Но почему, почему?! – простонала Настя.

Стас проснулся оттого, что в комнате было совсем светло.

«Что это – я проспал?!» – не понял он и ужаснулся от мысли, что опоздал в храм, а значит, и на исповедь.

Но нет. За окном было темно. Это он просто вчера так и уснул с включенным светом.

Стас посмотрел на часы и с облегчением выдохнул: всего шесть утра. Можно еще немного поспать.

Он закрыл глаза, но весь сон как рукой сняло от испуга!

Тогда он взял тетрадь – в ней оставалась еще одна, сделанная в самом конце, приписка, на которую вчера уже не хватило сил. И просто стал читать, больше не представляя себе, как это могло быть на самом деле…

«Завтра у меня постриг. А сегодня приезжала… Настя.

Святые отцы говорят, что перед совершением любого богоугодного дела, а уж перед принятием монашества особенно, нужно ожидать искушений.

Вот и на меня, как только была пошито облачение и назначена дата пострига, со всех сторон начали сыпаться самые лестные предложения.

Сначала позвонили из школы и принялись уговаривать вернуться. За три года, что я провел в монастыре, многое изменилось в стране к лучшему. Стали открываться храмы, монастыри. На верующих людей перестали смотреть с непониманием и озлоблением.

Только я отказался, как Володька выхлопотал мне местечко в таком месте, о котором я раньше не смел и мечтать! Докторская диссертация и звание академика были там просто вопросом времени.

Удалось убедить и его (а заодно, и себя), что это мне больше не нужно.

А потом мне вернули и тетрадрахму Афин. Снова открылась заманчивая возможность ходить в клуб. Пришлось срочно ее продать и деньги отдать одному очень нуждавшемуся в них человеку».

Последние слова о помощи были зачеркнуты, и Стасу пришлось приложить немало усилий, чтобы разобрать их.

«Оказавшись после бесконечно долгого перерыва в клубе, я снова увидел майора, - продолжил он чтение. - На этот раз он был счастлив, купив-таки этот вожделенный рубль Петра Первого. Я попытался объяснить ему, что смысл жизни совсем в другом, что эта пагубная страсть не приведет ни к чему хорошему ни в этой жизни, ни после нее, но он как-то дико взглянул на меня и, если не побежал, как это было в прошлый раз, то пошел прочь быстрыми шагами, очевидно боясь, что я отберу у него этот рубль…

Потом были еще искушения, но, с Божией помощью, с ними мне удалось справиться без особого труда, И когда я уже решил, что больше препятствий нет, когда до пострига оставались считанные часы, случилось это…

Всенощная служба уже отошла. Ворота монастыря были закрыты. Я даже сразу и не понял, о чем идет речь, когда послушник Илья, крепкий, любящий пошутить, чтобы, как он говорил, не дать унывать братии, сказал:

- Там тебя какая-то матушка спрашивает. Точнее, не матушка, а… русская иностранка!

Недоумевая, я подошел к воротам и сразу узнал ее… Настя заметно повзрослела, но стала еще красивее. Она бросилась навстречу, однако, увидев на мне подрясник, остановилась и не знала, как быть дальше.

- Как… ты уже? – только и спросила она.

- Нет еще, - ответил я.

- А когда?

- Завтра.

Странно, за время разлуки мы научились понимать друг друга без лишних слов. Раньше такого у нас не было.

- Слава Богу! – с облегчением выдохнула она. – Успела…

Какое-то время мы стояли молча, разглядывая друг друга. Да, это было самое тяжелое испытание перед постригом. В какое-то мгновение я готов был бросить все и бежать с ней. Но удержался. А она вдруг сказала:

- Ты должен знать, почему я тогда ушла…

Я попытался остановить ее, но она умоляюще попросила:

- Прошу тебя, выслушай до конца! Для меня это очень важно! Все дело в том, что Градов был моим первым мужем. Это он задумал всю ту затею с коллекцией, чтобы лишить тебя квартиры, и я вновь осталась бы без крыши над головой. Когда у него это не вышло, когда он понял, что я люблю тебя и осталась бы с тобой даже в шалаше, он решил погубить тебя. И погубил бы. Тот случай с машиной, о котором ты мне не рассказал – его рук дело. Это даже хорошо, что ты ушел в монастырь и никому, кроме Володьки не сказал об этом.

- Почему? В школе тоже узнали, где я, – возразил я. – Год назад сюда приезжала экскурсия из нашего города!

- Это потом! – согласилась Настя. – А тогда – здесь он не догадался тебя искать… А еще раньше, после твоего отъезда в археологическую партию явился ко мне и дал слово убить тебя, если я не поеду с ним. Ну что мне еще оставалось делать? Я и поехала. Надеялась на то, что сама, когда у меня появятся деньги, смогу устранить его. Да-да, не смотри на меня так! Как говорится, с волками жить, по-волчьи выть! И убила бы! Но он все время был начеку. А потом у нас родился сын… И вот только недавно, когда он немного подрос, я сбежала от него. Поменяла фамилию, имя, отчество, гражданство – теперь, если есть деньги, это совсем несложно, как видишь, перекрасила и вообще изменила свою внешность. И вот я здесь...

- Думаешь, он больше уже не найдет тебя?

- Надеюсь…

Настя умоляюще посмотрела на меня и, вкладывая в свои слова всю силу убеждения, всю свою любовь, с отчаянием сказала:

- Поедем со мной, а?

- Нет, – ответил я. – Завтра я умираю для мира, и даже имя у меня будет другое.

- Но почему, почему?! – простонала она. – У меня есть большой дом, скорее, даже небольшой дворец. Там будет место для твоей кельи!

- Настя, Настя! – пытался остановить ее я, но она горячечно продолжала:

- Ты не можешь жить без православного храма? Так я построю для тебя храм! И ты будешь проповедовать о Христе там, где о нем совсем ничего не знают! Разве это плохо?

- Нет, – ответил я. – Но у меня другой путь. Новым твоим соотечественникам можно для начала приобрести наши духовые книги и читать их. Прости меня, но, что бы ты сейчас ни предлагала, ты все равно не можешь мне дать больше, чем Бог!..

Наутро мы снова встретились. Уже в храме. На службе.

Увидев меня в клобуке и мантии, она низко поклонилась мне и спросила:

- Как звать-то тебя теперь?

Я не успел ответить, потому что меня начали приветствовать проходящие мимо монахи:

- Здравствуй, отче Тихоне! С постригом, отец Тихон! С началом новой жизни, отец Тихон!

- Значит, ты теперь – Тихон? – с полными слез глазами, догадалась Настя и, перед тем как уйти, прошептала: – Ну что ж, прощай…те!»