Абдурахман Везиров тогда же выступил

с телевизионным обращением и заявил:

«Центр в наших руках».

Тринадцатого января тринадцатый чемпион мира по шахматам Гарри

Каспаров вынужден был малость откорректировать первоначальные ощущения: «Был чудесный день. Над морем висела радуга. Я никогда не забуду этого. В этот день начался погром. До санатория дошли слухи, что квартиры армян в Баку громят толпы убийц. В это невозможно было поверить. Геноцид? <...> В Баку творились невероятные ужасы. Бандиты точно знали, где живут армяне. Хозяев грабили и убивали. Девушек насиловали и сжигали заживо. Сумгаит повторялся»^[409].

Следует обратить внимание и на следующий факт: в азербайджанских республиках «армянский фактор» традиционно являлся самым востребованным механизмом при решении вопросов также «внутриполитического» характера. В частноти, армянофобия собирала под свои лозунги массы, она их сплачивала и консолидировала, она рождала армию соратников, она создавала «электораты». Армянские погромы вставлялись также в контекст слабости руководства, его неспособности контролировать ситуацию. И бакинская резня - не исключение.

Противостояние между действующей на тот момент азербайджанской властью и Народным фронтом Азербайджана нагляднее всего проявлялось как

раз в плоскости армянских погромов. Показательно, что сторонами прекрасно осознавалась «оправданность» использования именно «армянского фактора» в качестве рычага собирания под «свои знамена» большего числа сторонников. Поэтому в соответствующих заявлениях и воззваниях коммуниста Везирова (с одной стороны) и националистов из Народного фронта (с другой) никакой принципиальной разницы не наблюдалось; обе стороны стравливали массы на армян и даже пытались сыграть на опережение.

Симптоматично, что 11 января (до выступления Везирова) активисты Народного фронта уже созвали в Баку митинг, на котором не только потребовали «очистить город и республику от армян», но и предъявили государственному и партийному руководству республики ультиматум о немедленном созыве сессии ВС Азербайджанской ССР с требованием отставки первого секретаря азербайджанской Компартии Везирова. Вот в такой обстановке и стартовала 12-13 января резня армянского населения Баку.

В течение недели город «спокойно» избавлялся от армян: глумился над женщинами, расчленял стариков, грабил квартиры, выбрасывал людей с балконов. Лозунги «Слава героям Сумгаита!», «Да здравствует Баку без армян!» были самыми популярными и востребованными стимуляторами агрессии.

«Мы еще содрогнемся от подробностей погромов армян в столице Азербайджана, когда заговорят документы, – резни, устроенной молодчиками, выдававшими себя за Народный фронт. Еще станет известно, как и почему ситуация вышла из-под контроля... Еще мы прочтем о том, как бывший первый секретарь ЦК Компартии республики будто нарочно выжидал в дни, когда каждая минута множила число жертв... Еще узнаем на каком-нибудь очередном Съезде народных депутатов подробности осады города войсками»^[410].

«Экстремисты прекрасно организованы <...> В конце прошлого года жилищные конторы по всему городу Баку потребовали всех заполнить анкеты якобы для получения талонов на продукты. В анкетах нужно было указать и национальность. Когда начались погромы, в руках экстремистов оказались точные адреса: где живут армяне, где русские, где смешанные браки и т.д. Это была продуманная националистическая акция»^[411]. Согласно докладчику «HumanRightsWatch» Роберту Кушену, «погромы не были полностью (или, возможно, не полностью) стихийными, так как погромщики имели списки армян и их адресов»^[412].

Советское руководство вновь оказалось несостоятельным остановить армянскую резню. Более того, 16 января азербайджанские власти попытались стереть армянское село Манашид Шаумяновского района и не только его. Как сообщил корреспонденту «Комсомольской правды» подполковник Харичкин, «по селу бьет орудийная канонада. У боевиков зенитная батарея противоградных установок и еще одна в районе азербайджанского села Адженд. Из них ведется обстрел армянских населенных пунктов Азат, Геташен и других. Стреляют и по военным вертолетам».

Таким образом, союзные власти пребывали в полной растерянности. На резню армян они практически закрыли глаза; более того, в свою очередь полагали, что разрядить ситуацию можно при помощи «армянского фактора». 15 января Президиум ВС СССР утвердил подписанный Горбачевым Указ о введении режима чрезвычайного положения в Азербайджане, по которому чрезвычайное положение вводилось только на территории НКАО и в некоторых приграничных с Ираном районах. Тем временем резня армян в Баку принимала еще большую масштабность.

17 января азербайджанские телеканалы транслировали уже репортаж с митинга в Баку, на котором выступил председатель Совета Союза ВС СССР (так называлась одна из палат советского парламента, занимавшаяся также вопросами национальностей) Евгений Примаков. Он не только не осудил все еще продолжающуюся бойню, но даже пообещал «предпринять решительные меры по выполнению Указа Президиума ВС СССР о введении чрезвычайного положения в Карабахе».

С первых чисел января военизированные формирования Народного фронта Азербайджана предприняли наступление и в ереванском направлении; вылазки производились со стороны Нахичеваньской АССР, активные боевые действия велись непосредственно в Араратской долине Армянской ССР. Тогда

же при подстрекательстве Турции азербайджанцами были снесены столбы и заграждения на иранской границе. Очевидно, что действия были изначально спланированы, являлись звеньями одной цепи и, помимо прочего, призваны были сместить фокус союзного внимания с Баку (с продолжавшейся в городе армянской резни) «на периферию» (показательно, что утвержденный 15 января Президиумом ВС СССР Указ о введении режима чрезвычайного положения в Азербайджане «вводил» чрезвычайное положение не в Баку, а – как было отмечено выше - на территории НКАО и приграничных с Ираном районах).

Продолжающиеся погромы, неспособность центрального руководства предпринять что-либо действенное для спасения армянского населения города вызвали широкий международный резонанс. 18 января Европарламент принял специальную резолюцию, призывающую Совет министров ИД СЕ вступиться за армян перед правительством СССР.

Тогда же группа американских сенаторов направила письмо Горбачеву, в котором выразила озабоченность в связи с армянскими погромами в Баку. Представители интеллигенции из «CollegeInternationaldePhilosophie» и «TreatyWatchdogCommitteeofFrance» также обратились с открытым письмом к советскому правительству: «Более двух лет назад армяне в Азербайджане начали подвергаться преследованиям. За погромами в Сумгаите в феврале 1988г. последовали погромы <...> в ноябре 1988г. Совсем недавно, в январе 1990г., погромы продолжились в Баку, а также других частях Азербайджана. Тот факт, что погромы повторились, и тот факт, что они проходят по той же схеме, заставляют думать, что эти трагические события не являются несчастными случаями или спонтанными вспышками. Скорее, мы вынуждены признать, что преступления против армянского меньшинства стали обычными, если не официальной политикой в Советском Азербайджане»^[413].

Авторы письма (более 130 философов, писателей и др.) проводили параллели с геноцидом армян в Османской империи. Широкий международный резонанс вероятно оказал воздействие на принятие решения о вводе советских войск в Баку. Но главная причина была в другом – в обеспокоенности союзных властей относительно перспектив смещения коммунистического руководства республики.

19 января Горбачев подписал Указ Президиума ВС СССР «О введении чрезвычайного положения в городе Баку», который гласил: «В связи с резким обострением обстановки в городе Баку, попытками преступных экстремистских сил насильственным путем, организуя массовые беспорядки, отстранить от власти законно действующие государственные органы и в интересах защиты и безопасности граждан Президиум Верховного Совета СССР, руководствуясь пунктом 14 статьи 119 Конституции СССР, постановляет: «Объявить с 20 января 1990 года чрезвычайное положение в городе Баку, распространив на его территорию действие Указа Президиума Верховного Совета СССР от 15 января 1990 года»^[414].

Цинизм этого документа вскрывается в контексте нерешительности тех же властей в период, когда город - в «лучших» традициях пантюркистских измывательств избавлялся (в течение целой недели) от армянского присутствия. «Сумгаитский синдром» - это диагноз советской агонии.

На масштабность и организованность бойни указывают те сложности и риски, которые преодолевала советская армия при запоздалом вступлении в город. Вот как вспоминает продвижение министр обороны СССР маршал Дмитрий Язов: «Стреляли в городе буквально из каждого окна, поэтому я приказал не открывать люков и не высовываться. В Сальянских казармах, например, снайперы сразу же положили шесть человек. Пришлось врезать по чердаку, откуда стреляли, из БМП. Артиллерийским огнем ответили и на обстрел наших кораблей, которые эвакуировали семьи моряков Каспийской флотилии. Был эпизод, когда поймали наших солдат и на кладбище привязали их проволокой к крестам. Расправиться не успели только потому, что подоспела помощь»^[415].

Из воспоминаний командира 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии генерала Александра Лебедя: «Неуправляемые процессы тем временем

росли и ширились, и межнациональный конфликт все более и более приобретал очертания войны со всеми ее атрибутами. Этот пожар подспудно тлел, наконец пламень вырвался наружу, произошло это 12 января 1990г. Газеты, телевидение как-то привычно, серо, буднично повествовали о том, что в Баку опять резня <...> 18 января дивизия была поднята по тревоге <...> Самолет, в котором я летел, приземлился в густых сумерках на аэродром Кала, что в 30 км от Баку <...> Эти 30 км стоили рязанцам семерых раненых с пулевыми ранениями и трех десятков травмированных кирпичами, арматурой, трубами, кольями. К пяти часам утра полки овладели назначенными им районами. С востока, со стороны аэродрома “Насосная”, в город вошла Псковская воздушно-десантная дивизия»^[416].

Ввод советских войск сопровождался потерями с обеих сторон. Везиров

был отстранен от власти. Маршал Язов позднее вспоминал, как председатель правительства Азербайджана Муталибов оплакивал азербайджанцев («погибли люди»), причем по всему было видно, что армянское население Баку к людям вообще не приравнивалось.

«На горе, где раньше стоял памятник Кирову, вырыли сто десять могил. А похоронили сорок девять человек <...> На этом эпизоде я еще раз убедился, что в политике нет ничего святого. Дело в том, что накануне ввода войск в полуторамиллионном Баку две недели, пока продолжались армянские погромы и митинги, было не до похорон <...> Просто и цинично»^[417].

Вспоминаются слова Льва Троцкого: «Мы уже видели, что насилия над армянами не считаются за преступления. Если даже дело о каком-нибудь насилии тем не менее доходит до суда, то оно кончается всегда оправданием насильника, так как ни один магометанин не захочет и не решится показать против своего единоверца в пользу гяура, а показания христиан против правоверных не принимаются в расчет»^[418]. Таким образом, условия, атмосфера и принципы становления третьей «Азербайджанской Республики» оказались идентичны среде формирования Первой (младотурецкой, мусаватистской) и Второй (советской) Азербайджанской Республики: армянская резня и война против армянского народа. Такая вот преемственность.

***