Сломанное копье

Сначала все было как обычно — представление командиру взвода, получение у каптенармуса плотно упакованных кип новой формы, имущества и амуниции. Отдание чести знамени батальона. Раскладывание скудных пожиток по крохотному отсеку-выгородке. Такая же безликая вычищенная бетонная коробка казармы с коллективным душем и отхожим местом. Та же оружейная на первом этаже, только оружия в ней побольше и ассортимент его разнообразнее. Полный комплект КОПов в стойках зарядки и регенерации. Стеллажи с тяжелыми лаунчерами, с ранцами носимой электроники. Все же не учебный взвод — линейное подразделение.

Но — нет развешанных по стенам ярких иллюстрированных плакатов, поясняющих порядок сборки-разборки оружия или последовательность одевания брони. Уборку помещений, кроме оружейной и арсенала, производят не солдаты, а специальный вольнонаемный уборщик. Люди, носящие привычную форму, неуловимо отличаются от культивированного учебкой образа служак. Отдают честь друг другу только в официальной обстановке. Отдают приказы просто, без официоза, не требуя подтверждения. Выполняют их четко, но без показного рвения, не вытягиваясь в струнку. Как нудноватую, но отлично освоенную работу. Носят форму без явных нарушений, но как-то по-особому. И, что больше всего удивило Сергея, каждый воспринимает свой взвод как какое-то живое полумифическое существо, словно прикормленного злобного бродячего пса, разорвавшего породистого соседского дога. Гордясь и кичась своей принадлежностью. Второй взвод роты “Альфа” первого батальона первого полка. Коротко — “Альфа-два первого первого”. Ниже эмблемы полка на плече — неуставной шеврон. Крохотная черная пластмассовая пчела на полоске желтого пластика. Дух соревнования обожествляет подразделения, превращая их в символы эрзац-веры.

— Мобильная пехота свирепее всех. Злее всех. Быстрее всех. Это так же точно, как то, что мои ботинки — не из настоящей кожи, — криво улыбаясь, распинался лейтенант Стелс, говоря не столько для стоящего перед строем Сергея, сколько для себя самого и для остального взвода, изучавшего Сергея десятками глаз, — Но это не оттого, что наша броня или вертолеты лучше. Это оттого, — он поднял палец, — что наши традиции крепче. А наши легенды — возвышеннее. И поэтому наш боевой дух — крепче, чем у других. А боевой дух — это то, без чего винтовка не стреляет. А значит мы — круче всех.

Он протянул Сергею желтый шеврон. Знак принадлежности к избранным. Символ выдуманного братства. Красивую этикетку поверх пустой обертки.

— Мы — избранные среди избранных. Теперь ты с нами. Кнут — старая черная задница — хорошо о тебе отзывался. Сказал, что ты в полной кондиции. Я лично тебя отобрал. И ты будешь так же крут, как и остальные “Пчелы”. Это наш символ. Носи его всегда. Наш взвод — “Дикие пчелы”. Пчелы — мирные букашки. Но когда их заденешь, они больно жалят. Мы спускаемся с неба и жалим насмерть. Мы — злее всех. Злость — наша мотивация.

— Так точно, сэр! — Сергей принял полоску пластика, неловко сжал ее в кулаке, — Сэр, разрешите вопрос?

— Слушаю, Заноза, — удивленно повернул голову лейтенант, раздосадованный тем, что торжественность момента была смазана.

— Сэр, насколько мне известно, пчелы после укуса тоже умирают. Эта особенность как-то связана с нашим символом, сэр?

Взвод закаменел. В тишине было слышно, как скрипят зубы лейтенанта под перекатывавшимися желваками. Стелс двигал рыжими кустистыми бровями, напряженно рассматривая стоящего смирно Сергея.

— Да, позывной тебе правильно подобрали… Ты это к чему сказал, Заноза? — наконец, после длинной паузы подчеркнуто спокойно спросил он.

— Сэр! Хочу соответствовать духу подразделения, сэр! Хочу знать, что меня ожидает, сэр!

— А никто и не говорит, что мы бессмертны, — выдал лейтенант, — Я разве обещал тебе, что ты долго проживешь? Я только сказал, что мы жалим насмерть. Не задумываясь о будущем. А если нам после этого суждено умереть — что ж, это судьба. А от нее никуда не деться. Именно это тебя и ожидает. Как и всех нас. В армии не хватает красоты. Мы придумываем ее сами. И нет ничего красивее, чем смерть в бою. Не в вонючей ночлежке и не на больничной койке. В БОЮ! Не ради сраных идеалов — пусть эту дрянь жрет стадо за забором. Ради верности друг другу. Умри за товарища и он умрет за тебя. Я доступно объяснил, солдат?

— Так точно, сэр! Я буду стараться, сэр!

— Пойдешь в третье отделение. Там как раз некомплект. Завтра покажешь на полигоне, на что реально способен. А то врут про тебя много. Сержант Габи покажет тебе мастерскую. Готовь своего истукана. Направление на жилье получишь у каптенармуса. Я подпишу. Захочешь сэкономить четыре сотни — живи тут. Не возбраняется. Проще по тревоге подниматься. Одна неделя в месяц — казарменное положение — заступаем в дежурное подразделение. Свободен. Взвод — разойдись!

Закинув руки за голову на узкой койке, Сергей пытался заснуть. К казарме было непривычно тихо. Все давно разошлись по домам, оставив лишь пару дежурных. Сон не шел. В голову лезла всякая всячина. Недельная каторга медицинского изолятора, где из них выжигали подарки джунглей. Кому повезло — невинный грибок. Кому не очень — многометровых паразитов в крови или кишках, белых прожорливых личинок из-под кожи. Ему повезло. Отделался сеансами лазерной терапии и ваннами с какой-то жгучей дрянью. Допрос в особом отделе об обстоятельствах смерти Ли. В присутствии командира батальона. Ледяные щупальца мозгового сканера. Бред наяву, рождаемый голосом внутри черепа. Маленький китаец, на бегу старательно прижимавший мину к боку. Спор комбата с особистом. “Лейтенант, я имею право знать, какое обстоятельство вызвало расследование особого отдела. Отсев рекрутов во время обучения — в пределах нормы — меньше пятнадцати процентов. Почему особый отдел интересует гибель обычного рядового во время учений? Я запрещаю развернутое сканирование мозга своих солдат. Это может повредить их боеспособности.” Очередь на допрос. Хмурые озадаченные лица. Перешептывания в строю. “Мобильная пехота своих не бросает”. Выпуск. Пронзительные глаза Кнута. “Ты теперь в полной кондиции, Заноза. У тебя охренительно высокая мотивация к службе. Симпсон так просто кипятком ходит от твоего КОПа. Этих говнюков — забудь. У нас есть своя разведка. Армейская. Они — свои. А это — плесень. Они там, за забором хозяева. Но не тут. Смотри, рядовой, не облажайся. Сделай так, чтобы я гордился своим выпуском.” Пьяный угар трехдневного увольнения. Смазанные пятна чьих-то лиц. “Рядовой, предъявите ваш жетон”. Драка с военной полицией. “Наших бьют! ” Бег по темным ночным аллеям. Мешанина голых тел в затянутом паром бассейне. Чьи-то ловкие руки, стягивающие с него штаны, холодные, словно резиновые губы. “У нас только для офицеров. Салон для рядовых через один дом…”. Лицо Мэд в проеме двери, ее фигура, освещенная рассеянным светом из прихожей. Дежурная мягкая улыбка, скрывающая брезгливое выражение лица. “Извини, Серж, я сегодня занята. Мне очень жаль. Приходи завтра”. Мягкие руки массажистки, выдавливающие из тела кошмарные видения. Ледяной душ. Обжигающая парилка. Недетские вопросы Триста двадцатого. Стоп. Хватит. Иначе спятить недолго. Надо написать письмо матери. Отправить денег. Денег теперь много. Заработал, блин… Стоп. Надо сходить к Магде. Она классная. Завтра — первый день на новом месте…

Сна не было. Он спустил ноги с кровати, оделся, спустился к оружейной. Попросил сонного дежурного открыть отсек, где в череде собратьев торчал в зарядной стойке Триста двадцатый. Активировал его. Открыл технический лючок на груди КОПа, создавая видимость обслуживания. Долго стоял рядом, положив руку на теплую, словно живую, броню.

— Человеку Заноза плохо? — поинтересовался Триста двадцатый.

Сергей молча кивнул. КОП без команды опустился на бетон пола, сложившись в коленях. Сергей присел на выдвинутое из стены маленькое жесткое сиденье. Достал универсальную шприц-масленку, несколько раз надавил на кнопку впрыска под давлением, смазывая самые уязвимые части робота — шаровые сочленения “ног” под броневыми кожухами. Подумал, что неплохо было бы имплантировать себе командный чип, чтобы общаться с КОПом без помощи голоса или тактического блока.

Хмурое утро над полигоном базы Форт-Дикс. Битый-перебитый шальными пулями лес шумит развесистыми кронами под порывами сырого ветра, шевелит обрубками сучьев, отмахиваясь от непогоды обрывками затянувших раны лиан. Морось сыпется с низкого, покрытого серой пеленой неба на огромное, изрытое воронками и траншеями поле. Поле затянуто в зеленую униформу короткой жесткой травы, которая снова и снова упрямо вылезает на свет, покрывая щетиной чаши воронок, края окопов и выжженные проплешины. Зима в субтропиках материка Северный вступает в свои права. Вот-вот зарядят холодные муссонные дожди, которые не прекратятся в течение пары месяцев. Рай для садистов-сержантов, сотканных из непробиваемого сволочизма пополам с ослиным упрямством и умением замечать все вокруг в радиусе ста метров. Счастье для пехоты, обожающей ползать на пузе в жидкой грязи, рыть окопы в расползающемся черноземе и жрать сухой паек пополам с дождем, завернувшись в непромокаемые пончо с веселенькой зеленой расцветкой. Радостная пора для танкистов, то и дело полковыми колоннами совершающих увлекательные прогулки по раскисшим проселкам, в щепки давя упавшие деревья и с ходу раздвигая броней мутную воду вышедших из берегов речушек. Сокрушительный кайф для авиации, которую хлебом не корми, а дай всласть потренироваться в слепых посадках на глинистые поля полевых аэродромов под штормовым ветром и потоками ливня пополам с градом. Время обязательных ежегодных квалификационных тестов для имперских гарнизонов планеты Джорджия, что в пятом секторе Ориона, то есть у самого черта в заднице.

В разных концах полигона бегали, ползали, ковырялись в грязи, чистили оружие и палили по мелькавшим среди деревьев силуэтам мишеней сливающиеся с землей серо-зеленые фигуры.

Мимо Сергея, разбрызгивая грязь и тяжело дыша, прогаллопировал новый учебный взвод Кнута. Заляпанные глиной полевые комбинезоны без брони, новенькие, насквозь мокрые кепи, с которых текли за шиворот холодные струйки. Нескладные фигуры. Глупые ошалевшие рожи. Жилистый штаб-сержант со снисходительным достоинством трусит рядом со своим сбродом.

Неужто и я смотрелся таким задохликом? — удивился Сергей, отдавая честь Кнуту. Тот ответил на приветствие, на бегу вскинув руку к мокрому козырьку.

— Ну что, Заноза, готов? — поинтересовался подошедший сзади Стелс.

— Так точно, сэр!

Он покосился на стоящего рядом КОПа. Триста двадцатый, с плечами, увешанными пусковыми трубами, ощетиненный антеннами излучателей за спиной, с дополнительными картриджами боепитания сзади на “талии” смотрелся, словно крутой боец, упакованный для длительного автономного перехода. Нелепо и грозно. Сержант Габи, оператор КОПа с десятилетним стажем, помогая вчера подбирать боеприпасы и оборудование для показательного выступления, посмеивался: “Ты его с танком не перепутал, Заноза? ”.

— Значит так, Заноза, — деловито начал лейтенант, — Сначала посмотришь, как отработают Габи и Брен. Стандартные упражнения. Ничего необычного. Отсекающий огонь по пехоте. Огонь по танку. Огонь прикрытия. Уничтожение полевого укрепления. Ребята неплохо слажены, умеют действовать скоординировано. Смотри, запоминай, спрашивай. Тебе с ними вместе работать. Потом покажешь, чему сам научился.

— Понял, сэр. Я готов. Хотя я предпочитаю работать соло, без напарников, сэр.

— Будешь работать так, как этого требуют интересы взвода, — отрезал Стелс. Пощелкал сенсорами переносного пульта управления мишенями. Прижал подбородком тангенту. — Габи, Брен, начинайте.

Сергей опустил стекло шлема, нащупал взглядом сектор для стрельб тяжелого оружия, включил увеличение. Серые выпуклости “голов” боевых машин едва виднелись из траншей. Если бы не услужливая автоматика шлема, которая оконтурила их силуэты зеленым, разглядеть роботов было бы проблематично. Операторы, очевидно, лежали в укрытиях, скрытые от взгляда. Сергей дал команду на поиск. Точно — вот они. Подсвеченные силуэты, снабженные комментариями, обнаружились в ста метрах от своих питомцев, в закрытых капонирах на разных концах огневого рубежа. Зафиксировал и отметил их грамотное расположение — хотя бы один выживет в случае массированного артудара. Отметил и их неподвижность — довольно большой, с его точки зрения, недостаток. Противник во время боя легко запеленгует и уничтожит неподвижный радиоисточник, лишив КОПов эффективного управления.

Со стороны леса показались учебные цели. Две БМП в сопровождении взвода тяжелой пехоты. Так классифицировал их тактический блок. Серо-зеленые силуэты роботизированных манекенов, отдаленно напоминающих человеческие фигуры, цепью двигались вслед моторизованным стальным коробкам, изображавшим бронетехнику, старательно используя многочисленные воронки и рытвины в качестве естественных укрытий. Из-за этого цепь смешно колебалась вверх-вниз, словно атакующие резвились, подпрыгивая на бегу.

— Смотри внимательно, Заноза, — напомнил о себе лейтенант, — Пехота подходит к рубежу поражения.

— Ясно, сэр! Разрешите уточнить, сэр? Рубеж гарантированного поражения — шестьсот метров. А сами КОПы в этом случае не попадают в зону поражения подствольников?

— Попадают. Но на их стороне внезапность и точность огня по пристрелянным позициям, — немного рассеянно ответил Стелс, — Не отвлекайся. Включи запись.

— Есть, сэр!

Можно подумать, — мелькнула занудная мыслишка, — что противник — стадо идиотов. У него тоже будет развернутая информация об атакуемых позициях. И наверняка — спутники наведения, высотные разведчики, тактические системы слежения. И все их помехами не забьешь — не сможешь работать сам. Так что, когда позиции попадут в зону поражения пехоты, наверняка тут же последует хороший залп управляемыми снарядами. Да и БМП будут непрерывно долбить по рубежу обороны по памяти, по данным разведки. Им и помехи не помешают. Их 90 миллиметров — серьезные штучки. КОП — это не танк. Одного попадания такого подарочка ему с лихвой хватит. Поэтому сидеть и ждать дистанции гарантированного поражения — это гарантированный конец.

Однако вслух ничего не сказал. Продолжая наблюдать и впитывать чужой опыт. Опыт, однако, пока представлял собой лишь хорошо отточенные действия строго согласно наставлению. Ничего нового. Оба робота синхронно окутались дымом пулеметных очередей, разбрызгивая по брустверам россыпи гильз. “Пехота” залегла. Около десятка красных точек на тактической карте погасли. Выдав по цепи еще несколько длинных очередей, КОПы переключились на надвигающиеся коробки боевых машин пехоты. Быстро поднимаясь над бруствером, они делали два-три выстрела из орудия, снова уходя под защиту траншеи. Учебные болванки в россыпях искр рикошетировали от брони. Когда количество попаданий достигло по десятку на каждую мишень, те остановились. Якобы как исчерпавшие ресурс активной брони и уничтоженные. Судя по показаниям тактического блока, скоротечный бой почти истощил картриджи боепитания роботов. Габи и Брен спешили к своим питомцам для перезарядки. В ожидании операторов, КОПы достреливали по залегшей пехотной цепи, не давая ей подняться, остатки боеприпасов. На карте погасло еще несколько точек.

— Смотри, Заноза, — комментировал Стелс, — Пехота отсечена, броня уничтожена. Атака сорвана. Если добавить к КОПам огневую мощь взвода, сейчас мы бы уже выбили пехоту. К тому же, противник сейчас очень уязвим. Дистанция вполне позволяет вызвать огонь поддержки для его полного уничтожения. Таким образом, КОПы свою задачу выполнили.

— Так точно, сэр! — ответил Сергей, рассматривая продолжение спектакля.

Габи первым достиг своего питомца, быстро перезарядил его. Сергей отметил, что сержант успел как раз к моменту, когда робот отстрелял картриджи “до железки”. Его КОП вновь начал лупить по пехоте, не давая ей подняться. Наконец, добрался до места и Брен. И тоже успел как раз к последней очереди. Вскоре его подопечный, сменив позицию, начал посылать снаряд за снарядом на границу леса — по снабженному датчиками куску арматуры, торчавшему из-под низкого грубого сооружения, сложенного из пластобетонных блоков. Штырь арматуры, по сообщению тактического блока, назывался пулеметом. Росчерки реактивных снарядов оставляли за собой красивые белые хвосты, заканчиваясь дымными, такими нестрашными на расстоянии разрывами. На пятом выстреле тактический блок погасил метку пулемета. Цель была уничтожена. Стелс дал команду отбоя.

— Посмотри на досуге запись, проанализируй действия команды, Заноза, — приказал командир взвода. Выражение его лица было скрыто бликующим забралом шлема.

— Есть, сэр! — ответил Сергей, наблюдая, как вышагивают позади своих операторов КОПы. Даже на стрельбище Габи и Брен двигались, соблюдая солидную дистанцию друг от друга и заставляя выдерживать дистанцию своих подопечных. “Никогда не держитесь кучей. Кучу легко накрыть одним попаданием” — любил повторять Кнут, разгоняя строй новобранцев по колючим кустам.

— Что можешь сказать о выполнении упражнения?

— Сэр, учебная задача операторами выполнена. Оба действовали слаженно. Расположились во время боя хорошо — на расстоянии от своих машин и не теряя их из виду. Перезарядка выполнена четко, без прекращения огня. Цели распределены грамотно. Пока один сдерживал пехоту, второй уничтожал укрепление. В целом, все согласно наставлению, сэр!

— Через пять минут твоя очередь, Заноза.

— Разрешите вопрос, сэр?

— Слишком много вопросов для новичка, Заноза, — недовольно отозвался лейтенант, — Что там у тебя?

— Я могу действовать по своему усмотрению, сэр? Или строго по наставлению?

— Можешь показывать все, на что способен. Лишь бы стрелял в сторону мишеней, а не по всему полигону. Посмотрим, чему тебя Кнут научил. Бегом на исходную.

— Есть, сэр! Триста двадцатый, отметка тридцать два. Занять позицию.

С громкими шлепками разбрызгивая грязь, робот умчался на исходную. Сергей торопливо бежал следом, на ходу прикидывая, откуда будет удобно руководить боем. Закрытые капониры отверг из-за того, что во время боя по ним бьют в первую очередь, уничтожая командиров и тяжелое оружие. Траншея тоже не то. Из-за ее изгиба будет плохо видно КОПа. Противника видеть не обязательно — выпущу мошек. Он ворвался в открытый капонир второй линии из сложенных мешков с песком. Огляделся. Достаточно высоко. Видна первая линия траншей. Сзади неглубокий окоп, по которому удобно менять позицию. То, что надо. Сергей присел на колено, прислонился к мокрому пластику мешка.

Тактическая карта высветила россыпь целей. Взводный не поскупился. На него выпустили тот же взвод тяжелой пехоты при поддержке двух БМП.

— Ладно, повоюем, — он вогнал в подствольник патрон с “мошками” — системами дистанционного слежения и наведения. Задал траекторию выстрела, пальнул настилом в тыл. Противник не должен видеть трассу гранаты. Струйка дыма протянулась низко над полем, по дуге вознеслась в небо. Где-то в высоте неслышно хлопнуло. Облачко “мошек” разнеслось над стрельбищем, исправно выдавая картинку.

— Триста двадцатый, помехи по всем диапазонам, кроме пятьсот первого канала и каналов управления и наведения. Приступай.

— Выполнено.

— Триста двадцатый, оптические помехи по фронту. Дымовую завесу. Смена позиции каждые три секунды. Выполняй.

— Выполняю.

Траншея справа впереди окуталась дымом. С направляющих КОПа сорвались ракеты, вознеслись под облака. Через секунду оболочки снарядов распались, высвободив “солнечных зайчиков” — устройства оптических помех, сыплющих в заданном направлении тысячи лазерных вееров, сбивающих системы оптического наведения противника. Они будут висеть около полутора минут. Вполне хватит. Коротко рявкнула пушка. Два дымовых снаряда глухо хлопнули где-то впереди, заслоняя цепочку мишеней жидкой белой пеленой.

— Триста двадцатый, квадрат четыреста один, отсекающий огонь по пехоте противника. Уничтожение бронетехники. Уничтожение пехоты. Порядок поражения произвольный. По завершению поразить пулемет на отметке сорок. Разрешаю использовать мошек на пятьсот первом канале. Выполняй. — и про себя, — Не подведи, дорогой…

— Я КОП триста двадцать, выполняю.

До целей было более девятисот метров. КОП стремительно поднялся над бруствером, полоснул тремя короткими очередями, враз погасив четыре точки, переместился на пару десятков метров вдоль траншеи. Швырнул вертикально в небо очередь снарядов. Вновь перебежал вдоль траншеи. Через трансляторы мошек, Сергей наблюдал на дисплее тактического блока, как дымные хвосты, изогнувшись, сошлись на одной из стальных коробок. Строго сверху. В одной точке. Полыхнуло. Несколько сегментов дисплея потемнело — часть мошек сгорела. КОП бил плазменными зарядами.

— Пора сваливать, — низко пригнувшись, он выскочил из капонира, метнулся в окоп, меняя позицию.

За спиной вновь гулко забубукал пулемет КОПа. Две коротких очереди. Пауза. Смена позиции. Гаснут две точки. Залп из пушки в небо. Смена позиции. Вторая коробка поражена сверху. Очередь. Смена позиции. Сергей ввалился в соседний капонир, упал у бруствера, сквозь щель между мешками разглядывая поле. Далеко. Сильно задымлено. Ничего не видать. Оптический усилитель показывает только дымную пелену. Горит металл бронемишеней. Переключение на обзор сверху. Значок КОПа уже слева от него, в ста метрах. Две короткие очереди. Минус две красные точки. Семьсот метров до пехоты. Очередь в небо из пушки с закрытой позиции. Молодец, триста двадцатый. Плазмой по пехоте. Мало не покажется. Еще десять снарядов в картридже. Береги снаряды для пулемета. Цепь плазменных вспышек. Мошки выгорают одна за одной. Гаснут сразу не меньше десяти красных точек. Остатки “пехоты” залегают на границе гарантированного поражения. КОП высовывается то тут, то там, жаля короткими очередями бронебойных. Бьет еще одной серией снарядов. Последние точки пехоты растворяются. Швыряет вверх управляемую ракету. Дымный хвост, петляя низко над полем, влипает в амбразуру. Через мгновенье вакуумный заряд разносит ДОТ на составляющие.

Сергей приподнимается над бруствером, смотрит в сторону леса. Бетонный блок, лениво кувыркаясь, валится назад, в дым.

— Я КОП триста двадцать. Задание выполнено. Расход боеприпасов для пулемета — двадцать процентов. Расход боеприпасов для орудия — восемьдесят процентов. Расход ракет — пятьдесят процентов. Все системы в норме.

— Триста двадцатый, отбой. Оружие в походное положение. Снять помехи, — распорядился Сергей. Помолчал, с чувством добавил, — Молодец, дружище.

— КОП триста двадцать доволен. КОПу триста двадцать понравилась игра.

— За мной, игривый ты мой. Дистанция пятьдесят метров, — улыбнулся Сергей.

— Это что было, Заноза, балет? — едко поинтересовался Стелс, — Ты как себе представляешь метание твоего оболтуса по окопу, когда там взвод будет? Это же не шоссе, подавит всех на хрен! И помехи. Ты же забил практически весь диапазон. Как прикажешь при такой самодеятельности управлять взводом и вызывать поддержку? Мысленно? У тебя не комплекс огневой поддержки, а диверсант какой-то.

— Разрешите проинформировать, сэр?! — вытянулся Сергей, — Помехи были не по всему диапазону. Лишь по разрешенным участкам. Можно задать любые неприкосновенные частоты. Что касается смены позиции, сэр, то считаю, что только так КОП сохранит себя и сможет поддерживать взвод. Перемещаться он может не по общим коммуникациям, а по своему маршруту. Он достаточно обучен, чтобы не повредить дружественным силам, и хорошо ориентируется в тактической обстановке, сэр!

— Не знаю, не знаю, Заноза, — с сомнением ответил лейтенант, — Что-то тут не так. Отстрелялся ты нормально, не спорю, но вот как ты будешь действовать в составе взвода, не представляю. Ладно, дуй на обслуживание, после поговорим. Я обсужу твои танцы со своими огневиками, а там посмотрим.

Сержант Габи подошел сзади, с лязгом хлопнул Сергея боевой перчаткой по броне.

— Ну ты даешь, Заноза! Это сейчас такому Кнут учит? Тогда мне пора к нему на переподготовку. Никогда не видел ничего подобного, — он поднял забрало, широко улыбнулся, — Поделишься со мной своими фокусами?

— Конечно, сэр, с удовольствием, — улыбнулся в ответ Сергей.

— Брось ты тянуться, мы ж не на построении, — отмахнулся Габи, — Я Джим. В бою просто Габ. А Брен у нас Орландо.

— Ладно, Джим. Я Сергей. Можно Серж, — Сергей оглянулся на Брена. Тот кивнул, показал большой палец, соглашаясь с Габи.

— На взводного не серчай. Он чувак свой, хотя и малость сдвинутый на долбаных традициях. Мы ему с Бреном втолкуем, что к чему. Ты нам чуток мотивации добавишь. И будут “Пчелы” в такой кондиции, что круче только у крокодила яйца. Батальон будет просто кипятком ходить от зависти.

Брен снова молча кивнул в знак согласия. Похоже, разговорчивость не была его фишкой.

Рассчитанный на трех человек, отсек управления, или, как его традиционно называли флотские — боевая рубка, сейчас, в условно ночное время был пуст. Эскортный фрегат, не удостоенный пока собственного имени и носящий просто номер 3071, дрейфовал в заданном районе, ощупывая приборами миллионы кубических километров пространства. Империя не находилась в состоянии войны, система под скучным наименованием 09875674XLE не имела зарегистрированных поселений и лишь спутник связи и автоматический маяк делали ее отдаленно похожей на обитаемую.

Новенький корабль, приписанный к Шестому Колониальному флоту, находился в своем первом автономном походе. Проверка проходящих систему грузовиков, иногда — досмотр груза в надежде обнаружить контрабандиста, частые учебные тревоги и постоянная, изматывающая нервы профилактика и настройка систем — вот и весь учебный поход. Командир вылезал из шкуры, бесконечными каруселями тренировок сбивая экипаж в монолитный боевой организм. Новое оборудование постоянно капризничало, доводя экипаж до осатанения, дня не проходило, чтобы какой-либо боевой пост не задействовал дублирующие системы. Оставался еще месяц тяжелой рутины. Затем — недельный перелет на базу флота на орбите Джорджии, двухнедельный отдых, ремонт и обслуживание. Замордованные усталостью люди считали дни. Напряжение в отсеках росло.

Дежурный офицер окинул взглядом голограмму доклада. Все строчки успокаивающе мерцали зеленым. Палец лег на сенсор подтверждения доступа.

— Лейтенант Стейнберг — центральному. Доклад принял.

— Подтверждение. Доклад принят. Следующий доклад в 2.45 по внутрикорабельному времени, — приятным контральто отозвался бортовой компьютер.

Голограмма потускнела и растворилась в воздухе. Стейнберг привычно поморщился — какому идиоту пришла мысль озвучить боевой компьютер на военном судне женским голосом? Неделями вокруг тебя крутятся десятки озабоченных мужиков, закрученных в тугой клубок нервов. Неделями бортовая система сексуально-низким голосом вещает о состоянии корабля, делает объявления, сообщает о неисправностях и даже объявляет тревогу… Заверения психологов о том, что женский голос легче усваивается мужским организмом, что актуально при стрессовых ситуациях, в которых доли секунды решают все, отлично воспринимаются умом, но никак не способствуют спокойному течению мыслей во время ночной вахты. В чем лейтенант и убедился, очередной раз невольно погрузившись в приятные полувоспоминания-полугрезы, в которых фигурировала его обнаженная подружка, с которой он отлично отдохнул во время последнего увольнения на планету. Взгляд Стейнберга пару минут рассеянно скользил по тесному пространству рубки, в привычном порядке, по часовой стрелке обегая полусферу отсека, и вроде бы следя за показания приборов. В какой-то момент офицер тряхнул головой, отгоняя наваждение, быстро оглянулся за спинку ложемента, смущенно хмыкнул и уткнулся в дисплей, читая доклады вахтенных.

— Спутник связи №23-003 сообщает о прохождении малого судна. Вектор движения — 234-678, расчетное время входа в пределы досягаемости сенсоров — 3 минуты 20 секунд, — под ровный голос бортового компьютера вновь развернулась голограмма, в объемном виде показывая схему планетной системы, яркую зеленую точку фрегата на ней и двигающуюся вдоль пульсирующей оранжевой линии отметку гостя.

— Рекомендации, — продолжал ровный голос, — Идентификация судна, уточнение порта назначения и состава груза.

— Принято, — отозвался Стейнберг, касаясь сенсора идентификации. — Центральному. Команда: действовать согласно штатной программе.

— Команда: идентификация судна, уточнение порта назначения и состава груза. Подтверждение. Команда в стадии выполнения. — немедленно отозвался компьютер, выбрасывая на голограмму быстро меняющиеся колонки состояния систем. — Внимание: перевод вахты в состояние повышенной готовности.

Ложемент стал жестким, на голову мягко опустился колпак шлема и с коротким шипением герметизировался. Голос информатора внезапно приблизился и зазвучал где-то осязаемо рядом, в районе затылка. Перед глазами побежали строки сообщений о готовности очередного отсека, группы или системы, в сопровождении неспешных, информативных до предела комментариев. Лейтенанту нравились минуты перехода корабля в состояние повышенной готовности, когда множество механизмов, действуя синхронно и четко, отрабатывали отрепетированный алгоритм. В такие минуты, управляя кораблем, он чувствовал себя если не богом, то кем-то близким к нему по силе.

— До процедуры идентификации тридцать секунд. Десять секунд. Пять. Производится идентификация.

Голос компьютера звучал уже за границей восприятия, дополняя показания приборов, которые поступали в мозг Стейнберга автоматически, минуя сознание, подчиняясь рефлексам, вбитым в голову гипновнушениями и годами изнурительных тренировок.

— Производится определение класса судна… Производится запрос «свой-чужой»… — голос продолжал мелодично выговаривать привычные фразы, в то время, как строки сообщений на голограмме стремительно меняли цвет сначала на желтый, а затем — не пульсирующий красный.

— Класс судна не определен. Параметры судна в реестре Ллойда отсутствуют. На запрос «свой-чужой» судно не отвечает. Судно движется переменным курсом с постоянным ускорением. На радиозапросы не отвечает. Неизвестное судно классифицировано как недружественное. Судну присвоен статус нарушителя. Обнаружен захват системами наведения. Внимание: нарушитель открыл огонь. Время до предполагаемого контакта — тридцать секунд. Рекомендации… — голос компьютера стремительно терял мягкость и уже звучал рубленными, без интонаций и почти без пауз фразами, — …полная боевая готовность, маневр уклонения, активация противоракетной системы. Точка принятия решения через пять секунд… четыре… три…

— Принято. Принимаю командование. Боевая готовность. Начать маневр уклонения. Противоракетной системе огонь по готовности. — Стейнберг говорил автоматически, слова, казалось, рождались сами по себе, в то время, как мозг испытывал все нарастающее чувство нереальности происходящего. Ситуация ничем не отличалась от сотен учебных тревог, пережитых лейтенантом. Те же сообщения, те же слова, те же действия. Безвкусный сухой воздух внутри скафандра. Заботливые объятия ложемента. Но горло мгновенно пересохло, а время как будто спрессовалось внутри нескольких секунд, позволяя смотреть на мир, словно в замедленном кино.

Навалилась перегрузка. Коротко всхлипнули насосы, удаляя из рубки атмосферу. По отсекам дурными голосами взревывали баззеры, на ходу просыпаясь, с грохотом магнитных подошв разбегались по боевым постам люди-автоматы.

— Доклад: отказ стелс-системы. Запуск дублирующего контура. Контакт с противником потерян. Время до контакта со средствами поражения — пятнадцать секунд.

Из служебного лючка выкатился ремонтный робот и с лязгом примагнитился к переборке. Ложемент слегка вздрогнул.

— Доклад: система противоракетной защиты открыла огонь. Кормовые имитаторы отстрелены.

Фрегат выплюнул серию противоракет, начавших стремительно делиться на боеголовки и расходиться вперед и в стороны своеобразным активным зонтиком, каждая нить которого шарила перед собой в поисках чужого металла. Степенно отошли от борта и брызнули вспышками дюз модули имитаторов.

— Принято.

«Господи, скорей бы командир появился» — с какой-то отрешенностью подумал Стейнберг, и, словно в ответ на его мысль, голограмму покрыли красные пятна сообщений о повреждениях. Ложемент снова слегка вздрогнул, моргнул свет, исчезли перегрузки.

— Доклад: зафиксированы повреждения. Командир не может прибыть на мостик. Главный двигатель: потеря мощности на 90%. Блокировка реактора. Повреждение энергоустановки. Системы ведения огня обесточены. Разгерметизация отсеков с третьего по шестой. Произвожу переход на резервную энергоустановку. Задействована система восстановления — голос звучал непрерывно, не успевая зачитывать и трети поступающих сообщений.

— Принято, — механически отозвался Стейнберг, переваривая фразу — «командир не может прибыть на мостик».

Свет моргнул еще раз, затем погас окончательно. Искусственная гравитация исчезла. В темноте продолжала светиться голограмма управления, выдавая новые сообщения об отказах систем. Зацокал магнитными присосками оживший ремонтный робот. Зашипел пеной герметизатора где-то под потолком.

— … Доклад: зафиксированы повреждения. Повреждение резервной энергоустановки. Все системы обесточены. Множественные очаги разгерметизации. Рекомендации… — голос компьютера оборвался на полуслове. Вслед за ним погасла голограмма. В темноте продолжали светиться несколько индикаторов, да аварийный плафон помаргивал тусклым красным огоньком.

— Центральному, команда: ручное управление, — Стейнберг автоматически выдал заученную фразу. Тишина. Слова прозвучали глухо, как в вату, без привычного отзвука в наушнике.

«Всего — то три с половиной минуты прошло» — отрешенно подумал Стейнберг, скосив глаза на циферблат в стекле скафандра.

Мертвый, в инее замерзшего воздуха вокруг изрешеченных бортов, имперский фрегат №3071, медленно кувыркаясь, уносился прочь из системы 09875674XLE. Обломки расстрелянного спутника связи огненным дождем сыпались с орбиты второй планеты.

Казарменный закуток с его коллективными удобствами надоел Сергею до тошноты. Хотелось пожить в своем углу. Новую квартиру в военном городке ему помогла подыскать энергичная Магда.

— Просторная, светлая, с видом на парк, — так отрекомендовала капрал его будущее жилье, — Всего четыреста кредитов. Очень достойно. Практически даром. Я за свою плачу почти пятьсот. В оплату входит ежедневная уборка. Соглашайся. Мебель позже подберем. До тебя тут жил флотский мичман. Его перевели куда-то. Служба квартирмейстера предложит тебе комнату в секционном общежитии для рядовых. На большее на первом году и не рассчитывай. Там такой шалман — ни выспаться как следует, ни приличную женщину привести.

— Приличная женщина — это конечно ты? — едко поинтересовался Сергей.

— Мужчина, я с удовольствием, если пригласите, — с ужимкой прогундосила в ответ Магда, приобняв Сергея за талию и наподдав ему упругим бедром.

Они рассмеялись. Квартира Сергею понравилась. Третий этаж-мансарда в одноподъездном доме. Большая комната со стеклянной наклонной стеной-крышей. Аккуратный чистенький кухонный отсек. Большая ванная. Чего еще желать молодому холостяку?

— Ну что ж, выбор у меня небольшой. В казарме тесно. Полковничья квартира не по карману — на жизнь не хватит. В общежитие приличная женщина не пойдет. А куда мне без приличных женщин? Придется согласиться. С одним условием.

— Да? И с каким же?

— Без твоих серых глаз эти стены слишком холодные. Обещай приходить в гости так часто, как сможешь. Или как захочешь.

— Почему-то я подумала, что кончится именно этим, — улыбнулась Магда, — Не успеешь предложить помощь от души, как тебя тут же в качестве благодарности тащат в постель. Только ты выразился очень завуалировано. Совсем не по-армейски.

— За последнее время мне не приходилось приглашать к себе женщин. Все больше они меня к себе. Так что опыта у меня нет, говорю как придется. А как будет по-армейски? Если так лучше, я попробую тебе перевести.

Магда наморщила лоб в деланном раздумье.

— Ну, не знаю, как насчет пехотинца или, скажем, танкиста, а какой-нибудь тертый сержант-морпех сказал бы что-то вроде “Док, ты клевая баба. Будет скучно — заползай погреться. Только выпивку не забудь”.

— Да? — в сомнении протянул Сергей, сосредоточенно рассматривая пятнышко на стекле, — Как-то слишком сложно для меня. Наверное, это потому, что я не морпех. Давай, я все же по-своему скажу, а?

— Вторая попытка. Слушаю внимательно, — Магда придвинулась почти вплотную, так, что Сергей ощутил возбуждающий запах ее волос. Ее стальные глаза смотрели выжидающе и немного насмешливо.

— Я всегда рад тебя видеть. С тобой легко. Будет здорово, если ты сможешь ко мне заглянуть.

— Уже лучше. Но все равно много от пай-мальчика. И почему только легко? Что, на большее уже не тяну? И койка как-то совсем не просматривается. А для бедной одинокой женщины холодными вечерами это немаловажный аргумент. Еще попробуешь? — тоном строгого экзаменатора спросила Магда. Ее улыбка, напротив, стала откровенно завлекающей.

— Конечно, — серьезно сказал Сергей. Провел ладонью по ее коротким волосам. Привлек к себе. Коснулся губами ее щеки. Медленно спустился ниже. Нашел приоткрытые навстречу губы.

— Ну как? — с улыбкой спросил он, переводя дух после обжигающего поцелуя, — Получилось?

— На троечку, — ответила порозовевшая Магда, обвивая руками его шею, — Еще тренироваться и тренироваться. Но успехи определенно есть.

Она снова прильнула к нему в долгом поцелуе.

— Ну хватит, хватит, рядовой, — Магда, наконец, мягко оттолкнула разгоряченного Сергея. — А то я за себя не ручаюсь, — со смехом добавила она, глядя на его приунывшую физиономию, — Давай лучше отметим твой будущий переезд. Подожди, я быстро.

Она исчезла в кухонном отсеке, зазвенела посудой.

— Кухонный автомат не подключен, — раздался ее веселый голос сквозь шорох выдвигаемых ящиков. Но спиртное в холодильнике еще есть.

Она выпорхнула в комнату, держа в одной руке бокалы, а в другой — небольшую початую бутылку коньяка.

— Эти флотские совсем не умеют пить, — сообщила она, — Да и жить тоже. Я бы коньяк ни за что не оставила.

Сергей взял у нее бутылку, плеснул темную жидкость в пузатые сосуды. Понюхал содержимое. Уважительно кивнул.

— Пить они может и не умеют, но в выпивке толк знают.

Магда приняла бокал, молча постояла, разглядывая на свет маслянистую жидкость. Подняла глаза.

— За тебя, Сергей, — она даже смогла правильно произнести его имя, — За твой новый дом. Я не мастерица красиво говорить. У человека должен быть укромный уголок, где он может от всего спрятаться. Пусть эта комната станет для тебя таким уголком.

Они выпили, не чокаясь.

— А ты изменился. Стал каким-то скованным, что ли. Хочется побыть одному? — она присела на низкий широкий подоконник, вытянула ноги. Склонила голову набок, задумчиво глядя на Сергея.

— Да нет, тебе показалось, — уклонился он от разговора, — Тебе очень идет гражданское. В форме ты выглядишь слишком неприступной. Хороший коньяк. Давай еще по одной?

— Наливай, — согласилась она, протягивая ему бокал. Спросила внезапно, без перехода, — Что, побывал на боевых?

— Неужели заметно? — улыбка против воли вышла неживой.

— Всегда. Когда человек разменивает личный счет, это всегда видно. Неважно, по обязанности он это сделал или с удовольствием. Он меняется. Становится другим. Вроде как живет за себя и за тех, кого убил. Постоянно к себе прислушивается.

— Интересная трактовка, — задумчиво отозвался Сергей. Он сел прямо на пол, щурясь от яркого солнца, прислонился спиной к теплому покрытию стены. Разлил остатки коньяка по бокалам. Солнце играло искрами в янтарной жидкости.

— Каждый проходит это по-своему. Хотя суть от этого не меняется. Сначала кажется, что привык и все забыл. Потом постепенно начинаешь понимать, что за все приходится платить. И чем дальше, тем страшнее становится.

— Может быть, это оттого, что ты женщина? Все же у вас другая психология. Более эмоциональное начало.

— Я бы на твоем месте на это не рассчитывала, — она соскочила с подоконника, уселась рядом. Глотнула коньяка, сморщилась. Слишком крепкий. Поиграла пальцами Сергея, думая о своем, — На Шеридане мы проходили гипнообработку. Включил прицел, перешел в боевое состояние. Стреляешь не думая. Мгновенная концентрация, не надо ждать, пока подействуют стимуляторы. Потом привыкаешь к трупам. Воспринимаешь их как часть пейзажа. Ешь рядом. Даже шутишь. Потом они возвращаются. Снова умирают у тебя на глазах. Можно пройти психокоррекцию. Но сильно не поможет. Только войдет в привычку. А они снова приходят. Разговариваешь с ними во сне. Уговариваешь уйти. Стараешься, чтобы у тебя не было свободной минуты. Работаешь, как проклятая, потом или пьешь, или сидишь в компании, или куришь дурь. Под кого угодно ляжешь, лишь бы одной не оставаться. Иногда приходишь в ярость. Пробуждается инстинкт убийства. Готова выстрелить в официанта из-за того, что пиво теплое. Попадаешь снова на боевые, приходишь в бешенство. Стреляешь во все, что шевелится. Как будто убиваешь призраков. На самом деле они не умирают. Уходят ненадолго. Потом их становится еще больше. От этого у ветеранов часто съезжает крыша. Напрочь. Не помогают ни драки, ни девки. Им записывают новую личность, переводят к черту на кулички. Вряд ли это надолго помогает.

— У нас были стимуляторы, — кивнул Сергей. — Взводный дал команду, броня наширяла так, что господом богом себя почувствовал.

— Это на первых порах. Пока себя слабо контролируешь. В бою дозы будут минимальными. Или их совсем не будет. Или, если слабину дашь, пошлют тебе код по радио. Станешь как кукла на веревочке. Потом очухаешься — ни черта не вспомнишь.

— Ты уверена? — с сомнением спросил Сергей.

— На все сто. Мне ли не знать. Если ты в линейной роте, значит гипнообработку уже прошел. Не волнуйся, ее редко активизируют. Только в самом крайнем случае. Роботы хреново соображают и дохнут ни за грош. А стоят очень дорого. Так что живи спокойно и не думай об этом. Когда “включишься” — все равно ничего не вспомнишь.

— Не боишься об этом говорить?

— Ты об этих, о “молчи-молчи”? — Магда презрительно показала глазами на потолок, — Да пусть слушают. Тоже мне секрет. Даже лучше для тебя. Если ты об этом заранее узнаешь — меньше шок. Меньше повреждение казенного тела.

— Чего ты разошлась? Ты на себя не похожа, Магда, — попытался успокоить ее Сергей.

— На себя в зеркало посмотри, — угрюмо огрызнулась она. — Тоже мне, образец спокойствия. Да у тебя глаза просто тухлые. Тебе сколько записали?

Сергей отпил из бокала. Бессмысленно покрутил его в руке.

— Шестьдесят четыре.

Ее брови удивленно поползли на лоб.

— Ни хрена себе… Ой, извини… А я тебе еще мораль читаю. Ваши боссы просто мясники.

— Извини, нас наверняка слушают. Мне запрещено об этом говорить.

— Ясен перец. Когда это было разрешено. Конечно, слушают. Поехали-ка ко мне, а, Серж? Выкини эту хрень из головы. Черт, я говорю, как солдафон. Поедем, а?

— Не хватало еще со мной из жалости трахаться, — неожиданно резко ответил он.

— Дурак ты, — она оседлала его ноги, крепко поцеловала в мокрые от коньяка губы. Безапелляционно распорядилась, — Гнездышко потом обустроишь. Поехали. Немедленно.

Операционный зал линейного крейсера “Варяг” — флагманского корабля экспедиционной эскадры Союза Демократических Планет. Двухметровая тактическая голограмма в центре овального отсека забрызгана редкими значками кораблей, исчерчена зелеными векторами их движения. Яркие белые точки звезд. Крохотные серые шарики планет. Планета-цель подсвечена ярко-голубым. Джорджия. Сырьевой рай. Глухая окраина прогнившей Земной империи. Только извращенец с гипертрофированным самомнением мог назвать свою кучку планет таким громким именем. Как будто люди остальных государств вышли не с Земли. Которая давно захлебнулась в технологическом дерьме суперцивилизаций, превратившись в безжизненную помойку.

Контр-адмирал Корсак нервно дернул плечом, возвращаясь из своих мыслей на бренную палубу. Он не был стратегом. Не был философом. И что на него нашло? Он был простой разменной пешкой. Отличным тактиком, способным в заданные сроки выполнить поставленную задачу. Хотя почти не имел модификаций. Только увеличенный мозг с кристаллами вживленных блоков дополнительной памяти, хранящих тактические наставления на все случаи жизни. В отличие от своих офицеров, сидящих у постов управления по окружности отсека, укутанных в коконы боевых скафандров. Мотивированных до предела. С вживленными интерфейсами, с усиленным, не боящимся перегрузок скелетом. Приспособленных к жизни на корабле лучше, чем на поверхности планеты. Выращенных за два года в инкубаторах флота. Не знающих другой цели, кроме победы над противником. Впрочем, не знающих и самого противника. Противник, это тот, на кого укажет куратор Совета во время инструктажа. Хотя им еще повезло. У них хотя бы осталось чувство страха. Они боятся умереть, не выполнив задачу. Боятся повредить или использовать не по назначению дорогую матчасть. Техника дороже людей. В отличие от того же десанта первой волны. Разменных камикадзе, стремящихся умереть во славу Демократии. Выращенных за месяц по ускоренной программе. У которых инстинкт самосохранения и страх смерти отсутствуют от рождения. Только генетически привитое стремление захватить указанный плацдарм и удержать его до высадки главных сил. Живые роботы. Все равно упрощенное тело не живет больше месяца после активизации. Не то что командос-невидимки, выращенные вместе со своей роговой броней, чьей задачей, наоборот, будет необходимость выжить как можно дольше, уничтожая живую силу противника, его средства связи и управления. Способных пить грязную воду болот, переваривать любую органику и убивать сотнями способов.

От воспоминания о существах с безжизненными водянистыми глазами, по недоразумению называвшихся людьми, Корсака передернуло. “Что-то нервы шалят”.

— Товарищ адмирал! Доклад командира авангардной группы.

— Слушаю.

— Система 09875674XLE очищена. Эсминец “Новик-867” уничтожил фрегат и спутник связи противника. Повреждений нет. Других вражеских сил в оперативном районе не обнаружено. Докладывает капитан второго ранга Стасов.

— Благодарю, — ровным голосом отозвался адмирал, — Экипажу “Новика” — благодарность за хорошую работу.

— Служу Демократии! — отозвался кавторанг.

— Как отреагировал вражеский фрегат на нападение?

— Как сонная муха, товарищ адмирал! Не успел даже вовремя поставить “зонтик”. Нападения явно не ожидал. Скорее всего, учебный поход.

— Продолжайте движение.

— Есть! — кавторанг освободил канал.

Сочная метка крейсера на сферической голограмме почти терялась на фоне зеленых мазков ударных авианосцев “Севастополь” и “Балтика”. Фрегаты охранения выглядели просто искрами, кружащимися по их окружности. Большой десантный корабль замыкал строй. Тройка эсминцев авангарда ушла далеко вперед, мелькая крохотными серебристыми рыбками в голубоватой глубине тактической сферы.

Земная империя никогда не воевала. Она зажралась, безнаказанно подминая под себя одну за одной промышленные и сырьевые планеты. Пора забрать у нее то, что ей принадлежит не по праву. Забрать по праву сильного.

И что за чушь лезет в голову? — снова удивился Корсак, — Определенно, не стоило пить после инструктажа с членами Совета. Умеют они загадить голову.

Вторые сутки Стейнберг пытался выбраться из боевой рубки. Израсходовав три аварийных осветительных комплекта из четырех, вручную программируя ремонтного робота, он добился лишь одного — смог переключить магистраль управления системой восстановления на автономное питание от резервного источника, при этом лишившись аварийного освещения и исчерпав ресурс аккумуляторов робота. Щелчком вставив в держатель последний дыхательный картридж, лейтенант раскинул руки и, отдыхая, повис рядом с переходным люком. Тусклое световое пятно вокруг осветительной трубки выхватывало из темноты заиндевевшие консоли управления, кабель, змеящийся по переборке и исчезающий в одной из раскрытых настенных панелей, скрюченного и тоже покрытого инеем робота. Израсходованные дыхательные картриджи, осветительные трубки, крепежные болты от открытых панелей висели тут и там, дополняя картину катастрофы.

— Если не найду исправного ремонтника, так и подохну тут, — отрешенно подумал Стейнберг.

За последние сутки он уже свыкся с неизбежностью смерти, и только вбитая в подкорку привычка действовать не давала принять снотворное и тихо умереть во сне от удушья. Три часа назад замолчал последний собеседник, с которым Стейнберг переговаривался по аварийной системе связи. Сержант Грирсон, наводчик носовой батареи, не смог выбраться из обесточенного ракетного поста, израсходовал дыхательные картриджи из аварийного комплекта и из скафандра погибшего товарища. Несколько последних часов своей жизни он безостановочно материл пройдоху-вербовщика, заблокированный люк, боготраханного императора вместе с его мудацкой империей и весь этот долбаный флот с его сраным пижонским начальством. От его судорожных предсмертных хрипов у Стейнберга чуть не съехала крыша. Когда он вновь подключился к резервному каналу, в наушнике слышалось лишь потрескивание помех.

До него один за другим умолкли Джексон и Сэмуэл из машинного, рядовой Иванов из досмотровой группы. Капрал Джонс из ремонтной команды, лежа в изрешеченном отсеке среди трупов, единственный из кубрика, кто успел одеть скафандр, с искалеченной ногой, зажатой переходным люком, до последнего момента советами пытался помочь Стейнбергу взять под контроль систему ремонта и восстановления корабля. Временами, перенакачанный стимуляторами и подавителями боли, он начинал что-то хрипло петь на своем варварском диалекте английского. Где-то через три часа он тихо истек кровью. В первый час после катастрофы кто-то, видимо отрезанный от системы аварийной связи, еще пытался перестукиваться через переборки, но быстро затих. Фрегат был мертв.

— Пора, — решил Стейнберг. Замерзший лючок долго не поддавался. Толстые пальцы термоизолирующих перчаток скафандра срывались с запорного маховичка. Пот заливал глаза.

— Спокойно, спокойно, — прошептал Стейнберг, поворачивая маховичок еще на полоборота, — Еще немного, всего пара оборотов.

Перчатка снова соскользнула с маховичка.

— Черт, давай же…

Щелкнув, лючок распахнулся. Конец кабеля выплыл наружу. Зацепившись ногой за страховочную скобу, Стейнберг осторожно вытянул около метра кабеля и вставил его в разъем на груди. Затаив дыхание, он сдвинул защитную пластину на левом запястье и прикоснулся перчаткой к сенсорному экрану. Моргнув, экран высветил меню ремонтной системы.

— Господи!!! — Стейнберг перевел дух. — Получилось!

— Только бы успеть до того, как отключится питание, — быстро тыкая перчаткой в экран и переходя с уровня на уровень меню шептал Стейнберг, — работай, милый, — торопил он компьютер.

— Доступные ресурсы, — наконец, сообщила система. Стейнберг торопливо ткнул пальцем.

— Система жизнеобеспечения;

— Система пожаротушения;

— Система радиационной безопасности;

— Система восстановления, — перечислял компьютер.

Стейнберг, задержав дыхание, ткнул пальцем в пункт «Система восстановления».

— Ожидайте, производится опрос оборудования…

— Обнаружен отказ системы коммуникаций…

— Произвожу блокировку неисправных участков…

— Уровень питания недостаточен для работы системы…

— Произвожу подключение резервных источников питания…

— Резервные источники питания не обнаружены…

Произвожу поиск свободных ремонтных роботов для восстановления питания…

— Дьявол, давай же!! Работай, сволочь!

Экран начал медленно гаснуть.

— Обнаружен свободный ремонтный робот… — сообщил компьютер. Экран потух окончательно.

— Ну вот и все. — Стейнберг отпустил скобу и повис, тупо глядя на индикатор воздуха. — Воздуха на три часа. Плевать. Хоть посплю напоследок.

Он закрыл глаза и начал медленно считать про себя до тысячи.

— Триста пятьдесят два, триста пятьдесят три, триста пятьдесят четыре… — цифры шли сплошным потоком, выстраивались в длинную очередь, уходили за горизонт.

— Пик… Пятьсот пятьдесят пять… Пик… Пятьсот пятьдесят шесть… Пик… — Редкое попискивание в наушнике мешало заснуть.

В наушнике? Стейнберг резко встряхнул головой, с глухим стуком приложившись затылком шлема о висящий сзади пустой картридж.

— Пик… — снова пискнул наушник, привлекая к себе внимание.

Лейтенант сдвинул нарукавную пластину. Экранчик светился ровным зеленоватым светом.

— Обнаружен свободный ремонтный робот…

— Система управления запитана от резервного источника питания…

— Доступные ресурсы: ремонтный робот инвентарный номер 23 в отсеке №3, статус заряда батарей — полный, ремонтный робот инвентарный номер 11 в отсеке №5, статус заряда батарей — полный. Перейти к прямому управлению роботами? — последняя строка мигала, требуя действия.

Он схватил губами трубку питания.

— По такому поводу не грех напиться, — до конца не веря в привалившую удачу, вслух сказал лейтенант.

Он высосал последний глоток стимулятора. В запасе осталось только пол-литра холодного бульона.

Поудобнее закрепившись на переборке, Стейнберг приступил к работе.

Жизнь налаживалась. Во всяком случае, так ему казалось. Увеличенный до двух тысяч кредитов оклад специалиста. Почти полное обеспечение. Сержантская должность. В ближайшей перспективе — звание и оклад сержанта. А это еще пять дополнительных сотен в месяц. Уютная и недорогая квартирка в красивом районе. Сон в своем углу на широченной постели. Чаще с Магдой, иногда, когда Магда находилась на дежурстве или на учениях — с хорошенькой обученной куклой для постельных утех. Магда не считала их за полноценных людей, относилась к девушкам по вызову скорее, как к медицинскому оборудованию, и потому смотрела на такие игрища с чисто профессиональной точки зрения — молодому организму с экстремальными физическими и эмоциональными нагрузками периодически была необходима гормональная встряска и психологическая разгрузка. Тем более, что девушки для того и были предназначены. Попытка, однако, устроить сеанс группового секса с участием неожиданно раньше срока вернувшейся Магды и одной из длинноногих кукол, в восторг бравого капрала не привела.

— Эта процедура рассчитана только на двоих, — ответ Магды, холодно оглядевшей плещущуюся под душем девушку с ног до головы, привел уже привыкшего к свободным нравам Сергея в состояние неловкости, — Я свое возьму попозже. Пока на вас полюбуюсь, — Магда, обещающе улыбнувшись, поцеловала его в ключицу. Неловкость растворилась без следа.

Каждую свободную минуту он возился с Триста Двадцатым, все больше совершенствуя его, помогал Брену и Габи перепрограммировать и дорабатывать их роботов. Каждый день перепахивал в составе взвода грязь полигона. Стелс под напором своих сержантов сдался и разработал новую тактику обороны взвода с учетом расширенных возможностей приданных КОПов. “Дикие пчелы” понемногу молчаливо признавали Сергея своим, хотя и без явных симпатий и проявлений приязни.

— Для тебя эта возня — просто самовыражение, чувак, а для нас — шанс остаться в живых, — однажды во время короткого перекура в поле сказал ему Габи, — Проникнись этим. Ты теперь часть взвода. Все эти выпендрежи с соревнованиями — просто очередной способ заставить людей лучше освоить свою специальность. И он работает.

До этого, несмотря на большее жалование, у Сергея никогда не было на счету такого количества свободных денег. Он даже начал подумывать о том, чтобы приобрести в рассрочку спортивный “Меркурий”, чтобы по утрам добираться до базы с ветерком и комфортом, а не на штатном грузовике с жесткими пластиковыми лавками.

Ночные кошмары, стараниями Магды, прекратились. Будущее терялось в неясной дымке. Но он уже отвык заглядывать дальше, чем это требовалось для “нормальной” армейской жизни. “Живи сейчас”. Все окружающие жили этим принципом, стараясь взять от жизни все, что им полагалось согласно имперской нормам довольствия.

Триста двадцатый превратился в склонного философствовать большого ребенка. Любящего играть со смертельно опасными игрушками. Со странной, извращенной логикой. Не желающего без нужды раздавить насекомое и готового разнести в куски любого человека, угрожающего Сергею. Без жалости и оценки целесообразности. Для того, чтобы пройти с КОПом обязательный тест, приходилось сбрасывать на внешний носитель слепок электронного мозга и восстанавливать из архива дамп полугодовой давности. После чего тестирующая аппаратура признавала КОПа вполне работоспособным. Сергей уже и сам не мог понять, во что превратил боевую машину. — Пусть все идет как идет, — в очередной раз думал он. Стереть личность, в которую развился Триста Двадцатый, рука не поднималась. “Живи сейчас”.

Самурай служил рядом, во втором отделении. Молчаливый, сосредоточенный. Уверенный. Спокойный и холодный, как змея. Каким и должен быть снайпер. Он влился во взвод буднично и естественно, словно всегда стоял на левом фланге своего отделения. Его постоянное незримое присутствие рядом иногда заставляло Сергея задумываться — а может быть, это и есть та самая мужская дружба? Или боевое братство? Тьфу, зараза! Нахватался штампов…

Периодически на полигоне или в столовой он ловил пристальный взгляд Лихача. Тот служил в соседней роте и уже получил капрала. Бывший сержант игнорировал его попытки заговорить или просто поздороваться. Ну и хрен с ним.

Как ни отговаривала его Магда, Сергей решил все же имплантировать себе чип управления и вычисления. Все-таки дополнительные три сотни к окладу, положенные солдатам с вживленными боевыми имплантатами. К тому же при покупке — льготная цена для военнослужащих и бесплатная операция по установке. И постоянная возможность входить в Сеть или общаться с КОПом напрямую.

Через три дня напряженной работы Стейнберг, наконец, смог избавиться от скафандра. В отсеке уже вновь горел тусклый аварийный свет, климатизатор поднял температуру до приемлемого уровня, а оживший и перезаряженный ремонтный робот, цокая магнитными присосками по переборкам, отлавливал дрейфующий по отсеку мусор.

Тому, кто разрабатывал скафандр, явно не ставили задачу обеспечить удобство его пассажира при снятии в условиях невесомости, поэтому лейтенант, матерясь, долго извивался, выползая из эластичной прорезиненной оболочки, отсоединяя сначала медицинские датчики, потом переполненный контейнер с фекалиями, затем сдирая с рук и шеи провода ментальной связи. Наконец, сморщенный скафандр с торчащими в разные стороны трубками и разноцветными жгутами проводов, напоминая развороченный труп, повис над командирским ложементом. С непривычки, после безвкусной, многократно регенерированной атмосферы скафандра, в тесном отсеке, наполненном холодным, пропахшим металлом и подгорелой изоляцией воздухом, дышалось как в сосновом лесу.

Несколько раз глубоко и с наслаждением вздохнув, Стейнберг первым делом сделал то, о чем мечтал последние несколько дней, когда смерть перестала висеть за спиной — вымылся. Естественно, с поправкой на условия обитания — то есть просто обтер себя увлажненными гигиеническими салфетками. В ледяном воздухе тело, отвыкшее от перепадов температуры, мгновенно покрылось гусиной кожей — энергии хватало пока только на минимальный режим работы климатизатора. Перебирая руками страховочные скобы, Стейнберг добрался до шкафчика с одеждой. С трудом втиснувшись в промороженный технический комбинезон, лейтенант повисел в воздухе, съежившись и подогнув колени к груди, ожидая, пока тот согреется. Затем всунул ноги в ботинки с магнитными подошвами, перехватил лодыжки эластичными липучками и медленно, с усилием отрывая ноги от палубы, подошел к консоли управления восстановительной системой.

Сенсорный экран теперь светился устойчивым зеленоватым цветом. Стейнберг потыкал пальцем в меню системы, проверяя состояние работ.

Несколько дней назад, после обнаружения двух исправных ремонтных роботов, в первую очередь он приказал системе обеспечить восстановление резервного питания до уровня, необходимого для нормального функционирования самой системы. Затем, когда, наконец, включилась консоль управления, а воздуха в последнем картридже осталось не более, чем на час, Стейнберг дал команду запитать ячейку зарядки дыхательных картриджей в своем отсеке. Когда смерть от удушья отодвинулась по меньшей мере на сутки, а система доложила о вводе в строй еще около десятка ремонтных роботов, он распределил ее задачи следующим образом: восстановить резервное питание; начать работы по восстановлению герметичности последовательно во всех отсеках, начиная от боевой рубки; в герметизированных отсеках, по мере повышения уровня энергии, обеспечить работу систем жизнеобеспечения в минимальном режиме. Чуть позже, вспомнив о том, что фрегат был атакован неизвестным ему оружием, лейтенант на всякий случай добавил команду дегазации и деактивации восстановленных отсеков.

Корабль наполнялся звуками. Через переборки просачивалось постукивание, шипение, иногда снова начинал помаргивать свет, но постепенно, шаг за шагом, Стейнберг получал сообщения об окончании ремонта все новых и новых систем. Конечно, он не надеялся полностью восстановить своими силами разрушенный корабль, однако теперь в нем крепла уверенность, что он не умрет по крайней мере еще несколько месяцев. Во всяком случае, пока не иссякнут ресурсы. Кроме того, он рассчитывал на то, что сумеет восстановить работу системы связи, после чего свяжется с базой флота или хотя бы сможет подать сигнал SOS. Пока же ему оставалось только ждать, когда уровень питания станет достаточным для того, чтобы он мог запустить центральный компьютер.

Судя по сообщениям восстановительной системы, завтра он сможет проникнуть в соседний отсек — его герметичность была восстановлена, и сейчас система жизнеобеспечения пыталась наполнить его воздухом и поднять температуру до уровня, достаточного для того, чтобы им можно было дышать без риска сжечь легкие.

Восстановление атмосферы шло медленно. Большая часть одноклеточных водорослей из отсеков регенерации, производящих воздух, погибла, оставшаяся в живых часть не обеспечивала и десятой доли потребностей корабля. Роботы-ремонтники сыпали огнями плазменной сварки почти на всем протяжении магистральных систем, латая изрешеченные трубопроводы, меняли оплавленные жгуты проводов и целые плети световодов, подключая питание ко все новым отсекам регенерации и ликвидируя многочисленные утечки, но воздуха все равно не хватало.

Откусывая по кусочку от калорийной плитки из аварийного рациона, лейтенант напряженно читал сообщения системы восстановления.

— В отсеке №6 обнаружен незанятый ремонтный робот инвентарный номер 17. Поврежден блок управления. Приступить к восстановлению? — окошко сообщения мигало, требуя внимания.

— Приступить к восстановлению. — лейтенант почти не глядя ткнул пальцем в экран.

— Система подачи воздуха в отсек №3 восстановлена. Свободен ремонтный робот инвентарный номер 6. Перейти к прямому управлению ремонтным роботом? Через одну минуту ремонтный робот инвентарный номер 6 будет задействован для ремонта системы регенерации воздуха в отсеке №3…

— Электропитание отсека регенерации №3 восстановлено. Уровень жизнедеятельности организмов регенерации — 12% от нормы. Ориентировочное время полного восстановления организмов регенерации — 86 часов. Рекомендуемые действия: произвести инъекции стимуляторов роста в отсек регенерации №3. Ремонтный робот инвентарный номер 7 свободен. Перейти к прямому управлению ремонтным роботом? Через одну минуту ремонтный робот инвентарный номер 7 будет задействован для ремонта системы подачи воздуха в отсеке №3…

— Отсек регенерации №6 имеет невосстановимые повреждения. Продолжить работы по восстановлению от