Источник: составлено и разработано Desai (1987:17). 3 страница

Формирование федеративного государства под названием Советский Союз было результатом компромисса, который последовал за интенсивными политическими и идеологическими дебатами в течение революционного периода⁸⁹. Первоначально большевистская позиция отрицала важность национальности как существенного критерия построения нового государства, поскольку пролетарский интернационализм на классовой основе должен был, как предполагалось, преодолеть национальные различия между трудящимися, эксплуатируемыми и, как показала первая мировая война, обманом вовлеченными буржуазным империализмом в межэтнические столкновения. Но в январе 1918 г. настоятельная необходимость найти военных союзников в гражданской войне, которая последовала за большевистским октябрьским переворотом, убедила Ленина в важности поддержки националистических сил за пределами России, особенно на Украине. Третий Всероссийский Съезд Советов в январе 1918 г. принял Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, очерчивающую превращение бывшей Российской Империи в " братский Союз Советских Республик России, свободно объединившихся на федеративной основе" ⁹⁰. К этой " внутренней федерализации" России большевики в апреле 1918 г. добавили проект " внешней федерализации" других наций, открыто призывая в Союз народы Польши, Украины, Крыма, Закавказья, Туркестана, Киргизии и другие. Но критически важная дискуссия касалась принципа, по которому этническая и национальная идентичность должна признаваться в новом Советском государстве. Ленин и Сталин противостояли взглядам бундовцев и других социалистов, которые хотели, чтобы национальные культуры были признаны во всей структуре государства, делая Советский Союз поистине многокультурным в его институтах. Они противопоставили такому взгляду принцип территориальности в качестве основы национального существования ⁹¹. Более того, этнические и национальные права должны были быть институционализированы в форме союзных республик, автономных республик и автономных областей. Результатом было полное замыкание национального вопроса в многослойной структуре Советского государства: идентичности признавались лишь настолько, насколько они были представлены в институтах государственного управления. Совмещение унитарного проекта Советского государства с признанием разнообразия его территориальных субъектов считалось выражением принципа демократического централизма⁹². Таким образом. Советский Союз был сконструирован вокруг принципа двойной идентичности: этнических/национальных идентичностей (включая русскую) и советской идентичности в качестве основания новой культуры нового общества.

За пределами идеологии территориальный принцип советского федерализма состоял в применении смелой геополитической стратегии, основанной на распространении коммунизма по всему миру. А.М.Салмин предложил интересную модель интерпретации ле-нинско-сталинской стратегии, лежащей в основе советского федерализма⁹³. Советский Союз, по его мнению, был централизованной, но гибкой институциональной системой, структура которой должна была оставаться открытой и приспособленной для приема новых членов, которые должны были присоединяться к системе по мере того, как дело социализма неизбежно побеждало в остальном мире. Вот почему советская Конституция 1924 г. устанавливала право республик не только вступать в Союз, но также и выходить из него, делая такие решения суверенными и обратимыми. История показала, насколько трудным стало применение права на отделение в практике Советского государства. Однако это был принцип, унаследованный из ранних революционных дебатов и воспроизведенный в Конституциях 1936 г. и 1977 г. В течение эры Горбачева этот принцип дал сепаратистским движениям правовую/институциональную базу, поймав, таким образом, революционную идеологию на слове и перевернув, а в конечном счете, разобрав на части странную конструкцию советского федерализма⁹⁴.

В геополитической модели, предложенной Салминым, которая, как кажется, соответствует историческим свидетельствам, касающимся происхождения Советского государства⁹⁵, в качестве областей безопасности и волн экспансии Советского государства как знаменосца мирового коммунизма были очерчены пять концентрических кругов.

Первый круг составляла Россия и подчиненные автономные республики, организованные в РСФСР. Она считалась ядром Советской власти до такой степени, что, как это ни парадоксально, это была единственная республика в СССР, не имевшая собственной коммунистической партийной организации, единственная республика без председателя республиканского Верховного Совета и республика с наименее развитыми республиканскими государственными институтами. Иными словами, РСФСР была заповедным владением КПСС. Характерно, что РСФСР не имела сухопутных границ с потенциально агрессивным капиталистическим миром. Вокруг этого ядра советской власти союзными республиками, формально равными в правах с РСФСР, был сформирован второй защитный круг. Поскольку несколько автономных республик РСФСР, например Чечня, были такими же нерусскими, как некоторые из союзных республик, казалось бы, реальный критерий их включения в одно или другое образование состоял именно в факте, что союзные республики имели непосредственные границы с внешним миром, таким образом действуя в качестве территориальной защиты в целях безопасности. Третий круг образовывали " народные демократии" за пределами Советского Союза, но под прямым советским контролем - в военном и территориальном смысле. Первоначально так были образованы Хорезм и Бухара (позднее разделенные между Узбекистаном и Туркменией), Монголия и Танну-Тува. В 1940-х годах народные демократии Восточной Европы также играли такую роль. Четвертый круг был представлен вассальными государствами просоветской ориентации (со временем в эту категорию вошли такие страны, как Куба, Вьетнам и Северная Корея). Китай никогда в действительности не считался принадлежащим к этой категории, несмотря на триумф коммунизма, и вскоре он стал рассматриваться как геополитическая угроза. Наконец, пятый круг был сформирован международным коммунистическим движением по всему миру как эмбрионами экспансии Советского государства на всю планету, которые разовьются, когда исторические условия предопределят неизбежный закат капитализма⁹⁶.

Это постоянное противоречие между внеисторическим, построенным на классовой основе универсализмом коммунистической утопии и геополитической заинтересованностью в поддержке этнических/национальных меньшинств как потенциальных территориальных союзников определило шизофреническое раздвоение советской политики в национальном вопросе.

С одной стороны, национальные культуры и языки поддерживались и в некоторых случаях реконструировались в союзных республиках, автономных республиках и этнически очерченных территориях (краях). Политика коренизации поддерживалась Лениным и Сталиным вплоть до 1930-х годов, поощряя использование туземных языков и обычаев, осуществляя " утверждающие действия", политику поощрения меньшинств в рекрутировании и карьере в государственном и партийном аппаратах в республиках и благоприятствование развитию эндогенных культурных и политических элит в республиканских институтах⁹⁷. Хотя эта политика страдала от последствий антинационалистических репрессий в годы коллективизации, при Хрущеве и Брежневе ее оживили, и это привело к консолидации в республиках могущественных национальных/этнических элит.

Хрущев зашел так далеко в антирусской политике советского федерализма, что в 1954 г. (как говорят, после тяжелой пьянки в канун украинского национального праздника) внезапно решил передать Крым - исторически русскую территорию - Украине. Более того, в среднеазиатских и кавказских республиках в брежневские годы традиционные этнические сети патронажа объединялись членством в партии, чтобы установить плотную систему, которая связывала номенклатуру, клиентализм и теневую экономику в иерархической цепи личной преданности, которая распространялась вверх вплоть до Центрального комитета в Москве, система, которую Элен Каррер д'Энкосс называет " мафиократией" ⁹⁸. Так, когда в декабре 1986 г. Горбачев попытался очистить коррумпированный партийный аппарат в Казахстане, снятие казаха Динмухаммеда Кунаева, давнего брежневского протеже (Брежнев сам начинал карьеру как партийный шеф в Казахстане), и его замена русским в качестве секретаря партии спровоцировали массовые бунты в Алма-Ате в защиту этнических прав казахов⁹⁹.

Величайший парадокс советской политики в отношении национальностей состоял в том, что русская культура и национальные традиции подавлялись Советским государством¹⁰⁰. Русские традиции, религиозные символы и русская народная культура преследовались или игнорировались в зависимости от нужд коммунистической политики в каждый момент времени. Перераспределение экономических ресурсов шло обратно тому, что должен был бы диктовать " русский империализм" в межреспубликанских обменах¹⁰¹. Россия в итоге несла чистый убыток. Эта ситуация сохранилась и в посткоммунистическую эру (см. табл. 8.5). Если мы обратимся к геополитической теории Салмина, то увидим, что система оперировала так, как если бы сохранение коммунистической власти в России зависело от способности партии заманить в систему другие нации, не только подчиняя их путем репрессий, но также поощряя их преданность, предоставляя им больше ресурсов и прав, чем русским гражданам. Это не исключало, конечно, этнической дискриминации в главных институтах государства, например, в армии и КГБ, где командование в подавляющем большинстве было русским; или политики русификации в языке, в средствах массовой информации, в культуре и науке¹⁰². Однако в целом русский национализм обычно подавлялся (за исключением военных лет, когда наступление нацистских войск заставило Сталина воскресить Александра Невского) не меньше, чем культурная идентичность подчиненных наций. Вследствие этого, когда ослабление контроля в эпоху горбачевской гласности позволило национализму выплыть на поверхность, русский национализм был не единственным из получивших наиболее сильную массовую поддержку, но в альянсе с демократическими националистскими движениями в Балтийских республиках он фактически сыграл решающую роль в демонтаже Советского Союза. В противоположность этому, несмотря на сильную этническую/национальную специфичность, мусульманские республики Средней Азии были последним бастионом советского коммунизма и перешли к независимости только к концу процесса. Это произошло потому, что политическая элита этих республик родилась под прямым патронажем Москвы и их ресурсы сильно зависели от политически мотивированного перераспределительного процесса в Советском государстве¹⁰³.

Таблица 8.5. Баланс межреспубликанского обмена продуктами и ресурсами, 1987 г.

Источник: Гранберг (1993а).

Таблица 8.6. Этнический состав автономных республик России, 1989 г.

Источник: Shaw (1993: 532).

С другой стороны, автономные выражения националистических чувств жестко подавлялись, особенно в течение 1930-х годов, когда Сталин решил сломать хребет всей потенциальной оппозиции его программе ускоренной индустриализации и строительства военной мощи любой ценой. Выдающийся украинский коммунист Микола Скрыпник в 1933 г. совершил самоубийство, поняв, что мечта о национальной эмансипации в пределах Советского Союза была еще одной иллюзией в длинном списке неисполненных обещаний большевистской революции¹⁰⁴. Балтийские республики и Молдова были цинично аннексированы в 1940 г. на базе пакта Риббентропа-Молотова 1939 г., и выражение национальных чувств в этих областях строго ограничивалось вплоть до 1980-х годов¹⁰⁵. Кроме того, этнические и национальные группы, лояльности которых не доверяли, подвергались массовым депортациям с их первоначальных территорий, а их автономные республики были ликвидированы. Так обстояло дело с крымскими татарами, немцами Поволжья, месхетинцами, чеченцами, ингушами, балкарцами, карачаевцами, калмыками¹⁰⁶. Кроме того, миллионы украинцев, эстонцев, литовцев, латышей, подозревавшихся в сотрудничестве с врагом в течение второй мировой войны, ждала такая же судьба.

Антисемитизм был постоянной чертой Советского государства и пронизывал сверху донизу все механизмы политического и профессионального продвижения^107. В дополнение к этому, политика индустриализации и заселения восточных районов привела к эмиграции (стимулируемой Советским государством) миллионов русских в другие республики, в которых они стали значительным меньшинством или даже крупнейшей этнической группой (как в Казахстане), хотя в государственной системе их представляли туземные элиты каждой республики (см. табл. 8.6). В финальном периоде существования Советского Союза около 60 млн. граждан жили за пределами своей родной земли108. Эта в основном искусственная федеративная конструкция была скорее системой кооптации местных/региональных элит, чем признанием национальных прав. Реальная власть всегда была в руках КПСС, и партия на всей советской территории была организована иерархически, прямо передавая приказы из Москвы в партийные организации каждой союзной республики, автономной республики или области ¹⁰⁹. Более того, в результате смешения различных национальных популяций в таком большом масштабе и в течение столь длительного времени возникла новая советская идентичность, состоящая не только из идеологии, но и из семейных связей, дружбы и отношений по работе.

Таким образом. Советское государство признало национальную идентичность, за странным исключением русской идентичности, но одновременно оно определило идентичность в институтах, организованных на базе территориальности, в то время как национальные популяции во всем Советском Союзе были смешаны. В то же время оно практиковало этническую дискриминацию и запрещало выражение автономных националистических чувств вне сферы коммунистической власти. Эта противоречивая политика создала очень нестабильную политическую конструкцию, которая просуществовала лишь до тех пор, пока можно было поддерживать систематические репрессии с помощью национальных коммунистических политических элит, которые имели в Советском федеративном государстве свои корыстные интересы. Но, проводя канал идентичности в национальном/ этническом самоопределении в качестве единственно допустимого альтернативного выражения доминирующей социалистической идеологии, динамика Советского государства создала условия для того, чтобы ему бросили вызов. Политическая мобилизация национальных республик, включая Россию, против надстройки вненационального федеративного государства была рычагом, который фактически и привел к коллапсу Советского Союза.

Новый советский народ как целостность, культурно отличная от каждой исторической национальности, был еще слишком хрупким, чтобы противостоять наступлению гражданских обществ на Советское государство. Парадоксально, но эта хрупкость в большой степени объяснялась коммунистическим упором на права национальных культур и институтов в рамках Советского государства, и этот упор непосредственно мотивировался геополитическими интересами КПСС как авангарда коммунистического движения, нацеленного на власть над миром. Поскольку народам было позволено самоопределение на основе их первичной национальной/этнической принадлежности, идеологический вакуум, созданный падением марксизма-ленинизма, свел условия культурных дебатов к противостоянию между вялым цинизмом и заново открытым национализмом. Под железной рукой неограниченной коммунистической власти национализм лишь слегка сотрясал почву, но как только из-за политической необходимости процесса перестройки давление ослабло, сейсмические волны разрушили фундамент Советского государства.

⁸⁰ Carrere d'Encausse (1978).

⁸¹Nekrich(1978).

⁸² Motyl (1987); Lane (1990).

⁸³ Simon (1991).

⁸⁴Carrere d'Encausse (1991); Khazanov (1995).

⁸⁵Suny (1993: 101, 130).

⁸⁶Теоретический анализ отношений между национализмом и мобилизацией, проведенной леиинист-скими элитами, см. Jowitt (1971, особенно Part 1), который помещает свои аналитические основы в сравнительную перспективу.

⁸⁷Pipes (1954).

⁸⁸Singh (1982); Hill (1985); Kozlov (1988).

⁸⁹Саггеге d'Encausse (1987).

⁹⁰Цит.пo.: Singh(1982: 61).

⁹¹ Suny(1993: llOff).

⁹² Rezun (1992).

⁹³ Sa\min(1992).

⁹⁴Об отношениях между национально-территориальным принципом советского федерализма и процессом распада Советского Союза см. глубокий анализ Гранберга (19936). Перечень событий см. Smith (1992).

⁹⁵ Suny(1993: 110ff).

⁹⁶Conquest (1967); Singh (1982); Mace (1983); Carrere d'Encausse (1987); Suny (1993).

⁹⁷Suny (1993: ch. 3).

⁹⁸Carrere d'Encausse (1991: ch. 2).

⁹⁹Wright (1989: 40-5, 71-4); Carrere d'Encausse (1991).

¹⁰⁰Suny (1993); Галина Старовойтова: лекция в Центре славянских и восточноевропейских исследований Университета Беркли, февраль 1994 г., заметки Эммы Киселевой.

¹⁰¹ См., среди прочего, работы Александра Гранберга, Granberg and Spehl (1989); Granberg (1993a).

¹⁰² Rezun (1992).

¹⁰³Carrere d'Encausse (1991).

¹⁰⁴ Mace (1983).

¹⁰⁵ Simon (1991).

¹⁰⁶ Nekrich (1978).

^{107Pinkus (1988). 108 Suny (1993).}

¹⁰⁹Gemer and Hedlund (1989).

8.4 Последняя перестройка¹¹⁰

В апреле 1983 г., примерно через шесть месяцев после смерти Брежнева, закрытый семинар, организованный в Новосибирске отделом социологии и Института экономики промышленного производства Академии наук СССР, собрал вместе 120 участников из 17 городов для обсуждения смелого доклада, который осудил " существенное отставание производственных отношений в советском обществе от развития его производительных сил" ¹¹¹. Новосибирский доклад, предназначенный исключительно для служебного пользования, таинственным образом просочился в Washington Post, которая опубликовала его в августе 1983 г. Влияние доклада за границей побудило Горбачева, еще не имевшего полной власти, прочесть и неформально обсудить доклад в высших кругах партии. Доклад был подготовлен под руководством социолога Татьяны Заславской в Новосибирском институте. Директором института в то время был один из ведущих советских экономистов Абел Аганбегян. Всего два года спустя Аганбегян стал старшим экономическим советником только что назначенного генерального секретаря Михаила Горбачева. С Татьяной Заславской, как с директором первого серьезного Института общественного мнения в Москве, часто консультировался Горбачев до тех пор, пока ее данные не начали показывать снижение его популярности в 1988 г. Обычно считается, что тезисы, представленные в новосибирском документе, непосредственно вдохновили доклад Горбачева XXVII съезду КПСС 23 февраля 1986 г. В своем докладе Генеральный секретарь поставил под вопрос господство " административных методов" в управлении сложной экономикой, провозгласив то, что оказалось самой амбициозной перестройкой в российской истории.

Горбачевская перестройка родилась из попыток Андропова вывести партийный корабль из застойных вод последних брежневских лет¹¹². Будучи шефом КГБ с 1967 г., Андропов имел достаточно информации, чтобы знать, что теневая экономика распространилась на всю систему, вызывая дезорганизацию командной экономики и распространив коррупцию на высшие уровни государственного руководства, вплоть до семьи Брежнева. Трудовая дисциплина рухнула, идеологическая обработка столкнулась с массовым цинизмом, поднималось политическое диссидентство, а война в Афганистане показывала, насколько технология советских вооруженных сил отставала в обычных, основанных на электронике вооружениях. Андропов добился успеха, получив поддержку младшего поколения советских лидеров, которые выросли в постсталинистском обществе и были готовы модернизировать страну, открыть ее миру и положить конец менталитету осадного положения, который еще господствовал в старой гвардии Политбюро.

Таким образом, системные противоречия, очерченные в предшествующих разделах нашего исследования, дошли до критической точки потенциального краха. Но осторожное советское руководство не было готово рисковать. Как часто бывает в истории, структурные сдвиги не затрагивают исторические процессы до тех пор, пока не объединяются с личными интересами социальных и политических деятелей. В действительности, эти новые деятели были способны организоваться в КПСС вокруг Андропова только потому, что назначенный Брежневым наследник - Андрей Кириленко - был инвалидом из-за атеросклероза. Несмотря на краткое пребывание у власти (15 месяцев с момента выбора на пост Генерального секретаря до своей смерти) и очень слабое здоровье в течение этих месяцев, Андропов сыграл решающую роль, проложив путь горбачевским реформам, назначив Горбачева своим заместителем, очистив партию и создав сеть реформаторов, на которых Горбачев мог позднее опереться¹¹³. Этих реформаторов трудно назвать либералами. Ведущими членами группы были Егор Лигачев, идеолог, который затем возглавил сопротивление Горбачеву в период перестройки, и Николай Рыжков, который позже, как горбачевский премьер-министр, защищал командную экономику от либеральных предложений Шаталина, Явлинского и других сторонников рыночной экономики. Первоначальные андроповские проекты реформ были сосредоточены на восстановлении порядка, честности и дисциплины в партии и на рабочих местах с помощью сильного и честного правительства. И в самом деле, после того как при коротком правлении Черненко пали последние бастионы старой гвардии, и Горбачев в марте 1985 г. был, наконец, избран, его первый вариант перестройки почти повторял андроповские темы. Были заявлены две главные политические цели: технологическая модернизация, начиная со станкостроения, и восстановление трудовой дисциплины путем призыва трудящихся к ответственности и решительной антиалкогольной кампании.

Вскоре стало очевидным, что исправление недостатков советской системы, описанных в новосибирском докладе, требовало глубокой реконструкции институтов и политики, внутренней и внешней¹¹⁴. Историческая заслуга Горбачева состоит в том, что он понял эту необходимость и посмел ответить на вызов, продолжая верить в фундаментальные принципы коммунистической партии, которая вынесет болезненную перестройку, и из этого процесса возникнет новый здоровый социалистический Советский Союз. В 1986 г. на XXVII съезде КПСС он обнародовал ряд политических мер, которые останутся в истории как горбачевская перестройка.

Последняя коммунистическая перестройка, как и ее предшественницы в советской и русской истории, шла сверху вниз без какого-либо участия гражданского общества в ее начале и раннем осуществлении. Она не была реакцией на давление снизу или извне системы. Она была нацелена на исправление внутренних недостатков изнутри системы, сохраняя нетронутыми ее фундаментальные принципы: монополию коммунистической партии на власть, командной экономики и унитарного Советского государства со статусом сверхдержавы.

В самом строгом смысле слова, горбачевская перестройка включала ряд политических мер, нацеленных на реформацию советского коммунизма. Решения принимались лично Горбачевым между февралем 1986 г. (XXVII съезд) и сентябрем-ноябрем 1990 г., когда он отверг план перехода к рыночной экономике (" 500 дней") и уступил давлению ЦК КПСС, назначив консервативное правительство, которое почти остановило реформы и со временем устроило в августе 1991 г. переворот против самого Горбачева.

Перестройка имела четыре разных, однако взаимосвязанных измерения: а) разоружение, освобождение стран советской империи в Восточной Европе и окончание холодной войны; б) экономическая реформа; в) постепенная либерализация общественного мнения, средств массовой информации и культурных выражений (так называемая гласность); г) контролируемая демократизация и децентрализация коммунистической системы. Довольно важно, что националистические требования в Советском Союзе не стояли в повестке дня до тех пор, пока конфликт в Нагорном Карабахе, мобилизация в Балтийских республиках и бойня в Тбилиси в 1989 г. не заставили Горбачева обратиться к этим проблемам.

Окончание холодной войны останется в истории как фундаментальный дар Горбачева человечеству. Без его личного решения поймать Запад на слове и преодолеть сопротивление советских ястребов в истеблишменте КГБ было бы маловероятно, что процесс разоружения и частичного демонтажа советского и американского ядерного арсенала зашел бы так далеко, как сейчас, несмотря на ограничения и задержки в этом процессе. Более того, инициатива Горбачева сыграла решающую роль в падении коммунистических режимов в Восточной Европе, поскольку он даже угрожал (за сценой) использовать советские войска, чтобы помешать намерению Штази расстрелять демонстрации в Лейпциге. Отказ от контроля над Восточной Европой был блестящим ходом Горбачева, сделавшим разоружение и поистине мирное сосуществование с Западом возможными. Оба процесса были незаменимы для атаки на проблемы советской экономики и установления ее связи с мировой экономикой, что и было конечной целью Горбачева. Только если бремя гигантских военных усилий снималось с плеч Советского государства, человеческие и экономические ресурсы можно было переориентировать на технологическую модернизацию, производство потребительских товаров и повышение жизненного уровня населения, открывая таким образом новые источники легитимности советской системы.

Однако экономические реформы оказались трудновыполнимыми, даже принимая в расчет надежды на будущее разоружение¹¹⁵. Конверсия военных предприятий оказалась настолько обременительной, что ее не удалось провести даже после нескольких лет посткоммунистического режима в России. В 1986 г. упали мировые цены на нефть, обусловив падение производительности и объемов добычи на сибирских нефтяных и газовых месторождениях. Как следствие, валютный иуфер, который около десятилетия оберегал Советский Союз от крупных экономических нехваток, стал истончаться, увеличивая трудности переходного периода. Трагическая ядерная катастрофа в Чернобыле в апреле 1986 г. показала, что технологическая отсталость советского индустриализма достигла опасного уровня. На деле катастрофа помогла либерализации, дав Горбачеву дополнительные аргументы в пользу перетряхивания государственной бюрократии. Однако наиболее серьезные препятствия экономической реформе возникали в Советском государстве, даже в рядах самих горбачевских реформаторов. Хотя соглашение о постепенном движении к введению полурыночных механизмов в некоторых секторах (главным образом жилья и услуг) было достигнуто, ни Горбачев, ни его экономические советники на деле не собирались признать частную собственность на землю и средства производства, либерализи-ровать цены во всей экономике, освободить кредит от прямого контроля Госбанка или демонтировать ядро плановой экономики. Попробуй они начать эти реформы по типу " 500 дней" - плана, разработанного Шаталиным и Явлинским летом 1990 г., - они столк-' нулись бы с упорной оппозицией со стороны советского государственного аппарата и руководства коммунистической партии. Именно это и в самом деле произошло, когда они намекнули на такую возможность летом 1990 г. В основании трудностей, внутренне присущих перестройке, лежала личная и политическая противоречивость Горбачева, который пытался реформировать систему, используя коммунистическую партию и одновременно двигаясь в направлении, которое должно было в конечном счете подорвать власть самой партии. Политика " стой и иди", вытекавшая из таких половинчатых реформ, буквально дезорганизовала советскую экономику, спровоцировав массовый дефицит и инфляцию. Инфляция питала спекуляцию и нелегальное накопление запасов, готовя почву для еще большего распространения теневой экономики во всех областях деятельности. От вспомогательной роли прибыльного паразита командной экономики теневая экономика перешла к захвату целых секторов торговли и распределения товаров и услуг, так что на долгое время (и еще более - после падения коммунизма) бывшая теневая экономика со своими когортами криминальных мафий и коррумпированных чиновников стала господствующей организационной формой, ориентированной на прибыль экономической деятельности в Союзе и в обществах, которые ему наследовали¹¹⁶. Захват теневой экономикой самых динамичных экономических секторов еще более дезорганизовал бывшую плановую экономику, ввергнув ее в 1990 г. в хаос и гиперинфляцию.