Н. Гумилев

Уповая на Творца

(страницы моей жизни)

Я родился 12 августа 1938 года в селе Ангушт* Пригородного района ЧИАССР. Дом был выстроен моим дедом Эльбузко после гражданской войны и возвращения Ангушта ингушам. Деда Эльбузко без сомнений можно назвать великим воином ингушского народа. Он начал воинскую службу своему народу с 14 лет в рядах борцов национального движения, именовавшегося абречеством. Активно участвовал в гражданской войне. Был командиром разведчиков предводителя народной армии Торко-Хаджи Гарданова и его знаменосцем.

В этой ветви тайпа* Коазой была одна необъяснимая странность: в поколениях чередовались очень воинственные и очень миролюбивые люди. Так отец Эльбузко – Ами презирал оружие, был трудягой, занимался скотоводством и землепашеством, имел достаток. Человеком мира был сын Эльбузко Аюб.

Следует сказать несколько слов о моем отце – Аюбе. В 1920-х годах прошлого столетия в горах Ингушетии было организована духовная академия для юношей. Здесь они изучали общую теологию, Коран, шариат, математику, астрономию, ботанику, поэтику. Из этой небольшой, по количеству студентов, академии вышла целая плеяда священников – чистых, честных, правдивых. Многие из них в 1930-х годах погибли в застенках НКВД.

Был такой момент. 1937 год. Имама мечети Ангушта увели и расстреляли. Наступила пятница, а возглавить моление стало некому. Многие могли это сделать, но боялись. Час сидели люди, второй. Поднялся тамада и обратился к арабистам с просьбой возглавить рузба. Никто не поднялся.

– Наступил тот роковой день, когда мусульмане в пятницу собираются и покидают мечеть, не преклонив колени пред Аллахом. – Старик навзрыд заплакал.

– Нет, старик, этот день еще не наступил, - раздался голос с задних рядов.

С места поднялся юноша, прошел по рядам и занял место имама мечети. После окончания моления, люди разошлись по домам. Родственники сделали замечание Аюбу, на что тот ответил:

– Тот, кто боится Царя Небесного, не должен бояться земных владык. Нет у них власти ни продлить мою жизнь на секунду, ни сократить ее.

Аюб женился на красавице Сахрат совершенно случайно. На каникулах Аюб вместе с другими сельскими парнями стоял на поляне, недалеко от родника. Мимо проходили девушки с кувшинами. Один подшутил:

– Вот бы тебе, Аюб, жениться на Сахрат – ты бы совсем забросил свою науку.

С ними находился человек, влюбленный в Сахрат, который резко среагировал так:

– Аюб увидит Сахрат в своем доме, как собственное темя.

Аюб сказал, что он не собирается жениться, пока не окончит учебу. Скандала не получилось. В этот же день о случае на поляне передали Эльбузко, который немедля оделся и отправился прямо к матери девушки. Вот что он сказал ей:

– Хабидат, ты умная женщина. Хорошо подумай над тем, что я тебе скажу. Вечером к тебе придут сваты от моего сына. Сваты должны сегодня же получить положительный ответ.

В то время принято было положительный ответ сватам давать после третьего или четвертого захода. Престиж!

Хабидат растерялась и не знала, что ей сказать. Уходя, Эльбузко добавил:

– Хабидат, задета честь моей семьи и тайпа. Я ни перед чем не остановлюсь. Знай, что ни один ингуш на Сахрат не женится, кроме моего сына, пока жив Эльбузко. И я буду хорошим родственником.

В тот же вечер красавица Сахрат была засватана за худого, невзрачного муталима*.

Сахрат родила двоих детей, сперва меня в 1938 году, а потом девочку в 1939 году. В том же году Сахрат скоропостижно скончалась. Девочка тоже через некоторое время заболела и умерла.

Годовалый мальчик остался без матери. Моя кроватка стояла под окном. Из окна – вид на Прометееву гору (Маьтлоам – Столовая гора).

– Нани, расскажи про Пхармата*. – просил я, когда немного подрос и научился говорить.

Нани – мать отца.

– Сатанинские джины забрали с земли огонь и закрыли в пещере горы, завалили его тяжелым камнем. Люди стали мерзнуть и умирать. Звери перестали бояться людей – люди становились их жертвами. Тогда Пхармат забрался на гору, отвалил камень и вернул огонь людям. За это джины приковали Пхармата к горе. Прилетала огромная птица с железным клювом. Она разрывала герою бок и клевала печень, причиняя страшные боли. Пхармат бился, гремели цепи. Галгаи* несколько раз штурмовали гору, чтоб освободить своего героя. Но джины напускали густой туман, чтоб сбить наших с пути. У него болели раны, и он мучился от жажды. Невеста героя Тои пошла на гору с собакой Пуршой. И она почти достигла вершины. Вдруг видит она, что вода в ковше «уснула». А когда кто-либо видит «уснувшую» воду, то его желание исполняется. Взмолилась Тои: «Пусть мы трое (Пхармат, я и Пурша) станем камнями, чтобы мой любимый не мучился». Так и случилось. Вон навзничь лежит Пхармат, слева Тои стоит, а у ее ног сидит Пурша. Ты видишь их, Исса?

– Вижу!

Воистину, я их видел.

– В святую пятничную ночь они оживают. Были люди, которые слышали, как зовет любимого Тои, как гремят цепи Пхармата, а потом три раза подряд лает Пурша.

У меня была еще одна нани – Хабидат – мать матери. Она в молодости славилась как исполнительница песен. К ней я ходил за песнями. Так прошло раннее, счастливое детство. Оно у меня было!

* * *

По середине села протекала речка. Сельчане навели новенький мостик с перилами. Я повадился бегать на этот мостик. Стану на мостик и смотрю в речку. Мог стоять часами. В светлых волнах появлялся красивый образ.

– Там красивая девочка! Она смеется и язык показывает мне. Она меня любит. Она об этом поет мне!

Меня ловили и уводили домой. Подозрение пало на джинов. Попросили отца написать джей (талисман). Аюб отказался:

– Это суеверие и не поощряется религией Аллаха.

Водили меня к другим муллам. Повесили на шею целую кучу джеев. Но я, усыпив бдительность старших, убегал на свидание к своей красивой девочке, которая жила в волнах Гирхи и так нежно пела для меня.

Но однажды я вернулся с мостика грустный. Нани я сказал:

– Она плачет. Почему она плачет?

Нани поняла, что это не к добру: что-то затеяли джины.

Нас выселили.

Но девочка приходила ко мне во сне и там, в изгнании. Она росла вместе со мной. Она появлялась, когда бывало очень тяжело. Она посещала меня в тюрьме, в концлагере, и потом. В такое утро мне весело. Я бодр. Сейчас она уже с проседью, но по-прежнему очень красивая. Она приходит поговорить про то, что я пишу. Мы ни разу не ссорились.

* * *

23 февраля 1944 года. Трагическое утро. Солдаты, штыки, студебеккеры. Кричит скот. Воют собаки. Жестокие, беспощадные враги.

В нашем доме целый год жили солдаты и офицеры. Им выделили комнату, дали постели. Каждый вечер их ждал горячий ужин. Я к ним привязался. Вот они, оказывается, кто! Гяуры!

Офицер взял меня на руки, чтобы успокоить и приласкать, а я плюнул ему в лицо и дал пощечину. Я горжусь этим подвигом.

– Аюб, за что он меня так? – спросил офицер.

Отец ответил:

– Странные вы люди. Творите зло и думаете, что за это вас должны любить.

Потом товарный вагон. Теснота. Духота. Дед шилом просверлил маленькую дырочку. Я прикладывался ртом. Господи, какой вкусный воздух!

В страшных сказках злой чародей поднимает вихрь и уносит целый город куда-то далеко-далеко, за тридевять земель. Вихрь, поднятый злыми кремлевскими чародеями, поднял целые древние народы Кавказа, унес и сбросил в далекие дикие степи. Свершилась мечта потомков Батыя, ханов Золотой Орды, о «зачистке» северокавказской земли от аборигенов и заселение ее чужаками. Эту задумку ханы Золотой Орды по эстафете передали великим русским князьям, а те – царям. Часть этого плана осуществил Иван Грозный в 1562 году, об этом мечтали декабристы, и вот – 1944 год.

Север Казахстана, село Окраинка. Бескрайние степи. В селе всего два дерева – вербы. Но Эльбузко за несколько лет вырастил целый парк из верб и акаций на своем приусадебном участке, издалека принося саженцы.

Первый год – голод, тиф, ностальгия. Но изгнанники быстро нашли общий язык с местным населением, а Аюб стал признанным старостой и мировым судьей окрý ги. Он мирил, укорял, наставлял. К нему приезжали за советом. В тяжелые голодные годы Аюб организовал сельчан для спасения людей от голодной смерти. А люди были разные: ингуши, чеченцы, русские, украинцы, молдаване, казахи… Аюб убедил их, что в беде люди обязаны помогать друг другу. Странное дело, этого мусульманского священника все слушали беспрекословно. Аюб собрал бригаду из ингушских стариков, которая ремонтировала ветхие дома сельчан. Были одинокие старики-украинцы. Ингуш-мулла взял их под свою опеку.

Потом, когда Аюб умер, сельчане-христиане вспоминали о нём чуть ли не как о святом. И поныне жители тех мест ходят на его могилу, чтоб рассказать о своих бедах.

* * *

В 1946 году я пошел в первый класс. Брат отца, дядя Асламбек, вел меня за руку. Повстречался нам старик:

– Куда ведешь мальчика? – спрашивает он дядю.

– В школу, учиться будет.

– О, бедный мальчик, – сказал грустно старик, – его ведут в керастанскую* школу. Там из него сделают гяура и он попадет в ад. Мне жаль тебя, малыш!

Шутил старик или сказал всерьез – кто его знает? Про ад я был наслышан. (Вся духовная элита ингушей собиралась в нашем доме: Эки Iумар, ГIайре Мухьмад, ТIолхи Хьусен…). Перспектива вечного пребывания в аду мне не понравилась. Я хотел вырваться, но дядя держал крепко. Я перестал шагать. Дядя буквально понес меня, как кладь. Я начал борьбу с «керастанской» школой за спасение своей души от ада. Убегал. Ловили и приводили. Учителя я не слушал, ничего не писал. Карандаши и тетради отдавал кому-то или просто выбрасывал. Передразнивал учителя. Уговаривали, убеждали, ругали, били. Я железно стоял на своем:

– Я мусульманский мальчик. Не буду учиться на керастана. Не хочу в ад!

Меня оставили в покое. Ингушские дети мне дали кличку Абрек. Дети учились, а я бегал вокруг школы, проказничал, мешал заниматься. Остался на второй год. На следующий учебный год продолжалось то же до самого Нового года.

Перед самыми каникулами дети сидели в жарко натопленном классе. Я тоже, потому что на улице было холодно. Шел снег крупными хлопьями. Учительница Анна Константиновна напевно читала стихи:

Белый снег пушистый в воздухе кружится

И на землю, тихо падая, ложится…

Со мной что-то случилось в душе. Я заволновался, и когда учительница дочитала, впервые в школе громко сказал на русском языке:

– Это очень карсивый! Как песни!

Стал упрашивать прочесть еще раз. Удивленная учительница исполнила мою просьбу. Я сел. Через некоторое время встал с места, подошел к столу учителя, положил листок бумаги.

– Анкастин*, пиши суда эта.

– Зачем тебе, Исса?

– Дома отец читать. Он знай читать.

Вечером я передал отцу этот листок, но отец наотрез отказался читать стихи:

– Это же керастанские слова, – сказал он, улыбнувшись, – грех их читать.

– Нет, – возразил я, – это красивые слова! Читай, сам увидишь.

– Ты – ученик, ты и читай.

– Но я не умею.

– Научись! Я тебе помогу.

В тот вечер я выучил девять букв. Через две недели читал по слогам. А весной успешно закончил первый класс.

Отец работал столяром в колхозе. Приходили с окрестных селений с просьбой починить или сделать дверь, оконную раму, стул или стол. Платы он не требовал. Но люди старались чем-то отблагодарить. Если его спрашивали, он отвечал, что не прочь получить какую-нибудь книгу для сына. Так начала собираться моя первая библиотека: толстенная «История ВКП(б)», «Сборник русских и советских поэтов», «Пятнадцатилетний капитан», «Тарас Бульба», «сочинения Майкова» (издания 1880-х гг.), «Козы Курнеш и Боянслу» на казахском языке.

* * *

В 1951 году Аюб заболел туберкулезом и, после продолжительной болезни, умер. В том же 1951 году умер Эльбузко. Мачеху Пятимат забрали братья, ибо у нее не осталось своих детей, хотя родила семерых. Они у нее умирали в раннем возрасте. Бабушка умерла раньше – в 1947 году. Семья перестала существовать. Эта семья разделила участь тысяч других изгнанных ингушских семей. С тех пор до десятого класса я находился в детских учреждениях на государственном обеспечении (интернаты).

В седьмом классе, с осени, я начал писать роман «Абрек Курейш». Писал до самой весны, до 1 мая. 18 ученических тетрадей. Писал в каждую клетку, ради экономии тетрадей. 1 мая вручил учительнице по литературе. Прошло несколько дней. Меня вызывают в учительскую и подвергают осмеянию. У всех учителей на руках эти злосчастные тетради. Они зачитывают выдержки и хором смеются.

– Господи, умора! У нас появился Пушкин! Ингуш – писатель! Ха-ха-ха!

Несчастный «писатель», я выскочил из учительской. На перемене хохотала уже вся школа.

Я сбежал из села, весь май и все лето жил в камышах озера Тумарла. Вот она доля писателя!

* * *

7 декабря 1956 года, вместе с семьей дяди Асламбека, по Камбилеевскому ущелью возвращался в родной Ангушт. Красота родины превосходила даже мое воображение. Неужели это явь, а не сон?! Мы разгрузились около мечети. Я спросил старших, где находится мостик через Гирхи и сразу побежал туда. Мостика не было. Вместо него лежала полусгнившая доска, а в самой речке лежала дохлая свинья.

В собственный дом нас не пустили. Мы устроились на той же улице, сняли квартиру. Старшие пошли на кладбище. Могилы моей матери не нашли. Пришельцы из надгробных плит строили коровники и свинарники.

Пошел в школу. Я был единственным учеником-ингушом среди осетин в том учебном году. Однако никаких трений ни с одноклассниками, ни с педагогами не было. А классный руководитель Бечер Ладоевич Гаглоев меня любил за знание художественной литературы.

Осетины всегда и повсюду говорят о Коста Хетагурове. За два-три месяца я изучил его биографию и творчество, многие стихи выучил наизусть. В школе состоялся конкурс «Знаешь ли ты Коста?» Ингуш из 10 «а» занял первое место и получил приз: портрет Коста Хетагурова в красивой рамочке, сборник его стихов, толстый блокнот в бархатном переплете и дорогую авторучку. Целый клад.

* * *

Целую зиму я помогал Муссе Тебоеву составлять жалобу в ЦК КПСС и Верховный Совет с требованием восстановления справедливости к ингушскому народу. Делегация ангуштцев эту жалобу отвезла.

1957 год. Чечено-Ингушская автономия восстановлена, но без Пригородного района – колыбели Ингушетии. Семья дяди переезжает в с. Мужичи, где была работа на лесозаводе.

В том же году я поступил в Чечено-Ингушский педагогический институт, на историко-филологический факультет (национальное отделение). В институте преподавал кумир национальной студенческой молодежи Мальсагов Дошлако, который всячески поощрял творческие устремления юношей и девушек. Я взялся писать. После первого курса, на летних каникулах написал роман «Рати» на русском языке – четыре общих тетради в клетку (писал опять в каждой клетке). Роман о судьбе родного народа. В романе ингушей я называл мукленами (мукъле – свобода). Главный герой – Рати. В нем много автобиографического. Тетради были изъяты сотрудниками КГБ и не возвращены – дескать, пропали.

В студенческие годы я записывал в особую тетрадь случаи из жизни ингушей и чеченцев в изгнании. Рассказы подвергались небольшой литературной обработке. Эту тетрадь я назвал «Казахстанским дневником».

В 1959 году в альманахе «Лоаман Iуйре»* выходит в свет моя легенда «Турпалах дола дувцар» («Сказание о герое»).

На педпрактике в селе Яндаре я познакомился с Али Хашагульговым, который начинал свой творческий путь. С тех пор мы часто встречались, обсуждали судьбу родного языка и поэзии. В нелегкой своей судьбе мы прошли рядом. Ныне великий поэт покоится в горах на родовом кладбище своих предков в Лейми. (Дала вийрза моттиг даькъала йойла!)* Али делал с родным языком то, что Паганини делал со скрипкой.

Старшекурсником я писал роман «ГIаьр» (XVIII век), но не закончил его. В нем рассказывалось о борьбе ингушского народа с общекавказской бедой – похищением людей и работорговлей. Было написано много рассказов, памфлетов о современной жизни, две пьесы, либретто «Пхьармат» («Прометей») и «Хьаста йиш» («Песня родника»).

* * *

4 июня 1963 года КГБ арестовал меня и Али. Обвинили в: а) националистической агитации и пропаганде, б) антисоветской агитации и пропаганде. В верхах был переполох – открытое выступление против советской власти и коммунистической идеологии в ЧИАССР считалось невозможным. В следствии приняли участие представитель КГБ из Москвы и инструктор ЦК КПСС.

– Это что такое? – красный от гнева цекашник размахивал перед моим носом «Казахстанский дневник».

– Это обвинительное заключение, – ответил я.

– Кому?

– Коммунистам и Советской власти.

Верховный суд ЧИАССР приговорил меня и Али Хашагульгова к 4 годам лишения свободы в спецколонии строгого режима.

Мы воочию увидели прелести социалистической демократии – пол-Мордовии, окутанной колючей железной проволокой. ИТЛ-п/я-ЖХ-385.

Вот раскрылись широкие ворота лагеря № 7. Первое, что бросилось в глаза, огромный плакат – «Буржуазные националисты – злейшие враги украинского народа».

– Исса, – тихо проронил Али, – неужели на Украине до сих пор сохранилась буржуазия?

Нас услышал любопытный зэк.

– Тю! Ты шо дытына мала? Коммуняки тоби набрешут, ты тильки слухай.

Контингент концлагеря: военные преступники (полицаи, предатели, власовцы); те, кто оказались в окружении; кто был в плену; борцы за независимость Прибалтики (эстонцы, латыши, литовцы); борцы за независимость кавказских народов (грузины, армяне, азербайджанцы, дагестанцы, ингуши, чеченцы); борцы за независимость Молдовы, Белоруссии и Украины, крымские татары и др.; представители разных демократических и правозащитных движений русских.

В концлагере зэки объединялись в братства. Молодые ингуши влились в кавказское братство (грузины, ингуши и крымские татары).

Творческая мысль в лагере кипела. Здесь сидели лучшие представители интеллигенции всех народов империи коммунистов.

Весной 1964 года в лагерь приехал полковник КГБ Асаулка, который предложил мне и Али подписать отречение от своих убеждений. Это была плата за немедленное освобождение. Оба отказались это сделать, заявив, что из предательств худшее – предательство самого себя.

Кавказское и латвийское братства тесно дружили, делились хлебом, солью, махоркой и духом. Здесь читались лекции на политические, философские, экономические темы. Устраивались диспуты и конкурсы. И руководство лагеря ничего не могло с этим поделать. Один «умник» – капитан (опер) запретил в лагерном ларьке продавать тетради. Бумага стала дефицитом.

Вот один украинец-писатель получил право на получение посылки (в 4 месяца – 5 кг). И что он заказывает? Тетради. Полная посылка общих тетрадей из Феодосии. Созывает он в воскресенье на полянку всех, кто считает себя поэтом и писателем, усаживает в большой круг, ставит раскрытую посылку в середину, заявляет:

– Тот из вас, кто докажет превосходство своего родного языка над другими, получит эту посылку. В следующее воскресенье – встреча, тут. Победитель уйдет с посылкой. Судья – я.

Бог даровал зэкам и то воскресенье ясное, теплое, солнечное. Собрались на поляне, сели в круг. А приз – в центре.

Краткие лингвистические исследования, стихи, поэмы, оды, легенды, рассказы читали представители разных народов с переводами на русский. И, ей Богу, все это было прекрасно. Сам хозяин посылки прочитал исследование фонетики украинского языка, как языка песен и поэзии.

Наступила моя очередь. Я развернул и положил на середину кусок оберточной бумаги размером с газету. На бумаге было написано одно единственное ингушское слово – «къамаьл».

Стал объяснять собравшимся следующее:

– Это слово переводится как речь, разговор. Во всех остальных языках мира слово «речь» обозначает просто общение людей при помощи звуков, голосовых связок – передача мысли от одного человека другому. Ингушское слово «къамаьл» имеет другую смысловую основу. Оно состоит из двух корней:

къа (грех) и маьл (добро).

Когда человек озвучивает мысль, он совершает одно из двух: или грех, что чаще с нами случается, или добро. Надо подумать, прежде чем раскрывать рот. В этом главном слове ингушского языка – основа философии и этики моего народа.

На поляне воцарилась абсолютная тишина. У всех на уме вопрос: неужели на самом деле это так, или это ловкая подтасовка? Наконец, Трофим, хозяин посылки, говорит:

– Добре. Пусть это подтвердит свидетель. Али, Вы подтверждаете это под честное слово? Может подтасовка?

Али подтвердил:

– Это точно так, без никакой подгонки.

– Боже правый! Кто придумал для вас такое глубокое, умное слово?

– Пророк Нух – Ной по-вашему. Мы его потомки, – ответил я. – Так говорят старики.

Трофим поставил посылку перед победителем. Новый хозяин взял общую тетрадь себе, одну отдал Али, одну Трофиму, остальные раздал тут же.

Интересных людей в лагере было много. Один из них – бывший прокурор довоенной Румынии. На его лекциях по юриспруденции собиралось очень много зэков. В этой области не было ему равных. Как проходили такие лекции? Зимой они собирались в рабочей зоне, в каком-нибудь цеху. Выставляли «на атас». Летом ложились в кружок на травку, якобы загорать. Этот образованнейший румын знал все писанные и неписаные законы мира – от обычного права и римских таблиц, до конституций современных западных государств. Он знал шариат и прекрасно толковал его нормы. Это был человек с огромным объемом знаний. Его место было на кафедрах самых лучших юридических академий, а его держали в концлагере. После войны его выкрали по приказу Берия. Допрашивал его лично Берия. Человек выдержал все мыслимые и немыслимые истязания, но не отрекся от права румын самим выбирать свой образ общественной жизни – дали 25 лет. Отсидел 21 год. Потом все же, в 1966 году, правительство Румынии отозвало его домой и выпустило на свободу.

В сентябре 1964 года антисемиты созвали в лагере № 11 тайное «толковище» представителей всех братств. Повестка дня – организация еврейских погромов в лагерях. Хорошо подготовленные агитаторы, выступая один за другим, доказывали тайные преступления евреев перед человечеством за 3000 лет. Они это научно обосновывали, опираясь на Библию и историю. Получалось, что все революции и смуты во всем мире делали евреи. Даже в том, что мы сидим в лагерях, виноваты они, а не коммунисты. Нам предлагалось всем миром подняться и примерно наказать евреев в политических лагерях, чтоб это пошло дальше. Многие поддались на это, стали поддакивать, соглашаться. Я выступил с критикой в адрес организаторов «толковища». Свою отповедь закончил такими словами:

– Не уверен, что эта акция задумана вот этими людьми. Скорее всего, из Москвы приехал спецкурьер с такой установкой по линии КГБ. Зачем? Все дело в этой империи. Она громоздка и глупа, глупы ее руководители из века в век. Со времен Ивана Грозного, пятьсот лет, им ни разу не удалось досыта накормить народ обыкновенным хлебом. Время от времени народ возмущается, гнев нарастает. Чтоб выпустить пар из народа, империя находит козлов отпущения, чаще всего ими оказываются евреи, кавказцы или азиаты – «жиды», «звери» и «колбиты». Озверевшая масса отводит свою душу, выпускает пар, успокаивается и продолжает свое полуголодное, полудикое существование. Сейчас на воле очереди за последнесортным хлебом. Люди становятся за булкой этого хлеба с полуночи. Вот ваши хозяева и задумали обвинить в этом евреев, чтоб спасти голову Хрущева и этих полудурков из ЦК. Я заявляю, что кавказцы не примут участие в этой подлянке, и если погром все же начнется, то мы вынуждены будем защищать этих несчастных. Призываю все остальные братства отказаться от этого.

Трое кавказцев покинули «толковище»: я, грузин Бичи и крымский татарин Хамза. Кавказцев поддержали прибалтийцы. После них ушли украинцы. Эта кровавая затея сорвалась.

Как-то один антисемит съязвил в мой адрес:

– Господин Кодзоев любит евреев!

Я ответил так:

– Причем здесь любовь или нелюбовь? Я их вообще не знаю, но и дела с ними никакого никогда не имел. Кто Вы такой, чтоб выносить приговор целому народу?

И все же «настучали» в КГБ. Начались допросы. Организаторы стали оговаривать друг друга. Но из меня и Бичи следователь не выудил ни одного слова. Абсолютное «не знаю, не видел, не слышал, не имею понятия» сохраняли дружественные братства.

Когда мне с Али осталось пребывать в советском «раю» несколько месяцев, туда привезли Синявского и Даниэля, которые рассказали о расширяющемся диссидентском движении по всей территории империи.

1967 год. Возвращаемся на родину. Нам запрещено находиться более трех суток в столичных городах, а жить – на 101-м километре.

Я снова становлюсь сельским учителем. Этого добился после тяжелых объяснений с органами КГБ. Говорят, что я был неплохим учителем.

Сразу же после возвращения из заключения, женился на Хамхоевой Раисе из Яндаре, тоже учительнице. Она была засватана накануне моего ареста и ждала четыре года. У нас восемь детей: пять сыновей и три дочери.

* * *

Осенью 1969 года, по настоянию идеологического отдела обкома КПСС и КГБ, меня, без каких либо объяснений, уволили с работы. Учащиеся Кантышевской средней школы (тогда единственной) выразили свой протест забастовкой. Старшие смены (восьмые, девятые и десятые классы) отказались пойти на занятия и потребовали вернуть своего учителя. Ученики двинулись в сельский совет. Те просто сбежали. Я уговаривал учащихся вернуться на занятия и не подвергать учителей и родителей неприятностям от властей. Дети сделали вид, что послушались, и, когда я, удовлетворенный, ушел домой, двинулись пешком в райцентр – Назрань. Ни в райкоме, ни в райисполкоме с ними говорить не захотели. Они тоже сбегали. Да разве был в СССР чиновник среднего уровня, который мог сказать «да» или «нет» в таком щекотливом вопросе без одобрения КГБ, хотя абсолютное большинство из них были осведомителями этой конторы.

Забастовка продолжалась и на следующий день. Учителя пришлось вернуть к ученикам. Это было первое проявление свободной воли учащейся молодежи Ингушетии, в то время – неслыханная дерзость. Учителя Кантышевской средней школы поддержали своего коллегу. Такое не могли простить. Через некоторое время, найдя повод, подтасовав что-то, уволили директора – Алихана Кодзоева.

Коллеги избирают меня председателем месткома. Что такое местком в советских учреждениях? Это «избираемый» орган, который подписывает бумаги, организовывает вечера отдыха, экскурсии, но ни в коем случае не то, что записано в его уставе. Местком в школе и поныне – это веник, который подметает сор, брошенный руководством.

Наш местком вступил в решительную борьбу с коррупцией в школе и РайОНО. Два года продолжалась эта непримиримая борьба. Не могли снять председателя месткома школы. Райком КПСС решительно поддержал своих коррупционеров. Подключились обком профсоюзов и министерство просвещения. Я подал заявление об освобождении с поста председателя месткома, чтоб избавить коллектив учителей от нервотрепки.

В это время один из коллег пишет донос на… моего сына, который учился тогда в 9 классе, т.е. учитель доносит на своего ученика. Суть доноса: в программе по ингушской литературе для 9 класса был рассказ Б. Зязикова, где автор вскользь упомянул о нашем выселении. Этот отрывок был задан учителем для заучивания наизусть. Из всего класса только мой сын выполнил задание, рассказал урок. Вот почерк фискалов КГБ. Потом, в 1990 году, будучи депутатом Верховного Совета ЧИАССР, я имел возможность самому лично ознакомиться с этим документом в оригинале.

Преследованиям подвергались не только диссиденты и инакомыслящие, но и члены их семей.

* * *

Январь 1973 года. Я принял активное участие в трехдневном митинге ингушского народа в г. Грозном. Народ требовал возвращения в состав ЧИАССР незаконно отторгнутый Пригородный район. С митингом жестоко расправились. В зимнюю стужу людей полили ледяной водой из брандспойтов пожарных машин. Началась политическая интервенция для подавления духа нации: облаивающие СМИ, собрания на предприятиях, лишения должностей и т.д.

В 1974 году зимой состоялась встреча нового наместника Чечено-Ингушетии, первого секретаря обкома КПСС А.В.Власова с Али Хашагульговым и со мной по инициативе самого А.В.Власова. Высокий чиновник решил устроить эту встречу и в доверительной беседе просто пожурить молодых людей, направить их на «правильный путь» и предложить должности с хорошими окладами. Кстати, Али он предложил стать директором завода, а мне – пост министра просвещения. Молодые люди начали хохотать.

– Да мы в жизни не брали и 3 рублей чужого, и не сможем это сделать и впредь. Каким образом мы впишемся в вашу коррумпированную чиновничью среду?

Мы категорически отвергли такой торг, заявили, что вороватые чиновники из нас не получатся, и выдвинули конкретные требования этому наместнику, который, по его заявлению, приехал налаживать национальную политику в этой республике. Перед секретарем обкома лег лист бумаги с такими предложениями:

1. ввести уроки родных языков в школах города Грозного для ингушских и чеченских детей;

2. в сельских детских садах воспитательные мероприятия перевести на родные языки;

3. разработать программу перехода сельских начальных школ на родные языки;

4. перевести некоторые гуманитарные дисциплины в сельских школах на родные языки;

5. открыть детские журналы (ежемесячные) на ингушском и чеченском языках;

6. открыть молодежные журналы (ежемесячные) на ингушском и чеченском языках;

7. пересмотреть ракурс изучения истории аборигенов Кавказа;

8. расширить программу передач по радио и телевидению на родных языках, уделять больше внимания развитию искусства ингушей и чеченцев;

9. упразднить политическую цензуру над средствами массовой информации и художественной литературой;

10. снять запрет на печатание произведений Али Хашагульгова и Иссы Кодзоева.

Партийный чиновник очень нервничал, ломал карандаши, но был подчеркнуто вежлив. И мне и Али раньше приходилось сталкиваться с чиновниками высокого ранга. Те были грубы и неотесанны. Это был другой человек. Провожая нас до конца коридора, он обещал рассмотреть наши предложения и при следующей встрече дать конкретные ответы по каждому пункту отдельно. Но встречи больше не было, да и не могло быть: он понял, что этих молодых людей не перевоспитать. А диссиденты, в свою очередь, уразумели, что имеют дело с обыкновенным коммунистом, хотя и рафинированным.

До свободы слова оставалось еще далеко. Очень далеко. Кремлевские власти не хотели давать даже мизерное послабление режима репрессированным народам. Их задача – добить, растоптать чувство национального достоинства.

Все эти годы я продолжал писать, писал ночами и в любую свободную минуту.

Согласитесь, после тяжелого учительского дня и нескольких кип ученических тетрадей, не у каждого хватит сил работать над художественным произведением, к тому же, не имея никакой надежды на публикацию – писать только потому, что не можешь не писать!

* * *

Михаил Горбачев принес с собой политическую оттепель народам империи, а потом началась перестройка.

В Кремле обитали закомплексованные дегенераты, такие дряхлые, что в 80-е годы похороны этих стариков стали постоянными. Заунывное вытье духовых инструментов, хвалебные речи по усопшим, печальные шествия, шарканье ног – шоу населения тех лет. И вдруг – невероятное: не старый, энергичный, с приятным доброжелательным голосом человек на самом гребне кремлевской власти. Он провозгласил свободу слова, совести и гласность. Это был очень смелый шаг. Может быть, он не предвидел, что за этим последует, надеялся, что благодарное за щедрый дар население, будет продолжать ждать указаний свыше, как и что им делать дальше. Плотина рухнула, вода заполнила всю окрестность, наделала много бед. Коммунисты винят Горбачева в гибели социалистической системы. Коммунисты, говоря о себе, забывают о наглядном законе природы: все рождается, растет, стареет и умирает. Коммунизм одряхлел. Что он мог уже сделать? Он не пощадил крови полсотни миллионов людей ради торжества своих бредовых идей.

Если бы на месте М. Горбачева был кто-то другой, с другой комплекцией, с другим лицом, с другим голосом, все могло бы кончиться гораздо хуже – гражданской войной на всей территории империи, последствия которой вряд ли бы кто предсказал. Доверительным, приятным голосом Михаил Горбачев просто загипнотизировал все население империи. Митинги, шествия, плакаты, речи, речи!.. Никто не препятствует. Милиция сохраняет корректность. Это умно. А там, где вырвавшееся на волю слово встретило преграду, получилось как в Тбилиси, Баку, Риге… Михаил Горбачев допустил несколько таких кровавых моментов, но он их быстро осознал.

Люди свободно наговорились, выпустили пар, начали успокаиваться.

* * *

В 1988 году в Москву выехала большая делегация ингушей, которая должна была добиться встречи с руководителями государства и КПСС по вопросу восстановления Ингушской АССР и передать документ-обращение. Документ юридически несовершенный, неконкретный, составленный старой гвардией ингушских коммунистов-правдоискателей, в котором требования ингушского народа были высказаны неясно. В подписных листах формулировка требования народа была неконкретной – или создать Ингушскую Республику, или вернуть в состав ЧИАССР Пригородный район, или же вернуть селениям Пригородного ингушские названия.

Состав делегации: Шукри Дахкильгов, Алихан Костоев, Беслан Костоев, Магомед Илиев, Башир Тимурзиев, Дажбраил Куштов. В Москве их принял некий Солодовников – зам. зама какого-то отдела, лицо не то что второстепенное, но даже еще мельче. Но и этот прием народ принял за добрую весть – нас начинают понимать. Боже, как мы были наивны! Как наивны!

В Ингушетии основана демократическая организация «Нийсхо» («Справедливость»). Председателем организации избрали меня. Я вынужден был бросить работу в школе, чтоб полностью отдаться народному делу. Программа «Нийсхо» категорически исключала силовые методы борьбы, тайные совещания лидеров и межнациональную рознь. Главные задачи «Нийсхо» – демократизация общества и восстановление Ингушской автономии на земле их предков, в том числе и возвращение незаконно отторгнутого Пригородного района. Методы: убеждать, доказывать, добиваться справедливости. Одновременно «Нийсхо» повело борьбу с партийной элитой Ингушетии.

Весной 1989 г. несколько энтузиастов народного движения начали сбор подписей под обращением в ЦК КПСС и Верховный Совет СССР, в котором было выдвинуто конкретное (единственное) требование ингушского народа: «Восстановить Ингушскую Автономию, создать Ингушскую Автономную советскую социалистическую республику с объединением исторически сложившейся территории Ингушетии с административным центром в г. Орджоникидзе (Владикавказ)». В подписных листах это требование было сформулировано кратко: «Я – за Ингушскую АССР». Грозненские коммунисты выступили против этого мероприятия, так как инициатива шла не от них. Но патриоты проделали за пару недель титаническую работу – собрали 51212 подписей под обращением. Выехали в Москву и передали этот документ (11 томов) в ЦК КПСС и Верховный Совет СССР. Самая тяжелая работа выпала на долю Вахи Хамхоева, Якуба Медова, Нурдина Кодзоева, Мусы Яндиева и Магомеда Балаева.

К чести ингушского народа надо сказать, что ингуши одним из первых в Советском Союзе свергли режим коммунистов. Во главе этого антикоммунистического движения стояла партия «Нийсхо». «Нийсхо» организовала в сентябре 1989 г. II съезд ингушского народа, который взял курс на восстановление утраченной государственности.

Когда дело приняло серьезный оборот, когда на горизонте замаячила ингушская автономия, в движение стали вливаться ингушские коммунисты, чиновники средней прослойки. Что это были за люди? Разные. Были настоящие патриоты, но постоянно оглядывающиеся на партийные программные документы точно, как мусульманин на Коран. Были обделенные и недоделённые. А здесь запахло лаком министерских кабинетов. Мы, дескать, ингушская элита, без нас вы пропадете. «Нийсхо» же было народным, демократическим движением.

Коммунисты начали альтернативное движение, насаждая организации под разными броскими названиями. «Нийсхо» вела борьбу за национальные интересы, а коммунисты повели борьбу против «Нийсхо», за власть. Общество начало раскалываться. Что делать? А нас, ингушей, в то время всего-то около 300 тысяч.

23 ноября 1991 года в г. Назрани состоялось совещание членов Организации при огромном стечении народа. Это произошло на поляне, сейчас ее застроили. Руководители стали в середину, члены организации и простые люди вокруг.

Я, выслушав многих, сказал так:

– То, что происходит сейчас, губительно для нашего народа. Мы заняты борьбой за права своего народа, а наши оппоненты на митингах вербуют себе сторонников. Все аппаратчики с ними. У них налаженная система агитации. У нас два выхода: 1) выступить против наших оппонентов, бросив народное дело; 2) наложить на свое движение мораторий. Я предлагаю второе. Объясню почему. Мы можем ответить коммунистам. Они на нас наговаривают, а нам достаточно сказать о них то, что они есть на самом деле. Тогда наш народ расколется на два лагеря. Дело кончится внутриингушским конфликтом. Этого допустить нельзя. Кто-то должен уйти, чтобы спасти народ. Тот, кто действительно думает о народе, должен быть готов на верный шаг ради него. Вот мое слово.

23 ноября 1991 года организация «Нийсхо» покинула политическую арену. С тех пор ни один член «Нийсхо» не сделал ни одно заявления от имени своей организации. Мораторий выдержан. Это произошло ровно за год до трагических событий осени 1992 года.

За три года с 1988 по 1991 год организация «Нийсхо» провела титаническую работу – объединила народ вокруг идеи о национальной государственности. В том, что республика все же состоялась, на 90 % труд и борьба простого крестьянского народа, ведомого организацией «Нийсхо». У «Нийсхо» были свои постоянные представители в парламенте страны. Особо хочется отметить добрым словом депутатов Верховного Совета СССР Хамзата Фаргиева и Мусу Дарсигова, которые не упускали ни малейшей возможности что-то сделать для пользы своего народа. Вместе с Мусой Дарсиговым я встретился с Михаилом Горбачевым. Беседа состоялась в присутствии А. Лукьянова, длилась более часа. Мусса и я убеждали главу Советского государства восстановить историческую справедливость.

Я дружил с лидерами освободительного движения Грузии Мерабом Костава, Звиадом Гамсахурдиа. С мордовских лагерей дружил с Заури Кобалия и многими другими. Я был на историческом заседании Верховного Совета Грузии, когда провозгласили независимость Республики, и дважды выступил на нем.

За эти три года я переступил все высокие пороги Кремля и Белого Дома РСФСР. Четыре раза встречался с Русланом Хасбулатовым. Встречался и беседовал с Межрегиональной депутатской группой. Отдельно беседовал с Ельциным до и после того, как он стал Президентом России. Обсуждал проблему нашего народа с такими депутатами, как Т. Гдлян, Петренко, Сахаров, Вл. Камчатов, С. Белозерцев. Поддержка народом организации «Нийсхо» была беспримерна, и беспримерны были действия и активность нийсхоевцев.

Представьте себе: общественная организация сумела посадить депутатов всех уровней Ингушетии на «Икарусы» (более 500 человек) и отправить в Москву за правдой. Депутатам мешали наши коммунисты, всячески препятствуя движению колонны в столицу, но они туда добрались. Вся ингушская партийная элита вылетела в Москву, и там вела подрывную деятельность, в том числе и «свежеизбранный» глава Назрановского района Аушев Абдул-Хамид, фактически ставленник народа. Все эти дни, пока депутаты на автобусах добирались до Москвы, они работали в Кремле и в Белом Доме против народной депутации, объясняя всем, что в Москву едут экстремисты.

В центр Москвы колонну не пустили. Нас окружил ОМОН. К депутатам Ингушетии приехал Р. Хасбулатов, Председатель Верховного Совета РСФСР. Многие депутаты вдруг захотели домой. Подействовала постоянная агитация коммунистов. А ведь намеревались всей массой явиться к Кремлю, добиться встречи с руководителями государства, устроить пресс-конференцию для иностранных журналистов. Разумеется, если бы все это было до конца осуществлено, то обрело бы большой резонанс в пользу ингушского народа. Ингушские коммунисты и тут подло предали свой народ. Наш народ, пораженный этими паразитами, страдает, болеет и поныне. И, ей Богу, он не обретет счастья, пока они все, до единого, не сойдут с политической арены естественным образом.

Все-таки польза была извлечена из горького урока: ингуши искали в Москве правду и окончательно убедились – там ее нет, не было и не будет вовеки! Эту истину постигли многие ингуши. А познание истины многого стоит.

Можно представить, как хохотали эти московские политики-деятели, видя нашу наивность и прямодушие.

На чем строится политика в наше время? На лжи, коварстве и предательстве. А ингушам правду давай! Целесообразна ли вообще какая-либо правда для имперской политики?

В Белом Доме РСФСР, на совещании ученых и политологов Московской области одна из активных демократов той новой российской политической волны, заявила следующее: «Политика России на Кавказе остается неизменной. Будет так, как было при царях-батюшках, а потом и при большевиках. Мы не можем отпустить Кавказ! А чтоб он не ушел, мы должны держать там два полюса и на юге Главного Кавказского хребта, и на севере: на юге наш полюс – Армения, на севере – Осетия. Мы решительно будем ориентироваться на поддержку этих народов, даже вопреки национальным интересам других. Так что Кавказу будет не до единения».

Это откровение большого демократа и политика слушали еще девять ингушей, кроме меня.

Тяжелый это был период – период крушения ожившей надежды на торжество справедливости по отношению к своему народу; надежда на то, что, наконец, будет воссоединена Родина, и ингуши могут зажить в мире и согласии со всеми сопредельными народами. В такой период становится мудрее даже глупый. Так: что есть мудрость? Это познание сего мира – мира Лжи и Жестокости. Горький опыт: «Вкушая, вкусив мало меда…».

Я никогда не был пессимистом, и надежда на возрождение моего народа в полной мере живет в душе поныне. Но это уже не надежда на справедливость российских правителей, которые однажды счастливым утром проснутся и скажут: «Нет, так нельзя! Давайте хоть раз за столетия поступим с этим народом справедливо». Не будет этого. Но жива надежда на Божественную справедливость, и когда-нибудь она свершится. Это заложено в самой сущности Творца. На него уповайте! А земные властители радеют только о себе.

Я почти три года возглавлял национально-освобо-дительное движение ингушей. Это было массовое, антикоммунистическое движение ингушского народа. С первых же дней оно категорически отказалось от милитаризации. Никаких силовых методов, никаких вооруженных отрядов. Никакой крови! – вот главный принцип «Нийсхо». Мы остались верны ему до конца.

Как бы обрадовались московские генералы, сформируй ингуши хоть небольшой вооруженный отряд. Какой блестящий повод для войны с мирным населением!.. Они бы развеяли ингушские селения авиацией, артиллерией и ракетами. Ведь им так не хватает побед для очередных звездочек, а солдатам – где поживиться.

Добра ингушам от таких «ястребов» не было и не будет вовек, но уберечь свой народ от их зла – задача нынешних руководителей. Ингушам нужно терпение, но не рабское, а осознанное. Народу надо уйти в себя, в свое внутреннее государство. Так уже было, когда в 1944 году нас всех до едина изгнали на чужбину. Мы выжили и сохранили себя – благодаря внутреннему царству, царем которого был Всевышний Творец.

* * *

В обществе часто возникает спор: кто построил Ингушскую республику? Ингушскую республику построили несколько поколений ингушского народа!

Некоторые приписывают восстановление Республики Руслану Аушеву. Это неверно. Аушев Руслан был делегирован Москвой для умиротворения региона. И он свою миссию выполнил. При нем была выстроена чиновничья вертикаль из имеющегося материала. Он жесткой рукой навел относительный порядок на территории Ингушетии, наделив неограниченными правами МВД. Да, Аушев Руслан стал президентом в тяжелое для народа время. Но ни одному правителю на Земле не было править так легко, как ему. Народ буквально следил за движением его пальца – абсолютное добровольное подчинение. Кремлю он тогда тоже был выгоден. Центральная власть еще была слаба, а в таком взрывоопасном регионе волевой, сильный, славный и преданный России человек, как никогда был на своем месте. Поэтому он позволял себе иногда стукнуть кулаком по столу. Попробовал бы он это сделать сейчас, когда Путин почувствовал, что его стул стоит крепко. Но сравнивать его с М. Зязиковым нельзя. Аушев строил республику и защищал, как мог, а этот – губит.

* * *

Ни одна ингушская организация в прошлом и ныне не сделала столько, сколько сделала демократическая партия «Нийсхо», закладывая фундамент и собирая строительный материал для Ингушской республики.

А были ли ошибки у «Нийсхо»? Много, потому что партия «Нийсхо» работала. А почему в «Нийсхо» допускались «всякие»? Потому что это было народное движение. Разве народ состоит только из мудрецов и рыцарей?

После того, как в ноябре 1991 года организация «Нийсхо» наложила мораторий на свое движение, я полностью отдался литературному творчеству. Не стал работать в школе, хотя материальное положение семьи желало быть лучше. От политики отрекся, но политика сама преследует меня постоянно. Моя большая семья находится под прессингом уже «родной» ингушской власти – той самой власти, которую я, прямо говоря, с помощью большей части народа, привел к рулю. Тут, хотя и не скромно покажется, но напрашивается фраза Бисмарка о том, что революции задумывают гении, осуществляют фанатики, а плодами пользуются проходимцы. И это – правда жизни.

* * *

С 1994 года силовые структуры Ингушетии не оставляют без внимания мою семью: постоянно наведываясь, окружая и штурмуя дом, ломая двери и т.д. А в доме – жена и дети. Извинений приносить не принято: во всей России демократия и закон принято соблюдать только внутри «Садового Кольца», а вне – спецназовский беспредел, именуемый «наведением конституционного порядка» – возрожденная опричнина Ивана Грозного. У новой, возрождённой Ингушетии тоже своё «Садовое Кольцо». К сожалению!

В такой обстановке я сел и сказал себе:

«Ты родился в таком государстве и в такое время! Это реальность, которую изменить ты не в силе.

Здесь твоя Родина. Ты отсюда никуда не уедешь, ибо мать на мачеху не меняют.

Тебе дана жизнь, другой не будет. Живи в этой жизни.

Господь дал тебе способности, знания, приоткрыл завесу над прошлым. Он тебя испытывает! Работай!»

И я, помолясь, принялся за работу.

Представьте себе: корабль вышел в открытый океан. В каюте человек пишет и пишет. Шторм. Качка. Трещат перегородки. А кипа исписанных листов растет. Вот на что это похоже.

Да, жизнь ингушей – сущий шторм. Человек пишет, а есть ли народу дело до его творчества? Нет, конечно, ему ныне не до литературы. Богатые заняты обретением и умножением своих обретений. А простые люди думают о куске хлеба, да и о том, как уберечь детей от спецназа ментов, от наркоманов, от бандитов, от ваххабитов… Простого человека преследуют опасности. Повсюду смертельные опасности.

Но так не может быть постоянно. Зло тоже устает. Ведь к старости и у зверя стираются клыки.

Нация спросит: «Где мое творчество? Что я есмь в духе» Как дорого ей будет то, что сделано в такое тяжелое время!

Когда я решительно сел за письменный стол, у меня была изданной всего одна книжка – «Дувцараш» (Грозный, 1990 г.). Надежды на выход в свет огромного количества рукописей не было никакой. Государство, за свой счет, издавать эти рукописи не могло (и хотело ли?). Это было понятно. Сверху была спущена директива: даже в газетах не печатать мои произведения. Это, мол, указание самого президента Республики Руслана Аушева. Так ли оно было на самом деле? А Бог его знает. Пришедший ему на смену М.М.Зязиков вроде отменил этот запрет… Газета «Сердало» начала что-то печатать из моих сочинений... Но и тут, как говорится, «не долго музыка играла» и очень скоро всё вернулось на круги своя.

Первым долгом непризнанный писатель привел в порядок свои рукописи, разложил их по папкам, сделал надписи. На это ушло несколько месяцев – архив был немалый. С 1992 по 1995 год написаны повести «Бертий», «Мажид», «Куции Ховразбии», «Бизза кад малар», «Оазархои Хозии». Закончен ранее начатый роман «Берд» и лирический роман «Вахар», написаны более сорока рассказов.

Потом, в 1995 году, я сел за исторический роман-эпопею «ГIалгIай», задуманный и начатый еще в 1976 году. Первая глава была написана еще в 1979-м. Работая в школе, много не напишешь, но на летних каникулах работал нежалеючи себя. Собрались разрозненные главы-фрагменты.

Зимой 1999 г. работа над черновиком романа была завершена – 2068 рукописных страниц.

А дальше вот что произошло.

Странная возня вокруг архива покойного Али Хашагульгова, вместе со мной отсидевшего четыре года в мордовских лагерях для политзаключенных. Я ничего не понимал в таких темных делах. Знаю только то, что Али был большим поэтом и знатоком родного языка. Поэт написал много, а вышла в свет малая толика. А теперь вроде неизвестно, где его архив. Это рассказали в Назрани, куда я ездил покупать бумагу и ручки.

Настроение испортилось. Какая-то тонкая струна порвалась в душе. Вернулся домой, сел за стол. Не пишется. Целую неделю белый лист оставался чистым, а ручка покойно лежала на нем.

Что делать? Собрал я, отец семейства, всех своих детей и повел в рабочий кабинет. Усадил их рядышком. Разложил перед ними прямо на пол все, что мной было написано, и сказал следующее:

– Вот, дети, все, что я написал. К каждой папке или стопке, туго завязанной шнурами, я приложил лист: что, сколько страниц, когда написано. Если издать все это, получится около 12 книг обычного формата. Но ныне ингушскому обществу не до литературы. Когда-нибудь политический шторм прекратится, и жизнь вернется в нормальное состояние. Народу потребуется духовная пища. Отдайте в копилку его нашу долю творчества. Если вам перепадет кое-что в материальном выражении, поделите между собой поровну. Допуск к моему архиву должны иметь двое – Кодзоев Нурдин и Дугиев Идрис.

Все было аккуратно упаковано в картонные коробки, а коробки уложены в полиэтиленовые мешки, поднято на чердак для долгого хранения. Старшему сыну поручено время от времени (раз в месяц) проверять сохранность архива.

Сам я напильником наточил лопату и пошел копать огород. Дело было весной.

– Что ты делаешь? – спросила жена, став рядом.

– Приношу реальную пользу. Я решил заняться огородом.

– Твои реалии за письменным столом.

– Не пишется.

– Почему?

– Струна оборвалась. Болит. Не могу писать.

Постояла, покачала головой и ушла.

В то лето семья имела шикарный огород, полный зеленой благодати. Потом пришла осень и тоска по письменному столу, бумаге, ручке. Но струна еще не срослась, ныла.

В один из таких грустных вечеров явился во двор гость, который заявил, что его зовут Темуром Кодзоевым и что он бизнесмен. Молодой, энергичный, симпатичный человек.

– Дядя, правда, что Вы пишете роман об истории нашего народа? – спрашивает он.

– Я его уже написал.

– А когда думаете печатать?

– Не скоро.

– Почему?

– У меня нет денег.

– Мы найдем эти деньги. Немедленно приступайте к работе над подготовкой к изданию романа.

Он ушел. На второй день прислал через брата деньги. Роман был перепечатан на машинке, а потом заложен в компьютер. На это ушло несколько месяцев. Трагически погиб Темур. Но его брат Башир, тоже крупный бизнесмен, сделавший блестящую политическую карьеру и в качестве депутата Государственной Думы РФ, взял на себя выполнение его воли. Первый том романа «ГIалгIай» вышел в 2003 году.

Как это назвать? Везение? Нет, свершилось угодное Всевышнему. Я понял, что рука моя ведома небом, а Темур был послан Богом.

В том же 2003 году вышла другая моя книга – «Вешта аьлча…» («Другими словами…»). Во всех четырех произведениях, вошедших в эту книгу и написанных в разное время, единая идейная линия. Это: «Монолог дьявола» (1964), «Ваккхи Оазархои» (1979), «Memento mori» (1986), «Ага илли» (драма, 1988).

Дочь Лайла сложила свою стипендию за несколько месяцев (она училась в аспирантуре) и издала мой детский роман «Хьасани, Хьусени, тIаккха Анжела яха хоза йиIиги» («Хасан, Хусен и красивая девочка, по имени Анжела»).

В ноябре 2004 года, при поддержке того же Б.И.Кодзоева, вышел второй том исторической эпопеи «ГIалгIай», под названием «Зоазо». За ним следует третий – «Даде-Ков», продолжающий сюжетную линию романа.

Вот все, что вышло в свет и готовится к изданию у меня на пока. Если Богу будет угодно, выйдут и другие книги.

Абсолютное большинство из потенциальных моих читателей укоряют меня:

– Твой роман «ГIалгIай» – сильное творение. Но его трудно читать, потому что он написан на старинном чистом ингушском языке. Если хочешь славы и денег, пиши на русском.

Я на это отвечаю:

– Мне не ведомо, что такое слава, но деньги хорошо бы иметь, чтоб безбедно жить и печатать свои книги. Пушкин, Лермонтов, Толстой были русские – они писали на русском языке. Я – ГIАЛГIА, пишу на благородном гIалгIай метта (ингушском языке). Кому нужно, пусть переводит.

Все! Пока все!

С. ТIой-Юрт (Кантышево). 2004 г.

Молебен по поводу рождения мальчика

(Дуа)

Бог Святой, Бог Великий!

Когда этот мальчик станет тем, кем должен стать,

Пусть будет нижайшим рабом Твоим!

Для матери, которая в муках родила его

И выкормила белой мягкой грудью,

Да будет теплым полом под её ногами,

Отцу да будет прочной крышей,

Сёстрам – хорошим братом,

А братьям – надежной опорой,

Для односельчан – твердым мужем,

А для Отечества – настоящим сыном.

Бог Святой, Бог Великий!

Его отец ведь – благородным муж.

Его мать ведь – благородная женщина.

С обеих сторон в семи поколениях

Он не получил ни одной капли рабской крови –

Его линия жизни должна пойти прямо,

Он не может стать неправедным человеком.

Господи, проследи, чтоб пошел он

По праведному пути жизни.

В нашей воле просить у тебя,

В Твоей воле дать, чего пожелаешь.

Бог Святой, Бог Великий!

Тебе ведомо, в какую эпоху мы живем,

Тебе известно всё, что нам приходится пережить.

Мы не жалуемся на время,

Потому что, если душа человека не имеет изъяна,

То не испортится,

Соблазны времени её не совлекут,

Тяжести земные её не сломят.

Вот перед Тобой сын такого-то,

Не дай ему впасть в бездну грехов,

Сделай его Своим любимым рабом,

Родному двору – заботливым семьянином,

Так, чтобы им гордилось и родное село

И родное Отечество!

Бог Святой, Бог Великий!

Если судьба ему вырасти без чести и совести,

Да не выйдет живым из пеленок!

Бог Святой, Бог Великий!

Если он будет посягать на чужое имущество,

Не дай ему выйти живым из колыбели!

И, если продаст он душу Дьяволу,

Оденется в шкуру презренную,

Начнет творить жестокие дела

В угоду чужакам:

Будет вторгаться в наши дворы,

Издеваться над членами семей,

Нарушать почет со стариками,

Нарушать эздел с мужчинами,

Вызывая ужас в детских глазенках,

Дерзко хватать наших парней за плечи, –

Господи, если таковым ему суждено вырасти, –

Вот его держит сейчас мать на руках –

Убей его прежде, чем она уложит его в колыбель!

Нам он нужен таким:

Здоровое тело с благородными манерами;

Сердце, полное благодати;

Раб Божий

И опора семьи;

Чтоб сестра не могла нарадоваться брату;

Во дни великих испытаний –

Муж – опора для слабых.

Бог Святой, Бог Великий!

Отврати его от ложного пути.

Дай ему светлый разум,

Как небо в ясное весеннее утро.

Сердце очисти, как янтарь в роднике.

Направь его по стезе Пророка,

Чтоб избегал грешного,

А даден был бы ему чистый удел.

Пусть проживет свою жизнь,

Довольствуясь тем, чем одарил его Бог!

Амин!

(перевод автора)

Слово старейшин

(священная проза в стихах для посвящённых)

Это было в На на-Наьсаре*,

в святой пятничный день,

после рузба*.

Так бывает в эпоху раз,

потому что не быть не может.

Там красивая поляна

для красивых и праведных людей.

Вдали сверкают горы –

напоминание о Начале Начал.

Справа – могилы,

слева – могилы –

напоминание о Конце всех Начал.

То были старейшины

великих галгайских* родов,

люди долгой жизни,

ибо не тратили в суете Бренного

отпущенные им Судьбою дни,

а складывали их в Башню,

как камни.

Раствором – страдания и думы народа.

И не с основания клали они Башню Жизни –

достраивали этаж своего поколения.

Нижние этажи сложили их предки.

Вот откуда у старейшин долгая жизнь –

сложенные мудрости Поколений.

Старейшины стоят в двух Мирах:

одной ногой в Бренном,

другой – в Праведном.

А Даьла* обелил их головы сиянием от Трона.

Им велено смотреть только вперёд – в Вечность.

Им нельзя оглядываться назад.

А кто покажет спину Даьлу,

тот превращается

в простого дряхлого старикашку.

Однажды солгавший ради Бренного,

однажды подметший седой бородой

пол Тирана,

однажды утёрший своей убелённостью

грязное лицо Властелина,

теряет святость на веки веков.

Но в галгайском народе

есть мужи-старейшины,

прошедшие через нашу Жизнь,

как через горящий лес,

обожжённые,

но стойкие, правдивые и честные.

Вот какие были старейшины

великих галгайских родов,

что собрались в На на-Наьсаре,

в святой пятничный день,

после рузба,

на красивой поляне,

для красивых и праведных людей.

Там сияли далёкие горы –

напоминание о Начале Начал.

Там справа – могилы,

и слева – могилы –

напоминание о Конце всех Начал.

Очертили собою круг,

ибо так делали их далёкие предки.

Опёрлись на турсовые* посохи.

Пропели Вседержителю Славу,

а Пророку пропели Салот.*

– Так, кто есть мы? –

спросили они самих себя, –

откуда мы пришли?

И почему пришли на эту землю?

– А пришли мы от костра Праотца*,

от Великого Моря,

что плескалось у Его ног,

после спада Черной Воды*.

– А заселили эту землю,

потому что она прекрасна!

И потому что Даьла

трижды благословил её для нас.

Вот почему.

– Но что есть сия жизнь,

в которой барахтается наше поколение,

и не живя вовсе,

и думая, что живёт прекрасной жизнью?

– Сия жизнь – уподобление той,

которая была до Черной Воды.

– А ведь Праотец предостерегал нас от того,

чтоб старшие не теряли вескость,

чтоб мужи не теряли твёрдость и отвагу,

чтоб женщины не теряли стыд,

а младшие – благородное послушание.

– Мы должны сказать Слово,

ибо только сказанное может быть однажды услышано.

– Нужно сказать,

если хоть один человек услышит Его.

– И да будет оно услышано

через него

грядущими поколениями,

чтоб они жили.

– Скажем только,

самое веское для своего поколения.

– Для тяжёлой болезни – горькое лекарство.

– Во истину!

– Я говорю так:

да будет проклят Аькх*!

– И мы говорим: Вий*!

– Я говорю:

он – предавший нашу кровь!

– И мы говорим: Вий!

– У Аькха нет Совести, Чести и Достоинства.

– Это так!

– Он предал самого Бога!

– Да будет унижен в Этом Мире

и наказан вечным Адом

в Мире Праведном!

– Услышь нас, Сотворивший Небеса и Землю!

– Вий!

– Я утверждаю,

что аькхи, гIийбатхой*

и зовзы* –

не от семени нашего,

они – суть чужие.

– И это так!

– Вий!

– А я утверждаю,

что есть ещё в недрах народа

къонахи* твёрдые и отважные.

– И это так!

– Они – носители галгайского духа,

они блюстители чести и долга.

Они не боятся ни жизни, ни смерти.

– Да будут благословенны!

– Я настаиваю,

что в нашем народе много женщин,

которым ведом стыд и эздел*.

– Это – наши царицы!

Стройные телом,

скромные одеянием,

со сладкой родной речью в устах,

на лицах их – сияние солнц!

В сердцах – верность!

– Эти женщины – рай на земле,

наша надежда и упование!

– Правдиво это слово!

– По земле ходит Ложь,

она говорит:

человеческий стыд – есть ветхая одежда,

которую бросают без сожаления;

Эздел – тяжкое бремя;

Честь – кандалы узника;

Отвага – глупость.

– Но мы принесли галгаям

своё Слово Правды:

народ, утерявший достоинства,

есть стадо животных без пастыря,

которое несётся к пропасти,

ибо не видит.

– Мы предостерегаем,

чтоб вы жили.

Они сказали это

и пошли

от той красивой поляны

во все стороны,

где живут галга и.

Услыхали ли галгаи это Слово?!!!