Спасительный канат

Мне жутко не хотелось вставать из тёплой постели. Я посмотрел на часы — они показывали пять часов утра.

«С ума сойти! Чтобы я встал в такую рань!? Да ни за что на свете!!!» — подумал я про себя.

…Но спать я уже не мог.

За окном было темно. Слабый стук капель дождя о подоконник не прибавлял энтузиазма тащиться в лес, поэтому я решил почитать книгу в надежде понять, что же в ней такого «запрещённого». Но прежде я хотел приготовить себе чашечку кофе.

Я спустился в ресторан, но он был закрыт до семи утра. Вот тут-то я и пожалел, что при тех деньгах, что достались мне «в наследство» от Юрки, я выбрал себе самый дешёвый номер, в котором нет даже чайника. Решив исправить столь досадное недоразумение, я направился к приёмной.

— Девушка, — вполголоса просипел я уснувшей на собственных локтях регистраторше, — доброе утро!

— М? Который час? — спросила она сонным голосом, протирая припухшие ото сна глаза.

— Пять утра, — ответил я. — У вас кипяточку для меня не найдётся?

— Вот вам приспичило-то! А до утра это никак не может подождать?!

— Нет-с. Никак нельзя-с. Уж дюже я сегодня до кофею охоч, — блеснул я знанием устаревших словечек.

— Чайник вон там.

— Спасибо-с, — поблагодарил я, и, пройдя в подсобное помещение, включил электрочайник. — У меня к вам ещё один вопросик.

— Я вас слушаю.

— Вы не могли бы переселить меня в более комфортабельный номер? Ну, чтоб с телевизором, холодильником… с чайником электрическим чтоб…

— Пентхаус. Люкс. Вчера освободился. Две тысячи восемьсот рублей за ночь. Устраивает?

— Идёт, — улыбнулся я. — Когда можно переезжать?

— Да хоть сейчас; деньги за три дня вперёд внесите, и переезжайте.

— Прекрасно! С завтрашнего дня я буду там жить. Деньги я занесу сегодня вечером. Мои данные у вас есть, можете переоформлять меня на «супер-чердак»… Ой, простите!.. В «люксовый пентхаус».

— Хорошо, — сквозь смех сказала регистраторша, а я налил себе кипятку и был таков.

За чашкой «ни свет — ни заряшнего» кофе я размышлял о предстоящей встрече с Эо. Об этой прекрасной белой лебеди невозможно было не думать. Я открыл книгу и начал читать её с лева направо, начиная с первого иероглифа. Уставившись в книгу, я не видел в ней ничего, кроме образа Эо. Я представлял себе, как тепла будет предстоящая наша с ней встреча. Как она снова своей нежной рукой возьмёт меня за руку, и мы вдвоём улетим далеко-далеко от Земли, где незримый свет радости и необыкновенного спокойствия от её лёгкой, как июльский ветерок, улыбки войдёт в мою душу.

В какой-то момент в голове промелькнула мысль, что Эо мешает мне читать книгу. Неожиданный стук в дверь спустил меня с небес на землю, да так резко, что я вздрогнул «от столкновения» и облил себя кофе.

Я отворил дверь и не поверил собственным глазам.

— Эо?

— Здравствуй, Д’Аур! — нежным голосом произнесла она. — Давно проснулся?

«Можно подумать она не знает, давно ли я проснулся», — непредусмотрительно подумал я, рассеянно позабыв, что Эо вряд ли разучилась читать мои мысли.

Из вежливости Эо промолчала, а я ответил:

— Полчаса назад. — Жестом я предложил ей войти и спросил, — Почему ты здесь так рано?

Она прикрыла за собой дверь.

— Я испугалась, — жалобно ответила она. — Я подумала, что ты больше никогда не придёшь. Что я больше никогда не увижу тебя… Д’Аур…

Она подошла ко мне, обняла за торс и правым ухом стала слушать биение моего бешено бьющегося сердца. Я осторожно обнял её за плечи. Мы посмотрели друг на друга, но не просто в глаза, а куда-то ещё дальше, в глубину их глубины. Я не стал выдерживать не нужных пауз и крепко её поцеловал.

Страстные объятия и поцелуи напрочь затмили факт снятия наших одежд, и мы вдвоём, сами того не заметив, оказались нагими под одним одеялом. Как только наши тела сплелись, за окном неожиданно поднялся сильный ветер, засверкала молния, и загрохотал жуткий гром. Это было, по меньшей мере, странным, так как я не припоминаю, чтобы в конце сентября была гроза. «Это доброе знамение, — подумал я тогда, и тут же себя поправил, — …или предостережение». Я не знал тогда, что именно это было, но то, что это был знак свыше, у меня не было никаких сомнений.

По пути в зону ни я, ни Эо, не произнесли ни слова. Только улыбались и изредка хихикали по пустякам.

Кстати говоря, продвигался я к поляне совсем иным путём, нежели в первый раз. Мы зашли чуть дальше того места, где некогда мы с Варуном заходили в лес, и спокойно пошли по дороге, выложенной из больших, в межах заросших травой, железобетонных плит. Не было ни мешающего проходу кустарника, ни колодцев, ни огромных ржавых труб.

По истечении некоторого времени мы сошли на обочину и спустились вниз. Под тем участком дороги, под которым мы остановились, был старинный мост из красного кирпича. Он был настолько стар, что кусты и трава росли прямо на нём. Удивительно зелёное место!

Мы прошли под мостом, взошли по тропе на пригорок и я оказался на той самой поляне, что и вчера.

— Вот мы и пришли, — глядя куда-то вдаль, сказала Эо.

Внизу нас уже ждали Азур и Таотэн. Эо, не перебирая ногами, буквально «сплыла» к ним. Я, находясь ещё на холме, наблюдал за тем, как эти «люди Атлантиды» общались между собой, не открывая своих уст; несколько скучноватое зрелище для неподготовленного человека, доложу я вам.

Позже Эо продемонстрировала им «Книгу». Азур осторожно взял её, прижал к своей груди и она… медленно растворилась. Видели бы вы мои почти вышедшие из орбит глаза на тот момент! Что это? Фокус? Магия? А если и магия, то какая — чёрная, белая, серо-буро-малиновая? Я, конечно, всё понимаю, но нельзя же так с простыми смертными! Предупреждать хотя бы надо!

Эо обернулась ко мне и чуть ли не смеясь, сказала:

— Не удивляйся, со временем и ты этому научишься.

В ответ я смущённо улыбнулся. Я поверил ей.

Предвкушение того, что я буду обладать подобными знаниями, щекотали меня изнутри. Жгучее желание, как можно быстрее, приступить к обучению охватило всю мою сущность. Меня совершенно не волновало, как я буду применять эти знания на практике! Что дадут мне эти знания — абсолютно не имело для меня никакого значения! Мне хотелось просто владеть ими…

Просто владеть…

Боковым зрением я кого-то заметил рядом с собой. Это был, точно прочитавший мои мысли, Варун.

— О, Азур! Позволь мне обучать Д’Аура, — предложил Варун, на что незамедлительно получил согласие утвердительным кивком. — Ты готов? — спросил он меня.

— О, Варун! Пожалуй я готов, — «спафосировал» я.

— Тогда для начала открой глаза.

— Что? — не понял я. — Но они уже открыты.

— Сейчас открыты глаза Андрея, а не Д’Аура. Я помогу тебе, — сказал Варун, взмахнул рукой вверх, как бы подавая условный знак невидимым слугам, и в тот же самый миг образ доселе окружающего меня мира в корне изменился.

Всё вокруг меня стало черно.

Инстинктивно я начал искать глазами хоть какой-нибудь просвет и посмотрел вверх. Высоко надо мной была небольшая дыра в огромной чёрной, застлавшей весь небосвод туче. Сквозь неё пробивался тонкий луч света цвета заходящего солнца. Взглядом я скользнул вниз по лучу. Свет падал на Варуна, прислонившегося спиной к стволу чёрного безлиственного дерева в нескольких десятках метров от меня. Я неспешно подошёл к нему.

— Что это за место? — спросил я его.

— Это Маледэр*. Тихое безжизненное место. Метафорически выражаясь — это царство скорби, грусти и печали, — сказал он, и после паузы продолжил, — О, скольких Маледэр призывал в свои цепкие объятия, из которых довольно трудно выбраться! О, сколько слепых душ он погубил!.. О, скольких научил он мудрости высшего разума, впечатление от осознания которой многим не давало душевного покоя! И лишь те немногие, что нашли в себе силы выйти из тёмного царства Маледэра, смогли достичь мудрости ещё более высшей прежней… Все они — птенцы, вскормленные самой природой глубины их собственных душ. Отрешенные, но счастливые. Униженные, но гордые. Не имеющие ничего и всё единовременно. Птенцы, прежде слепые, а ныне прозревшие, имеющие свободу наиважнейшую из всех свобод — вечную жизнь…

Варун замолк.

Он взял меня за плечи, посмотрел мне в глаза и сказал:

— Д’Аур, дорогой Д’Аур! Сейчас я покину тебя, дабы ты поразмыслил над моими словами. Когда я вернусь, ты должен будешь мне ответить на главный вопрос — хочешь ли ты пойти дальше по пути Учения Света. Не спеши отвечать. Подумай. Я оставлю тебе «Книгу». Возможно, она поможет тебе. А пока я с тобой ненадолго попрощаюсь. — Он сложил ладони вместе и коснулся большими пальцами своего лба, после чего растворился во мгле.

Через несколько секунд на земле… хотя нет, правильнее было бы сказать «на зелёном ковре» появилась «Книга». Я поднял и отрыл её. «Рано!» — послышалось в моей голове, и я закрыл книгу.

Удобно расположившись под деревом, я стал вглядываться в небесный просвет. Луч, пробивавшийся сквозь него, периодически тускнел, но потом, как бы с огромным усилием пробиваясь сквозь тучи, снова дарил мне свой свет и тепло. Меня осенило! Этот единственный лучик света в самом пустом из самых пустых мест — суть капля мёда в бочке дёгтя. И, несмотря на свою кажущуюся незначительность, эта капля способна очень на многое. Этот луч — канат, по которому каждому предоставляется возможность постепенно выбраться из болот скорби, грусти и печали.

Это тяжело… Очень… Но кто, если не мы сами?

— Пора! — сказал я себе и открыл книгу.

Рисунки и иероглифы в ней перестали казаться мне непонятными, но смысл текста по-прежнему был слабо уловим. Однако это уже лучше, чем совсем ничего. Постепенно я догадался, что иероглифы представляли собой символы не звуков, а движений. Ну, конечно! Это же так логично, если осознать одну простую истину — десятки тысяч лет назад на Земле просто-напросто не было буквенной письменности.

Новое для меня открытие послужило мне ответами на многие вопросы, одновременно породив новые. Испокон веков жесты помогали людям изъясняться более корректно — это понятно, но наскальные рисунки появились прежде, чем появился первый символ звука — буква. Выходит, эти иероглифы представляют собой направление движений частей тела. Рук и головы? Может быть. Выходит эту книгу писал либо немой, либо гений, либо… немой гений.

Постичь всё нельзя, но можно постигать…

Что ж. Будем постигать…

Я запомнил вид первого символа, закрыл глаза и представил перед собой склонившиеся головы и вытянутые руки с открытыми к небу распростёртыми в стороны ладонями. Мне пригрезился языческий обряд, на котором около пятидесяти человек, стоя на коленях вокруг огромного костра, о чём-то замаливали небо. Затем мне послышался какой-то слабо уловимый шум, в то время как церемония обряда представлялась мне уже настолько отчётливо, что я мог разглядывать мельчайшие детали их лиц и одежд. Постепенно шум превратился в слова, значение которых мне не было понятным. Это был женский голос. Звук всё больше набирал силу, и по мере этого из моно он превращался в стерео. Когда же, наконец, я отчётливо мог расслышать каждое слово, все пятьдесят человек хором стали скандировать: «Ба! Ба! Ба!..»

Я открыл глаза и выдохнул: «Ба!»

— Ба? — спросил Варун. — Ты сказал «Ба»?

Я вздрогнул:

— Варун? Я не заметил, как ты пришёл.

— Ты сказал «Ба»? — будто не слыша меня, переспросил Варун.

— Да, я сказал «Ба». И что значит это «Ба»?

Варун слегка улыбнулся.

— Это значит, — по-дружески сказал он, — что ты на верном пути, и скоро ты сможешь расшифровать «Книгу»… «Ба» — означает «свет солнца».

— А поподробнее?..

— С незапамятных времён люди стали бояться тьмы, так как раньше на Земле не было ночи. Климат Земли был другим; солнце никогда не уходило за горизонт, потому что хотело радоваться человеческим деяниям. И когда климат стал меняться и свет постепенно стал пополам делиться своим временем с тьмой, духовные лидеры тех времён стали трактовать это как «гнев Божий». С тех пор мы боимся темноты инстинктивно. Взять, к примеру, обыкновенного ребёнка; с детства ему рассказывают сказки о добре и зле, в которых нечисть так или иначе связана с тьмой. Ассоциативно ребёнок начинает осознанно бояться темноты. Но… Давным-давно доказано, что даже если ребёнку не рассказывать подобных историй, он инстинктивно будет бояться тьмы, так как этот страх заложен у нас в крови. Много ли, ты думаешь, людей не боятся темноты?

— Ну, не знаю… Ну, взрослые не боятся темноты… А их довольно много…

— Я отвечу тебе — таковых нет! В той или иной степени боязнь темноты присутствует во всех нас, насколько бы смелыми мы себе не казались. И этого совершенно не нужно стесняться, потому что это абсолютно бессмысленно. Так же бессмысленно, как бояться смерти земного тела. До сих пор — ты замечал? — в русском языке есть слово «баба». Бабой у нас именуют женщин.

— То есть выходит, что женщина — «вдвойне солнце», «солнце солнц», «светило светил»?.. — выдвинул я непонятно откуда взявшуюся версию.

— Возможно, — сказал Варун, и продолжил свой монолог, — Сравнительно недавно Католическая Церковь навязала нам свою ложную Христианскую веру, согласно приданию которой в изгнании из рая виновна женщина. Какое же это заблуждение! Испокон веков на Руси женщину чтили и уважали, а мы воспитаны так, что мужчина выше женщины во всём. В своих крестовых походах католики за несколько столетий сожгли на кострах миллионы женщин, чем резко подорвали женскую энергетику Земли… А она ведь живая … И сейчас пришло время восстановить прежний баланс между мужским и женским началом Земли. И теперь ты, и только ты можешь нам в этом помочь, Д’Аур!

Мой недалёкий ум не выдержал услышанного бреда, и я, будучи не в силах сдержать смех, сказал:

— Как интересно… Но я так и не понял, что ты хотел этим сказать?

— Эта книга написана на Языке Солнца около пятнадцати тысяч лет назад. Православие, как смогло, сохранило в русском языке отдельные слова с тех времён, но не все.

— Но Православие по своей сути это то же Христианство. Разве староверие не было искроено?

— Да, это так. Большинство Православных церквей сознательно уничтожили или просто утеряли славяно-арийские книги — Веды.

— Веды? Но разве они не Индийские?

— Нет. В Индию Веды были завезены нашими священниками много тысячелетий назад. Однажды служители Католической Церкви принудили Православных священнослужителей уничтожить Веды, что и было исполнено. Тогда это было, пожалуй, единственным верным выходом.

— Но почему Православию вдруг понадобилось избавляться от Вед?

— Всё просто — католики приравняли Ведические учения к языческим, с чем Православное общество спорить не стало. Сейчас Православие в основном представляет собой смесь Христианства и Язычества — под прикрытием Библейских «переименований» празднуются Языческие праздники. Даже есть такая статья «Бог у Бога праздник украл». В ней подробно говорится о том как, когда и какие именно праздники были «украдены»… Но не думай, что истинного Православия больше не существует.

— Ты говоришь об Инглиизме*?

— Совершенно верно, — сказал Варун. — Так ты готов идти по пути Учения Света?

— Готов! — ответил я. — По всей видимости, мне необходимо знать древнерусский язык, чтобы мне было легче ориентироваться в книге.

Варун засветился от удовольствия, похлопал меня по плечу, затем взмахнул рукой и сказал:

— Ты прав. На сегодня достаточно. Отправляйся пока к себе, а я найду для тебя всю необходимую информацию.

Тьма исчезла, и мы снова очутились на поляне.

До наступления кромешной темноты оставалось менее получаса. Варун спешно попрощался со мной и убежал прочь вглубь леса. Я же пошёл в гостиницу, где намеревался хорошенько поужинать и переехать в другой номер.

В гостинице меня приветливо встретила администратор и сходу вручила мне ключи от нового номера. Я оплатил аренду на пять дней вперёд, и пошёл в нынешний номер за своими немногочисленными вещами.

Взяв сумку и «рыльно-мыльные» принадлежности, я спустился к администратору и отдал ключ от старого номера. Она пожелала мне «приятного проживания» — да-да, именно так и сказала — и я пошёл облюбовывать свой «люксовый пентхаус».

«Супер-чердак» порадовал меня тем, что в отдельной маленькой комнатёнке была мини-кухня с электрочайником…

Я не ветер, я не солнце,

Я — любовь…

Я исчезну, чтоб вернуться

За тобой