Про Большое сердце

Жила-была на свете Добрая Фея.

Появилась она бог весть откуда, да и кто может с уверенностью сказать, откуда приходят феи? Никто и не интересовался: главное, что в королевстве теперь была своя волшебница, а это – к счастью! Поселилась Фея в лесу, построила там себе домик сказочный, и стала свое Предназначение выполнять.

Как известно, феи бывают разные: одни влюбленным помогают встретиться, другие – будущее предсказывают, третьи – все больше по богатству… Наша Фея была целительницей. Она очень здорово исцеляла тела, а еще лучше – души. Это потому что был у нее волшебный талисман – Большое Сердце. Придет к ней человек, еще и не сказал ничего, а Большое Сердце сразу сигналит: болен, мол, человек, одинок и заброшен, надо ему помочь! Фея сразу душу распахивает, а там у нее Неисчерпаемый Источник Любви. Посылает она Лучик больному, и сразу такое тепло его окутывает, что становится ему спокойно и хорошо – как у мамы. А Фея за ним ухаживает, подбадривает, поддерживает, в общем, дает время, чтобы душевные раны затянулись. И когда исцеленный уходит – благодарит ее, слезы на глазах, сам весь светится от счастья, и ей от этого радостно: выполнила свое волшебное Предназначение!

Скоро по всему королевству ни одного человека не осталось, кто бы о Фее не слышал, а многие и лично знакомы были. Все ее любили, уважали, и даже имя ей дали – Свет-Солнышко. Там, где она пройдет, ее Лучик оставляет След Любви, и всем от этого тепло и хорошо.

А в королевской семье тем временем подрос Принц. Был он силен и ловок, молод и хорош собой, во всех состязаниях первый, все девушки королевства по нему сохнут. Но он девушками не очень интересовался – все больше охотой и спортом, да путешествовать очень любил. Родители думали, что это у него от королевской разборчивости, а на самом деле – от Холодного Сердца. Есть такая болезнь душевная: если сердце ребенка нужного питания не получает, то становится оно холодным, безжизненным. С виду вроде смотришь – человек как человек, даже и уравновешенный, а внутри – холод и безмолвие. Тепла-то там нет!

И вот однажды отправился наш Принц в лес, на оленей охотиться. Один, без свиты, только слугу с собой взял. Увидел он оленя и погнал его, а олень метнулся в самую чащу, куда на лошадях уже не доберешься. Принц в азарт вошел, кинулся за ним, продрался сквозь ветви – и очутился на поляне. Смотрит – загнанный олень на колени упал, тяжело дышит, а его за шею обнимает девушка неземной красоты. Принц ее увидел — и про оленя забыл. Потому что ее Большое Сердце сразу распознало тяжелый недуг Принца и так засигналило, что Лучик ее превратился в Мощный Луч, и окутал он Принца с ног до головы. И сразу ему стало хорошо так, спокойно, вроде как он маленький, а мама его по головке гладит.

- Кто вы, прелестная незнакомка? – мягко спросил Принц.

- Разве вы меня не знаете? – удивилась Фея. – Я здесь давно живу, и зовут меня Свет-Солнышко.

- Какое имя красивое, и как вам подходит! – сказал Принц. – Можно, я с вами рядом побуду?

- Конечно, пожалуйста! – пригласила Фея. – Раз вам хорошо – то и мне хорошо.

И Принц остался. Только отослал слугу домой, чтобы не беспокоились. Его Холодное Сердце вдруг шевельнулось – так силен был Лучик Любви, идущий от Феи. А ее Большое Сердце прямо забилось: вот уж если кто и нуждался в помощи, так это Принц! И она распахнула душу, чтобы он мог пить из ее Неисчерпаемого Источника Любви.

Стали они жить в лесу. Большое Сердце Феи просто пело – столько работы, такое поле деятельности! Ведь, как известно, когда мы выполняем свое Предназначение – сердце поет! И хочется защитить любимого, спасти его, отвести беду, окутать его своим теплом – прямо как мама. Это самая чистая Любовь в мире – когда Нежность переливается через край, и хочется, чтобы так было вечно.

Принц, который вырос в огромном Дворце, никогда такой любви не чувствовал. Как известно, Принцы получают самое строгое воспитание, чтобы потом быть Истинным Монархом. И поэтому уже в детстве усваивают, что положено, а что нет. Ну не могут Принцы с размаху бросаться матушке-Королеве на шею – не положено! Не могут у папы на закорках покататься – опять же не положено! Придворный этикет – штука сложная и очень правильная, а потому холодная. Может, именно поэтому Монархи часто страдают Холодным Сердцем?

Большое Сердце Свет-Солнышка ничего про придворный этикет не знало, зато хорошо чувствовало: Принц нуждается в Любви и Заботе! И она не раздумывая, отважно кинулась его спасать своей Неисчерпаемой Любовью.

О боже, как стал расцветать Лес! Даже старые пни пустили молодые побеги! Даже камни покрылись молодым зеленым мхом! А уж сколько за это время выросло грибов и ягод – уму непостижимо! И все, что собирали люди в лесу, оказывалось целебным – вот сколько Любви распространяла Свет-Солнышко вокруг себя!

Сердце ее пело, и она летала, как на крыльях, придумывая, что бы еще сделать для того, чтобы ее Принц был здоров и счастлив. А Принц дивился, сколько у нее энергии, сколько улыбок посылает она миру, как легко прогоняет его тоску. И его Холодное Сердце постепенно начало оттаивать, биться чаще. Она была ему как мама – не та Королева, которая давала по утрам ручку для поцелуя, а та, о которой он с детства мечтал: теплая, любящая, прощающая.

Любил ли Феюшку Принц? Конечно, любил. По-своему. Он был ей благодарен, он не уставал ей удивляться, он ей даже помогал в ее волшебных хлопотах, потому что ему все было ново и интересно. Но сила ее Любви его иногда пугала. Не привык он к таким Потокам Любви, не видел он их во Дворце. Поэтому позволял ей любить себя, пил из ее Неисчерпаемого Источника, но сам-то пока только учился любить.

Постепенно его душевные раны затягивались, он чувствовал себя все более цельным. Принц стал понемногу отходить от сказочного домика Феи все дальше и дальше, бродить по лесу. И однажды у лесного озера увидел незнакомую девушку. Он только что искупалась и стояла, отжимая длинные золотистые волосы, на берегу. Он засмотрелся на эту красоту, зазевался, и ветка хрустнула. Девушка оглянулась, но не испугалась. Просто рубашку надела и по берегу ушла.

С этого момента Принц потерял покой. Все у него стояла перед глазами прекрасная незнакомка. Даже есть плохо стал! Свет-Солнышко забеспокоилась, стала ему еще больше Любви посылать, еще больше теплом укутывать. Принц не препятствовал, но рассеянный какой-то стал.

И решил Принц ходить к озеру, сидеть на берегу, ждать, когда незнакомка опять купаться придет. Однажды так и случилось.

- Ну что, все ходишь? – насмешливо спросила его она, подходя совсем не оттуда, откуда он ожидал.

- Я ждал тебя, — внезапно охрипшим голосом сказал Принц. – Я не могу тебя забыть.

- А меня вообще забыть трудно, — засмеялась девушка.

- Как зовут тебя, красавица? – спросил Принц.

- Мое имя еще заслужить нужно, — дернула плечом девушка.

- Как? – Принц уже готов был сделать для нее все.

- Принеси мне что-то удивительное – тогда поговорим, — уклончиво сказала девушка и стрельнула в него загадочным взглядом зеленых глаз.

Они расстались, и Принц стал лихорадочно думать, чем бы удивить свою новую знакомую. Чем же можно удивить девушку? Если бы он был дома, во Дворце, он бы нашел какую-нибудь заморскую диковинку! А здесь, в лесу… Но он придумал: сам нашел замысловатый корешок, сам отшлифовал, получился танцующий человечек. И вскоре уже мчался на свидание, бережно неся за пазухой корешок.

Ему опять пришлось ждать. А когда она пришла и Принц преподнес ей корешок, красавица только брови недоуменно приподняла:

- Ты этим меня хотел удивить? Я сама такие делаю. Ничего особенного.

У Принца даже сердце заколотилось.

- Скажи мне, что тебе принести, и я добуду это!

- Я люблю украшения, — проронила девушка и удалилась вдоль берега, как обычно.

Всю неделю Принц сушил ягоды рябины, нанизывал их на нитку – делал ожерелье. Красивое получилось!

- Ой! Чудо какое! Это мне? – обрадовалась Свет-Солнышко.

- Не трогай! – кинулся Принц. – Что это – все сразу тебе? Нет. Это мое дело.

Фее стало грустно, но она виду не подала – только окутала его своим Лучиком потеплее.

- Перестань! – рассердился Принц. – Чувствую себя, как ребенок в пеленках. Сколько можно-то?

- Но я же тебя люблю, — попыталась объяснить Фея.

- Ну и люби на здоровье, только как-нибудь на расстоянии, — сказал Принц и ушел. Туда, к озеру.

- Уже лучше, — кивнула незнакомка. – Только рябина – неподходящий материал для настоящих украшений. Рябину только лесные феи носят.

- Я думал, ты и есть лесная фея, — попытался пошутить Принц.

- Ничего подобного. Я просто красавица, и никакого волшебства, — спокойно сказала она. И Принц понял, что погиб. Потому что красавица целиком заполнила его сердце, и в нем уже не оставалось места для других. В том числе для Свет-Солнышка.

- Принеси мне настоящее ожерелье, где вместо рябины – кораллы, — бросила ему незнакомка, уходя. – Тогда скажу тебе мое имя.

- Где же я возьму кораллы в лесу? – отчаянно закричал ей вслед Принц.

- Не знаю. Подумай! – пожала плечами она и скрылась за кустами ивы.

Вечером Принц был молчалив, задумчив, на все попытки Свет-Солнышка развеселить его отмалчивался или отвечал грубостью. А утром он взял Фею за руку и сказал, глядя ей прямо в глаза:

- Я возвращаюсь во Дворец.

- Как? – растерялась Фея. – Разве тебе плохо здесь?

- Нет, вовсе нет. Мне здесь неплохо. Но я хочу к людям. Я чувствую в себе силы необыкновенные, и мне стало скучно.

- Но ты мог бы ходить к людям, когда захочешь, а потом возвращаться сюда, в наш домик, — предложила Фея.

- У меня есть свой домик, Дворец называется, — усмехнулся Принц. – И королевство впридачу!

- Тогда возьми меня с собой! – крикнула Фея в отчаянии. – Я буду любить тебя, заботиться о тебе, все тебе прощать, окутывать тебя теплом!

- Не надо. У меня там уже есть мама, — жестко сказал Принц. Но когда увидел, как сжалась Свет-Солнышко, смягчился:

- Пойми, я уже не нуждаюсь в ТАКОЙ заботе. А ты по-другому не можешь. Я давно понял: это твое Предназначение. Но я вырос и излечился. И теперь хочу жить, как все обычные Принцы. Я знаю, ты все поймешь. Я влюбился!

- Ты? Влюбился? Не может быть! Кто она???

- Не знаю. Но она прекрасна. И я думаю о ней каждую секунду, — признался Принц. – Прости, но так случилось.

- Она тебя околдовала, — горестно всплеснула руками Фея.

- Да! Околдовала! – с вызовом ответил Принц. – Своей женственностью, своей недоступностью, своей загадочностью. Мне приходится ее добиваться, и это волнует, возбуждает, рождает азарт. Знаешь, как сердце из груди выпрыгивает?

- Это же я вылечила твое сердце, — тихо напомнила Свет-Солнышко.

- Да, ты. Спасибо, мамочка! – искренне сказал Принц. – Я этого никогда не забуду. Проси все, что хочешь.

- Тебя, — просто сказала Фея. – Твою Любовь.

- Я тебя люблю, — так же искренне ответил Принц. – Только это – другая Любовь. Прости. И прощай. Я не вернусь. Вот, возьми ожерелье. Рябиновое. Такое все лесные феи носят!

И он ушел.

Для Свет-Солнышка наступили тяжелые дни. Она думала, как коварно предал их Великую Любовь ее Принц, и это было невыносимо больно. Она горевала, страдала, даже плакала, и очень долго не выходила из своего сказочного домика. А когда вышла – поразилась, как изменилось все вокруг. Ее лес так долго не видел Любви, что весь скрючился, почернел и сбросил листву. Теперь под ногами шуршали сухие палые листья – засохшие свидетели Великой Любви. А кое-где уже выпал снег. Это потому что душа Феи захлопнулась, и Лучик Любви не мог вырваться наружу.

- Господи, что я натворила! – ахнула Свет-Солнышко. – Как я могла забыть про свой лес? Бедненький… И ее Большое Сердце сжалось от сострадания.

Как только она хоть кого-то пожалела, дверца души тут же приоткрылась, и появился Лучик Света, который сразу стал ласкать, окутывать и лечить почерневшие стволы.

Свет-Солнышко трудилась неустанно. Она носилась по лесу и восстанавливала, исцеляла, помогала. Вскоре к ней снова потянулись люди, и она вкладывала в них всю душу, забывая о своем горе. «Не может быть, чтобы он меня забыл, — думала она. – Вот сейчас он увидит, услышит, узнает, как я трудолюбива, какое у меня доброе Большое Сердце, скольким людям и деревьям я помогла, и вернется ко мне. Ведь никто, никогда не сможет любить его сильнее, чем я! Только бы колдунья не помешала».

Но Принц все не возвращался. От тех, кто приходил к ней за исцелением, она слышала новости: Принц так и живет с колдуньей, выполняет все ее прихоти, каждую неделю преподносит ей по новому ожерелью, и похоже, что они счастливы. «Не может быть, — думала Фея. – Ведь я же все еще люблю его?». Она прислушивалась к себе, и с ужасом понимала, что ее Любовь давно перешла на других людей, на лес, и только маленький-маленький Лучик все еще принадлежит Принцу. Она холила и лелеяла его – сама не зная, зачем.

А однажды к ней зашла старушка. Обычная старушка, с корзинкой, накрытой беленьким платочком. Старушка попросилась отдохнуть чуток, и Свет-Солнышко радостно предоставила ей кров и пригласила разделить трапезу.

Старушка оказалась веселая, много всяких историй знала, шутками-прибаутками так и сыпала, Свет-Солнышко даже развеселилась.

- Какая же ты милая, деточка! И смех у тебя такой задорный! Вот увидишь, в жизни тебя ждет много счастья! – пообещала старушка.

- Мое счастье уже ушло, — опечалилась Фея. – Вместе с любимым. Теперь жду, когда вернется.

- А ты не жди! – посоветовала старушка. – Зачем тебе старое счастье? Раз ушло, значит, не твое это счастье было.

- Колдуньино, что ли? – удивилась Фея. – Он ведь с ней, с разлучницей живет.

- А хоть и колдуньино, — не стала спорить бабка. – Раз живет – значит, для него это и есть счастье.

- Но я его люблю, — пожаловалась Фея.

- А я смотрю, девонька, ты всех любишь, — прозорливо заметила старушка. – Дар у тебя такой – Исцеляющей Любви. Редкий Дар, я тебе скажу!

- Откуда вы знаете? – замерла Фея.

- Да я много чего знаю, потому как давно на свете живу, — засмеялась старушка. – Вижу я, вижу. Тоже Дар такой. У тебя – исцелять, у меня – видеть.

- А что вы еще видите? – заинтересовалась Фея.

- Много чего вижу. Вижу, что ты по жизни Свет-Солнышко, и люди к тебе тянутся, любят тебя. Безотказная ты, всем помогаешь, всем любовь свою даришь. За это и Мир тебя любит, оберегает. Потому как ты ему нужна.

- А вот если вы все видите, скажите, что я не так делала? Почему мой любимый стал счастья на стороне искать? – спросила Фея.

- Ладно, скажу. Только ты, девонька, не обижайся, — попросила старушка. – Понимаешь, ты всех любишь, а себя – не очень. Потому и считаешь себя недостойной чьей-то любви.

- Да вовсе нет! Я к себе хорошо отношусь! – бурно запротестовала Фея.

- Э, нет. Ты не горячись, а послушай бабку. Глядишь, и уразумеешь чего… Любить и хорошо относиться – это две вещи различные. Хорошо относятся – за что-то, а вот любят – ни за что, просто так. Понимаешь?

- Не понимаю, — честно призналась Свет-Солнышко.

- Вот смотри. Ты что делала, чтобы любовь свою сохранить? Ну, с этим-то?

- Я все делала! Я его просто так любила, ни за что! Никогда не ворчала, заботилась, ухаживала, лес и дом украшала, все ему прощала, лучиком его укутывала! – стала рассказывать Фея.

- Вот смотри, сколько ты сделала, а все для чего?

- Чтобы Любовь сохранить… — терпеливо пояснила непонятливой бабке Фея.

- А что, разве ты, даря Любовь, что-то взамен от людей требуешь?

- Нет, что вы! – возмутилась Фея. – Я же просто так, от Большого Сердца!

- Значит, свою любовь ты просто даришь, а чтобы чужую получить, вон сколько всяких подвигов совершила? – спросила бабка, хитро прищурившись. – Это что за любовь такая, которую такой ценой зарабатывать надо?

- А как ее по-другому зарабатывать? – запальчиво спросила Фея и осеклась.

- Вооот, — удовлетворенно покивала бабка. – В этом-то и есть твоя проблема. Ты ж все готова сделать, чтобы любимого удержать. А он себя спеленатым по рукам-ногам чувствует, ни вздохнуть, ни пошевелиться. Кому ж охота всю жизнь в люльке-то пролежать, хоть бы и у самой заботливой мамочки?

- Вот и он мне про мамочку все время говорил, только я не понимала, о чем это он, — созналась Фея. – Но я ведь по-другому не умею. Это же Предназначение, разве нет?

- Предназначение твое – исцелять тела и души, — сказала старушка. – А вот Женщиной быть ты учись. Стань сама колдуньей и наколдуй себе милого. Вот увидишь, у тебя получится! У всех женщин выходит, если захотеть!

- Я хочу! — воскликнула Фея. – Так хочется быть любимой!

- Умница! – одобрила бабка. – Вот именно – быть любимой! Раньше ты любила, а он тебе позволял это делать, так? А теперь ты позволь кому-нибудь любить себя. И принимай эту любовь с радостью, ты ведь этого достойна! Каждый достоин…

- Но как же я узнаю, кто мой любимый? И где его искать? – задумчиво спросила Фея.

- Ох, девки, девки! – вздохнула старушка. – Все бы вам искать! Да не суетись, живи просто, за лесом ухаживай, людей исцеляй, а он сам придет. Дай ты ему инициативу проявить! А то все сама да сама…

- Хотите еще чаю? – спохватилась Свет-Солнышко.

- Нет, Феюшка, пора мне. Корзинка моя еще не полная, надо до вечера управиться.

- А что у вас в корзинке, если не секрет? Грибы? Ягоды? Травы какие? – полюбопытствовала Фея.

- Да никаких секретов! Сказки там, девонька. Вот, хожу по свету, сказки собираю. Сказочница я, видишь ли, — улыбнулась бабка. – Теперь вот и твою историю туда сложу.

- А вы их потом куда деваете? – спросила пораженная Фея.

- А людям дарю, — охотно призналась Сказочница. – И тебе за приют, за ужин вкусный, сказку оставлю. Ну-ка, суй руку в корзину!

- Ой! Мне само в руку что-то прыгнуло! Мягкое такое, пушистое! И с хвостиком! – вскрикнула Свет-Солнышко.

- Это значит, твоя сказка тебя нашла. Добрая! Со счастливым концом! — радостно объявила старушка. – Ты ее под подушку положи, пусть она ночью тебе снится, а днем свершается. Ну, уж это вы без меня. Вечером самый сказкосбор начинается, торопиться надо.

И старушка скрылась в лесу, а Фея Свет-Солнышко сунула Свою Сказку под подушку, убрала посуду, вышла на крылечко, и вдруг…

Но это была уже совсем, совсем другая сказка. Мягкая, пушистая, добрая и со счастливым концом!

ЛЕКАРЬ

Вся ее беда, вся ее вина была в том, что она слишком сильно любила.

Пламя любви освещает, возле него можно греться, и хорошо собрать всех своих близких и подарить им свет и тепло своего огня.

Но Костер Любви – это все равно пламя, стихия, и подчиняется тем же законам природы, а посему – при неосторожном обращении может стать смертельно опасным.

Она была неосторожна, что тут и говорить… Люди за века уже стали забывать те простые Законы, по которым завещал жить Творец. Поэтому никто не научил ее, что если любить слишком сильно, если питать Костер Любви страстями, то он быстро превращается в бушующее пламя, выходит из-под контроля. Он становится Пожаром. Пожаром Любви. Тогда он начинает неукротимо распространяться и пожирать все, что окажется у него на пути. В том числе и того, кто его зажег, но не сумел держать в рамках.

Пожар Любви опалил ее. Может быть, она бы и погибла – как многие до нее, но у нее была дочь, и инстинкт материнства оказался сильнее. Дикое бушующее пламя настигло, опалило ее, выжгло все в душе, она корчилась от невыносимого жара, но бежала, падая и поднимаясь, не разбирая дороги, размазывая по лицу пепел и слезы – для того, чтобы спасти ребенка. И себя.

Они спаслись. В какой-то момент она оглянулась и увидела, что за ней уже не ревет стена яростного огня. Пламя Любви, потерявшее жертву, погасло, и теперь за ней расстилалось ровное дымящееся Пепелище. Она стояла на дороге, обычной твердой дороге, которая не жгла подошвы, заставляя мчаться, не останавливаясь. Ее овевал легкий ветерок – приятный, прохладный, остужающий ожоги. С неба светило солнышко – теплое, ласковое, животворящее. На руках сидела дочь – ее девочка, ради которой она вырвалась из Пожара.

И она пошла по этой дороге, куда глаза глядят, едва переступая обожженными ногами, и каждый шаг давался с трудом. Ей надо было выйти к людям. Вскоре она увидела человеческое жилище.

Но и среди людей ей оказалось непросто. Ожоги зажили, тело снова стало молодым и красивым. Но Душа… Пожар Любви опалил ее Душу, и в ней поселился Страх. Если какой-нибудь мужчина обращал на нее внимание, Душа начинала беспокойно шевелиться и стонать – она еще хранила в себе боль и не хотела повторения. Женщина страстно хотела Любви, говорила ей «Да!», а Душа заходилась в безмолвном крике: «Неееет!!!». По ночам ей все еще снилось бушующее, сжигающее все живое пламя. Наутро она забывала сны, но они селили в ней беспокойство. Она сторонилась мужчин. Да и мужчины не очень-то хотели приближаться к ней — ее Страх создавал вокруг нее особую, тревожную ауру, не располагающую к близкому контакту.

Она выстроила себе Дом. Крепкий, надежный дом, не боящийся пожаров. Она навесила на стены огнетушители, багры и лопаты – от случайных возгораний. Потом решила, что этого мало, и поставила высокий частокол из толстых-претолстых бревен. Но и это не успокоило ее Душу. Тогда она вырыла вдоль забора ров, который наполнила водой – чтобы Пожирающий Огонь не смог добраться до нее. Теперь она была в тройном кольце защиты от Пожара Любви. И не понимала того, что это защита не только от Пожара. Но и от Любви – тоже.

Но человек не может жить без Любви. Его Вечный Двигатель подпитывается только Любовью – или Ненавистью, потому что Ненависть – это выжженная Любовь. В ней не было Ненависти, но у нее не было и Любви. И она начала чахнуть. Это была не болезнь, просто жизненная энергия капля за каплей утекала, а пополнить запасы было нечем.

Дочка была еще мала и нуждалась в ее заботе. Поэтому она укладывала дочку спать, становилась на колени и молилась о том, чтобы Господь надоумил ее – что ей надо сделать, чтобы ее Душа успокоилась и перестала панически бояться Огня Любви. Она молилась без надежды, без претензий, даже без Любви – просто молитва давала ей хоть какие-то силы.

И однажды поздней осенью, в хмурый промозглый вечер в ее ворота постучались. Она как раз только что закончила молиться, может, поэтому она и открыла. В другое время – скорее всего, не стала бы. За воротами, кутаясь в накидку, стоял мужчина.

- Хозяюшка, можешь ли дать кров и пищу одинокому путнику? – спросил мужчина.

Порыв ветра качнул створку ворот, и она молча посторонилась, пропуская его в ограду.

- Осторожно, тут мостик, — предупредила она, когда он шагнул ко рву.

- Ого, как у вас тут все серьезно! – покачал головой он.

- Как зовут тебя, хозяюшка? – спросил он, отряхивая свою накидку от дождевых капель.

- Хозяюшка, — коротко ответила она. Душа ее уже ныла и боялась: в доме был мужчина, и это было неправильно, опасно.

- Хорошо, Хозяюшка, — не стал спорить он. – Тогда зови меня Лекарь.

- Почему? – споткнулась она.

- Потому что я – Лекарь, лечу людей от болезней, — ответил он и шагнул в дом.

Дочка уже спала, поэтому ужином его кормила она одна. Она чувствовала себя очень напряженно, и ей хотелось как можно скорее уйти к себе.

- Что-то не так? – спросил Лекарь, внимательно глядя на нее.

- Все так, – бросила она. – Устала просто, спать хочу.

- Спасибо, я наелся, — отодвинул он тарелку. – Ты не беспокойся, Хозяюшка, утром я двинусь дальше.

- Хорошо, — чуть смягчилась она. – Я постелю тебе тут, на лавке. Она широкая, тебе будет удобно.

Она постелила ему постель и с облегчением ушла в свою комнату. Видимо, впечатлений было чересчур много, потому что она уснула, едва донеся голову до подушки. Ночью ей приснился сон: выжженное дотла поле, которое поливает из смешной детской леечки босоногий мужчина в белой холщовой одежде. И корка пепла размокает, становится мягкой и податливой, лопается, и из трещинок вылезают робкие зеленые ростки, а через поле к ней бежит дочка и кричит: «Мама! Мама!». На этом месте она проснулась, потому что поняла, что голос дочки она слышит наяву. Она вскочила и кинулась в комнату дочки – та металась во сне и звала ее. Она схватила дочку на руки и даже вскрикнула – таким жаром полыхала ее девочка. Душа тут же наполнилась тревогой – уж больно это было похоже на Пожар. Душа не забыла.

Она заметалась в панике, соображая, где ночью можно найти врача, и понимая, что до утра это дело безнадежное. Отчаянно она понеслась на кухню, за водой, и увидела босоногого мужчину, который как раз натягивал рубашку. Она совсем забыла про него, и вообще он был некстати, этот пришлый, как его там, Лекарь, что ли… Лекарь?

- Дочке плохо. Жар, — заговорила она. – Ты же Лекарь?

- Лекарь, — подтвердил он. – Где дочка?

Дальше все было как в кошмарном сне. Он гонял ее то за одним, то за другим, покрикивал даже, достал из своей котомки травы, смешивал их, заваривал и заставлял заваривать ее, менял компрессы, и так долго, долго – пока жар не спал.

Душа ее сейчас не боялась всяких там Пожаров Любви – она могла думать только о ребенке, единственном живом существе, ради которого она спасалась и выжила, ради которого она жила сейчас.

- Хозяюшка, дело серьезное, — сказал ей Лекарь, когда девочка уснула. – У дочери твоей горячка, только не простая это болезнь, а душевная. И обычными лекарствами ее лечить – не получится. Не помогут ей врачи.

- А кто поможет? – помертвевшими губами выговорила она.

- Я помогу, — просто ответил Лекарь. – Я лекарь душ человеческих. Только и тебе изо всех сил стараться придется. Решай…

- Решила уже, — твердо сказала она. – Верю тебе. Лечи. Что я должна делать?

- Для начала – есть у тебя бумага и ручка? – деловито спросил он.

- Есть, — растерялась она. – Рецепт, что ли, писать?

- Рецепт, — кивнул он. – Только рецепт не простой…

Когда она вернулась с письменными принадлежностями, он велел ей сесть за стол и спросил, как в лоб ударил:

- Как ты умудрилась так обжечься-то, Хозяюшка?

Она выронила ручку и замерла с открытым ртом. Душа забилась, закричала. Лекарь ждал.

- Зачем тебе? – хрипло спросила она, справившись с собой.

- Ничего даром не проходит, — ответил Лекарь, серьезно глядя ей в глаза. – Если ты испытала запредельные эмоции, когда Душа твоя горела и корчилась, все это запечатлелось, понимаешь? И все это мы своим детям передаем, вроде как по наследству. Пока раны не залечим…

- Ты что, Лекарь? Хочешь сказать, что ее жар – это отзвук моего Пожара? – спросила она, уже зная, что он ответит.

- Это – Закон, — жестко сказал он. – Мы за все в ответе, и за детей наших тоже. Что им передадим – то у них и будет.

- Да что она могла понимать тогда, кроха такая? – спросила она.

- Она, может, и не понимала. Она чувствовала, — объяснил Лекарь. – Даже нерожденные дети уже чувствуют. Они добровольно разделяют с родителями их судьбу. Только они маленькие, не со всем могут справиться. А ты – взрослая.

- Я – взрослая… — повторила она. – Я не хочу моему ребенку такой судьбы. Что надо делать?

- Пиши, — приказал Лекарь. – Пиши на бумаге все, что случилось. Подробно, не щадя ни себя, ни его. Все свои чувства, все ощущения. Отдай бумаге свою боль. Пройди вновь через свой Пожар.

- Я не могу! – закричала она и заплакала, забилась. Лекарь обнял ее, гладил по спине, и через какое-то время слезы иссякли. – Я сделаю, — сказала она и подвинула к себе бумагу.

Ей нелегко это далось. Сначала она пыталась что-то приукрашивать, а что-то вообще не писать, но он заставлял ее, и она все глубже уходила в свои страшные воспоминания. Тем временем он занимался девочкой, поил ее своими отварами, шептал над ней какие-то лекарские молитвы.

Хозяйка вновь бежала от взбесившегося Костра Любви – плакала, колотила кулаками по столу, обессиленная падала в постель, чтобы забыться ненадолго, и снова писала. Он и ее поил своими травами, гладил по голове, как маленькую, и заставлял вновь садиться к столу. Когда она закончила свой горький рассказ, они вышли вместе во двор, и он развел небольшой костерок. Страх снова обуял ее Душу, но теперь рядом был Лекарь, и она не позволила Страху победить ее решимость. Лекарь заставил ее сжечь все написанное на костерке – «предать очищающему огню, а пепел развеять по ветру», вот как он сказал. А потом заставил ее писать все по новой, и она подчинилась. Так было не раз и не два – она не считала.

В какой-то момент она вновь подвинула чистый лист и вдруг поняла, что ей больше нечего писать. Все, в Душе пусто. Ее Пожар Любви погас безвозвратно. В этот день дочка впервые сама захотела поесть, и на щечках ее заиграл здоровый румянец. Хозяйка пекла блинчики, и Душа ее пела.

Теперь она и Лекарь стали подолгу разговаривать обо всем, что с ней случилось, и о многом другом.

- В чем моя вина? – спрашивала она. – Ведь я просто пыталась подарить свою Любовь. Разве это преступление?

- Когда ты ставишь Любовь к другому человеку выше Бога – да, преступление, — отвечал ей Лекарь. – Твоя Любовь разрушительна, как цунами. Она захлестывает человека, он захлебывается в твоей любви, он не может дышать. И бежит от тебя – чтобы спастись.

- Но как тогда сохранить Костер Любви, чтобы он горел, но не превращался в Пожар? – допытывалась она.

- Не позволяй эмоциям взять над тобой власть, — учил он. – Обиды, претензии – заливают Костер Любви, как вода. Ревность, похоть, страсти, жажда – распаляют его, делают неуправляемым. Ты – Человек, ты должна научиться управлять Стихиями. Иначе Стихии ополчатся против тебя.

- Ты хочешь сказать, что в Любви тоже нужна техника безопасности? – улыбалась она. Она уже снова научилась улыбаться.

- Разумеется, — подтверждал Лекарь. – Как и во всем остальном. Тогда тебе не понадобится высокий забор, и ров с водой. Тогда тебе будет безопасно везде – даже в чистом поле, где крыша – только небо.

Она слушала его – и ей казалось, что душа наполняется живительной влагой, а его странные слова падают туда семенами.

Дочка ее уже бегала по дому и радостно залезала на руки к Лекарю, а он таскал ее на закорках, мастерил ей кукол и играл в ее немудрящие игры. Хозяйка любовалась и радовалась, глядя на них. И, кажется, влюблялась в Лекаря – ее Душа тянулась к нему и нуждалась в нем.

Так прошла зима, наступила весна. И вот однажды Хозяйка, проснувшись, увидела, что Лекарь уже одет, котомка его собрана, постель свернула в тюк, а сверху лежит приготовленный плащ.

- Что это? – непонимающе спросила она, глядя на эту картину.

- Хозяюшка, спасибо тебе за все, — сказал Лекарь. – Я собрался продолжить свой путь. Пора!

- Но… — начала она, — разве ты не хочешь остаться?

- Я лекарь, — мягко сказал он. – Я лечу людей. Я должен идти, чтобы еще кому-то помочь.

- Но я люблю тебя! – вырвалось у нее. Она тут же пожалела о сказанном и заплакала. Он подошел, обнял ее, прижал к себе, и она разрыдалась у него на груди, уже зная, что это – в последний раз.

- Слушай меня, — ласково сказал он, и она притихла, ловя каждое его слово. – Ты любишь не Мужчину во мне, а Спасателя. Лекаря. Это – не Любовь, это – Благодарность. Пожалуйста, не путай эти чувства.

- Мы привыкли к тебе, — пожаловалась она.

- Конечно. И я к вам привык. Но Спасатель всегда уходит, когда его работа закончена. И Лекарь уже не нужен, когда Душа излечилась. Так? – спросил он и поцеловал ее в макушку, как маленькую.

- Но что же мне делать? – спросила она, всхлипнув в последний раз.

- Распахнуть ворота настежь. Засыпать ров. И ждать. Рано или поздно придет человек, с которым тебе захочется сложить Костер Любви.

- Такой, как ты? – с надеждой спросила она.

- Лучше. Гораздо лучше! – убедительно пообещал он. И она знала, что так оно и будет – Лекарь никогда ее не обманывал.

На следующий день она нашла старые рукавицы, взяла лопату и начала закидывать землей ров. Работа предстояла большая, и она была рада, когда ее дочка принесла свои детские лопатку и ведерочко и присоединилась к ней. Ворота были распахнуты настежь – так, как велел Лекарь, и в них заглядывало юное весеннее солнышко.

Когда ров исчез под слоем земли, Хозяйка увидела, что он похож на шрам. Тогда она принесла семена, и вместе с дочкой они стали превращать бывший ров в кольцевую клумбу вокруг их дома. Одновременно она наняла рабочих, чтобы те растащили по бревнышку ее частокол – раньше он защищал ее от Мира, теперь он мешал ей видеть Мир.

Однажды вечером, в середине июля, Хозяйка, закончив дневные дела, баловалась с дочкой – они брызгались из поливального шланга, визжали, носились друг за другом, но осторожно, чтобы не повредить новую клумбу – на ней уже вовсю пестрели цветы.

В это время к дому подошел Путник. Девчонки, увлеченные своей игрой, не сразу его заметили. Путник постоял, подивился, заулыбался, а потом поставил котомку наземь и спросил:

- Третий не лишний?

- Ура! Нашего полку прибыло! – завопили девчонки и тут же направили на него шланг. Он взревел и погнался за ними, а они брызнули в разные стороны, оставив его с носом. Так они играли до самого вечера, и все были промокшие, радостные и очень счастливые.

А когда солнышко пошло на закат, они развели небольшой костер, чтобы просушить мокрую одежду.

- Какое от него приятное тепло, — удивился Путник. – Девчонки! А вы можете предоставить кров и пищу одинокому Путнику?

- Можем! – хором сказали мать и дочь и засмеялись. И Путник к ним присоединился, с удовольствием глядя на их веселые, разрумянившиеся мордашки.

И все трое уже чувствовали, что между ними разгорается, весело потрескивая, ровное пламя, которое может вскоре превратиться в самый настоящий Костер Любви. Как и было обещано. Ведь Лекарь никогда ее не обманывал.

8. КЛИНИКА «ИДЕАЛ»

Корреспондент шел по просторному белому коридору в сопровождении ангелоподобной девушки из пресс-центра, в белом халате и белом колпачке. И коридор, и девушка сияли стерильным белым светом.

- Меня зовут Анжелика, я буду вашим сопровождающим. Вы можете задавать мне любые вопросы, в рамках разумного, конечно, — говорила девушка, поправляя форменный белый колпачок с эмблемой «Идеал» на золотистых волосах. Колпачок ей очень шел, и надпись «Идеал» — тоже.

- Понял. Спасибо. Буду задавать. А что значит «в рамках разумного»?

- Нашу клинику не случайно решено было расположить здесь, в горах, в уединенном месте, — рассказывала девушка. – Вы сами понимаете, что наши клиенты предпочитают сохранение инкогнито и не нуждаются в любопытных носах.

- А почему ваша клиника называется «Идеал»?

- Здесь приводят людей в божеский вид. После разных катастроф.

- То есть у вас тут не обычная пластическая хирургия?

- Нет, далеко не обычная. Ради того, чтобы просто увеличить грудь или поправить нос, не стоит забираться так высоко, поверьте.

- А на сколько пациентов рассчитана клиника?

- Извините, это закрытая информация. У нас здесь много закрытой информации.

- Но как же реклама?

- Мы не нуждаемся в дополнительной рекламе. Нас и так хорошо знают. Все, кому нужно попасть, к нам попадают.

- Вот как… А вот скажите…

Внезапно на стенах коридора замигали лампы, раздался звук зуммера, где-то захлопали двери.

- Прошу прощения, давайте посторонимся. Похоже, срочная операция.

По коридору загрохотала каталка, на которой лежало нечто бесформенное, вокруг суетились сотрудники, делая что-то прямо на ходу.

- Готовьте большую операционную! – говорил в телефон один.

- Доктор, мы его теряем! – обеспокоенно сообщал другой.

В конце коридора распахнулись двери. Каталка промчалась мимо корреспондента, то, что он успел увидеть, неприятно поразило его. Там, под простыней, ворочалась и корчилась какая-то невнятная масса, и было видно, что ей больно.

- Это был человек? – осторожно спросил он. – Или то, что от него осталось?

- Это не важно. Важно то, что все еще можно поправить. Пойдемте на смотровую галерею, оттуда можно наблюдать весь процесс. И слышно все, что происходит в операционной.

- Ага, — сглотнул корреспондент. Ему было очень не по себе: хотя он разные виды видывал и даже в зоне военных действий побывал, тут почему-то казалось гораздо страшнее.

Смотровая галерея и вправду была расположена высоко и удобно, и корреспондент увидел, что пострадавший уже на столе, а бригада врачей поспешно занимает свои места. В операционную стремительно вошел (показалось – влетел!) высокий кряжистый старик. Полы белого халата развевались, как крылья, со свистом разрезая воздух.

- Слава тебе, Господи! – с чувством сказала девушка из Пресс-центра. – Главный будет оперировать. Значит, вытянет!

- А что, бывает, и не вытягивают? – уцепился корреспондент.

- Всяко бывает, — уклончиво ответила девушка. – Если случай запущенный – сами понимаете…

Внизу между тем уже началась операция. С человека сняли простыню. Корреспондент охнул.

- Это кто же его так? – содрогнувшись, спросил он у своей сопровождающей.

- Любимые… Чаще всего это дело рук любимых.

- Любимых??? Он что, маньяка любил? Или маньячку? Хотя, по-моему, женщин-маньяков в природе не бывает?

- Почему же не бывает? – удивленно глянула на него Анжелика. – Женщины тоже бывают одержимы маниакальными идеями. Ничуть не реже, чем мужчины. Просто мужчины маниакально пытаются переделать мир, а женщины – мужчин.

- Вот как? – опешил корреспондент. Он не знал, как реагировать на сообщение своей прекрасной спутницы. А она, не замечая его смущения, продолжала:

- Вообще-то мир настолько изобилен, что в нем есть все, всегда и для всех. Даже странно, почему люди не стремятся использовать то, что уже создано, причем для них же? Почему все обязательно надо перекроить на свой вкус???

- Но как же! – запротестовал корреспондент. – Ведь в этом и заключается суть прогресса! Преобразовать природу… Поставить ее на службу человеку…

- Но она и так служит человеку, — мягко возразила Анжелика. – Зачем же ее преобразовывать? Может, лучше научиться ее рационально использовать?

Внизу тем временем тело, лежащее на столе, отмыли, протерли, расправили, как могли, и стало видно, что все не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Хотя все равно страшненько. Местами виднелись глубокие раны, кое-где были просто отхвачены изрядные куски, кое-где – наоборот, наблюдались какие-то уродливые наплывы.

- Что с ним случилось? – спросил корреспондент. – Впечатление, что его дикий зверь растерзать пытался.

- Это «дикий зверь» еще называют иногда «любовью», — заметила Анжелика. – Разумеется, ошибочно – просто подменяют одно понятие другим.

- Вы хотите сказать, что вот эта жертва дикой мясорубки ранена любовью? – недоверчиво переспросил корреспондент. – По-моему, персонаж из фильма «Техасская резня бензопилой».

- Очень образно, — похвалила сопровождающая. – Знаете ли, люди часто превращают любовь в дикую мясорубку. И в резню бензопилой – тоже. Разве вы ни разу не наблюдали?

Корреспонденту очень хотелось возразить, но память услужливо воскресила несколько случаев из его богатой журналистской практики, да и собственный опыт имелся, и он предпочел промолчать.

- А что это они сейчас делают? – перевел он разговор на действо в операционной. Там как раз направили на лежащее тело небольшой аппарат, который залил весь операционный стол мягким золотистым светом невыразимо приятного оттенка.

- Лечат душу, — просто объяснила Анжелика. – Это Свет Любви. Он очень целебный. Он позволит душе расслабиться, расправиться, принять естественные очертания.

- А почему они стали неестественными? – сразу прицепился корреспондент.

- Кто-то долго пытался его изменить, перекроить «под себя», — вздохнула его прекрасная спутница. – А он, видимо, далеко не сразу сбежал. Любил, наверное…

- А как это – «перекроить под себя»?

- Ну как это обычно делается? Что-то запретить, что-то навязать, в чем-то ущемить, что-то заставить… А кое-что вообще искоренить, как вредное! Одно отрезать, другое нарастить… В общем, скроить по-другому. Но душа не брюки, ее не перекроишь! Она снова и снова будет стремиться вернуться в первоначальное состояние. Стать собой.

- Вы вот уже который раз говорите о душе. Но она ведь субстанция неощутимая и невидимая?

- Ну как неощутимая? Разве у вас никогда душа не болела? Или не пела? Не разрывалась? Не рвалась ввысь?

- Рвалась, — с удивлением вспомнил корреспондент. – И от боли, и ввысь.

- Ну вот, а говорите, «неощутимая»… А насчет «невидимой» — так вон же она, на столе лежит! Сами видите.

- Так это… душа? – поразился корреспондент.

- Душа, — кивнула Анжелика. – Мы телами и не занимаемся, только душами. Тело прочнее, а душа очень ранима. Очень. Ранима и уязвима.

Корреспондент замолчал. Смотрел, слушал – что там, внизу. Золотой свет рассеялся, поредел. Зато хирурги активизировались. Шел очень интересный разговор.

- Чувство собственного достоинства сильно повреждено, — говорил один из хирургов.

- Ничего, сейчас подтянем, вот тут и тут, и закрепите, пожалуйста. Надо будет, конечно, потом мощную реабилитацию запланировать, но ничего, ничего, все поправимо…

- Вот здесь дыра просто… Как пробило! Что это она с ним делала?

- Посмотрите там, в истории болезни!

- Это она ему гордыню пыталась извести. Била в одну точку, долго. Вот и продолбила.

- Гордыню! Неужели она не понимала, что его гордыня просто отражение ее несогласия с реальностью?

- Нет, конечно. Вот тут отмечено: она пыталась заставить любимого забыть про его образ жизни.

- А, теперь понятно, почему такая деформация черепа! Видимо, постоянно капала на мозги.

- Ничего, сейчас пластину поставим, будет как новенький.

- А зачем ей надо, чтобы он менял образ жизни?

- Ну, как обычно: ее кое-что не устраивало, хотелось там подправить, там подрихтовать… Как всегда!

- Ну, не понимаю: не лучше ли поискать подходящий вариант, чтобы все устраивало?

- Да у них там, внизу, чаще всего так: боятся, что если не сейчас, то уже и никогда, вот и хватают первое, что под руку попадется, а потом начинают его «под себя» переделывать.

- Но это же опасно! Так ведь души-то и калечат! А потом – к нам, на операционный стол.

- А кто об этом думает? Каждый, понимаешь ли, мнит себя пластическим хирургом…

- Но неужели она не чувствовала, что ему больно? Неужели ни разу не захотелось оставить его таким, каким он создан? Это как же надо ближнего ненавидеть?

- В истории болезни записано – «очень любила».

- Там, внизу, «любить» очень часто означает «воспитывать». Или, чаще, «перевоспитывать», — меланхолично произнес Главный. – Кончайте базар, давайте все сюда – будем ауру чинить.

- Ой, блин, да тут чинить-не перечинить, горестно воскликнул кто-то.

- Ничего, не такие пробои латали, — подбодрил Главный. – Ну, давайте, создаем поле – и с богом помолясь.

Хирурги сгрудились вокруг стола, прикрыв ладонями тело.

- Ничего себе… Наперевоспитывалась… Ведь так можно человека до смерти довести, — задумчиво сказал корреспондент.

- Бывает, и доводят, — подтвердила Анжелика. – Но чаще – спасаем. Клиника «Идеал», к вашим услугам.

- Значит, у вас тут пластическая хирургия для истерзанных душ? – уточнил корреспондент. – Я то полагал, вы тут что-то улучшаете. Ну, как носы! Или груди.

- Зачем улучшать то, что и так совершенно? – пожала плечами Анжелика. – Люди такие смешные… Им все время кажется, что они какие-то не такие. Хотя задумывали их изначально совершенными.

- Человеку свойственно стремиться к идеалу, — почесал кончик носа корреспондент.

- Идеал – это то, что было в начале, — улыбнулась девушка. – Получается, что человек стремится от идеала – к какому-то выдуманному образу. А мы как раз восстанавливаем его согласно замыслу Творца.

- Спасаете души, стало быть?

- Спасаем, кого можем. На то мы и существуем. Прилететь вовремя – и спасти.

- Да вы, похоже, просто ангелы… — напряженно пошутил корреспондент.

- Да, мы ангелы, — очень серьезно кивнула Анжелика.

- Кстати, а откуда вы знаете, какой у Творца был первоначальный замысел? Где это написано?

- Так он сам и говорит, — изумленно воззрилась на корреспондента Анжелика. – Вон же он, бригадой руководит. Вы что, до сих пор не поняли?

Корреспондент уставился на нее, а потом ошарашенно спросил:

- А что тогда тут я делаю???

… Налево – двери в реанимацию, они были наглухо закрыты, направо — другая дверь – в операционную, и над ней сияла мягким белым светом надпись: «Тихо! Идет операция!».

По коридорчику между дверями мерно ходила женщина – 15 шагов в одну сторону, 15 шагов в другую. Руки стиснуты у груди, взгляд устремлен в далекую точку, а губы исступленно шепчут раз за разом не то молитву, не то заклинание: «Господи, пожалуйста! Пусть он только будет жив! Пожалуйста, сделай так, чтобы его сердце снова забилось! Честное слово, я больше никогда не буду его доставать своими дурацкими претензиями! И пусть он целыми сутками сидит за компьютером и кропает свои статьи, и пусть ездит в свои командировки, и пусть вечно забывает выключать свет в коридоре и разбрасывает повсюду свои блокноты, и пусть вредничает и временами уходит в себя, только бы он жил, жил, жил!».

Двери распахнулись, в коридор шагнул пожилой доктор – высокий, кряжистый, седой.

- Вы все еще здесь, голубушка? Вот и хорошо. Жив ваш красавчик, жив. Только сердечко вот изношено… Ну да ничего – будете больше беречь. В идеале – покой, понимание и любовь. Конечно, идеала в природе не существует, но стремиться к нему – надо. Запомнили, милая моя? Покой, понимание и любовь. И будете вы жить вместе еще долго-долго!

- Пойдемте, я вам валерьянки накапаю, — участливо сказала бог весть откуда возникшая ангелоподобная медсестра в белоснежной униформе. – Вы не сомневайтесь. Его Главный оперировал – значит, у вас есть все шансы! Все у вас будет хорошо. У нас очень хорошая клиника. Вы просто верьте!