Философия в Одессе

Л.Н.Сумарокова

Формированию интереса к философии, изучению и развитию философских идей в молодой Одессе во многом способствовала общая духовная атмосфера, возникшая благодаря тем эталонам культуры, тем идеалам и нормам разумного жизнеустройства, которые были органически присущи просветительскому мировоззрению первых управителей города. Многие книги по философии, имеющие мировую известность, попали в библиотеку Ришельевского лицея, а затем и Новороссийского университета из личных библиотек герцога Ришелье, трех поколений Воронцовых и др.

Уже в 1804 г., в плане Коммерческой гимназии было предусмот­рено преподавание логики, психологии, нравственности и фило­софской грамматики.^[1] В Ришельевском лицее философия с ее ис­торией были введены на всех отделениях. Первый профессор философии, работавший здесь, — Иван Иванович Дудрович, — вел курсы логики и нравственной философии. Его ученик, выпускник философского отделения лицея 1833 года, профессор российской словесности с 1837 Константин Петрович Зеленецкий известен как автор ряда философских трудов: «Об общем законе жизни духа че­ловеческого», «Об основе знания, его пределах и значении», «О месте, занимаемом логикой в системе философии», «О логике как о систематическом целом и как о науке, объясняющей факты мыш­ления и знания» и др.^[2] К.П.Зеленецкий пытается осуществить сво­его рода синтез учений Канта и Шеллинга, обосновывая вывод о том, что и законы бытия, и законы познания есть в равной мере законы разума. Духовность и разумность для него — по существу, тождественны. Вера в силу человеческого разума, в его причаст­ность к более высокому разумному началу — лейтмотив мировоз­зрения К.П.Зеленецкого. Это не мешало ему критиковать рацио­нализм за абсолютизацию разума, а эмпиризм — за абсолютизацию чувственного познания; с его точки зрения, и чувства, и разум — это различные проявления единого начала, а потому они действу­ют в познании лишь в неразрывной связи друг с другом.

Вклад в развитие философской мысли профессора физико-ма­тематических наук лицея Николая Дмитриевича Курляндцева со­стоял в том, что он перевел и издал ряд работ Шеллинга и его последователей.^[3] Дмитрий Чижевский дает этим публикациям вы­сокую оценку, отмечая, что «Одесса обогатила российскую литера­туру весьма важными переводами», что выбор работ для перевода осуществлен Н.Д.Курляндцевым удачно.^[4]

Михневич Иосиф Григорьевич — магистр Киевской духовной академии, затем профессор философии Ришельевского лицея с 1839 года, — в своих философских взглядах был близок к Шеллингу и Гегелю, и, по мнению Дм. Чижевского и Г.Г.Шпета, более реши­тельно, чем его киевский единомышленник ОМ Новицкий, «при­знавал роль божественного объявления как источника познания».^[5] Мы убеждаемся в справедливости этого вывода, обращаясь к той

характеристике философии, которую дает профессор Михневич в своих лекциях. Задачу философии он видит в том, чтобы «обнять всю целостность предметов, дойти до последнего основания всего сущего и раскрыть глубину нашего духа, где самим Творцом по­ложено основание всем нашим мыслям, желаниям и действиям».¹ Собственно философия для профессора Михневича — обращение сознания на самое себя, наука о сознании. Сознание же обнаружи­вается в стремлении от человека к миру, в стремлении от мира к человеку и в стремлении от того и другого к Богу. Поэтому в качес­тве частей философии у него выступают психология (наука о душе), логика (наука о мышлении) и метафизика (наука о познании сверхопытной, идеальной стороны вещей), которая, в свою очередь, под­разделяется на теологию, космологию и антропологию.²

Среди работ профессора Михневича отметим также «Об успе­хах греческих философов»³, «Задачи философии»⁴, учебник логи­ки⁵, «Опыт простого изложения философии Шеллинга, рассматри­ваемой в связи с системами других германских философов.⁶ Общая черта его философских работ — значительная доля мистицизма. Есть свидетельство, что лекции Михневича слушал в Одессе извест­ный русский религиозный философ Н.Федоров.⁷

Своеобразный стиль мышления и преподавания был свойстве­нен другому профессору лицея, затем возглавившему кафедру ис­тории философии Новороссийского университета, — Роберту Ва­сильевичу Орбинскому. Будучи первоначально преподавателем классической филологии, он читал также лекции по географии, экономике, педагогике, прекрасно знал несколько языков. Орбинский был одной из наиболее уважаемых, ярких личностей Одессы, обладал широким кругозором, типично просветительскими взгля­дами и немало способствовал углублению философского образова­ния в Одессе. Он читал университетские курсы по истории гречес­кой философии, по истории новой философии от Декарта и Бэкона, затем курс современной философии (О.Конт, Шопенгауэр, Гартман), годичный курс философии Канта, курс по христианской фи­лософии. Важно отметить не только то, что он читал, но и как он это делал. Есть многие свидетельства о том, что его лекции были поистине блестящими, запоминались многочисленными слушате­лями на всю жизнь. Труднейшие вопросы философии Канта он делал близкими и понятными для студентов, возбуждал в них веру

в беспредельные возможности человеческого разума. Р.В.Орбинский был строгим экзаменатором. Выучив историю философии по книге Куно Фишера, можно было рассчитывать лишь на посред­ственную оценку. Более высокая оценка следовала тому, кто читал рекомендованные первоисточники на языке оригинала.¹ Прогрес­сивные взгляды Орбинского проявлялись не только в содержании лекций, но и в тех человеческих отношениях, которые формирова­лись благодаря ему, Это проявлялось во времени его директорства в Одесском коммерческом училище. По воспоминаниям его уче­ников, там все «дышало воздухом свободы», а уважение к личности человека —и преподавателя, и ученика — было для Р, В.Орбинского не только теоретическим принципом, но и нормой практичес­кой,.²

Из философских работ Р В.Орбинского известна лишь одна.³ Его вклад в развитие философского образования и мышления в Одессе можно назвать, главным образом, практическим. Он был, по-видимому, одним из первых светских профессоров, преподавав­ших философию после десятилетнего перерыва, связанного с вы­сочайшим запретом. В течение 10 лет в Ришелье веком лицее логику и психологию преподавал профессор богословия М.К.Павловский.

С 1860 г. в духовной жизни города принимает участие и С.-Л. Швабахер — раввин, профессор философии, проповедник идеи превосходства общечеловеческого над национальным.

Значительное оживление как в преподавании философии, так и в ее функционировании в духовной жизни Одессы наступает с по­явлением в Одессе в 188, 3 году Николая Яковлевича Грота (1852-1899). Выпускник философского отделения историко-филологичес­кого факультета Петербургского университета, получивший золотую медаль за сочинение «Критическое изложение философии пифаго­рейцев и Платона по ХШ-ХГУ кн. Метафизики Аристотеля» (1875), Н.Я.Грот стажировался в Берлине и Страсбурге, получил в Киев­ском университете магистерскую философскую степень за сочине­ние «Психология чувствований в ее истории и главных основах», затем — степень доктора философии за труд «К вопросу о реформе логики; опыт новой теории умственных процессов» (1883). Всего 3 года он работает в Одессе. Н.Я.Грот преподает историю филосо­фии; видимо, он делает это интересно, нестандартно, поскольку его слушают студенты разных факультетов, у него появляются уче­ники, серьезно интересующиеся философией; он ведет философ­ские кружки, постоянно читает публичные лекции; в журналах и газетах ведет полемику с коллегами-философами

^[1] Двадцатипятилетие Императорского Новороссийского университета. Историч. записка экстра-орд. проф. А, И, Маркевича. Одесса, 1890, с.306.

² А Де-Рибас. Старая Одесса. Одесса, 1913 Факсимильн. переизд 1992 г. с„210-212..

³ Орбинский Р.В Английские деисты 17 и 18 столетий.//Зап. Новорос. Университета, 1869, т.3, с.1-142.­

(например, с ки­евским профессором А.А.Козловым), с архиепископом Никанором, со своими студентами, в чем-то с ним не согласными. Он оставил о себе впечатление человека «до фанатизма верующего в значение философии и страстно пропагандирующего свои взгляды».¹

Первое, что бросается в глаза при знакомстве с философскими работами Н.Я.Грота, — это, несомненно, отсутствие догматизма, динамизм развития его мировоззрения, заметный даже за три его одесских года. В полемике с профессором Козловым Н.Я.Грот, как кажется, довольно близок к позитивизму: он критикует понимание философии как науки о мире в целом, считает, что философия — совокупность отдельных наук (логика, психология, этика, социо­логия и т.д.), что особой метафизической проблематики не сущес­твует. Н.Я.Грот вступает в полемику со «старой логикой», упрекая ее в смешении мысли и ее языкового выражения. Логические по­нятия «определение», «доказательство», «классификация» относят­ся им не к сфере мысли, а к ее словесному выражению (в отличие от понятий анализа, синтеза, индукции, дедукции). Законы «ста­рой логики» он называет мнимыми; действительные законы мыш­ления — предмет психологии, они являются законами ассоциаций идей. Основой реформирования логики Н.Я.Грот считает переход от априорного метода к методу опытному.

Затем выводы Н.Я.Грота становятся менее категоричными: фи­лософия как наука о мире в целом невозможна, но личностная философия, личностный синтез — целиком возможная и законная вещь.²

С 1883 года, по свидетельству самого Грота, он «отверг закон­ность «позитивного террора», царившего среди общества по отно­шению к философии».³

Показательны в этом плане его публичные лекции, прочитан­ные в Одессе в декабре 188, 3 и в марте 1884 года. Первая посвящена понятию прогресса, вторая — мировоззренческой роли пессимиз­ма и оптимизма.

Анализируя бытующее противопоставление объективного и субъ­ективного методов в социологии, Н.Я.Грот пытается найти способ их совмещения, обращаясь, с одной стороны, к объективистскому понятию энергии, а с другой — к субъективному чувству челове­ческого счастья. «Человеческий прогресс есть ряд таких затрат энер­гий человеческих организмов, которые ведут к увеличению созна­тельности дальнейших затрат этих энергий и к вытекающему отсюда увеличению счастья человеческих индивидуумов».⁴

¹ Двадцатипятилетие Императорского Новороссийского университета. Историчес­кая записка экстра-орд проф. А. И Маркевича. с.313.

² Грот Н. Я. Философия как ветвь искусства СПб, Мысль, 1882; Об отношении философии к науке и искусству. Речь перед докт. дисп, 1883

³ Грот Н.Я, О направлении и задачах моей философии. По поводу статьи архие­пископа Никанора. М., 1886, с.9.

⁴ Грот Н.Я, Опыт нового определения понятия прогресса. Одесса, 1883, с. 13.

Вторая лекция, являясь прямым продолжением первой, вместе с тем отличается более заметной антипозитивистской направлен­ностью. То, что философия — не наука в строгом смысле этого слова, а скорее, — мировоззрение, еще не означает, что она явля­ется менее ценной — так можно истолковать общий смысл лекций.

Н.Я.Грот различает здесь 3 универсальных типа развития: ингрессивное, связанное с простым перераспределением элементов и функций, прогрессивное, дающее увеличение сил, веществ и энер­гий, и регрессивное, связанное с уменьшением сил, веществ и энер­гий в развивающемся объекте. Социальный прогресс у него нераз­рывно связан с состоянием сознания человеческих индивидуумов, с увеличением их счастья и благоденствия. Анализируя основные посылки пессимизма и оптимизма, сравнивая их различные фор­мы, автор разграничивает многообразные смыслы терминов «пес­симизм» и «оптимизм»: они выражают или группу душевных состо­яний, или доктрины, учения, выросшие на их почве. Наука не дает достаточного обоснования ни доктрине пессимизма, ни доктрине оптимизма. Это не ее сфера. Это сфера философии, точнее, ее раз­дела — социальной этики. И первой посылкой социальной этики, с точки зрения Н.Я Грота, является бесспорное утверждение, что вне развития человеческой личности прогрессивное развитие со­циальной среды невозможно. Пессимизм и оптимизм как теорети­ческие учения несостоятельны, но как формы мировосприятия, мироощущения, как настроения людей необходимы и полезны. Они барометр, помогающий измерить «степень соответствия внеш­них и внутренних отношений» — отношений между состояниями среды и внутренними потребностями самого человека, они явля­ются предметом философского осмысления и «показывают, про­грессирует ли общество в данную эпоху или регрессирует».¹ Широ­кое распространение пессимизма в литературе, поэзии, философии показатель ненормальности существующего социального строя, и это должно служить предостережением для политических деятелей.

Путь социального прогресса — это путь прогрессивного разви­тия сознания человеческих индивидуумов, критериями которого являются, по Гроту, следующие характеристики: увеличение вос­приимчивости, дифференцированное™ сознания; увеличение во­левого контроля человека над своей деятельностью; способность избегать внешних условий, вызывающих страдание человека.² Все эти характеристики, измерения сознания возможны лишь при раз­витости и взаимодействии разума и чувств.

Признавая — на определенном этапе своего философского раз­вития — связь философии с чувством, Н.Я.Грот видит в чувствах человека не только обнаружение его собственной природы, но и законов природы вообще: в

вещах присутствует целесообразность

природы как «внутренняя субъективная цена, которая познается нами с помощью чувств».¹ Для Грота добро и красота — это внут­ренние свойства вещей, оцениваемые сознанием человека.

В работах 188.5 года, посвященных философии Дж. Бруно, Н.Я. Грот приходит к особой форме пантеизма, к идее «сознания Все­ленной».. Он различает при этом 3 формы пантеизма: эманационный, где Бог помещается вне мира; имманентный, где Бог — сила, дух Вселенной, и синтетический, где Бог — начало жизни и личное бесконечное сознание Вселенной. Первый является скрытым дуа­лизмом, второй — скрытым материализмом, третий — высшей фор­мой пантеизма, преодолевающей односторонность двух предыду­щих позиций.² Сущность философского метода здесь уточняется так: это уже нё метод чувства и даже не метод «субъективной ин­дукции», а особая форма синтеза разума и чувства. Религия опира­ется на чувство, наука — на разум, философия ищет путь к их примирению, к соединению разума и чувства, причинности и це­лесообразности; философия стремится к выработке такого миро­воззрения, которое, принимая во внимание выводы научного поз­нания мира, в то же время освещало бы самую сущность и внутренний смысл его».³ Понятия «смысла» и «значения» уже вклю­чают в себя идею «цели», по отношению к которой этот смысл и значение возникают.⁴

Кризисные явления в современном ему обществе Н.Я.Грот свя­зывает с обесцениванием самого понятия мировоззрения, с разру­шением господствующих форм мировоззрения (религиозного и философского), в чем немалая вина интеллигенции. Ведя теорети­ческую критическую работу, нельзя забывать об опасности того, что религиозное безверие и философский нигилизм «без всякой сознательной работы мысли, его оправдывающей», по законам за­разительности, по законам диффузии быстро переходят из сферы науки в сферу массового сознания, распространяются в массах людей, а это приводит к разрушению культуры, к росту преступ­ности и т.д.⁵ Иными словами, философия ответственна не только за свои теоретические результаты, но и за их влияние на мировоз­зрение общества.

Постоянным предметом философских размышлений Н.Я.Грота является соотношение внутреннего и внешнего опыта. Он обраща­ет внимание на гораздо более весомую роль внутреннего опыта в познании мира, чем это принято обычно считать: как это ни пара­доксально, но истинное понимание физических явлений

¹ Грот Н.Я. О направлении и задачах моей философии. с.П.

² Джордано Бруно и пантеизм Философский очерк проф. Н.Я.Грота Одесса, 1885, с., 25.

³ Джордано Бруно и пантеизм. Философский очерк проф. Н Я.Грота. Одесса, 1885, с. 16

⁴ там же, с. 18.

⁵ Там же, с. 19.

мы находим лишь в сопоставлении с самосознанием, с внутренним опы­том. Например, сама идея силы заимствована нами из внутреннего опыта и экстраполирована на явления физического мира.¹ То же можно сказать о понятиях действия и причины. Пространство и время Н.Я.Грот считает субъективными формами восприятия ду­хом свойств материи.

Философские взгляды Н.Я.Грота подверглись критике с разных позиций: А.А.Потебня критиковал его за априоризм, А.А.Козлов — за позитивизм; диалектические материалисты — за религиозность и за психологизацию философии.² При избрании Н.Я.Грота про­фессором Новороссийского университета А.А.Кочубинекий упре­кал его за пристрастие к сложным перечням, классификациям, за нападки на «старую» логику, язвительно замечая, что к «старой логике» принадлежат все деятели науки, кроме его, Н.Я.Грота, что частности его философии интересны, но целое — весьма сомни­тельно.³ Как бы то ни было, но бесспорно одно: Николай Яковлевич Грот — интересное явление в философии вообще, а в философ­ской жизни Одессы — тем более. Философское знание диалогично (точнее, полилогично) по своей природе. Оно предполагает свобо­ду мысли, свободу выбора, оно невозможно без взаимодействия разных стилей мышления, разных направлений философствования. Но, вместе с тем, оно предполагает взятие на себя бремени обос­нования. Философский выбор — свободный выбор, но не произ­вольный, случайный выбор. Пример философского развития Н.Я.Грота — тому прекрасная иллюстрация. Постоянный диалог с другими и с самим собой, способность под давлением более веских доводов и оснований —и только под таким «давлением»! — изме­нять свою точку зрения, способность слушать и понимать, опро­вергать или соглашаться, способность находиться в постоянных раз­мышлениях, в напряжении поиска истины — все это было его обычным, нормальным состоянием. Его философские работы дол­жны стать предметом историко-философского исследования, ибо они, с нашей точки зрения, как нельзя лучше представляют состо­яние отечественной философии 80-х годов прошлого века.

После отъезда Н.Я.Грота в Московский университет, где он стал председателем Московского психологического общества и редак­тором журнала «Вопросы философии и психологии», на философ­ской кафедре Новороссийского университета появляются два но­вых преподавателя: с 1886 года Александр Павлович Казанский, ас 1888 года -- Николай Николаевич Ланге (1858—1921). Первый — выпускник Московского университета, второй — Петербургского. Н.Н. Ланге успел к этому времени поработать за границей, защи­тить магистерскую диссертацию по философии

«История нравствен­ных идей XIX века. Критические очерки философских, социаль­ных и религиозных теорий нравственности» (1888). Автор выделяет здесь 4 наиболее ценных нравственных идеи в философии XIX века: 2 французских, противостоящих друг другу, 1 английскую и 1 не­мецкую. Французская революция, принимая принципы свободы и равенства, утвердила учение о справедливости, основанной на лич­ном достоинстве свободного гражданина. Следствием этого уче­ния, по мнению Н.Н.Ланге, является индивидуализм. Другая фран­цузская идея — социализм, утверждающий любовь как средство объединения людей, ставящий общность людей выше индивиду­альности. Автор считает, что для нормального развития общества необходимо одновременное существование и взаимодействие этих двух идей. Английская этика защищает идею о соединении нрав­ственности с реальной, прямой и действительной заботой о счастье людей. Заслугой же немецкой философии магистрант считает от­крытие субъективной нравственности, выводящей нравственные обязанности не из внешних причин и целей, а из факта нравствен­ного долга, из требований совести. Стараясь выделить позитивное содержание во всех указанных идеях, Н.Н.Ланге в большей степе­ни симпатизирует Канту.

Этические вопросы входят в сферу научного и преподаватель­ского интереса Ланге до конца его жизни. Он постоянно читает курс этики, углубляя и развивая его проблематику. В 1912/13 учеб­ном году он, в частности, в качестве главных направлений этики рассматривает формализм (Кант, Коген, Липпс), утилитаризм (Милль, Геффдинг), эволюционизм (Спенсер, Вундт).¹ Тематика рефератов по этике, регулярно предлагаемая студентам, была рас­считана на работу с первоисточниками на языке оригинала. В 1893 году Н.Н.Ланге и А.П.Казанский обращаются к руководству исто­рико-филологического факультета с прошением о приобретении в Лейпциге полных собраний сочинений Гегеля, Шеллинга, Фихте и Гербарта.² Работы этих авторов систематически использовались (переводились, конспектировались, комментировались) и препо­давателями, и студентами. Сам Н.Н.Ланге известен как первый пе­реводчик на русский язык «Первой аналитики» Аристотеля.³

Учебник логики, подготовленный Ланге⁴, был удостоен малой премии имени Петра Великого. Он оценивался как более слож­ный, чем известные учебники Владиславлева, Троицкого или Рутковского, благодаря своей связи с философской теорией познания. Будучи переработанным и сокращенным вариантом двухтомной «Логики» Х.Зигварта, этот учебник включал в себя и другие резуль­таты отечественных и зарубежных исследований по логике

(например, работы Карийского, Милля, Джевонса, Вундта и др.). Ланге, вслед за Зигвартом, примыкает к тому направлению в логике XIX века, которое П.С.Попов характеризует как особый вид неокантиантства, характеризующийся нормативистской трактовкой логики (логика — техника мышления) и явственно выраженным психоло­гизмом, который особенно проявляется, в частности, в психологи­ческом понимании природы синтеза суждения.¹ Сам Н.Н. Ланге в своей докторской диссертации, посвященной вопросам психоло­гии, защищает тезис о психологических основаниях субъектно-предикатной структуры суждения. С его точки зрения, каждая предыдущая ступень перцепции фиксируется в субъекте суждения как некое неопределенное бытие, а последующая, более опреде­ленная ступень, фиксируется в предикате высказывания, выража­ющем более отчетливый, более определенный атрибут.² Трактовка структуры простого суждения — одна из самых спорных проблем в истории логики, истории языкознания и, заметим, в философии языка XX в.

Наглядное представление об уровне рассмотрения философских проблем, о «философском климате» Одессы 90-х годов прошлого века дает диспут по поводу магистерской диссертации А.П.Казан­ского.³ А.П.Казанский, проведя обширные изыскания в текстах работ Аристотеля, приходит к выводу о некоторой непоследова­тельности Аристотеля, признающего, что общее находится в еди­ничных вещах, в каждой из них; но общее, считает автор диссерта­ции, — только достояние разума познающего субъекта. Участие опыта в разумном познании оказывается, таким образом, с точки зрения Казанского, иллюзорным. А между тем Аристотель, говоря о чувственном познании, признает его роль так же или почти так, как это делают эмпирики. А. П. Казанский демонстрирует огром­ную эрудицию, ссылаясь не только на труды Аристотеля, но и на многочисленные труды его исследователей, таких как Брандис, Целлер, Прантль, Брентано, Фрейденталь, Тренделёнбург, Уоллес и др. Н.Н.Ланге в своем отзыве ⁴ проявляет, как представляется, большую глубину понимания проблемы, чем диссертант, не усту­пая последнему и в эрудиции. Н.Н.Ланге считает — и, видимо» справедливо, — что сам вопрос о том, был ли Аристотель эмпири­ком или нет, поставлен не корректно, поскольку уже в самом во­просе предполагается неоправданная модернизация взглядов Арис­тотеля. Аристотелевское представление о душе, его представление о познании как части общего процесса осуществления форм,

исключают противопоставление чувств и разума, субъекта и объекта. и т.п.

Н.Н.Ланге считает, что автор избежал бы многих недоразуме­ний, если бы начинал не с анализа чувственного познания, а с учения Аристотеля о душе, с определения души как энтелехии ор­ганического тела. Аристотель, будучи «чистым объективистом», еще не разделял объекты как внешнее бытие и субъект как внутреннее бытие; состояние души для него совершенно такая же форма, как форма вещи, в душе такое же соединение формы и материи, как и во внешнем мире. Чувственное и разумное познание для Аристо­теля различаются лишь с точки зрения полноты осуществления формы.¹

При всей серьезности замечаний в адрес соискателя, диспут его с оппонентами закончился благополучно.

Если сравнивать лекционные курсы А.П.Казанского и Н.Н.Лан­ге, то можно заметить, что при высоком уровне эрудиции обоих лекторов, Н.Н.Ланге, несомненно, более теоретичен и глубок. Он вводит студентов в мир творческого и критического осмысления философии и логики. Лекции А.П.Казанского — лишь добротное изложение материала.²

В курсе лекций по логике 1904/1905 академического года Н.Н.Ланге излагает свое понимание соотношения логики и фило­софии. Он отмечает, что психология уже фактически самостоятель­ная наука, хотя и числится по инерции в составе философии; а логика была и будет интегральной частью философии. Однако фи­лософию к логике свести нельзя. И здесь Ланге анализирует раз­ные исторически сложившиеся и сменявшие друг друга смыслы термина «философия». Он склоняется к выводу о том, что совре­менная философия есть наука об объективных ценностях и, в част­ности, об объективной ценности знания, что она имеет своим пред­метом нормативное (ценностное) сознание. Ланге считает, что могут быть и другие трактовки философии. Но бесспорно одно: филосо­фия предполагает наличие вкуса и навыка к логической обработке знания. В лекциях по истории новой философии^[6] он вновь обра­щается к этой теме: «В наше время стало ходячим местом утверж­дение, что истина доступна не ясной, логической мысли, а темно­му мистическому чувству («нутру»). В этой мнимой особенности видят даже свойство славянского духа. Что сказать о таком обску­рантизме? Если бы мы действительно принадлежали к народу,

чуж­дому разума, то, конечно, это было бы величайшим несчастьем». Здесь же Ланге предлагает студентам оценить следствия отрицания или недооценки ведущей роли разума: это эгоистическое одино­чество типа солипсизма, это унижение не только мысли, но и лич­ности человека, это отрицание свободы и деспотизм

Другая мысль о функционировании разума в познании мира: теоретическое познание, опираясь на логику, должно рассмотреть все возможности. Но если в математике все равно возможно, то уже в физике — по практическим и теоретическим основаниям мно­гие из возможностей закрываются.¹

Один из последних и, видимо, наиболее творческих курсов, чи­таемых Н.Н.Ланге, — курс лекций по философии математики.² Он читался в 1916/1917 учебном году — и явно не в первый раз. Эпиг­рафом к курсу он взял строки, приведенные казанским математи­ком А. В. Васильевым:

В возможностей бескрайнем океане

Сквозь волн его причудливой игры

В непознаваемом тумане

Являются нам странные миры.

В этих строчках нарисован образ мира математики, в них зву­чит предчувствие семантики возможных миров, которая утвердит­ся в логике XX века. Быть может, эти стихи попали в книгу А.В.Ва­сильева «Введение в анализ. Вып. 1. Греки о целом положительном числе». Казань, 1904, на которую ссылается Ланге, из книги друго­го Васильева — Николая Александровича, который к тому времени опубликовал — и тоже в Казани — сборник стихов «Тоска по веч­ности» и который станет потом известен как автор логических идей, опередивших время и оцениваемых сегодня как теоретические ос­нования современной неклассической математической логики.

В лекциях Н.Н.Ланге раскрывалось его понимание отношения логики и математики: математика не просто логичная наука, она включает в себя логическую часть, она выводит некоторые свои утверждения из законов логики. Назовем темы нескольких лекций: «Число, его психология, его логика»; «Номинализм и реализм в математике»; «Символическая логика», «Теория классов (Фреге, Дедекинд, Кантор, Курюра, Рассел)». Предметом рассмотрения а его лекциях являлся также логико-философский смысл аксиом Гиль­берта (аксиом порядка), постулатов Шатуновского, систем Пеано, Гельмгольца, Вундта..³

Внимание Н.НЛанге к проблемам математической логики и, в частности, к работам С.О.Шатуновского, не было случайным. Одесса в это время являлась одним из самых крупных

^[1] Ланге Н. Н. Критические заметки о понимании реальности Марбургской школой (ночь с 1 на 2 января 1918 г.). Архив НН Ланге в НБ ОГУ, П..20.

² Ланге НН Программа. Введение. Вопросы курса и заметки к курсу по филосо­фии математики, читанному в 1916-17 акад году Там же, П 20.

³ Архив Н.Н.Ланге в НБ ОГУ П 20

(если не самым крупным) центров развития математической логики на Украине.¹ Ученик И.В.Слешинского, С.О.Шатуновский в 1917 году опубли­ковал свое исследование, посвященное осмыслению применения законов формальной логики в математике.² Здесь автор обращает внимание на то, что применение закона исключенного третьего не только к элементам бесконечного многообразия, но и к элементам конечных множеств требует чрезвычайной осторожности, а иногда может быть оправданным лишь после долгого ряда исследований.

Логические работы И.В.Слешинского, Е.Л.Буницкого, СО. Шатуновского, а также его ученика М.И.Щейнфинкеля, впослед­ствии видного советского логика, получили высокую оценку в ли­тературе.³

Немало времени уделял Н.Н.Ланге философским студенческим кружкам, философскому обществу г.Одессы. В 190.5/1906 гг. вместе с профессором Е.Н.Щепкиным он редактирует выходящий в Одес­се журнал.⁴ Тематика философских рефератов посвящена в основ­ном истории философии. Студент М.Гордиевский, например, под­готовил ряд рефератов, пока учился на философском отделении историко-филологического факультета, — по истории педагогики, по истории философии. Его сочинение о Канте было выполнено столь основательно, что по предложению Н.Н.Ланге было издано в виде солидной книги.⁵ М.Гордиевский был затем оставлен на ка­федре для приготовления к званию магистра и профессора. После отъезда А.П.Казанского в Москву, с 1915 года его заменяют моло­дые приват-доценты И.Малинин и М.Гордиевский. В 1916 году на кафедре оставлено еще несколько человек, среди них — Г.В.Фло-ровский, будущий известный ученый в области истории культуры, теологии. Он получил золотую медаль за работу «Современные уче­ния об умозаключениях» (Ланге выступал с рецензией этой рабо­ты); до этого Г.Флоровский готовил реферат на тему «Проблема чужого «Я», опубликовал статью «Из прошлого русской мысли»⁶, в которой отстаивал вывод о том, что при всем разнообразии рус­ской метафизической мысли, ее разных течений, существует одна идея, которую можно считать общей — идея цельного знания; она присутствует у Вл.Соловьева, С.Н.Трубецкого, Н.А.Бердяева, С.Н.Булгакова. Эта идея принадлежит не только рассудку,

это осо­бое мироощущение, которое проявилось на Руси в 30—40 гг. затем — у славянофилов. Стремление к цельному знанию, к единству душевной жизни и деятельности, к правде-истине предполагает некое гиперлогическое сознание. Флоровский, ссылаясь на мысль Гоголя о том, что «в душе ключ всего», на скептическое отношение к логике Ив.Киреевского, на призыв Вл, Соловьева к философии не быть только теоретической, приходит к мысли о том, что на Руси есть своя самобытная философская школа, являющаяся не только делом ума, но и делом жизни. Религия играет в ней роль организующей силы.¹

Заметным явлением в Одессе был цикл публичных лекций по философии. В архиве НН Ланге в Научной библиотеке ОГУ со­хранились афиши таких лекций; тематика лекций преимуществен­но историко-философская. Подобные публичные выступления были заявлены и как одна из форм работы Одесского философского об­щества. Устав философского общества и устав студенческого фи­лософского кружка² свидетельствуют о достаточно высокой планке теоретического уровня этих организаций.

Любопытно узнать сегодняшним преподавателям и студентам, что кафедра философии Новороссийского университета регулярно проводила практические занятия не только по общей и специаль­ной психологии (это был «конек» Ланге), но и по истории филосо­фии, по логике. Приват-доцент И.М.Малинин, например, прово­дил практические занятия по логике по задачникам Лосского и Поварнина, по 1 тому «Логики» Зигварта, а также в форме обсуж­дения докладов на свободно выбранные темы. На занятиях по ло­гике историко-филологического факультета присутствовали студен­ты других факультетов — юристы, математики и др. И.М.Малинин замечает, что на практических занятиях по логике, включая подго­товку докладов, «особенно усердствовали студенты «посторонних» факультетов».³ Н.Н.Ланге в 1916 г. проводил практические занятия по истории философии, на которых предметом изучения стали труды Фихте и мыслителей, занимающих посредствующее место между Кантом и Фихте (Рейнгольд, Шульце, Маймон, Якоби и др.).⁴

Революция 1917 года, гражданская война знаменовали собой переход к иным временам.

Сначала, как бы по инерции, продолжают работать и кафедра философии, и ее преподаватели, и молодые соискатели. В январе 1920 года Георгий Васильевич Флоровский был утвержден в звании приват-доцента. А в следующем году он был вынужден эвакуиро­ваться вместе с родителями в Болгарию, где вскоре защитил

магис­терскую диссертацию «Историческая философия Герцена», затем в Праге пишет труды «Человеческая и Божественная мудрость», «Ос­новы логического релятивизма».¹

В 1918—1919 гг. в Одессе издается журнал «Объединение» (имел репутацию меньшевистского), в котором публикуются ряд фило­софских статей, в частности, статьи П.Юшкевича. В 1921 году в Одессе выходят и другие его работы: «О сущности философии», «О материалистическом понимании истории». П.С.Юшкевич известен в литературе как один из сторонников эмпириосимволизма. В.И.Ленин резко критиковал его в книге «Материализм и эмпириокрити­цизм» за незнание диалектики. После революции он занимался философскими переводами, до 1930 —в институте Маркса и Эн­гельса.²

Философия, с точки зрения П.Юшкевича, — лишь по форме — наука, но по содержанию философское «все» — есть проекция на мир иррационального, глубинного «Я»; корни философии не в уме, а в воображении, в эмоциях, в глубинах бессознательного. Это не мешает автору в этом же тексте употреблять более компромиссные формулировки, уравнивающие иррациональное и рациональное в философии. «Коренные философские понятия суть всегда поня­тия-образы, понятия-эмоции», они «биополярны», включая, наря­ду с логикой, эстетику. И снова: «Научные понятия точны как де­ловые бумаги, а философские похожи на поэтическое произведение с его метафорами и уподоблениями».³

Раскрывая позитивный смысл марксистского понимания исто­рии, П.Юшкевич считает объективизм этой концепции оправдан­ным в той мере, в какой он трактуется не как закон исторического развития, действующий везде, а как один из возможных методоло­гических подходов. «Исторический материализм — это методоло­гическое требование, а не всеобщая формула исторического про­цесса», — пишет автор.⁴ Есть для этого объективного подхода основания в самой реальности? П.Юшкевич считает, что есть. На­пример, язык предсуществует перед личностью и в этом смысле является объективно данным: однако это не означает, что личность — не основная причина, а только производная от экономических и других отношений.

Идейную суть русской революции П.Юшкевич видит в траги­ческом соединении мессианизма славянофильства с марксистским пониманием роли пролетариата. «Социализм есть дитя зрелого — если угодно, даже перезрелого — но не недозрелого капитализма». «На деревенскую по своей экономической и идеологической струк­туре страну —... взвалили задачу, которая в настоящий момент не

^[1] Галяс ВТ. Георгий Флоровский — воспитанник Новороссийского университе­та//Одеський університет, 1993, N 15, 10 листопада.

² Философская энциклопедия, т.5, М., 1970, с.603.

³ Юшкевич П. О сущности философии. Одесса, 1921, с 8-9.

^[1] Юшкевич П. О материалистическом понимании истории. Одесса, 1921, с. 17-18.

под силу и самым передовым городским цивилизациям Запада».¹ В этом же номере журнала помещена статья Б.Варнеке, казалось бы сугубо специальная, посвященная античному театру, но как-то очень грустно перекликающаяся с мыслями об идейной сути русской ре­волюции. Б.Варнеке считает, что греческий театр «вырос и сразу же окреп только благодаря тому высокому и почетному положе­нию, которое занимала в Элладе свободная личность человека»; «здоровое зерно греческого миросозерцания уберегло там театр от тех узких и больных путей мистицизма, на которые сбился религи­озный актер других стран».²

Не только Б.Варнеке, но и целый ряд других ученых с нефило­софских кафедр в разное время разработали интересные философ­ские идеи.³

В 1919 году Н.Н.Ланге участвует в разработке плана создания общественно-гуманитарного института Советской высшей школы города Одессы. Он включает в учебный план первых двух семест­ров свои лекции по психологии, логике, этике, а также лекции своих учеников М.Гордиевского и С.Рубинштейна по философии, логике.⁴ Однако эти курсы прочитаны не были. 1.5 февраля 1921 года Н.Н.Ланге не стало.

Его ученик М.Гордиевский философией практически больше не занимается; лишь 4 декабря 1922 года он еще выступает с речью, посвященной памяти Григория Сковороды. Эта речь была затем опубликована в сборнике.⁵ Здесь М.Гордиевский рассматривает соотношение философии Григория Сковороды со взглядами неко­торых его предшественников — Эпикура, Филона, Оригена и др., влияние которых на Сковороду было общепризнанным, и выдви­гает тезис о самобытности философии украинского мыслителя, обращая внимание на ряд существенных расхождений между ним и указанными авторами. Работа М.Гордиевского получила призна­ние специалистов.⁶

В 1925—1928 гг. профессор Гордиевский читает курсы по исто­рии педагогики в Институте народного образования^[7],

затем зани­мается древней историей. По свидетельству его слушателей, в част­ности, Виктора Семеновича Фельдмана, М.Гордиевский был яр­ким, интересным лектором. Одна из последних сохранившихся пуб­ликаций М. Гордиевского — его статья о своем учителе.¹ В 30-е годы он был репрессирован и погиб. Ни один из учеников Н.Н.Ланге в области философии больше не преподает в Одессе.

Новые учебные дисциплины: история классовой борьбы, осно­вы ленинизма, исторический материализм, марксизм — в вузах го­рода читают люди новой формации, преимущественно практики революционной борьбы. Один показательный пример: лекции по историческому материализму в ИНО читает Пипер Леонид Орес­тович, закончивший^ 3 курса института инженеров путей сообще­ния, член партии с 1897 года, завуч совпартшколы.^[i]

В 1928 году в Одессе была учреждена кафедра марксизма-лени­низма.^[ii] С этого момента можно, наверное, говорить если не о пол­ном вытеснении философии и из сферы образования, и из науч­ных исследований, то о полной ее политизации, о ее редукции к упрощенному историческому материализму, а затем к еще более упрощенным схемам «Краткого курса». По свидетельству В.Юринца, к 1930—1931 гг. на Украине почти не осталось теоретически хоро­шо подготовленных марксистских кадров в области философии.^[iii]

Публикации по философии в Одессе 40-х, 50-х гг. посвящены преимущественно вопросам атеизма, истолкованию работ класси­ков марксизма-ленинизма и революционеров-демократов, гораздо реже — проблемам гносеологии,.^[iv] Принцип партийности является при этом главным критерием оценки работ по философии. Малей­шее отклонение от принятых стандартов (например, ссылочного «ритуала») строго наказывалось. Был репрессирован и провел в лагерях 5 лет заведующий кафедрой философии профессор Борис Моисеевич Меламед..^[v]

После реабилитации он вновь читал лекции по истории философии, которые, как и лекции Самуила Яковлеви­ча Когана, пользовались большим успехом у студентов: именно изучение истории философии — при всех идеологических барьерах — позволяло говорить хотя бы о каком-то философском образова­нии в собственном смысле слова. Когда аспиранты как-то спроси­ли Б.М.Меламеда, за что его арестовали и осудили, он ответил, что он и сам не знает. Официальная формулировка была «за ошибки в руководстве кафедрой, причем неумышленные».

Авторитет С.Я.Когана особенно был высок на филологическом факультете, где он неоднократно выступал с теоретическими докла­дами по философским вопросам языкознания; не случайно многие выпускники филфака приобрели устойчивый интерес к истории философии, философским проблемам лингвистики, к философии вообще (об этом вспоминали Ю.Михайлик, Т.Тарасенко, Л.Бараневич и многие другие).

Заметное оживление философских исследований в Одессе про­исходит в конце 50-х годов. Молодые научные силы вливаются в те направления, которые были наименее идеологизированы, связаны с актуальными теоретическими и практическими проблемами: фи­лософия естествознания, логика, методология науки, этика, эсте­тика, история философии, конкретные социологические исследо­вания.

Выпускники философского факультета Ленинградского универ­ситета Леонид Николаевич Курчиков и Ирина Марковна Попова работают в Одессе с 1954 года и становятся организаторами инте­ресных исследовательских групп — соответственно в области мето­дологии науки и в социологии. Л.Н.Курчиков защитил докторскую диссертацию на тему «Категория неопределенности и ее методоло­гическое значение для современного естествознания», где обосно­вал вывод о том, что неопределенность выступает в любом реаль­ном процессе как множество возможностей, а в процессе познания действует своего рода аналог принципа Гейзенберга: без учета ре­альной неразрывной связи субъекта и объекта познания нельзя понять не только квантовую физику, но и любую познавательную деятельность.¹

В 1964 г. по совету директора института философии АН УССР акад. П.В.Копнина для участия в конкурсе на замещение вакант­ной должности зав. кафедрой философии ОГУ приглашается до­цент Ивановского пединститута Авенир Иванович Уемов (выпуск­ник МГУ, ученик проф. В..Ф Асмуса), который и был избран на эту должность. Новому заведующему удалось объединить значитель­ную часть аспирантов и сотрудников кафедры вокруг общей темы — философских проблем системных исследований. Этому способ­ствовало то, что в Одесский университет был переведен ряд аспи­рантов А.Уемова, которые вместе с прежними аспирантами,

¹ Курчиков Л.М. Пізнання і невизначеність. Київ, 1970.

оставшимися без руководства после смерти Н.Э.Овандера, составили достаточно сильный творческий коллектив.

Уже в 1964 г. одесситы смогли выступить сплоченной группой на Всесоюзном симпозиуме по логике и методологии науки в Кие­ве. Их доклады были сосредоточены в основном вокруг одной из важных проблем системных исследований — проблемы сложности.¹

Философской основой того направления системных исследова­ний, которое начало развиваться в Одессе, явилась концепция вза­имосвязи между категориями «вещь», «свойство» и «отношение» изложенная в книге «Вещи, свойства и отношения» (М,, Наука, 1963). В 196.5 г.. эта книга переводится на немецкий и издается в Берлине, что способствует международной известности этой кон­цепции. Вслед за немецким появляется венгерское издание.

Указанные категории были положены в основу разработки и другого направления методологической науки — метода аналогии и моделирования.

Уже будучи зав.. каф. философии ОГУ, в 1964 г., АУемов защищает в Киеве докторскую диссертацию «Вещи, свойства, отношения и те­ория выводов по аналогии». Вопреки многовековым предубеждениям против выводов по аналогии, диссертант отстаивает тезис о том, что выводы по аналогии могут быть достаточно строгими, надежными — при должном внимании к самой «технике» вывода, при дифференци­рованном учете его структурных особенностей. Многообразие форм выводов по аналогии (в работе их — 51) определяется характером той информации, которая переносится с модели на прототип, в частнос­ти, различаются аналогия свойств и аналогия отношений, а затем — различные варианты атрибутивной и релятивной аналогии: каузаль­ная, функционально-структурная, структурно-функциональная, ин­терпретационная, аналогия типа изоморфизма и др.. Для многих (хотя и не для всех) из этих вариантов рассматриваются логические условия и для основания, и для ядра вывода, выполнение которых повышает надежность вывода.²

Особенностью проведенного анализа является то, что основой для теоретических обобщений стало изучение истории науки, ибо, с точки зрения автора, логика научного исследования не может быть чисто формальным построением. Она должна анализировать реальный процесс мышления ученого, логические классификации должны учитывать реальные структуры вывода.³

Публикация в Голландии сборника на английском языке,

^[1] Логика и методология науки. IV Всесоюзный симпозиум Киев, июнь 1965. М., Наука, 1967. См. доклады А И.Уемова, Л.Н.Курчикова, В. Н. Костюка, Б. В. Плесского, Л.Н.Сумароковой, Л. Н. Терентьевой, Г. А. Поликарпова. См. также обзор симпо зиума в «Вопросах философии»,, 1966, N 4.

^[1] Уемов А.И. Логические основы метода моделирования. М., Мысль, 1971, с.65-86, 140-225.

^[1] Уемов А И. Аналогия в практике научного исследования Из истории физико-математических наук М, Наука, 1970, с 264.

в ко­тором был помещен перевод наиболее крупной статьи А Уемова о выводах по аналогии, включила ряд его идей в круг обсуждаемых на международном уровне.

С 1965 г. при кафедре философии ОГУ работает методологичес­кий семинар, центром внимания которого постепенно становятся системные исследования. Первое время он является, по существу, формой профессионального общения людей, занимающихся фи­лософией вообще и методологией науки, в частности. Универсаль­ность системного метода познания как нельзя лучше способство­вала сотрудничеству ученых разных областей знания. В семинаре в разное время принимали участие как философы: Л.Н.Курчиков, С.Е.Зак, А.В.Васильков, И.М.Попова, так и кибернетик — А.Д.Крисилов, библиограф С.М.Кириченко, медик В.Квиташ, математики К Д.Варбанец, П.Ковалев, Г.Я.Портнов, Р.Валенчик, А.Пестер, С.Переймер, А.Зубанов, А.Коздоба, физики В и Б.Вайнштейны, Н.Савусин, П Бутов, химик Е.В.Ганин, биолог Д.Костинский, фи­лолог В.Барладяну. Среди участников были как доценты и профессо­ра, так и просто преподаватели, лаборанты, аспиранты, студенты. Последние вскоре образовали особый кружок — младосистемщиков.

Довольно скоро работа семинара приобрела более серьезный, профессиональный характер. Были заключены хоздоговоры на раз­работку ряда проблем системного анализа. В то время это было явлением весьма диковинным для кафедры философии как и вооб­ще для кафедр общественных наук.

Результаты работы семинара и разработчиков хозтем были от­ражены в публикациях. В основном это были публикации в издава­емом в Москве ежегоднике «Системные исследования» (См. еже­годники за 1969, 1971, 1973, 1977 гг.) и в издаваемом Киевским Университетом сборниках «Философские проблемы современного естествознания» (см.. выпуски 22, 25, 27, 34, 44, 66). Позже был организован выпуск системных сборников в Новосибирское. Статьи участников Одесского системного семинара имеются во всех 10 выпусках, выходивших с 1971 по 1985 г. Ряд статей опубликован в сборнике «Системный анализ и научное знание» (М., Наука, 1978). Кроме того, результаты первого этапа работы семинара отражены в коллективных монографиях.¹

На этом этапе была создана теория, получившая название «па­раметрической общей теории систем». Ее задача заключается в ус­тановлении общесистемных закономерностей, представляющих собой связи между значениями системных параметров. Последние определяют тип системы, например: гомогенная — гетерогенная, стабильная — нестабильная, регенеративная — нерегенеративная. Сюда же относятся линейные системные параметры, такие как слож­ность и целостность. Эмпирическим путем с помощью компьюте­ров (программа была составлена Г.Я.Портновым) удалось выявить несколько десятков общесистемных закономерностей.

Особое внимание было уделено анализу одного из системных параметров — простоты-сложности. С изучения именно этого сис­темного параметра, по существу, началось формирование парамет­рической общей теории систем; ряд исследований был посвящен проблеме измерений простоты-сложности научного знания. Вна­чале использовались логические критерии (в частности, были кри­тически осмысленны в этом плане работы Н.Гудмена и Д.Кемени), затем сформировался более общий подход к измерению сложнос­ти, основанный на системном представлении объекта. Эти работы обосновывают тезис о том, что сложность знания не является чем-то исключительно субъективным, что можно сформулировать ее объективные критерии, что системный подход к рассматриваемой проблеме позволяет выделить разные типы простоты-сложности, что различие между ними определяется тем, какие именно сторо­ны системы в них отражены. Не зная типа простоты-сложности объекта, нельзя оптимально решить задачу его упрощения.

Организация при университете Совета по защите диссертаций по общественным наукам облегчила подготовку кадров по филосо­фии высокой квалификации. Значительная часть кандидатских дис­сертаций защищалась по тематике, связанной с системными ис­следованиями. Среди них следует отметить три диссертации, непосредственно посвященные развитию параметрической общей теории систем. Это работы В.И.Богдановича «К проблеме выявле­ния логических связей между системными параметрами» (1969), Б.В.Плесского: «Методы упрощения систем знания и проблема со­хранения информационной ценности знания при упрощении» (1969), Г.Я Портнова «Общесистемные закономерности и методы их выявления» (1970).

Ряд получивших высокую оценку диссертаций связан с приме­нением создаваемой параметрической ОТС в различных предмет­ных областях.¹

Кроме того, следует отметить стоящую несколько особняком

^[1] Сумаркова.Л.Н Логические проблемы простоты лингвистических систем, Канд. дисс. Одесса, 1966, Дмитриевская ИВ. Структурная сложность текстов Канд. дисс. Одесса, 1967 г

Поликарпов ГА. Развитие идеи взаимосвязи пространства и времени. Канд. дисс, Одесса, 1968,

Остапенко С В Логико—системный анализ космологических теорий, Канд. Дисс. Одесса, 1969.

ТерентьеваЛ Н Онтологические предпосылки физической теории и проблема оцен­ки их сложности Автореф. Канд. Дисс. Одесса, 1970

Дьяков В.А. Некоторые методологические проблемы логико-системного анализа биологических явлений. Канд. дисс. Одесса, 1972

Жариков В. Ю. (впоследствии — известный каскадер). Методологические пробле­мы построения типологии личности Канд. дисс. Саратов, 1978.

Чайковский А. В. Методологическая роль анализа и синтеза в структуре химичес­кого исследования. Канд. Дисс. Киев, 1979.

диссертацию Ю.И.Зуева, внесшую значительный вклад в теорию вопроса (Вопрос как предмет логического анализа. Одесса, 1967). Конец 60-х годов характеризуется повышенным интересом студен­чества, особенно естественных факультетов, к философским во­просам. В это время при университете организуется философский дискуссионный клуб. Дискуссии, например, по темам «Бог и логи­ка», «Были ли пришельцы на Земле», «Может ли машина мыслить» и т.д. проходили бурно и собирали многочисленную аудиторию: Члены клуба хотели получить более основательное философское образование. Идя навстречу им, кафедра философии организовала регулярные вечерние занятия по философии — так называемые философские специализации. В рамках этих специализаций изуча­лись логика и история философии. Основная форма проведения занятий — дискуссии. По логике в качестве дискутанта особенно выделялся студент мехмата Закс. История философии изучалась «в лицах». Лекции как таковые не читались; выступали философы, каждый из которых излагал и отстаивал свою точку зрения в по­лемике с критически настроенной аудиторией. Так, в качестве Фа-леса, Демокрита и Аристотеля выступал проф. Уемов. Диогеном был студент А.Зубанов, Платоном — аспирант О.Погорелов. Та­лантливый самоучка — знаток индийской философии Зильберман¹ представлял Будду, который вступил в дискуссию с Аристотелем. Была попытка узаконить специализации. Однако, она не удалась Киев сослался на Москву, а в Москве могли вводить такие вещи только на всем пространстве СССР, что, конечно, было невозможно.

Новые веяния на кафедре философии ОГУ встречали поддерж­ку на ряде других философских кафедр города, в частности, на кафедре философии Политехнического института (проф. Л.Н.Курчиков), консерватории (проф. А.В.Васильков) и т.д. Однако они встречали и противодействие. Одним из доцентов кафедры проф. Уемов был обвинен в агностицизме и в связях с папой Римским (на том основании, что директор института философии в Ватикане Г.. Веттер положительно отозвался о работе А.Уемова). Эти вопро­сы разбирала серьезная комиссия, присланная ЦК КПУ. В начале 70-х годов реакция усилилась. Студент Александр Сергиенко был исключен из комсомола и далее из университета за издание «кра­мольной» студенческой газеты «Ты», вопреки воле комсомольского собрания. Старший лаборант кабинета искусствоведения

В.В.Барладяну, написавший статью о применении параметрический ОТС в литературоведении, был арестован по обвинению в национализ­ме и провел в ГУЛАГе 6 лет. Выпускник физического факультета ОГУ П.А.Бутов, работавший над применением системного подхода к изучению иностранных языков, был арестован и провел в ГУЛАГе почти 8 лет.

Проф. Уемов был подвергнут резкой критике со сто­роны официальных инстанций за «подмену диалектического мате­риализма системным подходом». В 1973 г. он переходит на работу в Одесское отделение института экономики. С этим связан второй этап в развитии параметрической ОТС. Системный семинар про­должает работать на базе отделения института экономики, но он был уже не столь многочисленным, как прежде. Во главу угла здесь было поставлено развитие формального аппарата параметрической ОТС, названного языком тернарного описания (ЯТО) который ба­зируется на формализации категорий «вещь», «свойство», «отно­шение». Условия работы в институте требовали непосредственных практических применений, что и осуществлялось в большом коли­честве госбюджетных и хозрасчетных тем. Тем не менее, осущес­твлялась и теоретическая работа. Первое развернутое изложение параметрической ОТС с использованием ЯТО опубликовано в 1978 году.¹

Относительно законченная версия ЯТО представлена в ежегод­нике «Системные исследования» 1984 г. Более полный и усовер­шенствованный вариант принят к публикации в Бразилии. Разви­тию ЯТО как новой логической системы были посвящены две кандидатские диссертации, защищенные в Институте философии АН Украины.² Следует также отметить анализ целостности как сис­темного параметра с помощью ЯТО в монографии, посвященной сугубо прикладным вопросам.³ Было произведено обобщение пре­жних разработок по проблеме сложности.⁴

В последние годы получило «второе дыхание» исследование про­блемы применения параметрической ОТС к философии науки.⁵

Подготовка коллективной монографии «Принципы организа­ции социальных систем» (Киев — Одесса: Вища школа, 1988) осу­ществлялась под руководством проф. Михаила Ивановича Сетро-ва, который несколько лет работал в Одессе. Авторы исследуют здесь те принципы организации, которые связаны преимуществен­но со структурными, структурно-функциональными и

функционально-структурными аспектами объектов как систем. Под руководством М.И.Сетрова была подготовлена интересная диссертация Л.М.Росколотько, посвященная проблеме времени.¹

Работы по теории систем, при всем их разнообразии, ни в коей мере не вытесняют собой и не заменяют других логических и фи­лософских исследований.

Достаточно активно и заметно проявил себя в качестве самос­тоятельного исследователя, лучшие работы которого были написа­ны именно в Одессе, Владимир Николаевич Костюк.² Под его ру­ководством выполнен ряд диссертаций по логике.³

Широкую известность получили теоретические разработки в об­ласти социологии проф. И.М.Поповой и научного коллектива, ею руководимого. Докторская диссертация И.М. Поповой «Стимули­рование труда как способ управления» (1975) содержит обоснова­ние вывода о том, что «прямые воздействия» на человека труда — чисто административные, ценностно-нормативные — не являются эффективными: наиболее оптимальное регулирующее воздействие оказывает создание необходимых условий жизнедеятельности, та­ких условий, которые «подталкивают» личность сделать общественно полезный выбор. При достаточно разнообразной тематике иссле­дований И.М.Поповой и ее учеников (В.Б.Моин, В.С.Максименко, М.Б.Кунявский)⁴ можно объединить их принадлежностью к со­циальной философии, теоретической и прикладной социологии, а в качестве одной из главных теоретических проблем следует на­звать изучение феномена рассогласования сознания и действия, а также различных компонентов сознания: в частности, произведен интересный анализ несовпадения вербального и фактического по­ведения.⁵ В этих работах отстаивается часто незаслуженно умаляе­мая социо-инженерная функция социологии, обосновывается не­обходимость совмещения данной функции с социально-критическим назначением социологии.

В области социально-этической проблематики заметное место занимают работы Ирины Яковлевны Матковской. Кандидатская