Глава 13. Они не виделись четыре дня

Они не виделись четыре дня. Два из них Морозов провел за городом вместе с дочерью. В воскресенье поздно вечером Катю привез водитель, одну, без отца. В понедельник и вторник Виталий дома тоже не появился. Внешне его домочадцы беспокойства не проявляли, поэтому Лиза сделала вывод, что такие отлучки для них привычны. В ночь с пятницы на субботу алкоголь слегка помутил его разум. Но не настолько, чтобы на трезвую голову он мог испугаться последствий. Поэтому она ни в коей мере не считала себя виновницей его исчезновения. Зачем ему скрываться от нее, ведь Лиза ни на что не претендовала, не требовала для себя особых условий, тем более, клятв или горячих признаний. Вернее всего, он в командировке, а, может, важные дела держат его на заводе?

Все эти дни Лиза думала о Морозове непрестанно. В ее душе что-то стронулось с места, открыв в ней зияющую пустоту, которую не могла заслонить даже неистовая любовь к Саше. Частичку этой неистовости она перенесла на Виталия, и с ужасом понимала, на какое несчастье себя обрекла, влюбившись в этого человека.

Во вторник вечером, уложив Сашу пораньше, она вопреки сложившейся традиции отправилась не в библиотеку, а спустилась в столовую к Зое. Та в одиночестве раскладывала на столе пасьянс, и если удивилась появлению Лизы, то очень умело это скрыла, и тотчас захлопотала.

— Чаек будем пить! Сегодня пирожки с ливером затеяла печь, а есть их некому. Катерина носом крутит, ей, видите ли, только с вареньем подавай. Зинаида вообще печеное не есть. Уже не знаю, чем их кормить. Одна на тебя надежда!

Зоя не вспомнила про хозяина, верно, сегодня его тоже не ждали. А Лизу все время тянуло посмотреть в окно. Она потому и спустилась в столовую, что из ее окон были видны ворота, сквозь которые въезжали во двор машины.

По правде, она не находила себе места. Нервы ее были натянуты, странные предчувствия будоражили душу. Ей казалось, что падающий снег не только замел все следы. Он навсегда отгородил ее от Виталия.

Она испытывала разные чувства: горечь, обиду, разочарование, стыд… Она была уязвлена его исчезновением, но в то же время томилась в радостном предчувствии встречи с ним, и тут же опасалась, что на здравую голову он сделал те самые выводы, которые заставят его другими глазами посмотреть на ее пребывание в доме.

Лизе хотелось забиться в угол, сжаться в комок, прикрыть голову руками. Точно так же, как в детстве, когда она пыталась спрятаться от пьяных криков, грязной брани, мерзких лап собутыльников матери.

Сейчас ей хотелось спрятаться от самой себя, от этих навязчивых дум о Виталии. Она не пыталась вспомнить, что с ней произошло, она старалась представить, что с ней случится дальше. И от этого на душе становилось так муторно, так гадко, что хотелось задрать голову вверх и завыть от полнейшей безнадеги, от предчувствия неизбежной разлуки с Сашей и его отцом.

Зоя сегодня ужинала в одиночестве. Катя вернулась из гостей, поздравляла подругу с днем рождения. И на настойчивые призывы Зои ответила, что сыта, и ей надо подготовиться к завтрашним урокам. Зинаида Тимофеевна к ужину тоже не вышла. Она вплотную занялась своим здоровьем и выпивала на ночь только стаканчик кефира. Зоя по этому поводу злословила: стойкости Зинаиде Тимофеевне хватало до четырех утра. Дважды домработница заставала ее у холодильника в столь ранний час, и делала вид, что верит ее объяснениям. А после ворчала:

— Кефирчику ей захотелось, видите ли, ни свет, ни заря! А где он кефирчик? Откуда ему взяться? С вечера все вылакала и упаковку в мусор выбросила. Колбасу она искала, чайную. Я недавно батон купила. Смотрю, никто не ест, а колбаса убывает…

— Скажешь тоже, Зоя, — удивлялась Лиза. — Зачем ей тайком колбасу есть? Она же здесь хозяйка.

— Хозяйка! — Фыркала сердито Зоя. — Хотелось бы ей стать хозяйкой, но поезд да-авно ушел! Ты не думай, колбасу мне не жалко. Только зачем она зудит постоянно: «Зоя, ты толстеешь, потому что ешь все подряд! Надо переходить на овощи и кефир! Посмотри, сзади меня до сих пор принимают за девушку!». Я не выдержала и спросила как-то: «А спереди вас за кого принимают? За пионерку двадцатых годов?» Так она неделю со мной не разговаривала, счастье-то какое!

Лиза подобные разговоры не любила. Она не знала, как себя вести при этом. Поддерживать Зою в ее нападках на Зинаиду Тимофеевну она считала недостойным, ведь в глаза этой зловредной старухе ни та, ни другая подобных замечаний никогда бы не сделали. И не оттого, что побаивались ее, просто не хотели лишних скандалов. Поэтому все разговоры на кухне были пустыми, ничего в ситуации не меняющими. Зоя выпускала пар доступными ей способами, а Лиза выступала в роли слушательницы и главным образом помалкивала. Но Зоя и не нуждалась в союзниках. Ее статус в доме был непоколебимым. Это понимала даже Зинаида Тимофеевна, которая не привыкла обременять себя заботами, и поэтому терпела и Зоино ворчание, и ее редкие, но едкие подковырки.

Но Лиза до сих пор оставалась здесь на птичьих правах. И зыбкость своего положения стала ощущать еще больше после той безрассудно-шальной ночи, когда поняла, что Виталий ей дорог ничуть не меньше, чем Саша. И страх перед неизбежным расставанием и с тем, и с другим вырос вдвойне. Даже сейчас в минуты Зоиных откровений, она не смела спросить ее, где Морозов, почему он не появляется дома? Все домашние наверняка в курсе, но никто не счел нужным сообщить ей об этом. Само собой предполагалось, что такие вопросы не должны ее интересовать. Ее первейшая забота — малыш. Он должен быть сытым, чистеньким, здоровым. Она имеет право прогуляться с ним по двору, столько раз, сколько позволяет погода, но за территорию усадьбы выйти одной — ни-ни! Только с Зоей или с охранником. Лиза знала, на этом настояла все та же Зинаида Тимофеевна. Старуху мучил маразм. Она подозревала, что Лиза ждет весны, чтобы с наступлением тепла сбежать из дома, естественно, прихватив с собой Сашу.

Лизе не хотелось думать, что подобный приказ отдал Виталий. Он должен понимать, что Лиза не посмеет забрать ребенка из дома, где его любят, лишить малыша лучшего будущего, которого она не способна ему обеспечить. Скорее всего, она уйдет одна, но тогда ее не удержит никакая охрана! Но об этом она тоже старалась не думать. До весны оставалось еще полгода. И она просто жила, наслаждаясь каждой минутой, каждым часом, каждым днем, проведенным рядом с сыном.

Большую часть времени она коротала в детской. Забот ей, как всякой молодой матери, хватало. Единственным развлечением были книги. Телевизор она не смотрела, потому что для этого надо было спуститься в гостиную. Но ее оккупировала Зинаида Тимофеевна, а Лиза предпочитала лишний раз с ней не встречаться. Она знала, что когда-нибудь ее нервы не выдержат, она даст достойный отпор старой мерзавке. Но только после этого ей придется навсегда распрощаться с домом, с Виталием и его семьей. Потому что в этой семье ей никогда не найдется места…

Мысли ее ходили по кругу, начинались с одного человека и заканчивались им же. А после вечерней беседы с Зоей они завертелись с удвоенной силой. Дело в том, что Зоя очень быстро заметила ее беглые взгляды в окно. И подливая себе в очередной раз чаю, заметила:

— Завтра авралить буду! В четверг хозяин прилетает из Москвы. Вячеслав говорит, прямо с заимки его забрал. Еле успели к самолету. В министерство вызвали. Дай бог, из нашей дыры в Москву переведут. Говорят, какой-то важный пост предлагают, а он уже два раза отказывался. Если в третий раз предложат, наверно, не выдержит…

Лиза стиснула зубы, чтобы не выдать своего потрясения. А Зоя откусила пирожок и, безмятежно прихлебывая чай, продолжала:

— На днях у нас с ним разговор был. В пятницу, кажись. Вот так, как с тобой. Даже винца выпили. И он мне сказал: «Зоя, дорогая! Ты единственный человек в доме, кому я доверяю!». Она мелко захихикала, и, подавившись чаем, принялась кашлять. Откашлявшись, вытерла слезы на глазах. — Без меня он никуда. В Москву предложат, с имя поеду. А вот Зинку вряд ли возьмет. Только она про то не знает, и Катерину подначивает, чтобы она на отца повлияла, бабушку, дескать, с собой забрать.

— Он согласился?

— Виталий, что ли? — переспросила Зоя. — Я ж сказала: на кой ляд она ему нужна? У нее в Саратове квартира, дача. Пускай к себе убирается… — Тут Зоя заметила, что Лиза едва притронулась к ее пирожкам, и расстроилась. — Почему не ешь? Тоже фигуру бережешь? Так тебе дите кормить надо! Ешь, давай!

— Зинаида Тимофеевна заявила мне, что кормить Сашу грудью она позволит только до года. Я так понимаю, после этого мне покажут на дверь.

— Дура ты, Лиза! — добродушно заметила Зоя. — Здесь не Зинка распоряжается, кого и сколько кормить. Нужно будет, до двух лет станешь кормить. Это уж как Виталий решит.

— Он быстро решит, — вздохнула Лиза, — особенно, если в Москву получит назначение.

— А ты чего боишься? — удивилась Лиза. — Тебя в первую очередь возьмут. Тут даже не беспокойся!

— Я не беспокоюсь, — Лиза скривилась, как от зубной боли. — Я сама уйду, как только пойму, что не нужна здесь. Мне даже говорить не надо, я как собака понимаю…

— Что ты понимаешь? — Зоя посмотрела на нее с сожалением. — Ты жизни настоящей не видела. А это суровая штука, и не каждый с ней умеет справиться. Без помощи людской ни за понюшку табака сгинешь!

— Мне пообещали восстановить документы. Если пройду медкомиссию, вернусь в армию. Работа найдется, а служить я умею.

— Какая служба? — Всплеснула руками Зоя. — Тебе замуж надо выходить, детей рожать… — Она перегнулась через стол, заглянула в глаза Лизе и зашептала: — Что ты сидишь, как тетерка на гнезде? Такой мужик рядом пропадает! Бабы табунами подле него вьются, а ему никого не надо. Так и говорит, не хочу своим детям мачехи.

— Причем тут я? — Лиза резко поднялась из-за стола, но Зоя вскочила следом и надавила ей на плечо. — Садись, садись! Ишь, прыткая какая! Причем она? Да притом, что я вижу, как он на тебя косится. Шестой десяток на свете живу, кое-что понимаю! Я его тут слегка подзадорила, так покраснел, как пацан, глаза прячет.

— Что значит «подзадорила»? — Лиза подобралась. Глаза ее настороженно блеснули.

— Да ничего особенного! — махнула рукой домработница. — Сказала, правда: «Мачехи те, что на стороне, а в доме — мать! И чем Лизка не мать вашим детям?».

— З-Зоя! — Ахнула Лиза. — Зачем ты? Подумает еще, что я тебя подговорила!

— Больно надо — подумает! У него для того голова и приставлена! Только что закраснела? — Зоя лихо подмигнула ей и с заговорщицким видом прошептала: — Уж не сладилось ли у вас? В окно, смотрю, взгляды бросаешь, да и ночью той, показалось мне…

— Что тебе показалось? — враждебно спросила Лиза. — Следила, что ли?

— Да, Господь с тобой! — Перекрестилась Зоя. — Я разговор ваш услышала, вышла посмотреть, кто там полуночничает, и сразу назад. Ей-богу, сразу назад, и в постель! И ты не злись, я ведь за то, чтобы у вас сладилось. С тобой мы быстро к согласию придем, не то, что с этой змеюкой! — И она весьма красноречиво кивнула в сторону соседского особняка. Но тут новая мысль пришла ей в голову. Зоя поманила Лизу к себе пальцем. — Слушай сюда! Тут неподалеку баба одна проживает. Экстрасенс по-ихнему, а по-нашему, гадалка, ведунья… Словом, понятно, о чем я? Надо к ней съездить, пусть судьбу твою расскажет. Про хозяина и Сашеньку тоже спросишь…

— Не буду я, — сказала Лиза глухо. — Ни к каким гадалкам я не поеду. Спрашивать никого не буду, привораживать не буду, и судьбу свою знать наперед не хочу. Что случится, то случится. Но это будет мое, без всяких чар и колдовства. Насильно мил не будешь! И грех на душу я не возьму! Прости, Зоя, но я пошла спать. — Она решительно отвела Зою рукой и направилась к выходу из столовой.

— Не поедешь, так подари его Райке. Та все пороги у всяких магов оббила, кучу денег влупила…

— И что? Помогло? — Лиза остановилась на пороге и, оглянувшись, усмехнулась. — Вот тебе пример халтурной работы твоих кудесников.

— А этого никто не знает! — вздохнула Зоя. — Бегает наш Виталий Александрович от нее, пока бегает, а после как в мозгу заклинит! Мужики — они слабые! Потому и привораживают их негодные бабы! А те, что со своими принципами носятся, после локти кусают. Почему я такая умная, пригожая, ласковая, а какая-то сучка мужика у меня увела? А потому и увела, что принципов не имеет, и всеми способами мужика на себя тянет. Не знаю, если врут, то я тоже вру: на днях мне одна женщина рассказала, что Райка день за днем две недели к ее соседке бегала. Аглая ее зовут. Сколько помню, она именно такими делишками занимается. Райка по слухам ей тыщу долларов отвалила, чтобы хозяина нашего приворожить.

— Вранье все это! — махнула рукой Лиза. — Откуда ты знаешь, что она на твоего хозяина колдовала?

— Так про то же все в городе говорят! — Зоя покачала головой. — Вас, между прочим, тоже в одну постель уложили. На рынок нельзя выйти, так и лезут с расспросами.

— И что ты отвечаешь?

— Я? — расплылась в улыбке Зоя. — То и отвечаю, дескать, в ногах у них не стояла и свечку не держала. И действительно, откуда мне про вас знать, и, главное, зачем? — Она хитровато прищурилась. — А что слабо хозяина у Райки увести?

— Я не собираюсь уводить его, — заметила сухо Лиза. — В отличие от Райки у меня другие заботы!

— Да ты притворяйся, только не передо мной, — рассердилась Зоя. — Я что Виталия Александровича не знаю. Слова лишнего не сболтнет, бывало, а тут по утру спросил, в субботу, значит: «А что Лиза спит еще?». Заметь, не про сына решил узнать, а про тебя. С чего бы это?

— Зоя, — Лиза недовольно посмотрела на нее, — надзиратель из тебя никудышный. Приглядывай лучше за Раисой, чтобы не заделалась твоей хозяйкой. Виталий Александрович уезжал из дома, и вполне объяснимо, что он хотел поговорить со мной о Саше.

— И не пригласил тебя съездить на заимку?

— Приглашал, но я отказалась. Ему следует прежде наладить отношения с дочерью.

— Ты права, — Зоя подперла щеку ладонью и пригорюнилась. — Совсем Катерина сдурела. Бабка без конца ее подзуживает, настраивает против тебя. А так она девочка славная. Сильно переживала, когда мать их с отцом бросила. Придет ко мне, прижмется, и молчит, молчит… Я и так, и этак. Настряпаю, наготовлю, а она как птичка, клюнет пару раз, и все! Исхудала вся, вытянулась, как тростинка! Одни глаза остались…

— Ты знаешь, я очень люблю Сашу, — тихо сказала Лиза, — но я не стану привораживать его отца, не стану заигрывать с его дочерью. Да, она — славная девочка, и где-то я ее понимаю. Ее мать была абсолютно другой женщиной. Мне такой никогда не стать. Поэтому я ни на что не надеюсь, ничего другого не хочу, только бы мне позволили подольше побыть с Сашей. Я знаю, это не навсегда. Мне нужно будет уехать, устраиваться в жизни, искать работу… Как долго это продлиться, когда кончится терпение у твоего хозяина, это известно ему одному. Я не знаю, отчего оно кончится: заведет ли он себе женщину, надоест ли ему ссориться с тещей, или победят капризы его дочери, но когда-нибудь, он скажет мне: «Все, Лиза! Пора тебе уезжать!». И я уеду! Саше найдут хорошую няньку, отдадут в садик… — Она судорожно перевела дыхание. — Все хорошее очень быстро заканчивается. Несмотря ни на что, я была здесь счастлива…

— Лиза, — Зоя смотрела на нее, округлив глаза, — кого ты обманываешь? Ты в него по уши влюбилась! Меня на мякине не проведешь! Так это ж здорово как! Я нутром всем чувствую, сладится у вас! Непременно сладится! Только чуть-чуть постарайся! Не гляди букой, чаще улыбайся! И джинсы не надевай больше, в платье тебе лучше… По-домашнему это, и ноги у тебя кра…

— Не выдумывай! — оборвала ее Лиза. — Ни в кого я не влюбилась! И больше таких разговоров не затевай! Я не собираюсь лезть в семью, где меня ненавидят.

Она быстро вышла из комнаты, и не слышала, как Зоя с досадой проворчала ей вслед:

— И впрямь дикая! В жизни ни бельмеса не смыслит, а туда же…