Lifeless

К книгам я почти не притрагивался. Мне не очень улыбается перспектива учиться где-то ещё. Я только успокоился с мыслью, что останусь в этой дыре навечно, так и не сделав ничего в жизни, что начать карабкаться опять вверх для меня кажется непосильный мукой. Снова люди, снова уроки, снова учителя, которые думают, что знают всё о тебе. Снова эта головная боль. Нет, я дошёл до самого пика своего существования. Моё прошлое уже позади. Всё, что происходит сейчас, никогда не станет прошлым. Это настоящее. Самое настоящее из настоящих, что у меня когда-либо было. И я не хочу двигаться дальше, когда мне нравится и тут. Конечно, пока немного странно, непривычно. Я теряюсь; не знаю, что мне делать. Но со временем это уладится. Может, я смогу помогать Джерарду, хотел как-то. Или буду уборщиком в нашей школе. Хотя нет, идея жуткая: там будут все мои ненавистные учителя, которые будут смотреть на меня победным взглядом. Типа: «и кто теперь проиграл?». Потому что все мы знаем, что учителя проиграли с самого начала. Они просто учителя в школе, которые никак не влияют на твоё будущее за пределами школы, поэтому они так яростно пытаются доказать тебе, что имеют над тобой хоть какую-то власть, но, давайте быть реалистами. Когда ты вырастаешь и живешь собственной жизнью, тебе наплевать на ту училку, которая вечно ставила тебе двойки. Но не тогда, когда ты моешь полы в кабинете у этой суки. Нет, я точно не стану этого делать.

Я бы хоть стать художником, но я плохо рисую, и только от скуки. Я бы мог стать поэтом - но мои стихи слишком мрачные и без рифмы. Когда мне было семь лет, я написал это:

«Поезд едет
Дождь идёт
Рельсы мокрые.
Что его ждёт?
Ничего, так как поезд по рельсам пройдёт,
Что не скажешь о кошке, что по рельсам идёт»

Тогда школьный психиатр вызвал мою мать и сказал ей, что со мной, что мне нужно увидеться с кем-то. Моя мать сказала " конечно", не вникая в проблему, а дома накричала за то, что из-за меня ей надо идти в школу, когда у неё есть дела поважнее.

Писатель из меня тоже никакой. Да и что я могу написать? О том, какая унылая жизнь в этом городке, да и вообще везде. Люди тупые, а погода полный отстой? Я не думаю, что хоть кто-то сядет это читать. Я мог бы работать в офисе. Сидеть и портить свою спину, со зрением на пару, перед монитором противно гудящего компьютера, пока у меня не обнаружат рак мозга из-за облучения телефоном, по которому я вечно буду разговаривать. Я мог бы стать рок звездой, в параллельной вселенной, возможно, потому что в этой дыре меня вряд-ли кто найдёт. Да и талантом я не блещу. Может быть, я мог бы пойти в армию, и убивать людей по приказу - лысый и обреченный на смерть. Я не вижу себя на рабочем месте - я не вижу себя в этом мире вообще. И эти перепады настроения начинают меня утомлять.

В последнее время я ненавидел оставаться один. Один - другими словами, наедине со своими мыслями. Раньше, я считал мир чужим и несправедливым, в котором я могу лишь быть собой, когда ты один и доверять лишь себе. Но последние дни доказали мне, что это совершенно не так. Я готов искать любое отвлечение в окружающей среде, лишь бы не обращать внимания на то, что творится у меня в голове, или реакцию моего тела на это. Потому что мои мысли идут наперекор моим принципам и убеждениям. Я всегда думал, что я выше инстинктов. Что я могу протерпеть вечность без еды, и даже если умру от голода, не буду чувствовать себя голодным (что мой опыт пребывания на улице опроверг), что я могу не спать, если захочу (и это тоже), что секс - это не для меня. И вот тут мой мозг играет со мной шутки, потому что это всё, о чём я думаю последние дни. Я не девственник, конечно. Перед тем, как прокалывать дырки в коже и делать татуировки, я пробовал и курить траву, и заниматься сексом. Но это всё не дало мне чувства удовлетворения. Этого было не достаточно, чтобы дать мне то, что нужно. А я сам не знаю, что мне нужно. Но тогда это было не так. Это были девочки, которые делали вид, что ждали чего-то большего, но сами понимали, что в шестнадцать лет, что-то большее не для нас. Это была пародия на жизнь, где тебе нравится ощущать себя чуть взрослее, чем ты есть.

Два года спустя, и вот она - настоящая жизнь, где я вижу парня, почти моего возраста, работающего вместо того, чтобы делать всё то, о чём ты мечтаешь. И это разочаровывает. Жизнь разочаровывает, не сам человек. Джерард так ловко вошёл в эту роль, его не хочется жалеть - он не жертва. Он всем своим видом показывает жизни и всем вокруг, что он не так прост, что он способен на многое и не собирается сдаваться. Раньше я его ненавидел за это, потом жалел, и в конце концов, рассмотрев его по обе стороны, стал восхищаться. И я не хочу быть таким же - я знаю, что не смогу. Я хочу быть рядом, потому что рядом с таким сильным человеком.

Я перелистнул страницу учебника, смотря на картинки. Помню, как он помогал мне выкарабкаться. Несколько раз. И сейчас он даёт мне шансы подняться на ноги. Я всегда думал, что мне нужна инструкция к жизни, и тогда я всё сделаю правильно. Может, он и есть моя инструкция к жизни в строгом костюме?

***

Я уснул на полу, с книгами, по привычке. И проснулся лишь, когда свет в кабинете Джерарда уже горел. На щеке красный след от учебника..

- Привет. - Я бесцеремонно сажусь рядом с ним, ощущая его дыхание на коже, когда он поворачивает голову в мою сторону.

- Привет. Как спалось? - он смотрел на меня, чуть наклонив голову, будто он вот-вот нырнёт снова в свои бумаги.

- Пол был такой же холодный, как твоё сердце. - Я улыбнулся. - Ты увидел своего брата?

Джерард кивнул.

- Я тут думал и решил, что буду готовить тебя к университету.

Я засмотрелся на его губы. Они всегда такие бледные, но сейчас они были белыми, и немного ярко красные совсем к середине, от того, что он, по всей видимости, прикусывал их. Может быть, когда нервничал, на встрече с братом. Когда он говорил с ним по телефону, можно было подумать, что тот, с кем он говорит, заставляет его чувствовать беспокойство. Но это не имело значения.

- Фрэнк? - я облизнул губы и поднял глаза на уровень его глаз. - Ты меня слушаешь? - я машинально кивнул, придвигаясь ещё ближе. Я никогда не имел шанса поцеловать его или получить поцелуй, что мне нравилось больше, в нормальной обстановке. И мысль о том, что я могу сделать это сейчас, посылала электрические заряды по моему телу. На нём официальный костюм. Мне интересно, он когда-нибудь одевал его в школу? - Так вот, я решил, что ты сможешь за лето подготовиться, и в августе, уже подать документы. Лучше не тратить вре… Фрэнк? - я провёл носом по его щеке, позже спустился губами к подбородку, слегка задевая ими его нижнюю губу. - Что ты делаешь?

Его тон такой, будто он в этом не участвует, но я знаю, что он хочет этого не меньше меня, и поэтому я целую его. Он кладет руки мне на плечи, останавливая, но когда я несильно засасываю его нижнюю губу, он расслабляет руки, опуская их по моим бокам и оставляя их свободно чуть выше моего ремня. И мне не хватает силы – я хочу почувствовать, что его руки держат меня, не давая уйти. Я хочу быть нужным ему.

Его губы такие знакомые на вкус. Кажется, что я целовал их уже тысячи раз. В школе, около школы, в кафе в Новый Год, в парке. Но в тоже время, кажется, будто я целую его впервые, и с одной стороны, это правда. Впервые без обиды, впервые без злости и без слёз. Голое желание воздействия. Его губы, мои губы.

Я сажусь ему на колени; чувствую электричество, которые бежит по коже, и кажется, если я не буду целовать Джерарда, оно войдёт в меня через влажные губы и убьёт на месте. Я прижимаюсь ближе, потому что каждую секунду, чувствую, что расстояние между нами кажется всё больше и больше. Хочется большего. И когда я поддаюсь всем телом вперёд, то чувствую, как его руки поднимают меня, сажая на стол. Сминая все бумаги, скидывая на пол остро наточенные карандаши и папки. Это всё не важно. Я победил.

Запускаю руки в его чёрные волосы, наверное, со слишком большой силой притягиваю его к себе, потому что чувствую на языке вибрацию, которую вызвал короткий звук, издаваемый Джерардом. От этого мурашки пробежались по всему телу, вниз по позвоночнику, заставляя сердце качать кровь в десять раз быстрее. Я уже почти не чувствую своих губ, и слышу своё сердце в висках от нехватки кислорода, поэтому я отрываюсь от него, спуская одну руку на шею Джерарду, крепко держа, а второй провожу по его щеке, ведя большим пальцем по его чуть опухшим губам. По тем, которые приобрели розовый оттенок. И я снова целую их. И снова на вкус - как в первый раз. Сначала немного холодно, а затем слишком жарко. Я хочу, чтобы он снял с себя этот пиджак, и эту рубашку..

- Фрэнки, мы договорились? - его голос немного хриплый, ниже, чем обычно, и это заставляет меня податься вперёд, чтобы убить это чувство, которое растёт внутри. Я не слышу, что он говорит, но киваю. - Начнём завтра. - Он отпустил меня, ловко избавляясь от моей хватки.

***

Я уже привык к тому, что Джерарда нет дома. Он планировал заниматься со мной, но уже второй день его нет. От скуки я взял почитать одну из его книг, но на двадцать восьмой странице понял, что ничего не понимаю, и мне это, честно говоря, не надо. Поэтому вместо этого я занялся чтением учебника. Вспомнить всё оказалось не так тяжело, как казалось. Поначалу трудно, но потом всё легче и легче, но.. меня и это не радует. В моей голове поселилась мысль, что Джерард опять меня избегает. Почему он это делает? Как, он думает, я должен чувствовать себя? Будто он призрак, о котором теперь мне можно только вспоминать. Я провёл языком по губам. И заметил. Только сейчас заметил, что в моей губе больше нет серёжки. И я давно её не ощущал. Её точно там нет. Но когда она пропала? Когда мы целовались? Думаю, её не было и раньше. Не помню, чтобы я целовался с Джерардом с ней. Ни разу.

На часах уже шесть с небольшим. Я слышу, как Джерард открывает дверь, но не выхожу его встречать. Я не собачка. Я просто сижу на полу с книжкой, и смотрю на стену. Тишина. Он тоже не двигается. Пока эту тишину не нарушаю я, перелистывая книгу.

- Фрэнк? - затем тишину нарушает он, но, скорее присоединяюсь к шуму, созданному книгой. Но я молчу, и он тоже молча проходит в свой кабинет.

Только тогда я встаю, и медленно подхожу к нему. Он меня не видит. Выглядит он гораздо более уставшим, чем два дня назад. Плечи опущены, волосы в беспорядке, лицо приобрело, кажется, зеленоватый оттенок. Красные глаза, которые еле открываются. Что случилось?

- Джерард? - он повернулся и посмотрел на меня.

- Давай начнём заниматься завтра? - заниматься? Когда он в таком состоянии?

Тут до меня дошло, что он, возможно, и не избегает меня, что возможно я вообще не центр его вселенной. Что-то могло случиться. С его братом, друзьями (если они у него есть).

- Что-то случилось?

- Нет, мы будем заниматься, как я и обещал. - Он поставил дипломат на стол и стал доставать оттуда какие-то бумаги. Эти вечно достающие его белые куски переработанного дерева из ада.

- Ты выглядишь дерьмово, - я сам себя не узнаю, когда я забираю у него всё из рук, и веду к креслу, куда он поспешно сел. Его будто притянуло магнитом, - что случилось?

- Ничего, я просто... - он был грустным. И эту эмоцию я ни разу не видел на его лице. Он был расстроенным, и выглядел как маленький мальчик. Даже его официальный костюм казался мне школьной формой.

- Джи.. - я провёл рукой по его скуле; он закрыл глаза, будто не хотел, чтобы я прочитал по ним то, что, возможно, случилось. Он холодный. Может, это всё-таки из-за меня? Из-за нас? - давай ты мне расскажешь, тебе станет легче. - Он покачал головой. Но это больше не заставит меня чувствовать себя беспомощным. Не тогда, когда он выглядит таким потерянным. - Расскажи мне.

- Просто... Ты знаешь... - он не мог подобрать слов, и это было так несвойственно ему. Совсем не то, что я привык видеть. Он не может рассыпаться. Он не может ослабеть. Я вдруг вспомнил свой сон. А что, если я правда растопил его, и он сломался? Он не может этого сделать - только не он, - когда у тебя есть твоё представление о мире, твоя точка зрения, тебе кажется, что ты видишь всё, и всё у тебя под контролем, но на самом деле ты видишь только маленькую часть всего этого... Когда твой мир рушится.. - его голос становился всё тише. Я молча слушал. - Просто всё было так ясно. Я всё просчитал. А теперь я не знаю, что мне делать, - он выдохнул и вдохнул, - я думал: как мне обеспечить учёбу своему брату, работая только ради этого. Но что будет, когда он закончит учиться? Я не могу так... - я провёл рукой по его плечу, но он только отстранился, - я не могу так, - повторил он, но в этот раз это не относилось к работе и его образу жизни. Я чувствовал, что это относится ко мне, хоть какой-то частью. И я стал замечать, что его эта ситуация пугает больше, чем когда либо пугала меня. И это было так неправильно. Он был старше меня, он был моим учителем; он не может пугаться этого – это моя роль. Но он боялся. И это никак не укладывалось в моей голове.

- Джерард, - слова выходили медленно, и мой голос слегка дрожал. Я не привык быть опорой, а сейчас ему явно нужна была таковая, - что мешает тебе... - я провёл рукой по его голове, только сейчас заметив, что его волосы чуть влажные. Наверное, от дождя, которого я даже не заметил, - что... Я не знаю, - честно признался я, - что мешает тебе жить? Просто и без.. Без всего.. - я знал, что хотел сказать. Я знал. И он знал, что я хочу сказать, но слова не выходили так, как нужно, и я боялся, что он не поймёт меня - вдруг он не понимает меня на таком уровне, на каком понимаю я.

Я выдохнул, убирая руки от мужчины, который выглядел беззащитным на большом кресле, и не поднимал голову, чтобы посмотреть на меня. Его кожа была такая холодная, и всё ещё мокрая от дождя. Мне хотелось показать ему, что я не забираю своих слов, которых я ему и не давал, назад; что я всё так же готов ко всему, и меня не волнуют никакие обстоятельства. Но ему этого не нужно было. Я впервые в жизни почувствовал, какого это, когда ты предлагаешь человеку всё, а его это пугает.

Мы просто существовали в тишине минут десять, пока голос Джерарда не разрушил это:

- Мне не стоило тебя в это втягивать. У меня есть проблемы, над которыми мне надо поразмышлять, - было последнее, что он сказал, перед тем, как уйти в свою комнату. Я сел на кресло, которое всё ещё было тёплое; затем подошёл к окну.

На улице и вправду шёл дождь – я этого не знал, потому что окна такого здания не пропускают звук, а занавески были закрыты. Дождь как всегда шел в этом поганом городе. Я просто смотрел на то, как вода попадала на мокрое стекло, соединяя несколько капель в одну жирную лужицу, которая стекала куда-то вниз.

Моя первая девушка, Кейт. Самая обычная девочка, с самым обычным именем, которое как никогда подходило именно ей. Она во всём была такая Кейт, о которых пишут, или снимают фильмы. Она не была необыкновенной красоты, необычайно умной или заботливой. Она была просто Кейт. Симпатичное личико, хорошие оценки, много друзей. Со мной она познакомилась из-за любопытства, или потому что я был единственным из мальчиков, кто ещё не показал, какой он придурок (я всё ещё списываю это на то, что я всегда молчал). Нам было по пятнадцать. Мы никогда не были друзьями – с самой первой минуты нашего знакомства, я понял, что она не хочет со мной дружить. Она никогда не была искренняя со мной. Я удивлялся, была ли она с кем-то такой, потому что, мне кажется, настоящую Кейт никто и не знал. Была лишь та типичная Кейт, которую все знают, где бы они ни были. Все знают такую Кейт. Ты всегда знал, чего ждать от неё, её предпочтения в фильмах, музыке, стиль одежды. Она захотела встречаться со мной, и я был не против, понимая, что это значит только то, что теперь я смогу говорить, что у меня есть девушка, а она сможет говорить (причём всем), что у неё есть парень. Оказалось, это значило, что мы ещё сможем целоваться, когда захотим. Я даже не провожал её до дома после школы. Целоваться было прикольно, но ничего особенного. Дальше этого у нас никогда не заходило. Вскоре она рассердилась на меня, потому что меня она не интересует. И я сам был удивлён, полностью осознавая, что она не интересует меня совсем. Она злилась на меня, а через день позвонила, и сказала, что погорячилась, и мы можем остаться друзьями. Я ещё раз был удивлён, понимая, что мне абсолютно всё равно. Друзья ли мы, или нет.

Потом я познакомился с Хлоей. Она была немного полноватая; короткие чёрные волосы, бледная кожа, тонна макияжа, чёрная одежда и суицидальные мысли. Мне она нравилась – она тоже сидела на последних партах, и ей было полностью наплевать на уроки. В неё было что-то особенное, но её семья уехала из города, перед тем как я успел что-либо ей предложить. Не смотря на то, что она оставила след в моей памяти, я никогда больше не думал о ней. Я вообще не думаю о людях, которые окружают меня, если они находятся не рядом со мной. И сейчас, вспоминая все их лица, мне становится страшно. Мне всего семнадцать, а я уже забываю и вспоминаю кучу лиц, тогда что будет со мной лет так к тридцати? Ведь Джерарду уже почти тридцать (без восьми лет), а мне всего пять лет до того возраста, когда я буду таким как Джерард.

Я закрыл глаза, стараясь не вспоминать никаких людей более, но они так и шли в голову. Шелли, которая переспала со мной, зная, что я не захочу иметь никакого общего будущего с ней; затем она обвинила меня в том, что я бесчувственный козёл, что было даже комплиментом для меня, в мои шестнадцать лет, когда мальчики моего возраста называли меня эмо, в шутку, но не общались со мной (а может, я с ними не общался). Мой тощий друг, которому совсем не шло его толстое имя, Боб; подруга моей мамы, с которой они разговаривали всего четыре раза, когда она приезжала в город, чтобы её муж пообщался со своими родителями. Они познакомились в школе, моя мама и её подруга Кассандра, которая постоянно говорила мне: " Можешь называть меня просто Кэсс". Но я всё равно обходил её стороной и называл строго по имени. Она вышла замуж за парня из их же класса. Я помню, как испугался, когда узнал это. Можно провести остатки своих дней не просто в своём городе, но и с человеком из своей же школы. Меня пугала эта мысль. Для меня будущее – это всегда было что-то, что никак не переплетается с настоящим, а уж тем более с прошлым. И только тогда меня осенило: я, похоже, собираюсь построить будущее с человеком из моей же школы.

Я нервно провёл рукой по волосам, выдыхая. Но это было другое; я бы ни за что не мог представить несколько лет назад себя рядом с учителем химии, которого я ненавидел. Я вообще не мог представить себя с кем-то. Даже с женщиной, не говоря о мужчине. Я понятия не имел, что со мной творилось, и до сих пор не имею. В этой темноте главное не оступиться и не упасть в обрыв, а наоборот, найти выход из туннеля. И я встал, направляясь в комнату единственного человека, который мог бы меня провести сквозь этот мрак.