В Царстве вечных Грез

Пожалуй, лишь стоя на крыше высотного здания, понимаешь насколько все мелко и ничтожно. С огромной высоты легко наблюдать за хаосом и неразберихой, потому что ты в ней не принимаешь участия. Один маленький сбой. Словно прутик, которым разворошили муравейник, где целые поколения жили и умирали. Почему я стою здесь? Хочу ли я спрыгнуть? Я расскажу вам все. И вам придется меня выслушать.

Глава 1.

Огромные рекламные панели то и дело демонстрируют причудливые видеоролики. Один из них учит нас тому, что необходимо всегда принимать «Морфилакс». Профессор — седой старикан в толстенных очках — говорит нам о том, что мир погряз во грехе. Он говорит нам о том, что когда-то давным-давно люди сильно согрешили и понесли наказание. Теперь мы — одни из немногих уцелевших - жители великого города Ренес должны жить с миром в сердце. Счастье и доброта больше не пустые слова. Только сохранив их, мы сохраним то, что делает нас людьми.

Когда я учился в школе, каждый день в полдень весь класс собирался перед экраном. Учитель включал нам запись с Профессором — великим человеком, придумавшим сей чудодейственный препарат. Просто Профессор — без имени и фамилии. Мы принимали таблетку, а голос с экрана вещал нам о том, что все люди должны жить в мире.

«Все люди должны жить в мире» - повторяли мы как завороженные.

Нет места злу и насилию.

«Нет места злу и насилию».

Доброта — великая сила, она спасет мир.

«Доброта — великая сила, она спасет мир».

Я хожу по одной и той же улице каждый день. И каждый день я возвращаюсь в этот дом. Дом, в котором меня ждет она — моя любовь. Вечно депрессивная и вечно уставшая. Она всегда жалуется мне на плохое самочувствие. Жалуется, что ничего не успевает. Странно, она ведь и не занимается ничем толком. Она всегда пытается что-то начать, но бросает, так и не закончив. Она всегда что-то говорит и обещает, но не выполняет этого. Недавно я предложил ей выйти за меня замуж и завести детей. Я думал, что это поможет ей. Сегодня мы должны были встретиться и пойти на консультацию к терапевту. Но ее не было. Она не пришла. В который раз. Чего она боится? А главное — почему?

Вернувшись домой, я едва слышно говорю: «Я дома, любимая». Говорю это скорее для себя, словно не желаю быть услышанным. Дома тихо. Я захожу в комнату и вижу ее, лежащей на кровати. Как же она прекрасна: волосы рассыпались по плечам и подушке, рот с пухленькими губками слегка приоткрыт. Такими моментами я готов любоваться вечно. Она совсем как ребенок, такая милая. Я ложусь рядом, приобнимаю ее и целую в губы. Они холодные, грудь не поднимается при дыхании. Она не дышит. Она...

Полиция приехала быстро, тело увезли на экспертизу. Я принял двойную дозу Морфилекса и всю ночь просидел у окна. Наутро мне позвонили судмедэксперты. Ничего конкретного о причинах смерти они не сказали. Как? Почему? Сказали лишь, что смерть наступила мгновенно, бедняжка даже не успела ничего понять и почувствовать.

Смерть подруги не освобождает тебя от работы, таковы правила нашего общества. Поэтому утром я иду по привычной улице. Стражи порядка тащат в свой электромобиль какого-то бродягу. Он кричит: «Вы придурки! Глупцы! Морфилакс — не благо! Скоро вы все перегорите! Запомните мои слова!» Ему не дают договорить и силой пихают в кузов транспорта. Толпа зевак быстро расходится по своим делам. Город продолжает жить в привычном ему ритме.

Сказать, что я чувствую огромную пустоту в душе — значит ничего не сказать. Сегодня вечером мне звонила мать моей девушки и долго на меня кричала. Она думает, что я испортил ее девочку, она думает, что произошла передозировка. Пусть думают что хотят. Мне все равно. Может ей просто надо выговориться? Она кричит, потом плачет, потом опять кричит. И так все десять минут. Она обрывает связь. Считает себя хозяйкой положения.

Действие морфа, который я принял вчера, уже заканчивается. Мне нужно еще. Я бесцельно слоняюсь по комнатам. Квартира кажется огромной, эта пустота давит словно пресс. Нужно еще. Нужен морф. Он есть. Я смотрю на капсулы, лежащие на столе передо мной. Я пытаюсь посмотреть на них другими глазами. Что хотел сказать тот бродяга сегодня утром? Что он имел в виду? Если морф убивает, то мы все потенциальные жертвы? Сколько себя помню, всегда принимал его. Все его принимают. Это приятное тепло, растекающееся по телу невозможно описать словами. Это чувство покоя и умиротворенности. Его ни с чем не спутаешь и ни на что не променяешь. Мы живем в прекрасном мире без ненависти и преступности. Мы всегда доброжелательны друг к другу. Разве это не то, о чем мечтали наши предки? Разве не к этому они стремились? Человечеству потребовалось тысячи лет войн, убийств и насилия, чтобы придти к тому, что мы имеем сейчас - универсальному решению всех проблем. Мы даже можем не спать благодаря Морфилаксу. Нам это не нужно. Каждый день Профессор смотрит на нас и говорит с нами. Каждый день мы чувствуем единение с Ним и друг с другом. Разве это не счастье?

* * *

Я увеличил ежедневную дозу морфа в два раза. Так хорошо мне еще никогда не было. Прекрасный, чудесный мир словно переливается всеми цветами радуги. Я полон энергии, я словно парю на крыльях. На работе все прекрасно: у меня много идей, я уверенно иду к успеху. Каждый день я вижу дорогие мне улыбающиеся лица, и я счастлив. Счастлив, как никогда. Но все когда-то заканчивается. Морф мне уже не по карману. Неудивительно, ведь стоимость минимальной необходимой нормы морфа вычитают из зарплаты, а остальное нужно покупать уже самому. На сверх-норму льготы и скидки не распространяются. Однажды после очередного загула с коллегами по работе я не досчитался внушительной суммы в кошельке. Более того, я проснулся избитый и абсолютно не помнил что произошло. К кому бы я не обращался, никто не мог выручить меня спасительной таблеткой. Два дня я провел дома, я готов был лезть на стенку или идти добывать морф самостоятельно... Но я этого не делал. Я думал. Думал о том, что я делаю и правильно ли это? Невольно вспомнились слова бродяги: «Вы все перегорите». Я чувствовал, что тоже скоро перегорю: провалы в памяти, ухудшение самочувствия. Нужно ли мне все это? Уже дважды меня тошнило с кровью. Нельзя пускать все на самотек, нельзя. С этим надо что-то делать.

* * *

В итоге я решил не принимать морф. С тех пор минуло уже две недели. Отвыкание прошло на удивление быстро, однако общая слабость еще давала о себе знать. Я смотрю на своих коллег по работе и не понимаю их. Каждый день, ровно в полдень, они принимают морф и происходит обряд единения. Я не понимаю его. Теперь не понимаю. Пустая трата времени перед огромным экраном. Все, как зомби, широко раскрыв глаза, читают одну и ту же мантру много раз. Становится все сложнее избегать обряда.

Я сплю по ночам как убитый, стал раздражительнее, кто-то из коллег наверняка донес на меня. Шеф ждет в своем кабинете. Он как всегда улыбается, этакий добряк. Полное телосложение, гладкая кожа, белые зубы, упитанное лицо и вечная улыбка. Как же она меня раздражает. Шеф говорит, что я веду себя странно в последнее время, он говорит, что я сильно изменился.

– Быть может, - говорит он — Тебе стоит взять отпуск? Я слышал твоя девушка умерла — это очень прискорбно. Потеря близкого человека — очень серьезный удар. Может отдохнешь? Отпуск мы оплатим.

– Нет, - говорю я. - ничего не нужно. Я в порядке.

– Давно смотрелся в зеркало, Эндрю? - говорит шеф и показывает рукой на стену справа от меня. Я подхожу ближе и смотрю на себя. Осунувшееся лицо, круги под глазами, небольшая щетина. Действительно, видок не очень.

– Я в порядке. Я в порядке. В порядке. - повторяю я, глядя на самого себя в зеркало. - Я в порядке. В порядке.

Я упираюсь в зеркало лбом и твержу как заколдованный эту фразу. На плечо мне ложится рука. Шеф поворачивает меня к себе и по-отцовски обнимает. Потом немного отстраняется и, смотря мне прямо в глаза, протягивает капсулу морфа.

– Возьми, - говорит он.

– Нет.

– Возьми. И все опять будет хорошо.

– А если нет? - не унимаюсь я.

– Вспомни себя месяц назад. Образцовый сотрудник. Главный претендент на должность главы отдела. И посмотри на себя сейчас: обряд не посещаешь, выглядишь болезненно, твоя производительность упала в несколько раз. Даже ребята уже не зовут тебя в бар. Я знаю, ты делился своим морфом с девушкой. Я знаю: это она увеличивала дозу, а ты понижал. Теперь, как я понимаю, ты отказался от морфа совсем?

– Откуда вы знаете? Откуда вы все это знаете?

– Это моя работа. Я забочусь о каждом сотруднике. А теперь, будь молодцом, прими морф, я даже отпущу тебя домой пораньше.

– Не хочу. Я не буду. Все это: все, что происходит здесь и везде, все неправильно. Вы как загипнотизированные, как куклы-марионетки. Я не хочу быть таким. Я хочу чувствовать, а не слепо подчиняться чьей-то воле с экрана. Я хочу настоящих чувств, а не наркотических, понимаешь?!

Я бью шефа по лицу и начинаю кричать: «Ударь меня! Хватит быть безвольным добряком! Ударь!» Глаза шефа округлились от удивления, он держится за разбитый нос. Он смотрит на кровь на своих пальцах. Возможно ему впервые разбили нос. Удар наверняка дал неплохой отрезвляющий эффект. Я выбегаю из кабинета. На меня смотрят удивленные лица. На выходе охрана тормозит меня, мне заламывают руки и одевают наручники. Ждем полицию.

В тесном и душном кабинете следователь мучает меня вопросами и постоянно предлагает морф. Он спрашивает о мотивах моего поступка, спрашивает почему я перестал принимать его, если знаю чем это грозит. Не добившись внятных объяснений следователь зовет сержанта, который вводит мне убойную дозу морфа внутривенно. После меня отправляют в камеру. Счастье и радость распирает меня изнутри! Я чувствую себя прекрасно как никогда! Я чувствую себя бабочкой. Мне кажется, что если сильно захотеть, я даже полечу. Я бегаю по камере и смеюсь. Нет, я в поле. Нет, на бескрайнем зеленом лугу! Я бегаю босиком по траве, но она не колет ноги, она мягкая, как любимые тапочки. Я пою песни, лежу и наслаждаюсь светом яркого солнца. Ах, если бы всегда все было так хорошо! Все проблемы уходят на второй план. Есть только я и Счастье.

Потом я прихожу в себя на холодном полу камеры. Сколько прошло времени мне неизвестно. Ужасно ноет и болит все тело, вплоть до последнего мускула. Меня словно выворачивает наизнанку. Меня рвет прямо под себя. Через несколько минут все содержимое желудка оказывается на полу. Кажется, что я готов выплевать внутренности. Теперь рвет желчью с примесью крови. Не могу на это смотреть, переворачиваюсь на другой бок. Пытаюсь встать, но понимаю, что не смогу. Так и остаюсь лежать, пока не приходят конвоиры. Они поднимают меня на ноги и волокут куда-то по коридору. Мне помогают умыться, а после ведут к следователю. В тот самый кабинет. Душный и тесный. От следователя пахнет потом. Я стараюсь реже дышать и сдерживать рвотные позывы. Руки трясутся, глаза болят, словно в них насыпали песка. Я с трудом сижу даже на стуле.

– Как самочувствие? - с издевкой произносит следователь.

– Спасибо, хорошо. А у Вас как? - отвечаю я, сквозь зубы.

– Знаете, я далеко не злой человек, - говорит следователь после небольшой паузы, - Мы живем в прекрасном цивилизованном мире, где нет места насилию и боли. Залог всего этого счастья — Морфилакс. После той ужасной череды катастроф четыреста лет назад сам Господь Бог дал нам второй шанс. Глупо было бы его упускать, как думаете?

Я молчу. Мысли путаются в голове, руки трясутся. У меня ломка. Я с трудом перевариваю слова следователя. Он тем временем продолжает:

– Я конечно не Бог, но вправе дать Вам второй шанс. И это в моей власти. От Вас требуется только одно: добровольное согласие на лечение. Хорошая лечебница, свежий воздух. Что скажете? Конечно прием морфа будет строго контролироваться. Нам ведь не нужны прецеденты? Пару месяцев в подобном учреждении, и Вы станете абсолютно другим человеком. Веселым, жизнерадостным, улыбчивым. Никаких стрессов, переживаний. Конечно, Ваше имущество будет продано в счет уплаты услуг лечебницы, Вы не сможете занимать определенные должности, не сможете вернуться на прежнее место работы, но разве оно того не стоит? Подумайте только, второй шанс дается далеко не каждому. А работой мы Вас обеспечим, так что все будет прекрасно. Ну так что?

– Можно подумать у меня есть выбор?

– Забыл сказать про второй вариант развития событий, - улыбнулся следователь, - промывка мозгов. Свою прежнюю личность Вы уже не вспомните. Да и вообще, думать Вам будет...как бы это сказать.. тяжеловато.

– Слышал о таком, но не думал, что стирание личности еще практикуется, - ответил я.

– Обычно не практикуется, - следователь улыбнулся, - ведь здравомыслящие люди выбирают лечение.

Пауза явно затягивалась. Я заметил, что следователь положил на стол две капсулы морфа. За все время беседы я не мог оторвать от них глаз. Следователь понял мои мысли и предложил одну. Я колебался. С одной стороны, разве не этого я хочу? Кого я обманываю? Я не могу да и не должен идти против хорошо отлаженной и зарекомендовавшей себя системы. Однако, что-то не давало мне покоя.

– Я согласен на лечение, - сказал я, но не взял предложенную следователем капсулу.

– Вот и договорились! - радостно воскликнул следователь. - Вам полагается государственный адвокат-защитник, либо можете обратиться к своему. Заседание суда через два дня. Советую привести себя в порядок, а на суде признать свою вину и не болтать лишнего. А пока подпишите протокол допроса и можете быть свободны. Сержант проводит Вас в камеру.

Тон следователя с дружеского поменялся на официальный. Бегло прочитав текст, я подписал протокол. Следователь уткнулся в бумаги на столе и больше не смотрел на меня. Тот самый сержант повел меня в камеру. По дороге он сказал мне:

- Ты молодец, что согласился. Когда-то мне тоже предложили сделать выбор. Пару месяцев и все прошло. Теперь работаю конвоиром. Жалованье конечно небольшое, зато за выслугу лет и образцовую работу мне скоро позволят жениться.

-То-то я думаю: староваты Вы для сержанта. И что, это потолок карьерного роста?

- Ну в общем да. А что? Согласиться на стирание и остаться на всю жизнь имбецилом? - сказал сержант.

– С этим не поспоришь. Вы говорили про женитьбу. Вам что, и жениться можно только по разрешению? - спросил я.

– Ну да. А вот детей нам заводить не разрешают. Не знаю почему, а я так хочу сынишку. Маленького, озорного, чтобы бегал по дому и топал ножками. - мечтательно произнес сержант и вздохнул. На мгновение показалось, что его глаза стали влажными. - Мне почти сорок, а я так и не познал радости отцовства, да и не узнаю уже никогда.

– Может быть еще все впереди? - ободрил я сержанта. - Может быть все еще будет хорошо.

– Это одному только Богу известно, - сказал сержант с ноткой разочарования в голосе. - Твоя камера. Заходи.

Как только закрылась дверь камеры, наступила полная тишина. Два дня тянулись мучительно долго. Жутко хотелось принять капсулу. Все равно ведь ничего уже не изменишь, но полицейские словно специально затягивали мою ломку, не давая морф.

Судебное заседание прошло на удивление быстро и легко. Особо не церемонясь, и имея все необходимые доводы и факты, судья постановил отправить меня на принудительное лечение в «Сосновую рощу». Так называлась эта лечебница. Хотя зачем лукавить? По сути за громким и обнадеживающим названием «лечебница» скрывается обычная тюрьма-психушка. Когда я прибыл в «Рощу» меня первым делом отвели к главврачу. Это был человек лет сорока пяти с проседью в волосах и в коричневом костюме. Его взгляд был непохож на большинство тех взглядов, которые я видел. Большинство людей при употреблении морфа выдает взгляд: слегка рассеянный, равнодушный. В глазах же этого человека читалась жесткость и воля. На столе была табличка «Др. Годмайер». Он улыбнулся, когда я зашел и жестом предложил присесть. Просторный, со вкусом обставленный кабинет вызывал уважение к чувству стиля его хозяина.

– Андрей Троев. Двадцать семь лет, не женат, детей нет, - начал доктор, зачитывая данные из моего личного дела, - Специалист в сфере рекламы. Обвинялся в нанесении телесных повреждений своему начальнику — Юджину Гранту. Отказывался принимать препарат «морфилакс», регулярно нарушал рабочую дисциплину. Также подозревался в убийстве своей сожительницы Вероники Зойд. Мотивов и причин совершить преступление не выявлено. Консультант-психотерапевт по семейным отношениям господин Колодин, а также некоторые коллеги Троева А.С. Подтвердили алиби последнего и его непричастность к случившемуся. Все верно?

– Да, - сказал я, - Так лаконично описали события последних нескольких недель.

– Господин Троев, - сказал доктор Годмайер, - я не буду лукавить: с подобной характеристикой большинство дорог перед Вами закрыто. Однако Вам выпал уникальный шанс спасти и исправить столь безнадежное положение. Наше правительство очень щедро и гуманно. Еще лет пятьдесят назад с Вами бы никто не церемонился, а попросту отправил на корректировку сознания. Наши правила довольно просты: регулярный прием морфа, регулярное посещение лечащего врача и сеансов единения. За их нарушение предусматривается наказание. От выговора на первый раз до отправки на стирание при трехкратном нарушении. Вам все понятно?

– Предельно, - ответил я.

– Вот и замечательно, - сказал доктор, - Стандартный курс реабилитации длится два месяца, но может быть продлен по усмотрению главврача, то есть меня, или непосредственно лечащего врача. У каждого врача-терапевта на попечении пять пациентов, не более. С каждым из вас он будет работать по-своему, используя индивидуальный подход.

– Значит я могу застрять тут надолго?

– Все зависит от Вас. Следуйте правилам, и все будет хорошо. Через два месяца будете дома, найдете хорошую работу и забудете о том, что было.

– Я все понял, доктор, - сказал я.

– Прекрасно, мой ассистент проводит Вас в комнату и введет в курс дела, - доктор указал рукой почти на меня.

Я обернулся и увидел мужчину лет тридцати с пышной прической. Встав и поблагодарив доктора, я двинулся за ассистентом. Он провел меня через два коридора в жилой корпус. По пути мы миновали комнату отдыха. Люди там занимались своими делами: кто-то читал, кто-то играл в электронные игры, некоторые люди просто сидели и непринужденно вели беседу. Со стороны они не были похожи на пациентов псих-лечебницы, однако постоянные улыбки на лице и затуманенный взгляд их выдавали. Ассистент рассказывал мне об основных правилах, запретах и моих правах, коих было мало, в отличие от обязанностей. Пациенты регулярно работали в саду и огороде. Это было, своего рода, частью программы реабилитации. Хорошо хоть будет чем заняться, - подумал я. Потому что перспектива умереть от скуки меня не радовала.

Время клонилось к вечеру, а на утренние процедуры я не попал. Поэтому сегодня после поселения меня решили оставить в покое. Я долго ворочался в жесткой постели и не мог уснуть. Дверь в комнатах закрывалась снаружи. Каждый вечер перед отбоем два охранника проходили через весь ряд дверей и закрывали их специальным электронным ключом. Гулять после отбоя запрещалось. Я очень удивился, когда услышал звук открывающейся двери. На всякий случай притворившись спящим, я едва приоткрытым глазом следил за приближающимися незваными гостями. Благо глаза привыкли к темноте. Когда незнакомцы приблизились ко мне, я резко вскочил с кровати и встал в боевую стойку. Особо хорошим бойцом я не был, но фактор внезапности был на моей стороне. Те двое растерялись буквально на секунду, а после расхохотались.

– Успокойся, ничего мы тебе не сделаем, - сказал невысокий мужчина лет тридцати пяти.

– А почему я должен вам верить? - сказал я.

– Ну, во-первых, нас двое, - сказал второй — смуглый парень примерно моего возраста — а во-вторых, хотели бы что-то сделать, уже бы сделали. Как ни крути, шансов против двоих у тебя мало. Но мы пришли просто поговорить.

– Хорошо, - сказал я, - Только на охранников вы непохожи. Тоже пациенты? Но тогда откуда у вас ключ от двери?

– Долгая история, - ответил высокий, протягивая мне руку, - Кстати, я Джо. Просто Джо, фамилии тут роли не играют.

– Андрей, - сказал я, протягивая руку в ответ.

Со вторым парнем мы тоже познакомились и обменялись рукопожатиями. Его звали Мигель.

Глава 2.

Прошел уже месяц с момента моего поступления в клинику Годмайера. С Джо и Мигелем мы неплохо сдружились. Также я познакомился еще с несколькими неплохими ребятами. Они научили меня как принимать морф, не глотая, и как от него избавляться. Они рассказали мне многое и открыли глаза на те вещи, которые я раньше не понимал и даже не мог представить.

По сути, морф — средство контроля, а экраны визоров, установленные в каждом доме и каждом здании — еще одно средство. Под воздействием морфа человек не просто испытывает эйфорию, но также становится легко внушаемым. Правительство прекрасно понимает, что каждое новое поколение становится все более устойчивым к действию препарата, поэтому ведутся разработки улучшенных версий «Морфилакса». Моя девушка, кстати, стала одной из жертв нового препарата. А я-то дурак думал, что все дело в передозе. Я думал, что это целиком и полностью моя вина. Как же я заблуждался. Вероника была далеко не первой, власти лишь упорно скрывали от всех обстоятельства смерти людей. Сколько их было точно никто не в силах подсчитать, но счет наверняка уже шел на тысячи. Быть может для нашего мегаполиса с населением в три миллиона это как капля в море. Но разве у всех этих людей не было близких? Друзей, подруг, родителей, любовников? Череда смертей должна остановиться. Цивилизация наркоманов и зомбированных малодушных олухов не может существовать долго. Разве человек не совершенствуется, постоянно преодолевая испытания?

Наш мир, порядок и устои были разрушены четыре столетия назад благодаря череде ужасных катастроф. Более ста лет люди уничтожали друг друга на руинах павших цивилизаций. Более ста лет продолжалось кровопролитие, насилие и мародерство. Я рад, что не жил в то время. Старые, чудом сохранившиеся, географические атласы хранят на своих страницах очертания материков и расположение древних городов. Сейчас большая их часть давно скрыта под водой. Из восьми миллиардов людей уцелело не больше тридцати миллионов.

Только сейчас я начинаю понимать элементарные вещи: мы — чудом уцелевшие — потомки людей разных рас и национальностей. Поэтому наши имена и внешний вид так отличаются друг от друга. Волею судьбы собранные здесь и основавшие одну из немногих колоний уцелевших, наши предки дали нашему городу название Ренес. В честь давно забытого слова «Ренессанс», что на древнем языке означало «Возрождение». Местность, в которой сейчас находится наш город, когда-то называлась Сибирь. Говорят, четыреста лет назад она пострадала меньше всего из-за особых географических условий. Наш город обнесен высокой стеной, люди даже не пытаются попасть туда, где теперь царит Природа. Конечно, периодически находятся смельчаки. Они приносят вести об одичавших человекоподобных созданиях в джунглях Приуралья, о племенах диких людей на севере Сибири, о людях, когда-то живших в месте под названием Европа и приспособившихся к жизни в безграничной водной глади.

Теперь суши на нашей планете стало меньше, чем было раньше. Не просите сказать сколько, я не силен в математике. Знаю, лишь, что ее очень мало. Ренес задыхается от перенаселения, места катастрофически не хватает, поэтому глава нашего города пытается держать людей в неведении и отвлекать их «Морфилаксом». Есть пригодные неосвоенные земли, но никто не хочет отправлять туда экспедиции. Есть другие города, где живут люди. Но они либо далеко, либо с ними нет связи. По сути мы не одни, далеко не одни. Но я всю жизнь жил и верил, что наш город, окруженный стеной и непроходимыми лесами — все, что осталось от некогда могущественной цивилизации. Кое-какие технологии мы смогли сохранить, а кое-что потеряли безвозвратно. Все так непонятно и запутанно, но теперь мои глаза открыты, я не один. И я знаю, что еще немного, и за каждый кусок земли будет идти война. Прольются реки крови, тысячи людей погибнут. Наша раса чудом уцелела тогда — четыреста лет назад — но боюсь, что еще одного переворота мы не переживем. У нас много сторонников и наш план достаточно прост: саботировать разработку новой версии «Морфилекса» и открыть людям правду.

На днях Джо, Мигеля и Родиона должны были выписать. Мне оставалось три недели, а последнему члену нашей пятерки — Джиму — шесть. Поэтому через два дня после выписки наших друзей мы с Джимом должны были совершить побег. Парни оставили нам ключ от двери и нож, украденный с кухни — зачем и для чего он нужен я не знал, ведь не собирался никого убивать, но Мигель настоял и пришлось взять оружие. Один из охранников был заранее подкуплен. При прощании Джо — наш негласный лидер — сказал обязательно зайти в кабинет Годмайера. Для чего мы не знали, но глупо было бы не повиноваться. В назначенное время, через три часа после отбоя, я собрался и двинулся по коридору к комнате Джима. У нас было ровно пять минут, чтобы преодолеть просматриваемый через камеры коридор. Успешно миновав его, мы с Джимом двинулись в ближайшее ко входу крыло прямо в кабинет Годмайера. Весь путь мы с напарником не обмолвились не единым словом, под таким напряжением было не до разговоров. Вот и заветная дверь, кабинет главврача клиники, движение электронного ключа, легкий скрип и... То, что мы увидели, шокировало нас. Годмайер сидел за столом и пил какой-то напиток из низкого стеклянного стакана. Судя по едва уловимому запаху и слегка затуманенному взгляду доктора, это был алкоголь.

Несколько секунд мы с Джимом стояли как вкопанные, но молчание прервал доктор.

– Чего встали? Садитесь, - сказал он, указав на два стула.

Этот человек обладал уникальным даром убеждения, поэтому мы с Джимом повиновались беспрекословно.

– Мы ничего не хотели сделать, просто гуляли и..., - начал было Джим.

– Да знаю я, что Вы задумали, - прервал его доктор. - Успокойтесь уже и выслушайте меня. К успеху вашего побега я причастен в первую очередь. Мое ночное дежурство, выпитый алкоголь — все сделано специально. Первых членов группы — Джо и Мигеля — завербовал именно я. И я в свое время обучил их тому, чему они научили вас.

– Теперь понятно почему Джо велел зайти к Вам, но не объяснил причины, - сказал я, - Он до последнего момента не доверял нам.

– Я бы не стал говорить о недоверии, - сказал доктор, - Он должен был быть уверен, что вы не отступитесь в последний момент. Если бы все произошло так, вы двое, знающие и без того немало, знали бы еще больше. Впрочем, у нас мало времени.

Доктор поднялся с кресла и подошел к массивному сейфу напротив. Набрав код, он вытащил небольшую коробочку и положив ее на стол, пододвинул к нам.

– Что это? - спросил Джим.

– Реактивы, -ответил доктор, - главный компонент «Морфилакса». Ваша задача встретиться с остальными членами группы и передать их нашему человеку из лаборатории.

– На первый взгляд все просто, - сказал я, - Но в чем-то должен быть подвох. Зачем Вам группа из пяти человек, если Вы могли сделать все сами?

– А я в Вас не ошибся, молодой человек, - улыбнулся доктор, - Загвоздка в том, что просто так даже подойти к лаборатории невозможно. Нужны четко отлаженные отвлекающие маневры, нужно попытаться распылить силы Стражей и полиции. Скажем, четыре эпицентра бунта в городе. Джо с Мигелем уже завербовали местных бродяг, которые за пол дозы морфа готовы на что угодно. Они встретят вас и введут в курс дела. Джо — отличный стратег, не зря он раньше состоял в отделении Стражей.

– Элита, - задумчиво произнес Джим, - А он даже не рассказывал.

– А зачем? - произнес доктор и развел руками, - до поры до времени это было неважно. И хватит болтовни на сегодня. Вам пора, время не ждет. На выполнение операции у группы три дня, не больше. Вы теперь вне закона. Кстати, забыл о главном, одному из вас придется ударить меня ножом.

– Это еще зачем? - воскликнул Джим, - Мы не убийцы!

– А про убийство никто и не говорит, - сказал я, - нашему доктору нужно алиби.

– Но ведь мы подставим себя под серьезный удар! - не унимался Джим, - Я не хочу быть стертым!

– Назад пути нет, друг, - сказал я, кладя руку на плечо Джима, - Я все сделаю сам, не переживай. Тем более, если не будет железного алиби, доктор будет под подозрением. А если наша группа провалит задание, набрать новую доктор не сможет. Наблюдатели есть везде.

– И годы трудов коту под хвост, - сказал доктор, - Я конечно не мазохист и перспектива быть проткнутым меня не прельщает, но другого выбора нет. Главное — не бей в жизненно важные органы. Неглубоких ударов в плечо и живот будет достаточно.

– Психопаты, - возмутился Джим,

– Тогда выйди! - почти в голос сказали мы с доктором, и наши взгляды встретились.

– Давай, парень, - негромко, почти одними губами произнес Годмайер.

Джим вышел из кабинета. Времени на промедление не было, а руки предательски дрожали, сжимая рукоять ножа. Доктор встал со своего и кресла и двинулся ко мне, невольно и я приподнялся со своего места.

– Не тяни, Эндрю, - сказал доктор и взял своими руками мою.

Не люблю, когда меня зовут Эндрю, а не Андреем. Я медленно вонзал нож в плоть доктора. Как раз в то место, где грудь соединяется с рукой. Доктор резко подался чуть вперед и невольно вскрикнул от боли. Я вытащил лезвие, и из раны потекла кровь.

– Может хватит? - произнес я дрожащим голосом.

– Иди уже, - сказал Годмайер, садясь на пол и привалившись к столу. - Охрану вызову минут через десять... Времени вам хватит... Джо встретит и все объяснит.

Неслышно приоткрыв дверь и осмотревшись, я увидел Джима. Мы двинулись к выходу, выверяя каждый шаг. Я до сих пор не мог понять как так легко нам удается выбраться из столь охраняемого места. Не иначе, как весь штат охраны в сговоре с доктором, иного варианта быть не может.

Долгожданная свобода. Джо и еще какой-то парень встретили нас, и мы все вместе, скрываясь от яркого света уличных фонарей двинулись к центральной части города.

Глава 3.

– Напоминаю еще раз: залог успеха операции в единовременном действии, - произнес Джо указывая на карту, - Мигель с толпой бродяг блокирует здание полиции и заранее вызывает журналистов. Громкий скандал и интересный репортаж они не пропустят. Полиция не сможет применить силовые меры к демонстрантам. Родион должен вызвать переполох в восточном секторе у здания Стражей. Подрывные заряды будут заложены сегодня ночью, использовать их будем только в крайнем случае. Жертв не будет, это скорее хлопушки. Максимум — временное оглушение. Центр Ренеса плотно застроен и заселен, это нам только на руку. На юго-востоке Андрей с группой людей проникает на крышу главного офисного здания и угрожает массовым суицидом. Журналюги конечно прилагаются. В случае успеха, большая часть полицейских и стражей будет блокирована в центральной части города. Тем временем я встречаюсь с нашим человеком из лаборатории и передаю ему реактивы. Джим выполняет роль наблюдателя на юго-восточном шоссе. Всем все ясно?

Все ответили утвердительно. Джо был прекрасным стратегом и оратором. Раньше такие люди наверняка командовали целыми армиями, впрочем и сейчас у него есть своя, пусть и небольшая, но армия.

– Начало операции завтра в пять утра, - сказал Джо, - всем разобрать персональные передатчики. И да поможет нам Бог.

Всю ночь я не мог уснуть и постоянно ворочался, с каждой минутой приближалось время начала операции. Сказать, что я не волновался, значит ничего не сказать. К половине пятого лидеры групп заняли свои позиции, к пяти утра к центру города начал стягиваться народ. Бродяги и нищие составляли основную массу протестующих, хотя среди них попадались и вполне прилично одетые люди. Основным прикрытием была якобы демонстрация бедняков и недовольство повышением цен на морф.

На крышу моя группа пробралась без особых проблем, правда пришлось подниматься сорок этажей по боковой лестнице, но под покровом предрассветных сумерек нас не заметили. Лишь с высоты сорока этажей я увидел, что центральная площадь и все прилегающие к ней кварталы полны народа. Оцепление полиции и стражей еле справлялось с толпой, которая, казалось, вот-вот сметет заслоны, но этого в планах не было. Отсюда люди казались мелкими и ничтожными как насекомые.

Целый день продолжалось стояние, некоторые бродяги начали нападать на заслоны полиции и провоцировать их. Действительно, дурость некоторых никуда не денешь. К вечеру произошло то, чего и стоило ожидать: разбушевавшаяся толпа начала громить витрины магазинов и мародерствовать. Первыми огонь открыли Стражи, полиция забрасывала толпу газовыми гранатами а после пошла в рукопашную. Вскоре и наше здание было окружено. Я пытался выйти на связь с Мигелем, но он не отвечал, молчал и Родион. Только с Джимом удалось связаться: он сам вышел на меня. Коротко обрисовав ему ситуацию, я попросил Джима держаться подальше от шоссе, найти Джо и залечь на дно в южных рабочих кварталах. На свое спасение я уже не надеялся.

Стоя на высоте сорока этажей я наблюдал за городом. Некоторые улицы были заполнены клубами дыма, который поднимался все выше. Люди суетились и бегали, кое-где Стражи и полицейские держали группы демонстрантов в оцеплении на мушке автоматов. Господи, мы послали людей на бойню. Заслуживаем ли мы прощения? Даже факт того, что у Джо все получилось не придал бы мне радости. Мы — те, кто были на крыше — сдались. Умирать никому не хочется. На окраинах города полицейские разбили лагеря, где содержались выжившие демонстранты, пока шло следствие. Там я и встретил Джима. У него была разбита губа, а под глазом виднелся внушительный синяк. О судьбе Джо, Мигеля и Родиона мы не знали ничего. Впрочем, это было уже неважно. Большинство протестующих быстро смекнули что к чему и клялись полицейским в своей невиновности, указывая на нас, как на главных заговорщиков. Большинство тех, кто участвовал в бунте и беспорядках отправили за город на заготовку леса и лишили морфа на некоторое время. По нашим меркам, тяжелое наказание. Но именно это их и спасло.

Суд над мной и Джимом был назначен на 10 утра. Приговор вынесли быстро, нам назначили высшую меру наказания — стирание личности, а руководить операцией стирания должен был, не поверите кто, доктор Годмайер собственной персоной. Да, после случая нашего побега из лечебницы, доктора явно понизили в должности. Говорят, он лично сам хотел разделаться с нами, ведь мы подпортили его карьеру. Понятно, что Годмайер хотел обезопасить себя на будущее, ведь бунт провалился. Удивительно, но про реактивы на заседании не было сказано ни слова. На всякий случай об этом я решил молчать. Надеюсь, Джиму тоже хватит ума не сболтнуть лишнего.

В лабораторию мы прибыли как раз к полудню, а это означало, что пришло время приема морфа. Порядок есть порядок. У нас было лишних десять минут, но что от них толку? - думал я. Время шло. Пятнадцать, двадцать минут, а конвоиров все не было. Если это шутка, - думал я, - то очень несмешная. Мы с Джимом сидели в соседних камерах. Ремни, шнурки и все, чем можно убить себя у нас давно изъяли. Внезапно в коридоре послышались шаги. Джим начал плакать, а я молиться, несмотря на то, что толку от этого было чуть больше, чем никакого. Однако это успокаивало. Судя по звуку, шел один человек — маловато для конвоя двух заключенных. Бряцая ключами и насвистывая какую-то мелодию, к нам приближался доктор Годмайер. Заговорщически улыбнувшись, он открыл дверь мне и Джиму.

– Поздравляю, ребята, - весело сказал он, - у Джо получилось.

– А где все? - растерянно произнес Джим.

– О! Сейчас увидите! - доктор сделал приглашающий жест рукой, и мы пошли за ним.

В здании царила тишина. Люди застыли перед экраном в сидячих позах, некоторые расположились на своих рабочих местах.

– Они что, мертвы? - спросил я, не обращаясь ни к кому конкретно.

– Конечно нет! - возразил доктор, - Просто спят. Проспят еще пару дней, не меньше. Ничего, им полезно.

Мы шли по улице, не встречая ни одной бодрствующей души. Некоторые валялись прямо на дорогах, некоторые за рулем автомобилей.

– Красота! - вымолвил доктор, - Удивительная тишина. Как давно наш город, полный различных звуков, не видел такого спокойствия!

Я смотрел на людей, вглядывался в их лица, на которых застыли блаженные улыбки. Несколько часов мы просто бродили по городу, наслаждаясь тишиной. А что было потом вам известно, ведь это вы прибыли на своих летающих машинах. Значит все это время доктор Годмайер работал на вас?

Грузный мужчина лет сорока откинулся в кресле и около минуты смотрел на меня, видимо, обдумывая мой рассказ.

– Доктор говорил о Вашей проницательности, Эндрю, - неопределенно ответил следователь.

– Зовите меня Андрей, так мне больше нравится.

Из мемуаров доктора Р. Годмайера

Ренес был взят Союзом Городов без боя и без жертв. То, что считалось величайшим Благом для жителей Ренеса, сыграло с ними же злую шутку. Отчасти отрезанные от остального мира, простые граждане долгое время находились в неведении и считали себя чуть ли не единственными уцелевшими после череды катастроф четырехсотлетней давности. Правительство Ренеса сдерживало граждан и гасило их чрезмерную инициативность благодаря наркотику «Морфилакс». Дерзкая акция доктора Годмайера и его помощников открыла войскам и представителям Нового Правительства Земли дорогу в город. Производство опасного наркотика было свернуто и полностью засекречено. Большой части населения города предстоял курс реабилитации.

Благодаря личному опыту и полученным знаниям, Андрей Троев занял место инструктора по реабилитации.

Джеймс Гарнер, известный по рассказам Троева как Джим, также работает в программе реабилитации.

Джордж «Джо» Коул продолжил военную карьеру и вскоре отправляется в рискованную экспедицию к северным землям.

К сожалению, Мигель Хуарес и Родион Блейк не выжили в стычке со Стражами и полицией. Мемориалы с их и другими именами будут установлены на центральной площади возле здания бывшей резиденции Стражей.

Новое Правительство поставило цель объединить все разрозненные и уцелевшие группы людей в один Альянс. Ренес был последней точкой маршрута, с одной стороны, а с другой - людям предстоял долгий путь на север в земли варваров. Не менее сложной задачей являлся поиск и восстановление утраченных технологий. Величайшие умы мира по крупицам собирают информацию, а некоторые придумывают что-то свое. Прогресс, безусловно, не стоит на месте. Ведь только благодаря совместным усилиям Человечество сможет выжить.