вины.

— Я больше не хочу… ничего не хочу, — ответил он намеренно жестко.

Кейт ничего не ответила, и Джо вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.