Глава 33. Картошка.

Разведчики приехали утром. Человек десять, на одном БТРе, загнали который за кусты, чтобы с дороги видно не было. Каждый обнялся с Мишаней. Стребовали у Карная кастрюлю, сбросили с брони барана и принялись дербанить его на шашлык. А ко мне пришел Хойко.

- Здравствуйте, Андрей.

- Здравствуй, Хойко Хасеромович.

Долго держались за руки, глядя в глаза. Ушли за дом, сели на завалинку, уставившись на железнодорожную насыпь.

- Ты уехал, ты теперь здесь живешь. Зайца стреляешь?

- Да нет, пока. Осматриваемся. Да и саперы еще не широко ходили. Ну и с местными не понятно как пойдет…

- Здесь лучше, чем в батальоне. Здесь посмотри – у вас снег лежит чистый, грязи нет. Кипяток из земли не лезет. Тихо…

- Снег как и везде – растает к вечеру. Грязь – натопчем еще. А тихо – это да. Пока…

- Зря так говоришь. Духи злые станут…

- Здесь не тундра, Хойко. Здесь духи разбежались все давно.

- Глупости говоришь, Андрей.

- Тебе легче теперь, когда холодно? Скучаешь по снегу то?

- Немного легче, да. Летом совсем тяжело было. Думал – помру совсем. И соли в еде нет – пот плохой идет с меня. Утром снегом умылся – хорошо стало, можно жить так.

- Э-эх, Хойко Хасеромович! А ведь ты в августе приехал-то? А нам с тобой еще следующее лето пережить как-то надо.

- Тяжело будет.

- Я покурю, Хойко, ладно?

- Ты много куришь. Всегда много куришь. Заведется болезнь в тебе. Кашлять станешь, сохнуть. Коньяк пьешь? Мои ханты много пьют – дураки становятся, работать забывают. А здесь – еще больше пьют.

- Здесь, Хойко, тоска людей ест изнутри. Потому и пьют.

- «Тоска» - забыл, что за слово. Или не знаю.

Задумался. Простая, вроде бы, штука. А спросил Хойко – и не знаю, как объяснить.

- Тоска, Хойко, - это когда зверь далеко ушел, рыба не ловится и олени дохнут. А все от того, что пытался ты сам себя обмануть. И сам себя на обмане том поймал.

С востока послышался и начал нарастать стук приближающегося состава.

- У хантов тоже слово такое есть. Нельзя говорить его. Зараза будет.

- Да ладно, чего загрустили мы? Вы-то чего катаетесь? Работать или мясо есть поехали?

- Мясо по дороге взяли. Чужое. Не стану есть… Работать не поедем сегодня. Гасимся.

Жаргонные слова, когда Хойко говорил их, звучали совсем смешно.

- Чего это вы гаситесь?

- В батальоне кипеш. Кричат все, матерятся, злые совсем.

- По какому поводу?

- Комбат повара стрелял.

И вот они опять – простые слова. По отдельности каждое знаешь, а когда разом их говорят – не умещаются в голове.

- Это как так? Чего случилось-то?

- Комбат ночью дежурный был. Ходил, порядок смотрел. В палатку к офицерскому повару зашел, увидел – повар картошку жарил. Комбат сказал: «Это ты мне картошку жарил!» Повар сказал: «Нет, я картошку сам съем!» Комбат расстроился сильно, пистолет достал, повара стрелял. Повару пуля в грудь попала, повар в Ханкалу на вертолете улетел. Повара лечить станут. Вылечат?

Локомотив, проползая мимо, тяжко и глухо громыхал дизелем. Тащил он на платформах технику, вывозимую по поводу окончания войны: танки, САУ[26] «Акация», БТРы и БМП. На задней половине состава техника была битая: БТРы с ободранной подвеской и рваными вмятинами в корпусах, горелые БМПшки, рыжие от окалины танки без башен. Башни везли отдельной кучей, на крайних платформах.

- Скажи, Хойко, мы совсем безнадежно больные все?

- Мы – это ты про кого говоришь, Андрей?

- Ну, мы – это все, кроме хантов.

Охотник долго молчал. На руки свои посмотрел мозолистые, швы на разгрузке подергал – не расползаются ли где нитки.

- Ты меня глупым раньше не думал, - теперь тоже не надо. Я знаю – кроме хантов, русских и нохча еще много народа есть. Вот, в Африке тоже народ правильно живет – коров пасет. А вы – европейцы – вам тесно просто. У вас каждый, только с другим померявшись, себе цену узнает. А деньги, я знаю – их из дерева делают. У нас тоже дерева мало, так мы жир со зверя жжем, и шкуру берем. Добыл зверя – молодец, тепло. Не добыл – плохой охотник, умрешь один раз. Детей не будет. Олень, чайка, песец – когда много и тесно – друг друга есть и рвать станут. Так бывает.