Эрнст Хейнкель. Конструктор. 1932 год.

После возвращения в Германию я с новой энергией окунулся в работу над проектами новых машин. Тормозило только то, что по-прежнему соблюдались Версальские ограничения. А ещё мне один «геноссе» мешал, так называемый. Да вы все его знаете, Вилли Мессершмидт. Мы с ним в первый раз ещё на совещании у фон Секта сцепились, когда он золотые сундуки наобещал, да ничего не выполнил к сроку, вот и пришлось нашему рейхсверу мои старые «Хе-46» пока использовать. Правда, базировались они в России. Не знаю, как там они эту афёру провернули, но было это. С той поры у меня отношения с профессором испортились. И начались проблемы. То одно не так, то другое. Достали меня партайгеноссе своими придирками. Да и дела плохо пошли. Заказов меньше стало, продажи упали. Тяжёлые времена наступили. Однажды вечером сижу я у камина, сигарету курю, ищу выход из сложившейся ситуации. Вдруг звонок телефонный. Трубку снял, а там голосок такой приятный женский:

— Герр профессор Хейнкель?

— Я, — отвечаю, — слушаю.

— Вас беспокоят из русского посольства. Не могли бы вы прибыть к нам завтра в 12.00?

Подумал я, помолчал немного — в трубке вежливо ждут. Потом согласился. С утра велел машину мне подать, смокинг одел, цилиндр. Всё, как полагается. Поехали. Добрались до особняка посольства, водитель ещё посигналить не успел, как ворота распахнулись, а там почётный караул, да ещё ковровая дорожка и сам Посол встречает. Я с ним давно знаком был, ещё по России.Помогал он мне заказ один протолкнуть вне очереди. Спасибо графу Игнатьеву за это. Ладно. Прошли мы наверх, на второй этаж в кабинет посольский, сели по креслам, и приступил господин посол к делу. А суть его такова: зная осложнения, возникшие у меня в последнее время, Верховный правитель России Лавр Георгиевич Корнилов делает мне необычайно щедрое предложение. Обеспокоенный фактическим отсутствием у России промышленных мощностей на Дальнем Востоке он предлагает мне построить заводы к новом городе Герогиевск-на-Амуре, который уже заложен. Финансирование — русское. Мой взнос — рабочие и мозги. В смысле, инженеры. Кроме того Верховный гарантирует, что без заказов мы не останемся. Ну и все вытекающие из этого. Посидел я, подумал. И согласился. Сразу всё завертелось, закрутилось. Русские, они, когда надо, очень быстро всё делают. Через два дня я уже на холме над Амуром стоял и на панораму стройки любовался. Такого я ещё не видел: народу — тысячи. Кто землю возит, кто лес пилит. Экскаваторы коптят, благо, спиленного леса для топок навалом, бетономешалки крутят. Там холм сносят, тут овраг засыпают. Слева уже фундамент заливают, справа — пристань огромную строят. Никогда такого масштаба не видел! Чуствуется, что истинно по-русски, с размахом! Понравилось мне здесь. А природа какая… Просто словами не описать, до чего красиво! Настоящее море, без конца и края перед глазами колышется… Только зелёное…

Я когда главному архитектору Щусеву старые проекты своего предприятия показал, германские, Алексей Викторович на них посмотрел и один вопрос задал:

— Скажите, господин Хейнкель, сколько вы собираетесь машин выпускать?

Когда я ему ответил, он долго смеялся, и посоветовал мне увеличить это колличество раз в десять, а лучше — в двадцать. Россия — страна огромная, и самолётов ей нужно во столько раз больше, во сколько она больше Германии. А затем посоветовал себя не ограничивать, а привыкать мыслить другими масштабами. Вот я и стал привыкать. Мой «Хе-112» основной самолёт русской армии. Выпускаем его по тридцать штук в день. Да моторный завод может по пятьдесят двигателей делать. Аналогов же моему опытному предприятию вообще в мире нет: представьте себе завод, занимающий почти сто квадратных километров. Представили? То то. Вот это — масштаб и размах. И работалось мне здесь просто вдохновенно. В 1936 году я вообще подданство России принял. Так что пускай Геринг одному Вилли мозги крутит, а мне и здесь хорошо.