Глава 7. Новое расставание с Джо далось Кейт еще тяжелее

Новое расставание с Джо далось Кейт еще тяжелее. В сентябре, четыре месяца назад, когда она только начинала понимать, что любит его, Кейт провожала Джо просто как очень близкого друга. Теперь же он стал частью ее души, и это делало мысли о предстоящей разлуке особенно тягостными.

На этот раз не он уезжал от нее, а она возвращалась в Бостон, оставляя Джо в Вашингтоне дожидаться самолета на Лондон. По пути на вокзал Юнион-Стейшн он раз двадцать просил ее быть осторожнее, беречь себя, не делать никаких глупостей и обязательно писать ему. Джо очень хотелось проводить Кейт до дома, но он не мог, поскольку через час уже должен был быть в аэропорту.

— Пиши мне, обязательно пиши! И помни, что я люблю тебя! — сказал он, поцеловав ее на прощанье.

Джо выскочил из вагона, когда поезд уже трогался, но тут же появился у окна купе. Он бежал рядом с вагоном и что-то кричал, но стук колес и натужное сопение паровоза заглушали его слова. Поезд постепенно набирал ход, Джо начал отставать, и Кейт, провожая его взглядом, чувствовала, что ее сердце буквально разрывается пополам. Стоя на самом конце платформы, он махал ей фуражкой, а она не в силах была даже поднять руку, чтобы вытереть слезы, катившиеся по лицу. Кейт не представляла, как она теперь будет жить без него, и была совершенно уверена, что если он погибнет, то и она тоже умрет — умрет в тот же час, в ту же минуту.

Почти всю дорогу до Бостона Кейт просидела у окна зажмурившись и крепко сжав зубы, чтобы не разрыдаться. Был самый канун Рождества, и она знала, что Джо встретит праздник в полете. Самой Кейт было даже страшно подумать о том, чтобы сесть за стол и веселиться. Ее отчаяние было так велико, что она едва могла говорить.

Когда Кейт вошла в дом, Элизабет, встречавшая ее в прихожей, побледнела и сделала шаг навстречу дочери, протягивая к ней руки. Она решила, что случилось что-то страшное, и для Кейт действительно так и было. Необходимость еще несколько месяцев жить в разлуке с Джо пугала ее как самая страшная пытка. Ждать, тосковать и бояться — каждый день бояться, что с ним может что-то случиться… Что могло быть хуже этого?

— Что стряслось? — спросила Элизабет неожиданно севшим голосом, потому что у Кейт был такой вид, словно кто-то умер.

Кейт покачала головой, хотя у нее действительно было ощущение, что она похоронила нечто очень важное. Она распрощалась со своей свободой. Кейт больше не была просто юной девушкой, влюбленной в мужчину, — вчера ночью она ощутила себя частью чего-то большого, огромного, важного. Наутро радость переполняла ее, словно легкий газ, так что она не ходила — летала. Но теперь, без Джо, Кейт чувствовала себя воздушным шариком, из которого выпустили весь воздух.

— Ничего, — ответила она тихо. — Ничего не стряслось. Ее голос прозвучал как-то жалко, неубедительно, и Элизабет встревожилась еще сильнее.

— Ты правду говоришь? Может быть, вы поссорились?

Элизабет знала, что такие вещи случаются — могут случиться из-за одного только нервного напряжения и страха перед неизбежной разлукой.

— Нет, мы не ссорились. Наоборот, Джо был очень… — Она внезапно разрыдалась и бросилась матери на шею. — Вдруг его убьют, мама?.. Что я тогда буду делать?!

В этом крике слышалось столько отчаяния, тоски и страха, что Элизабет крепко прижала Кейт к себе. Она понимала, что значит потерять любимого человека. Когда-то она потеряла мужа, и ей не хотелось, чтобы то же самое пережила ее дочь.

— Будем молиться, чтобы Джо вернулся назад целым и невредимым. Это все, что мы можем сделать, милая: молиться и уповать на бога. Если Джо суждено остаться в живых, он вернется. А ты… ты должна быть терпеливой и мужественной. — Элизабет говорила негромко, глядя через плечо Кейт на стоявшего тут же Кларка, и в ее глазах тоже блестели слезы.

— Я не хочу быть мужественной! — всхлипывала Кейт. — Я хочу, чтобы он был здесь, со мной…

Она плакала, словно маленькая девочка, и отец с матерью не знали, как ее утешить. Не имело никакого значения, что Кейт была не одинока в своем горе. Добрая половина населения страны — да что там страны, всего мира! — тосковала, скучала, боялась за своих родных и близких, за своих мужей и любимых. Кейт еще повезло — Джо был жив, хотя и далеко от нее, — а многие женщины уже похоронили и оплакали тех, кто был им дороже всего на свете.

Постепенно Кейт успокоилась и позволила матери усадить себя на диван. Кларк принес ей воды, и она выпила, хотя руки ее тряслись, а зубы звякали о край стакана. Потом Элизабет протянула ей платок, и Кейт вытерла глаза.

— Ничего, — сказала ей мать. — Все будет в порядке. Вот увидишь — все будет в порядке…

Поздно вечером Элизабет уложила Кейт спать и, подоткнув ей одеяло, как маленькой, отправилась в свою спальню. Кларк уже ждал ее. Плотно закрыв за собою дверь, Элизабет тяжело вздохнула и, сев перед туалетным столиком, принялась расчесывать волосы.

— Как там наша малышка? — спросил Кларк.

— Спит. — Элизабет покачала головой. — Именно этого я и боялась — боялась, что она будет любить его слишком сильно! Но теперь уже поздно. А ведь они не женаты, не помолвлены, Джо даже ничего ей не обещал…

— Сейчас это не самое главное, Лиз. Сам факт регистрации в мэрии не спасет ему жизнь. Их судьба — в руках божьих, и мы тут ничего не можем поделать. По крайней мере, они любят друг друга…

Элизабет повернулась к мужу.

— Если с ним что-то случится, Кейт будет очень тяжело. Она может никогда не оправиться от этого удара…

Отчаяние дочери напомнило ей, как переживала маленькая Кейт смерть отца, но Кларку она об этом не сказала.

— Тысячи женщин по всей стране находятся в том же положении, — возразил Кларк. — И если с Джо случится беда, ей придется это пережить. В конце концов, Кейт молода. Она выдержит.

— Надеюсь, ей повезет больше, чем другим, — вздохнула Элизабет, гася свет.

На следующий день Кейт проснулась в подавленном настроении. Она совершенно забыла про Рождество и спохватилась, только когда родители преподнесли ей сапфировое ожерелье и такие же сережки. Кейт тоже припасла им очень милые подарки: Кларк получил чудесный дорожный несессер с золотыми застежками, а Элизабет — флакончик французских духов. Потом они сели за праздничный стол, но у Кейт совсем не было аппетита. Единственное, о чем она могла думать, это о Джо, который, как она знала, вернулся в Англию и уже наверняка вылетел на очередное задание.

Следующие недели тоже не принесли ей облегчения. Кейт ходила как в воду опущенная и выглядела такой измученной и бледной, словно ее глодала какая-то болезнь, так что Элизабет, не на шутку встревожившись, даже хотела показать ее врачу, но Кейт отказалась.

Вскоре кончились рождественские каникулы. Приезжая домой на выходные, Кейт никуда не ходила, а часами сидела в своей комнате и занималась или просто смотрела в окно, и ее рассеянный взгляд выражал лишь тоску, одиночество и тревогу. Даже с друзьями она почти не общалась. Как-то раз ей позвонил Энди Скотт, но она не пожелала с ним разговаривать и попросила мать впредь отвечать, что ее нет дома. Единственным просветом были для нее письма Джо, которые Кейт перечитывала по многу раз, однако он, похоже, тоже был подавлен, хотя и старался не жаловаться. Разлука давалась нелегко и ему.

К середине февраля Элизабет была в самой настоящей панике. Кейт приезжала домой на День святого Валентина, но даже праздничный обед ее не соблазнил. Она не притронулась ни к цыпленку, ни к ветчине — лишь поклевала немного бобов со свининой и съела за чаем крошечное пирожное. Каждый раз, когда разговор касался Джо, Кейт начинала плакать, и в результате под глазами у нее образовались мешки, а веки покраснели.

Когда Кейт уехала обратно в колледж, Элизабет заявила Кларку, что должна показать Кейт врачу.

— Так больше продолжаться не может, — твердо сказала она. — Девочка тает буквально на глазах. Она стала худой, как щепка, и ничего не ест. Я боюсь, что у нее что-то с желудком…

— Просто ей одиноко, — отозвался Кларк. — Она много учится, к тому же на улице холодно, пасмурно и рано темнеет. Дай ей время, Лиз, и она придет в себя. А может быть, Джо снова приедет в отпуск…

Но этим надеждам не суждено было сбыться. Джо писал, что летает теперь еще больше, чем раньше, и даже принимал участие в ночном рейде на Нюрнберг. Кларк читал об этом налете в газетах и радовался вместе со всеми, что британские ВВС бомбят немецкие города, однако скорого конца войны пока ничто не предвещало.

А в конце февраля основания для паники появились и у самой Кейт. Со дня их свидания с Джо прошло восемь недель, и хотя кое-какие подозрения появились у нее уже давно, теперь она была совершенно уверена, что беременна. Как теперь быть, Кейт понятия не имела. Одно было очевидно: она не может рассказать об этом никому, даже родителям. В особенности — родителям. С помощью небольшой хитрости ей удалось узнать у подруг адрес и телефон одного врача, который выручал девушек в подобном положении, однако позвонить ему Кейт не решалась, хотя ей было совершенно ясно, что появление ребенка погубит все. Из колледжа ее со скандалом выгонят, а уж о том, что скажут родители, узнав, что она обманула их доверие, страшно было даже подумать.

Единственное, что можно было предпринять, чтобы избежать ненужного шума, это как можно скорее выйти за Джо замуж. Однако сказать это было куда проще, чем сделать. Джо писал ей, что в ближайшие несколько месяцев никакой отпуск ему не светит, и Кейт понимала — почему. В Европе шли жестокие бои, и Джо приходилось вылетать на задания с интервалом буквально в несколько часов. В таких условиях единственной возможностью попасть домой был отпуск по ранению (и ранение должно было быть достаточно тяжелым), а этого Кейт желала меньше всего.

Так или иначе, сама мысль о хирургическом вмешательстве внушала ей ужас: это в корне противоречило ее воспитанию и мировоззрению. К тому же Кейт знала, что если сделает аборт, а с Джо что-нибудь случится, она никогда не простит себе, что не сохранила его ребенка. Вот почему вместо того, чтобы на что-то решиться, она молчала и ничего не делала. Когда же Кейт поняла, что предпринимать какие-то кардинальные меры уже поздно, она только с облегчением вздохнула, хотя ей по-прежнему было неясно, что сказать родителям и как объяснить свои обстоятельства в колледже.

Кейт сознавала, что к Пасхе ее беременность уже будет бросаться в глаза, и тогда… Что будет тогда, она еще не решила. Возможно, ей придется уйти из колледжа самой, пока ее не вышвырнули. Если же каким-то образом удастся дотянуть до июня, тогда она закончит второй курс, а в сентябре как ни в чем не бывало вернется на занятия. Ребенок к тому времени уже родится, и ей не придется объясняться с администрацией. Вот только как скрыть беременность? Ведь к июню она будет уже на шестом месяце…

Кейт, однако, понимала, что если преподавателей и удастся как-то провести, то родителей ей не обмануть. Она не переставала удивляться, что ее мать до сих пор ничего не заподозрила. Но вскоре — в этом не могло быть никаких сомнений — Элизабет все поймет, и тогда начнется настоящий ад. Ей родители, скорее всего, ничего не сделают, но вот Джо… Его они не простят никогда.

Джо Кейт тоже решила пока ничего не сообщать, хотя по-прежнему писала ему каждый день. Она очень боялась, что он огорчится или рассердится. В любом случае, мысли о ребенке будут отвлекать его, а во время боевых вылетов необходимо быть очень внимательным. Значит, и ему она тоже не должна ничего говорить.

Естественным следствием всех этих соображений и расчетов было то, что Кейт осталась со своими проблемами один на один. Каждое утро она вставала еще до того, как просыпались ее соседки по комнате, и бежала в туалет. Утренние приступы тошноты выматывали ее, словно тяжелая физическая работа, поэтому на занятия она являлась совершенно разбитой. Сразу после лекций Кейт снова ложилась и спала до самого вечера, но и сон не приносил облегчения, а ведь ей еще нужно было готовиться к завтрашнему дню.

Несмотря на все предосторожности, многие стали замечать, что с Кейт творится что-то неладное. Подруги советовали ей обратиться к врачу, но она отказывалась, уверяя, что все в порядке и что она просто перезанималась. Однако ее оценки неуклонно поползли вниз, и Кейт пребывала в постоянном страхе, что преподаватели обратят на это внимание. Ее жизнь превратилась в сущий кошмар, с каждым днем положение становилось все хуже, и Кейт с ужасом думала о том дне, когда ей придется сообщить отцу и матери, что у нее будет ребенок. Больше всего она боялась, что Кларк попытается заставить Джо жениться на ней. Кейт не хотела этого, да и Джо мог встать на дыбы. Он был слишком свободолюбивым и независимым, к тому же Кейт прекрасно помнила, как он сказал однажды, что не хочет заводить детей. Конечно, она надеялась, что когда-нибудь Джо изменит свое мнение и полюбит их дитя, но пока этого не произошло, он вряд ли был склонен позволить кому-либо вести его к алтарю под дулом пистолета.

Единственное, в чем Кейт по-прежнему не сомневалась, это в его любви, которая давала ей силы справляться со всеми тревогами и возникающими на каждом шагу затруднениями. Кроме того, она знала, что хочет этого ребенка. Хочет, несмотря ни на что. Это желание было таким сильным и таким глубоким, что Кейт даже не сразу поняла, что приняла решение. А когда поняла, ей сразу стало легче.

Однажды в начале марта, когда она сидела в студенческом кафе, туда неожиданно зашел Энди Скотт. Увидев Кейт, он был так поражен ее худобой и бледностью, что не сразу нашелся, что сказать. Лишь некоторое время спустя он осторожно поинтересовался, не больна ли она.

— Я действительно болела и еще не пришла в себя, — солгала Кейт. — Наверное, подхватила где-то грипп. К тому же нам так много задают… Просто замучили письменными работами!

— Тогда пойдем погуляем в парке, — немедленно предложил Энди. — Свежий воздух полезен во всех случаях. К тому же сегодня достаточно тепло.

И неожиданно для себя Кейт согласилась. Ей не хотелось ни о чем разговаривать с Энди, но она была не прочь оттянуть возвращение в общежитие, где ее действительно ждала незаконченная письменная работа.

— Идем, — сказала она просто.

Выйдя из кафе, они медленно побрели по обсаженной старыми вязами аллее. На вязах только недавно появились первые молодые листочки, и воздух был напоен их сладковато-терпким запахом. Погода и в самом деле стояла хорошая; в парке было много гуляющих, и каждая попадавшаяся навстречу или обгонявшая их студентка считала своим долгом оглянуться на Энди. И до войны он привлекал внимание девушек своим смуглым лицом, темными волосами и высоким ростом, теперь же у него просто не было отбоя от поклонниц. Студентов-юношей в Гарварде осталось совсем мало, и Энди, по его собственному выражению, “пользовался повышенным спросом”.

— Какой же ты все-таки испорченный! — с шутливой укоризной сказала Кейт, когда Энди, не сдержавшись, причмокнул губами вслед обогнавшей их старшекурснице. — Боюсь, ты так избалуешься вконец!

В ответ Энди широко ухмыльнулся. Он старался казаться циничным, но его большие темные глаза оставались теплыми и добрыми.

— Ведь должен же кто-то потрудиться за наших парней в форме и позаботиться обо всех этих девушках! — ответил он. — Должен признаться честно: это нелегкая работенка, но я не отказываюсь. Ведь я, в конце концов, патриот!

Энди давно перестал переживать из-за своей статьи 4-Ф, которая освобождала его от военной службы. Ему столько раз приходилось объяснять, почему он не в армии, что со временем Энди совершенно свыкся со своим положением “пацифиста против собственной воли”, как он со смехом себя называл.

— Ты просто мерзкий тип, Энди! — заявила Кейт и улыбнулась: она всегда считала Энди своим другом, хотя у него, похоже, были на нее свои виды. — Что ты собираешься делать летом? — спросила она, хотя до лета — страшного для нее лета — оставалось еще около двух месяцев.

Энди рассказал ей о своих планах. Он уже решил, что снова будет работать в госпитале для тяжелораненых.

— Только там я чувствую себя полезным, — признался он. — Пока идет война, санитары и сиделки гораздо нужнее, чем юристы и адвокаты. К тому же я еще даже не юрист, а просто 4-Ф без диплома. А ты что будешь делать?

Но Кейт не могла сказать ему ничего определенного. Она знала, что к лету ее беременность будет бросаться в глаза, а кому нужен такой работник? Вряд ли ее возьмут даже секретарем в приемное отделение. Поэтому Кейт решила, что, если с работой ничего не получится, она уедет на мыс Код и будет жить там, пока не родится ребенок. Сразу после Пасхи она хотела взять академический отпуск, и тогда ей придется наверстывать только один триместр. Главное, чтобы осенью ее снова допустили к занятиям.

Ничего этого она, конечно, не сказала Энди, как ни хотелось ей поделиться хоть с кем-нибудь своими переживаниями. Кейт не хотела шокировать его, к тому же ей было не все равно, что подумает о ней Энди, когда узнает правду.

— Наверное, я снова обращусь в Красный Крест — может быть, они подыщут мне что-нибудь, — уклончиво ответила она и смущенно опустила глаза: ей тут же стало стыдно, что она обманула его.

К счастью, Энди ничего не заметил. Стараясь сделать ей приятное, он принялся уговаривать Кейт пойти с ним в кино, и в конце концов она согласилась, лишь бы он отстал.

— Только давай не сегодня, ладно? Сегодня я что-то неважно себя чувствую, — сказала она.

— Ну, с тобой каши не сваришь! — расстроился Энди. — Я ведь приглашаю тебя просто как друг.

Но он видел, что Кейт действительно выглядит не совсем здоровой, хотя от ходьбы и свежего воздуха на ее бледных скулах появилось слабое подобие румянца.

— Впрочем, ладно, — вздохнул он. — В другой раз — так в другой раз, если ты обещаешь. С гриппом шутить не приходится, после него бывают всякие осложнения.

— Обещаю, — сказала Кейт, радуясь тому, что Энди поверил ее уловке.

К этому моменту они, сделав по парку круг, вернулись к кафе, где Энди оставил свой велосипед. Вскочив в седло, он махнул ей рукой и, нажав на педали, покатил к выходу из парка. Его волосы развевались по ветру, темные глаза улыбались, и Кейт подумала, что Энди, в сущности, очень славный.

Иногда — правда, достаточно редко — она задумывалась о том, какими могли бы быть их отношения, если бы Джо не существовал вовсе. Энди ей нравился, а когда он не пытался за ней ухаживать, Кейт было даже приятно иметь с ним дело. Однако представить, что она могла бы питать к нему такие же чувства, какие испытывала к Джо, Кейт не могла. При этом она была совершенно уверена, что когда-нибудь Энди станет кому-то отличным мужем. Несмотря на излишнее увлечение женским полом, он был добрым, порядочным и ответственным человеком, а как раз эти качества нравились в мужчинах большинству девушек.

С внезапным сожалением Кейт подумала, что Джо совсем не похож на Энди. Он чувствовал себя неловко среди людей, был до беспамятства влюблен в свои самолеты и отнюдь не стремился к семейной жизни. То, что она влюбилась в такого человека, как Джо, было удивительно и самой Кейт. И не только влюбилась, но и ждала от него ребенка, хотя сама всегда осуждала добрачные связи. Волей-неволей приходилось признать, что в последнее время круто изменилась не только ее жизнь, но и ее взгляды, ее мировоззрение. Но Кейт нисколько об этом не жалела. Ее наградой была сумасшедшая, непонятная любовь — и ребенок, который медленно подрастал в ее чреве…

В последующие недели состояние Кейт немного улучшилось. Утренняя рвота прекратилась, Кейт стала набирать вес, а главное, она чувствовала себя гораздо бодрее и уже не хотела постоянно спать. Ей удалось с успехом защитить несколько письменных работ, и Кейт почти поверила, что в конце концов с учебой все обойдется. Кроме того, в один поистине прекрасный день она получила от Джо сразу три письма, что ее несказанно обрадовало, так как перед этим письма долго не приходили. Виновата в этом была, скорее всего, военная цензура, просматривавшая все письма, чтобы никто из военнослужащих нечаянно не выдал какой-нибудь тайны. Кейт приходилось видеть письма с фронта, на которых живого места не было — они были сплошь исчерканы черной тушью или какой-то специальной краской, и только к письмам Джо это не относилось. Он никогда не писал ей ничего, что касалось боевых действий, а рассказывал в основном о природе, о людях, с которыми встретился, и — изредка — о своих чувствах к ней.

В один из последних мартовских уик-эндов Кейт не поехала домой, а отправилась с подругами в кино. В зале она неожиданно увидела Энди, который явился туда с высокой блондинкой, которая училась на одном курсе с Кейт. Блондинку звали Мирабель; она перевелась в Рэдклифф из Уэллсли совсем недавно, но успела прославиться потрясающей фигурой, длинными ногами и ослепительной улыбкой. Поговаривали, что из Уэллсли ее выставили за связь сразу с двумя преподавателями, поэтому, когда Мирабель отвернулась, чтобы надеть свой кардиган, Кейт состроила Энди смешную гримасу, а он в ответ показал ей язык.

После фильма Кейт и ее подруги сели на велосипеды и отправились в общежитие. Для передвижений по студенческому городку велосипед был очень удобен, и Кейт продолжала пользоваться им. Ей и в голову не приходило, как это опасно, а подсказать было некому.

Они уже подъезжали к своему корпусу, когда из-за угла вдруг вывернулся какой-то парень на мотоцикле. С пронзительным воплем он врезался в самую гущу девушек и с такой силой ударил передним колесом велосипед Кейт, что она пролетела несколько футов по воздуху и только потом рухнула на мостовую, ударившись об асфальт бедром и виском.

Кейт сразу потеряла сознание и пришла в себя, только когда другие девушки бросились ее поднимать. Перед глазами у нее все качалось и плыло, но Кейт “все-таки встала на ноги, опираясь на плечи подруг. Совсем рядом она увидела растяпу-мотоциклиста: неловко пригибаясь, он с трудом уворачивался от двух девушек, которые с криками ярости лупили его портфелями по голове. Парень был пьян, от каждого удара он шатался и чуть не падал.

Понемногу Кейт пришла в себя. Кроме головы и бедра, она сильно ушибла руку, но, насколько она могла судить, все кости были целы. И единственное, о чем Кейт могла думать, пока подруги, бережно поддерживая под руки, вели ее в общежитие, это о ребенке. Она никому ничего не сказала, но, оказавшись у себя, сразу легла и попросила Алисию, свою соседку по комнате, принести ей из аптеки лед.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Диана — ее другая соседка. — Все-таки эти ваши северные джентльмены — совсем не джентльмены.

Она была родом из Луизианы и говорила с тягучим южным акцентом, который Кейт всегда казался очень милым.

— Ты права, — ответила Кейт и улыбнулась, хотя и говорить, и даже улыбаться ей было очень тяжело.

Тем временем Алисия принесла лед, и Кейт приложила холодные компрессы к голове и бедру. Однако вовсе не эти ушибы беспокоили ее: вот уже несколько минут Кейт ощущала в животе что-то вроде колик. Она даже подумывала о том, чтобы обратиться в медпункт, но он находился на другом конце студенческого городка, а Кейт не была уверена, что сумеет добраться туда без посторонней помощи. К тому же она все еще не была готова доверить кому-нибудь свою тайну. “Пожалуй, — решила Кейт, — лучше всего будет остаться в постели. Быть может, ничего страшного не произошло, и завтра мне уже будет лучше”.

— Если тебе что-то понадобится, позови меня, — сказала Диана. — Я буду внизу.

Она спустилась на первый этаж, чтобы выкурить сигаретку со своим приятелем — студентом Массачусетского технологического, который приехал навестить ее этим воскресным вечером. Когда примерно час спустя она вернулась, чтобы проведать Кейт, та спала, и Диана, успокоенная, снова ушла.

Кейт проснулась в четыре утра от резкой боли в животе. Стараясь найти положение поудобнее, она повернулась на спину и вдруг с ужасом обнаружила, что и одеяло, и простыня мокры от крови. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Диану и Алисию, Кейт скатилась с кровати и буквально на четвереньках поползла в ванную. В комнате было темно, и Кейт почти ничего не видела, однако она не сомневалась, что за ней тянется по полу широкий кровавый след. Ушибленные бедро и рука немилосердно болели, но сильнее всего была острая боль в животе, словно кто-то напихал туда битого стекла.

Оказавшись в ванной комнате, Кейт с трудом распрямилась и, плотно закрыв за собой дверь, включила свет. В большом зеркале на стене она сразу увидела, что ее ноги и ночная рубашка от талии и ниже сплошь залиты кровью. Зрелище было жуткое, но Кейт испугалась не этого — она поняла, что теряет ребенка Джо.

Позвать на помощь она не решилась, боясь, что, если администрация колледжа пронюхает, в чем дело, ее вышибут с треском, да еще, быть может, сообщат родителям. Кейт всеми силами стремилась избежать скандала, но что делать, она не знала. Впрочем, ей было не до размышлений: боль, которая разбудила ее, стала вдруг еще сильнее, а начавшиеся судороги заставили Кейт согнуться чуть не пополам. Чтобы не закричать, она зажала зубами свернутое жгутом полотенце, и все равно время от времени с ее губ срывался глухой, мучительный стон.

Кейт не знала, сколько прошло времени, но внезапно дверь в ванную распахнулась, и на пороге возникла Диана.

Увидев залитый кровью пол и скрючившуюся возле унитаза Кейт, она ахнула.

— Боже мой, Кейт, что с тобой?! — воскликнула она.

Кейт была похожа на жертву вооруженного топором маньяка, и первым побуждением Дианы было немедленно вызвать “Скорую помощь”. Но когда она сказала об этом Кейт, та умоляюще взглянула на нее.

— Пожалуйста, Ди, не надо… Я не могу…

Она не договорила, но Диана вдруг догадалась, в чем дело.

— Ты что, беременна? — спросила она строго. — Скажи мне правду, Кейт, это очень важно!

— Да… — призналась Кейт.

Озабоченно покачав головой, Диана помогла ей улечься на расстеленные по полу полотенца и банные простыни.

— Давно? — спросила она.

— Уже три месяца… — простонала Кейт.

— Вот черт! — воскликнула Диана. — Однажды я сделала аборт, и мой папаша едва меня не убил. Мне было семнадцать, и я боялась признаться родителям. Подруга нашла мне подпольного врача, а этот гад едва меня не зарезал. Я хорошо помню — мне было почти так же худо, как тебе. Бедняжка…

Диана положила на лоб Кейт смоченное холодной водой полотенце, а входную дверь заперла, чтобы никто не застал их с поличным. Однако минуты шли, а кровотечение оставалось все таким же обильным, и Диана начала бояться, что, если они не обратятся к врачу, это будет стоить Кейт жизни.

К счастью, еще через несколько минут кровотечение ослабело, зато боли, которые испытывала Кейт, стали сильнее, хотя казалось, что сильнее некуда. От каждого приступа она корчилась, как от удара током, и с такой силой сжимала пальцы Дианы, что у той хрустели кости. Кейт не знала, что именно с ней происходит в данную минуту, но ей было абсолютно ясно: нет ни одного шанса, что плод выживет после такой потери крови.

Наконец тело Кейт мучительно напряглось в последний раз, и она почувствовала, как что-то шлепнулось на пол. Кейт сразу поняла, что произошло, но к этому времени она так ослабела, что не была способна даже на истерику.

Было почти семь часов утра, когда Кейт сумела кое-как подняться на ноги и с помощью Дианы доковылять до постели. После этого Диана постаралась убрать все следы и избавилась от окровавленных полотенец, которые она собственноручно отнесла в котельную и бросила в топку. Когда она вернулась, кровотечение у Кейт почти прекратилось, однако она все еще страдала от болей. Диана дала ей несколько таблеток аспирина и объяснила, что эти боли — хороший признак. Насколько ей было известно, они объяснялись сокращением матки, стремившейся вернуться в первоначальное состояние.

Диана надеялась, что теперь, когда кровотечение остановилось, с Кейт не случится ничего страшного, однако предупредила подругу, что, если ей снова станет хуже, она не будет слушать ее возражений и сразу позвонит в “Скорую”. Кейт не оставалось ничего другого, кроме как подчиниться. Она была слишком слаба и слишком напугана, чтобы возражать или спорить. После обильной кровопотери Кейт начало знобить, и Диана накрыла ее тремя одеялами, а к ногам положила бутылку с горячей водой.

В начале восьмого проснулась Алисия, безмятежно проспавшая всю ночь.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, вставая и потягиваясь. — Ты какая-то бледная. Может быть, у тебя сотрясение мозга? Тебя не тошнит?

Кейт ответила, что у нее действительно очень болит голова, и Алисия, несколько раз зевнув, отправилась в ванную. Пока она мылась, к ним заглянула Беверли, которая жила в соседней комнате. Она собиралась занять несколько долларов, но, заметив необычную бледность Кейт, забыла о своем намерении.

— Что это с тобой? — нахмурилась Беверли.

Присев на край кровати, она взяла Кейт за запястье, чтобы пощупать пульс. Он оказался слишком частым, но руки Кейт были холодны, как лед, к тому же ее трясло, как в лихорадке.

— Вчера ее сшиб какой-то пьяный идиот на мотоцикле. Кейт упала и ударилась головой, — объяснила за нее Диана, но Беверли только покачала головой.

Она была из семьи врачей, а кроме того, прошлым летом закончила курсы санинструкторов и достаточно хорошо разбиралась в медицине. Ей сразу стало ясно, что у Кейт не сотрясение и не травма внутренних органов — ее кожа была пепельно-серой, холодной и какой-то липкой на ощупь, как бывает при обильной кровопотере или болевом шоке.

Наклонившись к самому уху Кейт, Беверли тихо спросила:

— Скажи мне, что с тобой? У тебя… кровотечение?

В ответ Кейт только кивнула — ее зубы стучали так сильно, что она не могла произнести ни слова.

— Так, понятно… Ты сделала аборт? У кого? В клинике или на дому? — так же шепотом продолжала расспрашивать Беверли.

И снова Кейт кивнула. Она понимала, что попала в серьезный переплет, из которого ей самой не выбраться, да и Беверли всегда ей нравилась. Однако объяснить, в чем дело, только с помощью кивков она не могла, а язык ей по-прежнему не повиновался.

— У нее был выкидыш, — пояснила подошедшая к ним Диана. — Ну, после вчерашнего столкновения… Если бы я тогда знала, что она беременна, я бы этого подонка на месте убила!

— Кровь еще идет? — деловито осведомилась Беверли.

Кейт покачала головой. У нее не было сил заглянуть под одеяло, но, судя по ощущению, простыни, которые Диана успела поменять, оставались сухими.

— Что ж, это хорошо, — кивнула Беверли, оглядываясь по сторонам. — Вот что, — сказала она решительно, — ни на какие занятия ты, конечно, сегодня не пойдешь, но и оставлять тебя одну нельзя. Я побуду с тобой. В крайнем случае придется отправить тебя в больницу, но я думаю, что все обойдется. Или, может быть, ты сама хочешь, чтобы мы вызвали врача?

— Н-нет… — На то, чтобы вымолвить это слово, у Кейт ушли почти все ее силы, и она в изнеможении откинулась на подушку.

— Я тоже останусь, — предложила Диана и отправилась за кипятком, чтобы заварить чай.

Примерно через полчаса общежитие опустело. Все девушки ушли на занятия, и во всем корпусе остались только две добровольные сиделки. Они напоили Кейт горячим чаем с липовым сиропом и сели по обеим сторонам ее кровати. Кейт плакала, а подруги пытались ее утешать.

— Ты обязательно поправишься, — убеждала ее Беверли. — Успокойся и не плачь — тебе нужно поспать. Поверь, все будет хорошо. Кстати, — спохватилась она, — может быть, ты хочешь, чтобы мы кому-то позвонили?

Незавидное положение, в котором оказалась Кейт, подразумевало участие второго лица. Ничего не зная о ее личной жизни, Беверли предположила, что ситуация достаточно банальна, но Кейт покачала головой.

— Он… в Англии, — прошептала она.

— Он знает? — спросила Диана, ласково гладя ее по плечу. Кейт с благодарностью посмотрела на подругу. Она не представляла, чем бы все кончилось, если бы не помощь Дианы. Теперь же у нее появилась реальная возможность скрыть происшедшее и от администрации колледжа, и от родителей, и от Джо.

— Я ничего ему не говорила. Я хотела оставить ребенка…

— Что ж, когда он вернется, вы можете попробовать еще раз, — улыбнулась Беверли. Она чуть не сказала “если” вместо “когда”, но в последнюю секунду прикусила язык. Впрочем, Кейт, очевидно, сама об этом подумала, так как из глаз у нее снова брызнули слезы. В конце концов ей все же удалось заснуть. Она проспала почти весь день и всю ночь, и на следующий день уже чувствовала себя немного лучше, хотя была еще слишком слаба, чтобы пойти на занятия. На этот раз Диана и Беверли не могли остаться с ней, и Кейт плакала до тех пор, пока они не вернулись. Только в среду она сумела встать с кровати, однако, как в шутку заметила Алисия, была больше похожа на привидение, чем на человека. За два дня Кейт потеряла пятнадцать фунтов, и ее буквально качало; под глазами у нее залегли темные круги, а кожа все еще оставалась мертвенно-бледной. Несколько раз она пыталась поблагодарить подруг за все, что они для нее сделали, но каждый раз принималась плакать.

— Ничего, ничего, — успокаивала ее Диана. — Так и должно быть. Сама я, помню, ревела почти месяц. Это гормоны играют — гормоны, и ничего больше.

Но Кейт знала, что дело вовсе не в гормонах. Дело было в ребенке — в ее и Джо ребенке, которого она не сумела сохранить.

К счастью, кроме Дианы и Беверли, никто ни о чем не догадывался. Девушки в общежитии были уверены, что у Кейт легкое сотрясение мозга и что врач посоветовал ей полный покой (слух об этом распустила Диана). Кейт не пыталась опровергнуть эту версию. Она вообще почти ни с кем не разговаривала, а большую часть времени лежала у себя в комнате и плакала или спала. Единственным светлым пятном в окружавшем ее беспросветном мраке были письма Джо, однако, прочитав их, она, как правило, снова принималась плакать. Ведь Джо ничего не знал, и Кейт понимала, что едва ли отважится написать ему, что с ней случилось и что они оба потеряли.

Следующий уик-энд Кейт тоже провела в постели, но больше не плакала, а, сложив возле кровати учебники и конспекты, пыталась заниматься. Правда, Энди, который приехал уточнить, когда она собирается исполнить свое обещание и пойти с ним в кино, едва узнал ее, когда Кейт с трудом спустилась к нему в холл. Несмотря на то что прошла почти неделя, она все еще выглядела ужасно и еле волочила ноги.

— Господи, Кейт!.. Что с тобой стряслось? Ты похожа на утопленницу, — сообщил ей Энди. Он пытался шутить, но на самом деле испугался за Кейт — такой слабой и хрупкой она ему показалась.

— Меня сбил мотоцикл. В прошлое воскресенье. Мне кажется, у меня было сотрясение мозга, — ответила Кейт слабым голосом.

— “Кажется”?.. Разве ты не ездила в амбулаторию? — удивился Энди.

— Нет, мне вызвали врача сюда, — ответила Кейт, вспомнив разработанную Дианой “легенду”. — Но сейчас уже все в порядке, — поспешно добавила она, тяжело опускаясь рядом с ним на диван.

— Ты точно знаешь? Может быть, тебе все же стоит лечь в больницу на обследование? — предложил Энди. — Вдруг у тебя мозги все еще набекрень?

— Очень смешно! — фыркнула Кейт. — Да нет, в самом деле, мне уже гораздо лучше.

— Если это называется “лучше”, то как же ты выглядела в понедельник? Погляди на себя: краше в гроб кладут! — Энди никак не мог успокоиться.

— Да, краше в гроб кладут… — эхом отозвалась Кейт.

Она явно думала о чем-то своем, и Энди почувствовал, как жалость стиснула его сердце. Он изо всех сил пытался развеселить ее, но, уезжая, вовсе не был уверен, что ему это удалось.

На самом деле его приезд действительно подбодрил Кейт, и когда она вернулась к себе в комнату, то чувствовала.себя не такой подавленной и угнетенной, как раньше. Правда, от усталости у нее буквально подгибались ноги — она уже отвыкла спускаться и подниматься по лестницам, — но Диана сказала, что это естественное следствие обильной кровопотери и что ей надо есть побольше телячьей печенки.

К концу второй недели Кейт чувствовала себя уже почти человеком и даже начала ходить на занятия. Никто не догадывался, что с ней на самом деле случилось, и постепенно она сама стала забывать о происшедшем. Или, во всяком случае, приучилась не думать о нем слишком часто. Джо она об этом так ничего и не написала.