Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Торговые договоры. Начало письменности и христианства у Болгар






 

Сами последователи Тюрко-Финской теории указы­вают на черту, которая находится в некотором противо­речии с этой теорией. «Булгары принесли из Волжских степей замечательную способность к воспринятию циви­лизации» — замечает один из новейших исследователей Византийско-Славянского мира и указывает затем на их торговую деятельность1. И действительно, едва Болгаре утвердились в Мизии, как вошли в торговые сношения с своими соседями; Болгария вскоре сделалась торговой посредницей между Византией, Германией, Западно- и Восточно-Славянскими землями. Это значение ее метко определила наша летопись, вложив в уста Святослава известные слова, что в Переяславль на Дунае «сходятся вся благая» из разных стран. Торговля производилась в те времена особенно по речным и морским путям; а

 

'L'Empire Grecque an X. siecle. Par Rambaud. Paris 1870.

 

судоходство, как известно, не в характере чисто степно­го Чудско-Татарского народа. Последнюю черту под­тверждают не только Турко-Хазары, Печенеги, Половцы, Татары, но и современные Угры, которые, несмотря на свой внешний европеизм, не сделались торговым наро­дом; хотя они прежде жили около берегов Черного моря, потом владели частью берегов Адриатики и живут на такой судоходной реке, как Дунай. Болгаре, наоборот, как только утвердились за Дунаем, то первым их стрем­лением было захватить морские гавани, каковы: Одиссов (Варна), Истрополис, потом Анхаил, Мессемврия, Бургас, Созополис.

На постоянную, значительную торговлю Болгар с Ви­зантией указывают торговые договоры Болгарских кня­зей с Греками, совершенно подобные таким же догово­рам князей Русских. Первый известный нам договор был заключен князем Кормезием (а по мнению некото­рых Тервелем) при императоре Феодосии Адрамитине в 714 или 715 году. Статьи этого договора определили цены наиболее дорогих товаров, постановляли взаимную выдачу беглых преступников и вменяли в обязанность купцам иметь печати или правительственные клейма на своих товарах. Договор этот, конечно, был письменный; ибо спустя около ста лет болгарский царь Крум посыла­ет угрожающее письмо к императору Михаилу Рангаба и требует мира не иначе как на основании Кормезиева договора (Феофан и Анастасий). А в промежутке между Кормезием и Крумом мы имеем известие того же Фео­фана о договоре Болгар с Греками при Константине Копрониме, в 774 г., причем обе стороны обменялись письменными договорами и грамотами. (Theoph. Ed. Bon. 691 и 775.)

Как значительна была торговая конкуренция болгар­ских купцов с греческими в самой Византии, показыва­ют события второй половины IX века. В царствование Льва VI Философа по интриге греческих купцов, подку­пивших кого следует, склады болгарских товаров в 888 г. были переведены из Константинополя в Солун. Хотя это был второй после столицы торговый город империи, од­нако положение болгарской торговли значительно изме-

нилось к худшему: болгарские суда должны были оги­бать весь Фракийский полуостров и проходить мимо Константинополя, чтобы достигнуть Солуня. В то же время пошлины на их товары были увеличены. Знамени­тый болгарский царь Симеон горячо принял к сердцу жалобы своих торговцев, и отсюда возникла его жесто­кая война с Греками. В этом случае мы опять находим разительную аналогию с Руссами, которые воевали с Греками за нарушение торговых договоров и притесне­ния своих купцов. Сама торговля русская с Константи­нополем очевидно шла об руку с торговлей болгарской, и во многом за ней следовала. Замечательны также и общие мореходные приемы Руссов и Болгар. Как те, так и другие не достигли развития своих морских сил, и оба народа по-видимому не пошли дальше своих лодок, од­нодеревок, которые были пригодны для речного и морс­кого плавания. Еще в 626 г. во время осады Константи­нополя аварским каганом мы видели на Боспоре эти лодки Тавроскифов-Болгар. Те же болгарские однодерев­ки встречаем у берегов Малой Азии, спустя около 100 лет после того, при императоре Льве Изаврианине (Nicephor. Ed. Bon. 63). Дальнейшему развитию морских сил, конечно, воспрепятствовали относительно Руси ко­чевые орды, которые отрезали ее от моря, а относитель­но Болгарии политический упадок царства во второй по­ловине X века и наступившая затем потеря самобытнос­ти. Прилив тюркских народов, т. е. Печенегов и Полов­цев, в XI веке, также немало задержал развитие болгарс­кой образованности.

Речь о болгарской торговле приводит нас к вопросу о начале болгарской письменности. Обыкновенно это на­чало возводят ко времени крещения царя Бориса и апос­тольской деятельности Кирилла и Мефодия, т. е. ко вто­рой половине IX века. Но верно ли это мнение? Отвеча­ем отрицательно. Мы видим существование письменных договоров с Греками уже до царя Бориса; первый извес­тный нам (по Феофану) договор относится к 714 или 715 году. Если с этим данным сопоставим упомянутое выше известие Прокопия о посольстве князя Утургуров Сандилха к императору Юстиниану в 551 г., причем посол

излагал свое поручение изустно, то придем к следующе­му предположению: болгарская письменность возникла в период времени между второй половиной VI и первой четвертью VIII века. Но какая же это была письменность? Конечно, славянская. Посольские грамоты и письменные договоры с Греками предполагают при гре­ческом тексте и существование славянских переводов, подобных тем, какие находим при договорах Олега и Игоря.

Свидетельства о письменных договорах и посланиях болгарских царей не принадлежат к каким-либо поздней­шим известиям, сложившимся под влиянием собственно Кирилло-Мефодиевой грамоты; доказательством тому слу­жит сам автор этих свидетельств Феофан, который жил ранее свв. Солунских братьев и был современник Крума. Можно предложить вопрос: не писались ли означенные договоры на одном греческом языке? Но, во-первых, это предположение не подкрепляется никаким свидетель­ством источников; во-вторых, тому противоречит суще­ствование славянских переводов при договорах Руссов с Греками. У нас повторилось то же явление: при княжем дворе писались грамоты на славянском языке прежде, нежели христианство окончательно утвердилось в Рос­сии. Притом два известных Олеговых договора не были первыми русскими грамотами в этом роде, так как в них самих заключаются намеки на договоры предшествовав­шие, следовательно, относящиеся к IX веку.

На Руси начало грамоты совпадает с началом христи­анства. Первое свидетельство о крещении Руссов, как известно, заключается в окружном послании патриарха Фотия 866 года. И у Дунайских Болгар водворение пись­менности также по всей вероятности находилось в связи с началом их христианства. Историография обыкновенно возводит христианство Болгар к крещению царя Бориса-Михаила и его бояр, т. е. ко второй половине IX века. Но она забывает, что это крещение было только окончатель­ным торжеством христианства в Болгарии. Нет никакого вероятия, чтобы при таком близком соседстве с Византи­ей в Болгарию не проникло христианство гораздо ранее. Что действительно так было, на это имеем свидетельство

Константина Багрянородного и Кедрена. По их словам, преемник Крума Муртагон (или Критагон), княживший в первой четверти IX века, заметив, что Болгарский народ мало-помалу отпадает от язычества и переходит в христи­анство, воздвиг гонение на обращенных и подверг казни тех, которые не хотели оставить новой веры. При этом упомянутые историки распространение христианства между Болгарами приписывают пленному греческому епископу (Cedrenus. Ed. Bon. II. 185. Memor. Pop. II. 563)1. Но христианство, по всей вероятности, уже существова­ло между ними. Болгаре заняли страну, населенную отча­сти их славянскими соплеменниками, которые искони жили на Балканском полуострове, входили в состав Ви­зантийской империи, и, конечно, если не все, то частью были уже христианами, когда утвердились здесь Болгаре. От этих-то туземных Славян христианство очень рано могло проникнуть к Болгарам. Есть поводы думать, что у последних была сильная христианская партия, с которой язычество долго боролось. По всей вероятности, не без связи с этой борьбой происходили те внутренние смуты, которыми ознаменована история Болгарии в VIII веке, свержение и убийство некоторых ее князей, и, может быть, по преимуществу тех, которые особенно дружи­лись с Византией и обнаруживали наклонность к христи­анской религии. По крайней мере мы имеем из второй половины VIII века пример князя Телерика, который при­нужден был спасаться бегством из Болгарии; он удалился ко двору императора Льва IV, был им окрещен, женился на его родственнице и получил сан патриция (Theophan. 698).

Язычество долго и упорно держалось между Дунайс­кими Болгарами, конечно, вследствие почти постоянных войн с Византией, которая стремилась подчинить себе этих Болгар: они подозрительно и враждебно относились к греческой религии, опасаясь подчинения не только церковного, но и политического. Как бы то ни было,

 

1 По рассказу Феофилакта, архиепископа Болгарского, один из сыновей того же Мортагона, Нравота или св. Баян, после смерти отца принял крещение и был за то предан смерти братом своим Маломиром (см. аббата Миня Patrolg. graec. t. CXXVI. p. 194).

 

христианство вторгалось постепенно и неотразимо. Вот почему история не имеет никаких точных, определенных свидетельств даже о крещении самого царя Бориса. От­носительно его обращения мы имеем только две скудные легенды. Одна из них приписывает это обращение сестре Бориса, воротившейся из греческого плена, где она про­светилась христианской верой, а другая приводит его в связь с картиной страшного суда, нарисованного на сте­не княжего двора греческим монахом-живописцем Мефодием (Продолжатель Константина, Кедрен и Зонара). Третье, более достоверное, известие говорит, что Борис принял христианство во время неудачной войны с гре­ческим императором Михаилом, чтобы получить мир на выгодных условиях (Симеон Логофет, Лев Граматик и Георгий Монах). Но он, конечно, был уже подготовлен к этому обращению. История даже не знает в точности года крещения Борисова. Можем только приблизительно сказать, что оно совершилось вскоре после 860 года.

Напрасно историография пыталась связать введение христианства в Дунайской Болгарии с деятельностью солунских братьев Константина и Мефодия, имея при этом почти единственным основанием сходство имени после­днего с упомянутым живописцем Мефодием (хотя ника­кое свидетельство не говорит нам, чтобы брат Констан­тина был живописцем). Во-первых, сама хронология едва ли допускает эту гипотезу. По смыслу житий Константи­на и Мефодия, почти вслед за путешествием в Козарию наступила их миссия в Моравию, и трудно предполо­жить, чтобы братья по пути в последнюю, так сказать мимоходом, крестили Болгар, как толкуют некоторые уче­ные, и при этом снабдили их (тоже мимоходом) славянс­кой грамотой. Если принять известия западных летопис­цев, то крещение Бориса совершилось не ранее 863 или 864 года, т. е. в то время, когда братья находились уже в Моравии1. Во-вторых, в это самое время мы видим силь-

1 Летопись Хинкмара. Pertz. I. 465. См. о том Byzantinische Geschichten von Weiss. Graz. 1873. (II. 79) и Viek i Djelovanje sv. Cyrilla i Methoda— Racki. U Zagrebu. 1859. (147—148). А также см. Очерк истории православных церквей — Голубинского. Москва. 1871 (стр. 26 и 239).

 

ную борьбу между греческой и латинской церковью за господство в Болгарии и колебание самого Бориса между этими двумя влияниями. Если бы Борис был только что окрещен Кириллом и Мефодием, то несколько странным является его обращение в866 году в Рим с вопросами, относящимися до новой религии. В этих вопросах упоми­нается о разных проповедниках в Болгарии, но не сдела­но ни малейшего намека на Солунских братьев. В-треть­их, нет никакого вероятия, чтобы такой важный подвиг, гораздо более важный, чем поездки к Сарацинам и Козарам, — чтобы этот подвиг, т. е. крещение Болгар и даро­вание им славянской грамоты, пройден был совершен­ным молчанием в Паннонских житиях свв. братьев, если бы этот подвиг действительно был ими совершен. Дунай­ские Болгаре по всем признакам были отчасти христиа­нами еще прежде Кирилла; они уже имели, конечно, славянскую грамоту, а также и начатки перевода Свя­щенного писания. Если бы славянская грамота не суще­ствовала прежде у Болгар, а была введена только при Борисе, то было бы трудно и объяснить то процветание болгарской письменности, которое началось еще при том же Борисе и достигло такой замечательной степени при его преемнике Симеоне. Но об отношении Кирилла и Мефодия к Славянской грамоте мы говорим в другом месте (по поводу Азовско-Черноморской Руси).

Итак, если Болгарский народ создал в IX—X вв. бога­тую славянскую письменность, которой наделил и других Славян, то спрашивается: когда же этот народ был не славянским? И мог ли он быть не коренным славянским народом?






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.