Глава 5 6 страница. Фотосессия на Ибице состоялась в тот же день, что и концерт в клубе «Ки»

Фотосессия на Ибице состоялась в тот же день, что и концерт в клубе «Ки». Съемки проходили на территории отеля, в котором остановилась Монтсеррат. Этот отель находился в недавно обустроенной портовой зоне. От организации, занимавшейся проведением праздничных мероприятий, посвященных пятисотлетию открытия Колумбом Нового Света, Фредди и Монтсеррат получили в подарок модели корабля «Санта-Мария». Фредди перемерил четыре или пять нарядов: он никак не мог решить, что ему надеть. Он попробовал различные варианты, начиная от неофициальных (белые джинсы с разными рубашками яркой расцветки) и заканчивая строгими костюмами темного серо-зеленого и серо-синего цветов. Один из них Фредди купил в Японии, а остальные были пошиты Дэвидом Чэмберсом. К костюмам у Фредди было множество рубашек — от самых броских до белых. Гардероб завершался пятью разными галстуками. Как видите, для того, чтобы выглядеть непринужденно и добиться гармоничного сочетания всех элементов одежды, нужно изрядно попотеть. Это явно не из серии «я просто надел первое, что попалось мне под руку».

Фотографии с этой внеплановой фотосессии предполагалось использовать для раскрутки альбома и сингла «Barcelona», а также для того, чтобы придать какое-то своеобразие этой Columbus Group, устроителям празднества.

Как обычно, Фредди нервничал. Он волновался перед каждой встречей с Монтсеррат. Это всегда казалось мне странным. Ему хватило бы нескольких минут, чтобы справиться с нервами, но всегда повторялось одно и то же. Когда Фредди нервничал, он становился необычайно разговорчив: он болтал всю дорогу, пока мы ехали на встречу. И так было всегда, когда Фредди шел на фотосессию, или в студию, или еще куда-нибудь. Правда, он умел мгновенно разряжать атмосферу, хотя это всегда попахивало представлением. В конце любого подобного мероприятия Фредди обычно говорил: «Да я и не волновался», что на самом деле значило: «И чего я так волновался?»

Солнце садилось, а закат в Испании — это... Официальные снимки, сделанные на предыдущей фотосессии Терри О'Ниллом, были использованы на обложке альбома «Barcelona», и хотя те съемки доставили удовольствие Фредди и Монтсеррат, все же они проходили в помещении и были официальными. А вот во время съемок на Ибице можно было по-настоящему расслабиться. Монтсеррат принесла с собой множество платьев с цветочным рисунком разных цветов, но в конце концов выбор был сделан в пользу белого платья с коричневыми цветами. Кто бы только знал, что, кроме семьи и музыки, у Монтсеррат есть еще одна страсть — шоппинг! Это у них с Фредди было общее, и им всегда было что рассказать друг другу на эту тему. Для Фредди в отеле приготовили комнаты, чтобы он мог без помех заняться макияжем и укладкой волос. А Монтсеррат и так там остановилась.

Это был такой счастливый день. По меркам Фредди было еще довольно рано. Пили только шампанское, которое лилось рекой. Этот счастливейший день буквально врезался мне в память.

Случай, с которым связаны скорые сборы, произошел однажды ранним утром в Нью-Йорке. Как раз перед этим Queen ездила с гастролями по Южной Америке и напоследок посетила Венесуэлу. До отъезда на эти гастроли Фредди запал на бармена по имени Ричард из бара «Works» в верхнем Вест-сайде. Однако несмотря на все старания Фредди, этот Ричард оставался стойким к его чарам. С глаз долой — из сердца вон — это было не про Фредди. Точнее было бы сказать, что мысли об этом человеке просто уходили у него на задний план. В Каракасе Фредди очень понравился один смуглый латинос. Кажется, его звали Эдуардо. Фредди провел с ним пару ночей. Перед самым нашим отъездом из Каракаса Фредди пообещал Эдуардо устроить ему поездку в Нью-Йорк. Но из-за каких-то обстоятельств Эдуардо смог прилететь в Нью-Йорк лишь на следующие выходные, и эта задержка стоила ему в конечном счете расположения Фредди.

Вернувшись в Нью-Йорк, Хозяин разработал план предстоящей кампании. Ричарду из бара «Works» оставалось лишь сдаться. Фредди могла удовлетворить лишь полная капитуляция. Мы стали регулярно заходить в этот бар, и с каждым разом Фредди и Ричард ладили друг с другом все лучше и лучше, и между ними зародилась дружба. В пятницу вечером, как и ожидалось, прилетел Эдуардо, и мы пошли перекусить. Эдуардо объявил, что он очень устал. Всю неделю он работал и даже в аэропорт поехал прямо с работы. «Ну и хорошо, дорогуша, — сказал ему Фредди. — Пусть тебя отвезут обратно в отель, а я тем временем схожу выпью немного и потом вернусь к тебе».

Куда же мы могли отправиться, как не в бар «Works»? Я убежден, что в тот момент Фредди твердо намеревался вернуться в отель к Эдуардо, потому что насчет Ричарда у него не было стопроцентной уверенности, но именно в тот вечер Ричард купился на басни Фредди и согласился пойти к нему домой. От такой неожиданности у кого угодно начнется паника!

Фредди ни под каким предлогом не собирался позволить Ричарду ускользнуть, а такой исход был более чем вероятен, если бы Фредди спугнул его, отсрочив свидание. Но что тут можно было сделать? Мне кажется, проще всего было бы снять еще один номер в «Беркшир Плейс», но Фредди и в голову такое не могло прийти. Ведь он уже отдал тысячу долларов за сутки, так зачем ему платить еще больше? В конце концов, в четыре или в пять часов утра у нас родился следующий план. Обратный билет у Эдуардо был, и мне поручали забронировать ему место на ближайший рейс до Каракаса. Потом мы возвращались в отель. Пока Фредди с Ричардом вволю хихикали бы на кухне, мне было велено сходить в спальню, разбудить Эдуардо и извиниться перед ним, наплетя ему с три короба. По сценарию мне полагалось сказать, что Фредди повстречал своих друзей и уехал с ними в Коннектикут, потому что им нужно было что-то там сделать по работе. Вещей у Эдуардо было немного, и после того, как он собрался, я проводил его вниз. Там его уже ждала машина Фредди, на которой его отвезли в аэропорт.

С одной стороны, я еще никогда не чувствовал себя так паршиво, выполняя поручение Фредди, но, с другой стороны, я не мог удержаться от смеха, ведь ситуация была совершенно комическая. Чего только стоит хлопанье дверей в спальню. Сценарий был достоин самого Нейла Саймона, автора «Калифорнии» и «Номера в „Плазе"». Может, именно тогда, когда Фредди сидел на кухне в ожидании ухода Эдуардо, ему в голову пришли кое-какие идеи насчет кухни в Гарден-Лодж, потому что он заказал для себя похожие кухонные шкафы у Boffi цвета бычьей крови и покрытые лаком.

Нужно заметить, что в этом эпизоде крошечную роль могла сыграть фамилия вышеупомянутого Ричарда. Звали его Ричард Дик[11], и, что вполне ожидаемо, прозвище у него было Дик-Дик. Фредди на славу повеселился с Ричардом, пока они пылали страстью друг к другу. Но особой любви между ними не было.

Бедный Эдуардо!

Здесь я должен упомянуть об одной странной привычке, которая появилась у нас во время частных, не гастрольных поездок. Мы всегда пропускали самолет, в котором заказывали места с твердым намерением улететь. Все бы хорошо, но развлекались мы всегда дольше, чем нужно было для того, чтобы успеть на рейс. Не думаю, чтобы мы когда-нибудь улетали тем рейсом, на который бронировали места. Когда рано поутру мы возвращались в гостиницу, я первым делом перезаказывал нам места на самолет.

Третье событие, о котором я хотел бы рассказать, — это презентация альбома «Barcelona» в Британии. Она состоялась днем в «Crush Ваг» в Королевской опере в Ковент-Гардене. Монтсеррат прилетела в Лондон всего лишь на день, и мы забрали ее из «Inn on the Park», где она забронировала номер, чтобы переодеться. И вновь назначенное мероприятие было похоже на военную операцию, во время которой очень важно правильно рассчитать время.

Думаю, что эта презентация имела для меня такое значение потому, что она проходила в Королевской опере, где я работал в пору моего знакомства с Фредди. Правда, на сей раз я уже не был всего лишь простым работником, вечно остающимся за кулисами. Теперь я был одним из действующих лиц мероприятия, проходившего у всех на виду. Я проработал в Королевской опере четыре года и за это время крайне редко испытывал что-нибудь, хотя бы как-то похожее на чувства, обуревавшие меня, когда вместе с Фредди и Монтсеррат я поднимался по знаменитой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, к «Crush Ваг», и каждый наш шаг сопровождался вспышками фотоаппаратов. Это чувство трудно передать, но я желаю, чтобы каждый ощутил что-то подобное хотя бы раз в жизни. Я чувствовал, что прошел очень долгий путь.

Мне кажется, что и для Фредди это был памятный день. Словно оперный истеблишмент слегка расступился, чтобы впустить его в свои ряды. Вряд ли Фредди когда-нибудь думал о том, что его здесь примут. Но для Меркьюри это был огромный шаг вперед, хотя для оперы — лишь маленький шажок навстречу.

Сама презентация проходила, будто представление короля Артура и королевы Гвиневеры рыцарям Круглого стола, — так удачно отвечали Фредди и Монтсеррат на вопросы, которыми забрасывали их собравшиеся журналисты. Презентацию снимало и телевидение, но с учетом места и характером происходившего и Фредди, и Монтсеррат отнеслись к телевизионной съемке спокойно.

Фредди держался так, словно всего лишь «случайно заглянул» в чью-то гостиную. Он выглядел довольно расслабленно в своем бледно-синем костюме. Мне кажется, эта презентация была прекрасной кульминацией проекта, который начинался с тем условием, что если вдруг по завершении работы он не дошел бы до публики, Фредди это совершенно бы не расстроило. Записывая этот альбом, Фредди преследовал абсолютно эгоистичные цели, потому что делал его исключительно для себя. Но вдобавок он получил еще одну награду: его слушатели смогли разделить с ним удовольствие.

Похоже, «Crush Ваг» стал местом, где я достиг вершины своей службы у Фредди. Да и для него самого здесь наступил кульминационный момент. Мне кажется, что с течением времени горизонты моей жизни все больше и больше расширялись. Когда-то я был незаметным работником, а потом попал в центр внимания, оказавшись в именитой компании во время торжества. Единственный прецедент, когда я и мои коллеги получили признание на сцене, имел место на праздновании серебряного юбилея Queen, когда весь обслуживающий персонал вызвали на сцену. Нам аплодировала не только опера, но и семнадцать членов королевской семьи Великобритании, с которыми мы встретились потом за кулисами. Пожимая мне руку, Ее Величество по-доброму спросила у меня: «А ты что здесь делаешь?»

Время остановилось. После отбытия членов королевской семьи мы носились по сцене, охваченные эйфорией. Мы тоже уже собирались уходить, но тут на сцену вернулась принцесса Маргарет с вопросом, не видел ли кто-нибудь ее мать.

Ее Королевское Высочество проводили за сцену, где Ее Величество потчевала закулисных служителей рассказами о скачках. Это было просто фантастическое событие.

У нас с Фредди состоялась встреча с еще одним членом королевской семьи — с принцем Эндрю. Я встречался с ним несколько раз до этого, поскольку принц регулярно слушал оперу и смотрел балет, как и я. К тому же мы оба дружили с ведущим солистом Королевского балета Уэйном Иглингом. Вместе с кем-то еще Фредди и я пришли в Королевскую оперу на вечернее гала-представление. На этот раз Фредди мучился не тем, что ему надеть, а тем, чем ему заняться до появления на приеме в «Crush Ваг», назначенном после представления. Он намеренно собирался опоздать — тогда это было в моде.

Для этого Фредди ушел из оперы и пару раз проехался на машине по кварталу, после чего явился на прием во всей красе. Дело было летом, от клубники со сливками ломились столы. Уэйн Иглинг представил Фредди принцу Эндрю. Это была их первая встреча. Принц Эндрю был само очарование, и, чтобы преодолеть понятную неловкость, он вытащил кончик шелкового галстука Фредди из бокала с шампанским, куда тот случайно попал.

Эндрю выловил промокший галстук, и они с Фредди рассмеялись. Болтая с Фредди, Его Высочество доел свою порцию клубники со сливками и остался с пустой тарелкой в руках. Фредди заметил, что Его Высочество не в состоянии вежливо избавиться от тарелки и что ему из-за этого неловко. Так что, повернувшись ко мне, Фредди сказал: «Феба, забери эту тарелку!»

Принц, похоже, был немного удивлен. «Вы только что назвали его Фебой? А мне казалось, что его зовут Питер», — сказал он Фредди.

Теперь застигнутым врасплох выглядел уже Фредди. Мне кажется, он смог выдавить из себя лишь одно «О!»

Я избавил Его Высочество от пустой десертной тарелки. Фредди на самом деле пригласил принца Эндрю в клуб «Heaven» вместе с остальной компанией, но Его Высочество отказался. Вместе с балетной труппой Фредди отправился после приема в «Heaven». Похоже, именно в тот раз одна из балерин улеглась в пустой гроб, украшавший интерьер одного из «кожаных» баров в «Heaven», и кувыркалась там к неудовольствию завсегдатаев. Создавалось впечатление, что никто не должен получать удовольствия в заведениях подобного рода. Казалось, здесь нельзя показывать, что ты хорошо проводишь время.

Фредди посмотрел довольно много балетов, попадая на них благодаря Уэйну Иглингу. Из всего увиденного ему больше всего понравилась восхитительная постановка Кеннета Макмиллана «Майерлинг», где блистал танцор. Традиционные балеты обычно выстраиваются вокруг балерины, и это был первый полноценный балет, в котором недюжинные усилия требовались и от солиста. Хотя роль Уэйна, появившегося на сцене в образе наследного принца Рудольфа, была и не главной, мы с Фредди сошлись на том, что он выступил лучше всех. Фредди даже всерьез подумывал спонсировать серию постановок «Майерлинга», но, когда речь зашла о частном попечительстве, чиновники от балета все усложнили и перевели все стрелки на Фредди. Так что он утратил к этому интерес.

В Ковент-Гарден у нас не было никаких проблем. У меня был один знакомый кассир, продававший билеты. Поэтому если Фредди в последний момент решал, что он все-таки хочет что-то посмотреть, достать билеты было несложно. В ту пору, когда билеты продавались еще без компьютера, десять лучших мест всегда оставались в запасе для VIP-персон. Эти билеты держали до последней минуты: кассиры знали, что они всегда смогут их продать. Обычно это были лучшие места в опере — первый ряд в нижнем ярусе. Из-за продажи через компьютер, теперь такие билеты просто так не достанешь.

Вот я и подошел к пятому номеру в своем списке важнейших событий. На этом последнем примере видно, что в моих отношениях с Фредди, как и в жизни любого человека, не всегда все шло гладко. Скорее, здесь речь идет о череде связанных между собой событий, чем об отдельной ситуации. Это не только важное, но и печальное для меня воспоминание, хотя, в конечном счете, наши отношения лишь невероятно окрепли.

Этот случай затрагивает один из важнейших принципов, которыми руководствовался Фредди, — доверие. Должен сказать, что и для меня этот вопрос был очень важен, ибо доверие — вещь взаимная. Оглядываясь в прошлое, я понимаю, что эта ситуация назревала довольно долго. Суть в том, что я начал ощущать неприятную перемену в наших с Фредди отношениях. Не могу сказать точно, когда это началось, но помню, что дело дошло до того, что в середине 1989 года, как следует все взвесив, я сказал Фредди, что, по-моему, будет лучше, если я покину Гарден-Лодж.

На тот момент я еще не знал, в чем дело, но уже понял, что происходит нечто из ряда вон, и мне об этом не рассказывают. У меня было такое ощущение, будто я в изоляции.

До меня доходили какие-то обрывки информации, о которой при обычных обстоятельствах мне обязательно бы рассказали. Я чувствовал себя неопытным подмастерьем, насчет которых кто-то однажды пошутил: «Они как грибы. Кормите их дерьмом и держите в темноте!»

Если быть точным, походы Фредди в больницу и его встречи с врачами от меня скрывали намеренно. Сведения о местонахождении Фредди нельзя было назвать жизненно важными, и обычно я был в курсе его перемещений. Об этом мне сообщал сам Фредди, а также Джо с Джимом, ибо в доме Фредди считалось, что все знают столько, сколько знает каждый. Что касается нас, то есть «персонала», хотя Фредди и не терпел открытых столкновений, которые вполне могли случиться в таком хозяйстве, как у него, он позволял развиваться каким-то мелким ситуациям и даже с удовольствием наблюдал, как они назревают. Таков был один из его способов контролировать драму, напоминавший общий подход Фредди к бизнесу. Если в доме были тишь да гладь, и все «мы» слишком ладили друг с другом, у Фредди нередко возникало чувство, что его обходят стороной, словно затевая против него грандиозный заговор. Будучи умелым кукловодом, Фредди всегда знал, когда можно было подлить масла в огонь или состроить сочувственный вид и дать человеку возможность поплакаться ему в жилетку. Вот уж специалист.

В то время я действительно не понимал, почему от меня скрывают информацию, касавшуюся лечения Фредди. Должен еще раз подчеркнуть, что Фредди делал все возможное, чтобы известия о состоянии его здоровья не распространялись. Мне оставалось лишь вслепую предположить, что Фредди заболел чем-то очень серьезным. Пожалуй, где- то в глубине души я подозревал, что у него СПИД, но какая-то настроенная позитивно часть меня твердила совсем о другом. Что у Фредди не эта болезнь...

_____________________________

Но что тогда?

Ситуация была невыносима, но она продолжалась. Похоже, у меня не хватало смелости или я не мог угадать подходящий момент, чтобы подойти к Фредди и спросить у него наедине, что с ним стряслось. В конце концов, я поговорил с Джо, Джимом и Мэри. Я был вынужден сказать им следующее: «Послушайте... Мое нахождение здесь бессмысленно, раз уж я не знаю, что происходит, и поэтому не могу планировать свою дальнейшую жизнь. В общем, мне не стоит оставаться здесь».

Вышло так, что Фредди заподозрил, будто через меня в прессу и прочие круги просочилась какая-то информация о том, что у него начались проблемы со здоровьем, а также о причинах этих проблем. Из бог знает каких рук Фредди услышал нечто, что могло исходить лишь из Гарден-Лодж, что-то о его посещении больницы, куда он ходил в том году, и о чем никто не должен был знать.

Джо с Джимом пытались рассеять мое беспокойство... «Ты точно уверен, что хочешь уйти? Точно?» — спрашивали они у меня. Ну и все в таком роде.

Я был уверен в этом до конца. Но еще больше я был уверен в том, что мне было ужасно плохо. Чтобы прекратить эти мучения, мне действительно лучше было уйти из Гарден-Лодж. В конце концов, за эти десять лет мы столько всего пережили с Фредди, нас так много связывало, а теперь я чувствовал, что все это рушится из-за какой-то тайны, в которую меня не хотят посвящать. Это было жестоко, я очень страдал. Как я и надеялся, Фредди рассказали о моих намерениях. И вскоре он пришел ко мне на кухню. Терри еще за ним не приехал, а Джо и Джим куда-то ушли, или их отправили, точно не знаю. Фредди уселся за кухонный стол, я стоял рядом с разделочным блоком на колесиках посредине кухни. «И что значит вся эта чушь насчет твоего ухода?» — сказал Фредди.

В общем, я попытался объяснить ему свои чувства, а Фредди рассказал мне, что думал он. Он считал, что я выболтал кому-то из своих близких друзей за пределами нашего узкого круга о происходящем с Фредди, и это стало предметом сплетен.

Как только Фредди выложил мне свои подозрения, я сразу увидел проблеск надежды, ведь я точно знал, что никому ничего не говорил, да и никогда не стал бы так легкомысленно трепать языком. Это было не в моем характере. Я понял, что, если смогу быстро все объяснить и убедить Фредди в этом, все будет в порядке.

Мы поговорили. «Ну хорошо, — сказал я, — возможно, когда я только начал работать с группой, мне все было внове, я был изумлен и зачарован, и поэтому, понятное дело, рассказывал своим приятелям, что за потрясающая жизнь у меня началась. Но, — продолжил я, — после стольких лет знакомства с тобой я отлично понял, что значит для тебя тайна твоей личной жизни, и, как тебе известно, я никогда бы не нарушил ее. Ты же знаешь, я сделаю для тебя все что угодно, все, о чем попросишь...»

Должно быть, как раз в этот момент нашей беседы Фредди изменил свое мнение. Повернувшись ко мне, он сказал: «Ладно, ты знаешь, что я очень болен. Но на этом все. Просто больше нечего сказать».

Да ему и не нужно было говорить что-то еще. Я уже лишился нескольких друзей, которые умерли от СПИДа, так что я прекрасно понял, что имел в виду Фредди. Как-никак, на дворе был уже 1989 год. Фредди тоже понимал, что ему не надо вдаваться в подробности.

Напряжение между нами тут же заметно ослабло, но я по-прежнему не был уверен на все сто, что мне следует остаться. Было ясно, что утечка информации из Гарден-Лодж все же происходила, но, как я ни напрягал свою память, я не мог быть уверен в каждом своем слове, сказанном мною в разговорах с каждым из моих знакомых. Дошло до того, что я начал сомневаться в самом себе.

Я знаю наверняка, что никому не заикался о болезни Фредди, даже своим лучшим друзьям, даже тогда, когда они донимали меня своими подозрениями, потому что из-за домыслов, появлявшихся на страницах газет, на эту тему судачили чуть ли не на каждом углу. Лично я считаю, что если человек заболел, то он сам решает, кого оповещать об этом. Никто не вправе разглашать информацию, не предназначенную для чужих ушей, вроде этой. И лишь сам заболевший человек может рассказывать о своей болезни кому-то еще. В то же время я понимал, что в конце концов меня поймают на моей лжи, я ведь постоянно лгал, когда у меня выпытывали, как себя чувствует Фредди. Но несмотря на это, я продолжал твердить, как заклинание: «Да нет, он в порядке, просто чуть-чуть прихворнул» или «Да он всего лишь жалуется на печень, дорогой».

Я знал, что настоящие друзья все равно будут рядом с Фредди, когда понадобится, и поймут, почему я чувствовал необходимость говорить им неправду. Но о чем я сожалею, так это о том, что Фредди никогда не узнал, насколько ему сочувствовали. В любое время дня и ночи самые разные люди выражали свое беспокойство о его здоровье. Я не мог рассказать об этом Фредди, ведь он не хотел, чтобы его болезнь стала темой для всеобщего обсуждения.

После разговора на кухне мы с Фредди стали более откровенны друг с другом. Вскоре он спросил, не пропало ли у меня желание уходить. Просто невероятно, что человек, всю свою жизнь избегавший щекотливых разговоров с глазу на глаз, задал мне такой вопрос. То, что Фредди смог спросить меня об этом, уже было своеобразным показателем наших отношений.

— Ну я же не нужен тебе здесь, — ответил я Фредди.

— Нет, ты мне правда нужен, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты остался. — После этих слов эмоции захлестнули меня. Потом я ощутил чувство вины за то, что заставил Фредди сказать это. Я даже не знал, что мне делать — смеяться или плакать. Мы просто обнялись.

В итоге у меня появилось больше обязанностей по уходу за Фредди. Мрачные тучи, висевшие над нами на протяжении последних нескольких месяцев, внезапно исчезли.

А потом был день, который, как мне кажется, окончательно сплотил нас. Это случилось довольно скоро. Близилась к концу весна 1991 года, магнолии были в самом цвету. Я мучился подагрой, на этот раз у меня болела лодыжка. Приступы подагры начались у меня несколько лет назад. Тем, кто никогда не болел подагрой, даже не стану пытаться объяснять, как это больно. В тот день Фредди как раз решил посидеть в саду. Я был не ходок со свой палочкой. Фредди попросил, чтобы в сад вынесли два больших плетеных кресла из оранжереи вместе со скамеечками для ног и поставили их под магнолиями. Должно быть, это была потрясающая картина: в широких креслах сидят два страдальца, положив свои больные ноги на скамеечки, а сквозь листья и цветы магнолий светит солнце. Фредди захватил с собой разные журналы и напитки, так что никуда ходить было не надо. Так мы просидели пару часов, болтая ни о чем. Но через три часа эта идиллия и заботливо созданные условия наскучили Фредди, и мы вернулись в дом.

Должен сказать, что лишь после смерти Фредди я выяснил, как произошла утечка информации, поставившая под угрозу мои с ним отношения. Разговоры о болезни Фредди действительно пошли, и их причиной стал ничего не подозревавший Джо. Думаю, это получилось абсолютно случайно. Каждый день Джо ходил в спортзал. Поход в спортзал для него означал не только тренировку, но и возможность пообщаться. Среди его знакомых, занимавшихся в том же спортзале, был человек, который, как стало известно впоследствии, работал журналистом в газете The Daily Mirror. Так что пока Джо разговаривал со своими друзьями, его подслушивали, а потом, разукрасив его слова, сделали эту информацию достоянием общественности, словно затеяв ужасную игру, которой славятся китайские гадатели.

------------------------------------------------