Хаос на коротком поводке

Взгляд на дракона как на соперника-соблазнителя, характерный для славянской языческой традиции, христианской русской культурой унаследован не был. По мере христианизации Руси набирал популярность совсем другой образ дракона, уже известный нам и из греческой мифологии, и из Откровения Иоанна Богослова — образ дракона-сатанаила, " твари богомерзкой ".

Самым востребованным сюжетом драконоборения становится подвиг святого Георгия (также Егория Храброго). В четырнадцатом веке изображение Поединка Номер Один попадает на эмблему, а позднее — в центр герба города Москвы и становится частью государственного герба Российской империи, символизируя историческую драму народа-богоносца, наперекор всем напастям противостоящего Мировому Злу.

В сюжете о святом Георгии дракон напрочь утрачивает свою сексуальность, превращаясь в агрессивное воплощение хаоса, интересующееся исключительно едой и человеконенавистничеством, в родного брата вредоносного библейского " змия", отравляющего жизнь рода людского от самого грехопадения. Святой должен усмирить его посредством своей духовной силы и тем самым уподобиться архангелу Михаилу, низвергающему " дракона и ангелов его" с небес на землю. Согласимся: эта задача посложнее " сказочной", состоящей в том, чтобы снести вражине голову. Фигура христианского святого и воина-мученика Георгия естественным образом завершает ряд богов-драконоубийц, в котором индийский Индра соседствует с Зевсом, Аполлоном и скандинавским Тором.

Сказочному Горынычу всегда не везло с богатырями. Рисунок И. Билибина.

Согласно легенде, христианский воин Георгий проезжал окрестности некоего города в Ливане, даже не подозревая о том, что неподалеку объявился дерзкий и ненасытный дракон, требующий с людей дани в виде хорошо сложенных юношей и девушек. В день, когда Георгий решил напоить своего коня возле рокового болота, очередь быть съеденной драконом дошла до дочери правителя. (Из этого средневековый слушатель сразу делал вывод о том, сколь далеко зашли " драконьи бесчинства", хотя наш современник наверняка употребил бы здесь слово " беспредел".) Возле воды Георгий обнаружил обреченную девицу. Казалось бы, христолюбивому воину ничего не оставалось, кроме как надеть шлем, опустить копье — и вот уже слышится хлопанье крыльев, леденящие душу вопли и хищный лязг железа...

Но история о Георгии Победоносце имеет одно серьезное отличие от других ей подобных. Святой Георгий укротил змея не оружием (как на гербах и эмблемах), но силою молитвы. Тварь, обессиленная, упала к его ногам, готовая принять любые издевательства, которые, разумеется, не замедлили воспоследовать — вскоре освобожденная дева на поводке повела дракона в родной город. Когда живописная троица вернулась в лоно цивилизации, горожанам не осталось ничего иного, кроме как выслушать пламенную проповедь Георгия и принять крещение, ибо аргументу в виде когтистого, чешуйчатого монстра, побежденного силою святого слова, было нечего противопоставить даже самым закоренелым язычникам. Лишь только после этого Георгий убил дракона, окончательно потерявшего свою функциональность даже в качестве наглядного пособия, и превратился для рыцарей грядущих поколений в идеальный символ победы. Его боготворили и крестоносцы, уверенные в том, что святой воин вместе с ними штурмовал Иерусалим, и куртуазные поэты, полагавшие его подвиг, совершенный ради Прекрасной Дамы, эталоном рыцарственности, и европейские романтики — словом, на его месте хотел быть каждый. Другое дело — а смог бы?