Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Дневник писателя.

Место и год публикации: Впервые опубликован в газете-журнале «Гражданин» (январь—декабрь 1873 г.); более точные данные о времени публикации каждой статьи-фельетона см. в примечаниях к ним.

История создания: В 1864—1865 гг., в период усложнявшихся условий издания журнала «Эпоха», Достоевский набрасывает в рабочей тетради план единолично осуществляемого им издания «Записная книга» и делает расчет необходимых затрат на него (XX, 181). План «Записной книги» явился прямым предшественником замысла будущего «Дневника писателя». Тогда же 8 (20) ноября 1865 г.Достоевский писал A. E. Врангелю: «В голове у меня есть одно периодическое издание, не журнал. И полезное и выгодное. Может быть, осуществлю в будущем году» (XXVIII, кн. I, 141).

Работа над «Преступлением и наказанием», а затем над «Идиотом» и «Бесами» не дала Достоевскому возможности осуществить его замысел в 1865—1866 гг. Но письма его свидетельствуют о том, что в 1866—1872 гг. писатель продолжал упорно думать о нем. 29 сентября (11 октября) 1867 г. Достоевский писал из Женевы племяннице С. А. Ивановой: «...непременно хочу издавать, возвратясь, нечто вроде газеты (я даже, помнится, Вам говорил это вскользь, но здесь теперь совершенно выяснилась и форма и цель. Вскоре, 26 февраля (10 марта) 1869 г., Достоевский писал H. H. Страхову из Флоренции: «В каждом нумере газет Вы встречаете отчет о самых действительных фактах и о самых мудреных. Для писателей наших они фантастичны; да они и не занимаются ими, а между тем они действительность, потому что факты. Кто же будет их замечать, разъяснять и записывать? Они поминутны, и ежедневны, а не исключительны» (XXIX, кн. 1, 19). Наконец, в «Бесах» (ч. I, гл. IV, § 11) Достоевский вкладывает в уста Лизы Дроздовой-Тушиной проект «одной полезной, по ее мнению, книги» Лиза так характеризует ее в разговоре с Шатовым, предлагая ему план ее совместного издания: «Издается в России множество столичных и провинциальных газет и других журналов, и в них ежедневно сообщается о множестве происшествий. Год отходит, газеты повсеместно складываются в шкапы или сорятся, рвутся, идут на обертки и колпаки. Многие опубликованные факты производят впечатление и остаются в памяти публики, но потом с годами забываются <...> А между тем, если бы совокупить все эти факты за целый год в одну книгу, по известному плану и по известной мысли, с оглавлениями, указаниями, с разрядом по месяцам и числам, то такая совокупность в одно целое могла бы обрисовать всю характеристику русской жизни за весь год, несмотря даже на то, что фактов публикуется чрезвычайно малая доля в сравнении со всем случившимся <...> Это была бы, так сказать, картина духовной, нравственной, внутренней русской жизни за целый год.

Не имея после окончания «Бесов» возможности осуществить свой замысел в полном виде из-за отсутствия необходимых средств для издания «Записной книги», Достоевский в 1873 г воспользовался для публикации «Дневника писателя» редактировавшимся им в это время журналом В. П. Мещерского «Гражданин» Здесь в течение 1873 г с января по декабрь появились в виде 16 статей-фельетонов редактора первые 16 номеров «Дневника писателя», продолженные позднее уже в виде отдельного самостоятельного издания.

 

Исторические факты и предпосылки: 9 июня 1871 г. Достоевский возвращается в Петербург. Кончается четырехлетнее добровольное изгнание. Заграницей он тосковал по России, в России чувствует себя чужим, мечтает о путешествии на Восток, собирается написать книгу о Греции, Афоне, Святой Земле. 10 июля у него рождается сын Федор. Начинается безотрадная жизнь бедного литератора: преследования кредиторов, нелады с родственниками, переезды с квартиры на квартиру. Анна Григорьевна обнаруживает пропажу своего имущества; писатель узнает, что его пасынок Павел Исаев распродал всю его библиотеку. Летом 1872 года Достоевские, спасаясь от кредиторов и родственников, переезжают в Старую Руссу. Начинается полоса несчастий: дочь писателя Любовь надламывает себе руку, отец везет ее в Петербург на операцию; умирает сестра Анны Григорьевны, Сватковская; Опасно заболевает < ее мать. Она сама переносит мучительную болезнь (нарыв в горле). Писатель тоскует: " Мне нестерпимо скучно жить, пишет он жене. Если бы не Федя, то может быть, я бы помешался. Что за цыганская жизнь, мучительная, самая угрюмая, без малейшей радости, а только мучайся, только мучайся..." Родина встретила его неприветливо: роман " Бесы" не имел успеха. Либеральные критики травили " ретрограда" и объявляли о полном падении таланта автора " Бедных людей". А он верил критике и не подозревал, что произведение его гениально; от малейшей неудачи унывал и падал духом. В январе 1873 г. Достоевский принимает предложение князя Мещерского редактировать его газету " Гражданин". Вот как изображается это событие в воспоминаниях кн. Мещерского. После ухода прежнего редактора Градовского, положение газеты было критическое. " И в эту трудную минуту, в одну из сред, когда за чашкою чая, мы говорили об этом вопросе, никогда не забуду, с каким добродушным и в то же время вдохновенным лицом Ф. М. Достоевский обратился ко мне и говорит мне: " Хотите, я пойду в редакторы? " В первый миг мы подумали, что он шутит, но затем явилась минута серьезной радости, ибо оказалось, что Д. решился на это из сочувствия к цели издания. Но этого мало, решимость Д. имела свою духовную красоту. Д. был, не взирая на то, что он был Д. — беден; он знал, что мои личные и издательские средства ограничены и потому сказал мне, что он желает для себя только самого нужного гонорара, как средств к жизни, сам назначил 3.000 р. в год и построчную плату../ Писатель становится во главе консервативного органа, в котором сотрудничали Майков, Филиппов, Страхов. Скоро он почувствовал, что попал в " кабалу": ему приходилось отдавать газете все свое время: сговариваться с сотрудниками, читать их статьи, исправлять корректуры, вести огромную переписку и подчищать слог в бездарных и вульгарных писаниях Мещерского. Сначала он щадил самолюбие автора-издателя; осыпал его статьи похвалами и переделывал их заново; хвалил идею и деликатно возражал против " резкости тона". Но Мещерский претендовал на роль идейного руководителя и у редактора начались столкновения с его мнимым единомышленником. За помещение статьи о " киргизских депутатах в С. Петербурге", в которой приводились слова Государя, Достоевский должен был просидеть двое суток на гауптвахте; его не предупредили, что речи августейших особ не могут быть напечатаны без разрешения министра Двора. Писатель воспользовался неожиданным отдыхом и с удовольствием перечитал «Les miserables» Гюго. Другая неприятность произошла из-за благонамереннейшей статьи по поводу голода в Самарской губернии: " за предосудительное направление" цензура запретила розничную продажу " Гражданина" на полтора месяца. В середине января 1873 г. чуть снова не разразилась гроза: газета опять поместила сведения о " высочайших особах" без разрешения министра Двора. Наконец, за статью о русских немцах министр внутренних дел объявил журналу предостережение. Достоевский тяготится беспокойной и бесплодной работой. Он пишет М. П. Погодину (26 февраля 1873 г.):..." Роятся в голове и слагаются в сердце образы повестей и романов. Задумываю их, записываю, каждый день прибавляю новые черты к записанному плану и тут же вижу, что все время мое занято журналом, что писать я уже не могу больше и прихожу в раскаянье и отчаянье... Тем не менее борьба — вещь хорошая. Борьба настоящая есть материал для мира будущего... Решительно думается мне иногда, что я сделал большое сумасбродство, взявшись за " Гражданина". В одном письме к жене летом 1873 года писатель подробно описывает свои ночные кошмары. Навязчивые образы, преследующие его, связаны со смертью и страданиями детей; из подсознания они переходят в творческое воображение; мы постоянно встречаем в его произведениях сцены истязания малолетних. Это " мучительство" вытекает из глубин его " ночного сознания", из какой то давней, никогда не заживающей раны..." Я серьезно опасаюсь заболеть, сообщает он жене... С субботы на воскресенье между кошмарами видел сон, что Федя взобрался на подоконник и упал из 4-го этажа. Как только он полетел, перевертываясь вниз, я закрыл руками глаза и закричал в отчаянии: прощай, Федя! и тут проснулся. Напиши мне как можно скорее о Феде, не случилось-ли с ним чего с субботы на воскресенье, я во второе зрение верю, тем более, что это факт, и не успокоюсь до письма твоего... Сегодня, с воскресенья на понедельник, видел во сне, что Лиля (дочь Любовь) — сиротка и попала к какой- то мучительнице и та ее засекла розгами, большими, солдатскими, так что я уже застал ее на последнем вздыхании и она все говорила: " Мамочка! Мамочка! " От этого сна я сегодня чуть с ума не сойду».

Кроме работы по редактированию журнала, писатель ведет в нем литературно-публицистический отдел под заглавием " Дневник писателя". С осени 1873 г. вместо " Дневника" принимает на себя политическое обозрение иностранных событий. Он не подготовлен и не компетентен в этой области и обязанность регулярно составлять политические обзоры превращается для него в невыносимую обузу. В ноябре 1873 г. происходит резкое столкновение между издателем и редактором. Мещерский в одной из своих статей рекомендует правительству устройство студенческих общежитий для надзора за студентами. Достоевский решительно протестует. " Семь строк о надзоре, пишет он Мещерскому или, как вы выражаетесь, о труде надзора правительства, я выкинул радикально. У меня есть репутация.литератора и сверх того дети. Губить себя я не намерен. Кроме того, ваша мысль глубоко противна моим убеждениям и волнует сердце." Консерватизм Достоевского — особенный; бывшему петрашевцу и каторжнику не по пути с реакционером Мещерским. Ненависть к социализму и славянофильская мечта о христианской империи привела писателя в лагерь крайне правых. Он оказался в стане врагов. Какое трагикомическое недоразумение это сотрудничество величайшего духовного революционера с издателем " Гражданина"! С начала 1874 года Достоевский не помещает в журнале ни одной строчки под своим именем. 19 марта *по расстроенному здоровью" отказывается от редакторства.

 

Цели: Как редактор «Гражданина» Достоевский предполагал «задумываться» над сущностью явлений русской жизни, изучать их, пытаясь понять, и затем делиться своими мыслями с читателями в форме «Дневника писателя».

Создавая в журнале " Гражданин" особый отдел под названием " Дневник писателя", Достоевский осуществляет давнюю свою мечту о новой форме философско-литературной публицистики. Он стремится к непосредственному общению с читателем, беседует с ним, спорит, делится своими впечатлениями, вызывает на возражения, рассказывает о прошлом, обсуждает текущие события, говорит о политике, литературе, театре; полемизирует с оппонентами, приводит случаи из судебной хроники, вводит читателя в свой интимный мир, в круг своих литературных замыслов и философских идей. Он создает необычайно свободную, гибкую и лирическую форму, полу-исповедь, полу-дневник. В первом номере " Гражданина" за 1873 г. он пишет: " Положение мое в высшей степени неопределенное. Но я буду говорить сам с собой и для собственного удовольствия в форме этого дневника, а там что бы ни вышло. Об чем говорить? Обо всем, что поразит меня или заставит задуматься."

 

Композиция: Диалогическое строение стало одним из главных структурных принципов «Дневника писателя» на всем протяжении издания.

 

Содержание некоторых статей (Дневник писателя 1873 год): Несколько статей " Дневника писателя" посвящены воспоминаниям. Автор набрасывает блестящие портреты людей 40-х годов. Вот — Герцен: " Всегда, везде и во всю свою жизнь, он прежде всего был igentilhomme russe et citoyen du monde, попросту продукт прежнего крепостничества, которое он ненавидел и из которого произошел не по отцу только, а именно через разрыв с родной землей и с ее идеалами." Вот — Белинский: " беззаветно восторженная личность" и " всеблаженный человек, обладавший удивительным спокойствием совести". В статье " Одна из современных фальшей" автор рассказывает историю своего увлечения утопическим социализмом и проводит связь между петрашевцами и нечаевцами. В статье " Нечто личное" с глубоким уважением говорит о Чернышевском и передает свою беседу с ним по поводу прокламаций " К молодому поколению". Из публицистических статей особенно интересны две: " Среда" и " Влас". Первая связана с вопросом о новых русских судах. Достоевского пугает ложная гуманность приговоров. Присяжные склонны оправдывать преступников, ссылаясь на " влияние среды". Это учение, по его мнению, прямо противоположно христианству, которое, провозгласив милосердие к согрешившему, считает, однако, нравственным долгом человека борьбу со средой, ставит предел тому, где среда кончается, а долг начинается. " Делая человека ответственным, христианство тем самым признает и свободу его." Автор продолжает борьбу за личность и свободу, начатую в " Записках из подполья". Он защищает достоинство человека от детерминизма утилитарной философии и обосновывает религиозно идею ответственности. " Надо сказать правду, пишет он, и зло назвать злом... Пойдем в залу суда с мыслью, что и мы виноваты; эта боль сердечная, которой все теперь так боятся и будет для нас наказанием." В русском народе есть одна невысказанная, бессознательная идея: она проявляется в названии преступления — несчастьем и преступника — несчастным. Признание общей вины, " всеобщего беззакония" прямо противоположно учению о среде. Народ жалеет грешника, но грех не оправдывает; на каторге никто из арестантов не признавал себя невинным, никто не считал своего наказания незаслуженным. Русские инстинктивно чувствуют великую религиозную ценность страдания, как очищения. В статье " Влас" писатель передает удивительную повесть из народного быта, рассказанную ему одним " старцем". К монаху " советодателю" вползает раз на коленях мужик и исповедуется в своем страшном грехе. " Собрались мы в деревне несколько парней, говорит он, и стали промежду себя спорить: кто кого дерзостнее сделает? Я по гордости вызвался перед всеми. Другой парень отвел меня и говорит мне с глазу на глаз: " Поклянись своим спасением на том свете, что все сделаешь, как я тебе укажу". Поклялся. " Теперь скоро пост, говорит, стань говеть. Когда пойдешь к причастию — причастье прими, но не проглоти. Отойдешь — вынь рукой и сохрани. А там я тебе укажу". Так я и сделал. Прямо из церкви повел меня в огород. Взял жердь, воткнул в землю и. говорит: положи! Я положил на жердь. " Теперь, говорит, принеси ружье". Я принес. " Заряди". — Зарядил. " Подыми и выстрели". Я поднял руку и наметился. И вот только бы выстрелить, вдруг передо мной, как есть крест и на нем Распятый. Тут я и упал с ружьем в бесчувствии". Старец наложил на грешника страшное покаяние " даже не по силам человеческим, рассуждая, что чем больше, тем тут и лучше. Сам за страданием приполз..." " Удивительный" случай вдохновляет Достоевского на исследование последних тайн народной души; этот психологический очерк принадлежит к самым гениальным его созданиям. Поразительна, думает он, сама возможность подобного состязания в русской деревне. В такой дерзновенности проявляется " забвение всякой меры во всем, потребность хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в нее наполовину, заглянуть в самую бездну... Это — потребность отрицания в человеке, иногда самом неотрицающем и благоговеющем, отрицания всего, самой главной святыни сердца своего, самого полного идеала своего/всей народной святыни". Поражает стремительность, с которой русский человек спешит заявить себя в хорошем или дурном... " Любовь-ли, вино-ли, разгул, самолюбие, зависть — тут иной русский человек отдается почти беззаветно, готов порвать все, отречься от всего: от семьи, обычая, Бога". Народу свойственна роковая стихия самоотрицания и саморазрушения... Никто с такой силой не чувствовал ее, как Достоевский. Он первый открыл трагическое лицо России и предсказал надвигающуюся на нее смуту. Душа народа антиномична: пафосу разрушения и восторгу гибели противостоит жажда спасения и покаяния... " Я думаю, самая главная, самая коренная духовная потребность русского народа — есть потребность страдания, всегдашнего и неутолимого, везде и во всем... Страданием своим русский народ как бы наслаждается... Говорят, русский народ плохо знает Евангелие, не знает основных правил веры. Конечно, так, но Христа он знает и носит Его в своем сердце искони... Может быть, единственная любовь народа русского есть Христос и он любит образ Его по своему, т. е. за страдание... И вот, надругаться над такой святыней народною, разорвать тем со всей землей, разрушить себя самого во веки веков для одной лишь минуты торжества отрицанием и гордостью — ничего не мог выдумать русский Мефистофель дерзостнее! " Все, что говорит писатель о русском народе, прежде всего относится к нему самому. Он сам " во всем через край переходил", знал страшное раздвоение между верой и неверием, сам пронес свою неутолимую любовь ко Христу через горнило отрицания. Проникая в народную душу, он находил в ней отражение своего лица, погружаясь в глубину своего духа — встречался там с духом народа. Душа Достоевского — душа России. В " Дневнике писателя" за 1873 г. помещен небольшой рассказ под заглавием " Бобок". «Danses macabres» средневековья, " романы ужасов" романтизма, страшные рассказы Эдгара По бледнеют перед невыразимым ужасом этой " литературной шутки". Достоевский много думал о том, " как все на свете станет греховно и грязно без Христа" и вот разложение заживо безбожного человечества изображается в потрясающей сцене разговоров между покойниками, истлевающими в своих могилах. Полусумасшедший литератор гуляет по кладбищу. Октябрь. Серый сухой день. " Мертвецов пятнадцать наехало. Покровы разных цен, даже было два катафалка... Походил по могилкам. Разные разряды. Третий разряд в тридцать рублей и прилично и не так дорого... Заглянул в могилки — ужасно: вода и какая вода! Совершенно зеленая и... ну, да уж что! Поминутно могильщики выкачивали черпаком... Не люблю читать надгробные надписи: вечно то же. На плите подле меня лежал недоеденный бутерброд — глупо и не к месту". Сухой перечень впечатлений, две детали: зеленая вода в могилах и недоеденный бутерброд на плите — вот и все. Но, поистине, самая разнузданная фантазия не могла бы создать более пронзительного ощущения мистической жути. Вдруг рассказчик слышит разговор покойников: " Слышу — звуки глухие, как будто рты закрыты подушками: и при всем том внятные и очень близкие". Генерал-майор играет в винт с надворным советником. Раздраженная дама из высшего света возмущается, что рядом с ней похоронили купца. " Матушка Авдотья Игнатьевна, возопил вдруг лавочник, барынька ты моя, скажи ты мне, зла не помня, что-ж я по мытарствам это хожу, али что иное деется? " — " Ах, он опять за то же, так я и предчувствовала, потому слышу дух от него, дух, а это он ворочается! " — " Не ворочаюсь я, матушка, и нет от меня никокого такого особого духу, потому что я еще в полном нашем теле, как есть сохранил себя, а вот вы, барынька, так уж тронулись, — потому дух действительно нестерпимый, даже и по здешнему месту. Из вежливости только молчу." " Смерти таинство! ", изрекает купец. На контрасте между " таинством смерти" и гнусной пошлостью загробной болтовни, пропитанной гниением, построен эффект этого кладбищенского фарса. Разговор покойников переходит на скользкие темы — о какой- то Катишь, которая " хорошего дома, воспитана и монстр, монстр до последней степени". Тайный советник, задыхаясь, лепечет: " Мне... мне давно уже нравилась мечта о блондиночке.... лет пятнадцати.... и именно при такой обстановке". Барон Клиневич собирается " устроиться к лучшему и весело провести остальное время". Замогильная похоть прибавляется к пошлости и завершает картину душевного растления. Автор устами " доморощенного" кладбищенского философа Платона Николаевича раскрывает религиозный смысл своего «danse macabге». " Бобок" — самое страшное из метафизических прозрений Достоевского. Безбожный мир заживо разлагается. Гниение душ ужаснее тления тел. Другое литературное произведение, включенное в " Дневник" 1873 года называется " Маленькие картинки". Первые же строки его: " Лето, каникулы, пыль и жара, жара и пыль" переносят нас в атмосферу романа " Преступление и наказание". Летний, знойный, пыльный Петербург — незабываемый пейзаж преступления Раскольникова. Автор прикован воображением к " угрюмому городу", мистически соединенному со всем его творчеством. Он бродит по Невскому проспекту, размышляет о " без- характерной и безличной" архитектуре русской столицы, заходит в увеселительные заведения и " сады трактиров", вмешивается в воскресную толпу рабочих и поражается сосредоточенной угрюмостью гуляющего люда. Но, как всегда, главное внимание его обращено на детей: со времени романа " Идиот" он мечтает написать о детях; " Дневник писателя" полон наблюдениями и заметками о детях. Так постепенно накопляется матерьял для " детских эпизодов" " Братьев Карамазовых". В " Маленьких картинках" описывается мастеровой, одетый по праздничному в немецкий сюртук и ведущий за руку сына. " Это мальчик лет двух с небольшим, очень слабенький, очень бледненький". У писателя уже готова печальная повесть об овдовевшем отце и осиротевшем ребенке.

 

Дневник писателя 1876, 1877: после романа «Подросток» Достоевский снова обращается к написанию своего дневника.

Цель издания " Дневника писателя" не ограничивалась желанием создать новую форму личного общения: ежемесячные отчеты о текущих событиях помогли автору подготовить матерьялы для нового романа. " Я вывел неотразимое заключение, пишет он X. Д. Алчевской, что писатель художественный, кроме поэмы, должен знать до мельчайшей точности (исторической и текущей) изображаемую действительность. Вот почему, готовясь написать один очень большой роман, я и задумал погрузиться специально в изучение не действительности собственно, я с нею и без того знаком, а подробностей текущего. Одна из самых важных задач в этом текущем для меня, например, молодое поколение и вместе с тем современная русская семья, которая, я предчувствую это, далеко не такова, как всего еще двадцать лет назад. Меня как-то влечет еще написать что-нибудь с полным знанием дела, вот почему я некоторое время и буду штудировать и рядом вести " Дневник писателя", чтобы не пропадало даром множество впечатлений". " Подросток" был посвящен вопросу о молодом поколении и " случайном русском семействе". Эта же идея вдохновляет автора на создание нового " очень большого романа". Мы снова встречаемся с органической связанностью двух последних романов Достоевского. Еще подробнее говорит он об этом в январском номере " Дневника" за 1876 г. " Я давно уже поставил себе идеалом написать роман о русских теперешних детях, ну и, конечно, о теперешних их отцах, в теперешнем взаимном их соотношении. Поэма готова и создалась прежде всего, как и всегда должно быть у романиста. Я возьму отцов и детей, по возможности, из всех слоев общества и прослежу за детьми с их самого первого детства. Когда, полтора года назад Николай Алексеевич Некрасов приглашал меня написать роман для " Отечественных Записок", я чуть было не начал тогда моих " Отцов и детей", но удержался и слава Богу: я был не готов. А пока я написал лишь " Подросток", — эту первую пробу моей мысли". Таково происхождение замысла " Братьев Карамазовых". В 1876 г. " поэма готова": в центре ее стоят дети " из всех слоев общества": роман проэктируется в виде хидожественного ответа на " Отцов и детей" Тургенева, " Подросток" — " первая проба мысли". В процессе творчества " история первого детства" отойдет на второй план и станет эпизодической (Ильюша и школьники): " сыновья" Карамазовы будут выведены во взрослом возрасте, а " история отцов" сведется к изображению одного Федора Павловича. " Случайное семейство" Версилова в " Подростке* — подготовительный набросок к картине семейства Карамазовых. " Поэма готова", заявляет Достоевский, но тут же прибавляет, что не соблазнился предложением Некрасова и не начал писать своих " Отцов и детей", т. к. " был не готов". Под " поэмой" он понимает художественную мысль романа: она, действительно, " создалась прежде всего", возникновение ее можно отнести к 1849 году, к эпохе написания первой " семейной повести" — " Неточка Незванова". Но для.полного воплощения " поэмы" понадобилась огромная работа над " фактами": чтобы изучать " подробности текущей действительности", Достоевский устраивает лабораторию: издает " Дневник писателя" Идейное богатство " Братьев Карамазовых" копится в тоненьких книжках этого издания. Во всей мировой литературе нет произведения, история которого была бы так доступна для нащего исследования. В майском выпуске автор рассказывает о самоубийстве акушеркиПисаревой и по поводу этой статьи, в письме к В. А. Алексееву (7 июня 1876 г.) развивает идею, которая ляжет в основание гениальной " Легенды о Великом Инквизиторе".

Достоевский радуется успеху " Дневника": у него две тысячи подписчиков; кроме того две тысячи экземпляров расходятся в розничной продаже. Он получает массу писем от самых различных читателей; приходят к нему два студента Медицинской Академии — " совсем новые типы". Они поражают его " самой искренней серьезностью и самой искренней веселостью". Одна молодая девушка признается ему, что не любит своего жениха и хочет продолжать учиться; другая спрашивает, выходить ли ей замуж за человека, которого она не любит? Третья жалуется на свой провал на экзамене. Писатель дает советы, утешает, принимает горячее участие в жизни скромных своих корреспон дентов. Он смущен неожиданным открытием: во всех кюицах России у него множество единомышленников и друзей! Ему хочется быть в личном общении со всеми, осуществить свою мечту всеединства. Он пишет X. Д. Алчевской: *К тому же тут мысль, всего более меня занимающая: в чем наша общность, где те пункты, в которых мы могли бы все, разных направлений, сойтись? " В этом вопросе — первое зарождение мысли о великом синтезе русской культуры, о " всепримирении идей"; на ней будет построена его речь на пушкинском празднике. Лето 1876 г. Достоевский проводит снова в Эмсе и в июльском- августовском номере " Дневника" описывает свои впечатления о русских заграницей. Он чувствует большой духовный под- ем, несмотря на то, что физические силы его заметно слабеют. Брату Андрею пишет: " Наше время пролетело, как мечта. Я знаю, что моя жизнь уже недолговечна, а между тем не только не хочу умирать, но ощущаю себя напротив так, как будто бы лишь начинаю жизнь. Не устал я нисколько, а между тем уже 55 лет, # х Г Восточная война вдохновляет его на патриотические статьи, в которых он " доводит некоторые свои убеждения до конца" и говорит " самое последнее слово". Ему кажется, чт пророчества его о назначении Росии уже начинают сбываться. В январском номере 1877 года, он помещает статью о Фоме Данилове, унтер-офицере Туркестанского Стрелкового батальона, варварски замученного кипчаками за несогласие перейти к ним на службу и принять магометанство. История этого скромного народного мученика пригодится впоследствии автору для создания сцены " Контроверза" в " Братьях Карамазовых". В октябрьском выпуске " Дневника" было пемещено следующее обращение: " К читателю". " По недостатку здоровья, особенно мешающему мне издавать " Дневник" в точные определенные сроки, я решаюсь на год или на два прекратить мое издание. С декабрьским выпуском оно окончится. Авось ни я, ни читатели не забудем друг друга до времени". Не усталость и не болезнь заставляют автора отказаться от издания, успех которого ростет с каждым месяцем (в 1877 году " Дневник" имел около 7 тысяч подписчиков). В сердце у него роман; подготовительный период подходит к концу: приближается таинственный срок рождения. Роман " просит выразиться* — и творец повинуется воле к жизни еще не родившегося создания. Прощаясь с читателями в декабрьском номере " Дневника", он открыто говорит о своем намерении. " В этот год отдыха от срочного издания я и впрямь займусь одной художнической работой, сложившейся у меня в эти два года издания " Дневника", неприметно и невольно... Но " Дневник" я твердо надеюсь возобновить через год... Авось до близкого и счастливого свидания". Свое обещание Достоевский сдержал: " Дневник писателя" был возобновлен в 1880 году: единственный выпуск появился в августе. В 1881 году вышел еще один номер — январский. Продолжение издания было прервано смертью. Подводя итоги напряженной двухлетней работе над " Дневником", писатель с благодарностью вспоминает о " счастливых минутах", пережитых им за этот год, о сочувствии общества к его деятельности, о сотнях писем, полученных им со всех концов России. Ему кажется, что он многому научился. *А главная наука в том, пишет он С. Яновскому, что истинно-русских людей не с исковерканным интеллигентски-петербургским взглядом, а с истинным и правым взглядом русского человека, оказалось несравненно больше у нас, в России, чем я думал два года назад. До того больше, что даже в самых горячих желаниях и фантазиях моих, я не мог бы этого результата представить. Поверьте, мой дорогой, что у нас в России многое совсем не так безотрадно, чем прежде казалось, а, главное, многое свидетельствует о жажде новой, правой жизни,, о глубокой вере в близкую перемену в образе мыслей нашей интеллигенции, отставшей от народа и не понимающей его даже вовсе". " Дневник писателя" — важный этап в духовной жизни Достоевского. Он зажег в нем новую веру в Россию, взволновал новой радостной надеждой. В просветленном и умиленном настроений приступает он к писанию романа о будущем воскресении России, о новом прекрасном русском человеке. Образ Алеши Карамазова уже сияет в его сердце.

 

Ключевые произведения «Дневника писателя» 1876, 1877: «Мальчик у Христа на елке», «Кроткая», «Сон смешного человека».

 

Структура: деление на главы («годовые циклы дневников»: 1873, 1876, 1877, 1880, 1881):

 

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ. 1873  
I. Вступление  
II. Старые люди  
III. Среда  
IV. Нечто личное  
V. Влас  
VI. Бобок  
VII. «Смятенный вид»  
VIII. Полписьма «одного лица»  
IX. По поводу выставки  
X. Ряженый  
XI. Мечты и грезы  
XII. По поводу новой драмы  
XIII. Маленькие картинки  
XIV. Учителю  
XV. Нечто о вранье  
XVI. Одна из современных фальшей  

 

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ. 1876. Январь Глава первая
I. Вместо предисловия о Большой и Малой Медведицах, о молитве великого Гете и вообще о дурных привычках  
II. Будущий роман. Опять «случайное семейство»  
III. Елка в клубе художников. Дети мыслящие и дети облегчаемые. «Обжорливая младость». Вуйки. Толкающиеся подростки. Поторопившийся московский капитан  
IV. Золотой век в кармане  

Глава вторая

I. Мальчик с ручкой  
II. Мальчик у Христа на елке  
III. Колония малолетних преступников. Мрачные особи людей. Переделка порочных душ в непорочные. Средства к тому, признанные наилучшими. Маленькие и дерзкие друзья челочества  

Глава третья

I. Российское общество покровительства животным. Фельдъегерь. Зелено-вино. Зуд разврата и Воробьев. С конца или с начала?  
II. Спиритизм. Нечто о чертях. Чрезвычайная хитрость чертей, если только это черти  
III. Одно слово по поводу моей биографии  
IV. Одна турецкая пословица  

Февраль

Глава первая

I. О том, что все мы хорошие люди. Сходство русского общества с маршалом Мак-Магоном  
II. О любви к народу. Необходимый контракт с народом  
III. Мужик Марей  

Глава вторая

I. По поводу дела Кронеберга  
II. Нечто об адвокатах вообще. Мои наивные и необразованные предположения. Нечто о талантах вообще и в особенности  
III. Речь г-на Спасовича. Ловкие приемы  
IV. Ягодки  
V. Геркулесовы столпы  
VI. Семья и наши святыни. Заключительное словцо об одной юной школе  

Март



Глава первая

I. Верна ли мысль, что «пусть лучше идеалы будут дурны, да действительность хороша»?  
II. Столетняя  
III. «Обособление»  
IV. Мечты о Европе  
V. Сила мертвая и силы грядущие  

Глава вторая

I. Дон Карлос и сэр Уаткин. Опять признаки «начала конца»  
II. Лорд Редсток  
III. Словцо об отчете ученой комиссии о спиритических явлениях  
IV. Единичные явления  
V. О Юрие Самарине  

Апрель



Глава первая

I. Идеалы растительной стоячей жизни. Кулаки и мироеды. Высшие господа, подгоняющие Россию  
II. Культурные типики. Повредившиеся люди  
III. Сбивчивость и неточность спорных пунктов  
IV. Благодетельный швейцар, освобождающий русского мужика  

Глава вторая

I. Нечто о политических вопросах  
II. Парадоксалист  
III. Опять только одно словцо о спиритизме  
IV. За умершего  

Май

Глава первая

I. Из частного письма  
II. Областное новое слово  
III. Суд и г-жа Каирова  
IV. Г-н защитник и Каирова  
V. Г-н защитник и Великанова  

Глава вторая

I. Нечто об одном здании. Соответственные мысли  
II. Одна несоответственная идея  
III. Несомненный демократизм. Женщины  

Июнь



Глава первая

I. Смерть Жорж Занда  
II. Несколько слов о Жорж Занде  

Глава вторая

I. Мой парадокс  
II. Вывод из парадокса  
III. Восточный вопрос  
IV. Утопическое понимание истории  
V. Опять о женщинах  

Июль и август



Глава первая

I. Выезд за границу. Нечто о русских в вагонах  
II. Нечто о петербургском баден-баденстве  
III. О воинственности немцев  
IV. Самое последнее слово цивилизации  

Глава вторая

I. Идеалисты-циники  
II. Постыдно ли быть идеалистом?  
III. Немцы и труд. Непостижимые фокусы. Об остроумии  

Глава третья

I. Русский или французский язык?  
II. На каком языке говорить отцу отечества?  

Глава четвертая

I. Что на водах помогает: воды или хороший тон?  
II. Один из облагодетельствованных современной женщиной  
III. Детские секреты  
IV. Земля и дети  
V. Оригинальное для России лето  
Post scriptum  

Сентябрь

Глава первая

I. Piccola bestia  
II. Слова, слова, слова!  
III. Комбинации и комбинации  
IV. Халаты и мыло  

Глава вторая

I. Застарелые люди  
II. Кифомокиевщина  
III. Продолжение предыдущего  
IV. Страхи и опасения  
V. Post scriptum  

Октябрь



Глава первая

I. Простое, но мудреное дело  
II. Несколько заметок о простоте и упрощенности  
III. Два самоубийства  
IV. Приговор  

Глава вторая

I. Новый фазис Восточного вопроса  
II. Черняев  
III. Лучшие люди  
IV. О том же  

Ноябрь



Глава первая. Кроткая. Фантастический рассказ

От автора  
I. Кто был я и кто была она  
II. Брачное предложение  
III. Благороднейший из людей, но сам же и не верю  
IV. Всё планы и планы  
V. Кроткая бунтует  
VI. Страшное воспоминание  

Глава вторая

I. Сон гордости  
II. Пелена вдруг упала  
III. Слишком понимаю  
IV. Всего только пять минут опоздал  

Декабрь

Глава первая

I. Опять о простом, но мудреном деле  

 

II. Запоздавшее нравоучение  
III. Голословные утверждения  
IV. Кое-что о молодежи  
V. О самоубийстве и о высокомерии  

Глава вторая

I. Анекдот из детской жизни  
II. Разъяснение об участии моем в издании будущего журнала «Свет»  
III. На какой теперь точке дело  
IV. Словечко об «ободнявшем Петре»  

 

ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ. 1877. Январь
Глава первая  
I. Три идеи  
II. Миражи, штунда и редстокисты  
III. Фома Данилов, замученный русский герой  

 

Глава вторая  
I. Примирительная мечта вне науки  
II. Мы в Европе лишь стрюцкие  
III. Старина о «петрашевцах»  
IV. Русская сатира. «Новь». «Последние песни». Старые воспоминания  
V. Именинник  
От редакции  

Февраль

Глава первая  
I. Самозванные пророки и хромые бочары, продолжающие делать луну в Гороховой. Один из неизвестнейших русских великих людей  
II. Доморощенные великаны и приниженный сын «кучи». Анекдот о содранной со спины коже. Высшие интересы цивилизации, и «да будут они прокляты, если их надо покупать такою ценой!»  
III. О сдирании кож вообще, разные аберрации в частности. Ненависть к авторитету при лакействе мысли  
IV. Меттернихи и Дон-Кихоты  

 

Глава вторая  
I. Один из главнейших современных вопросов  
II. Злоба дня  
III. Злоба дня в Европе  
IV. Русское решение вопроса  
Ответ на письмо  

Март

 

Глава первая  
I. Еще раз о том, что Константинополь, рано ли, поздно ли, а должен быть наш  
II. Русский народ слишком дорос до здравого понятия о Восточном вопросе с своей точки зрения  
III. Самые подходящие в настоящее время мысли  

 

Глава вторая  
I. «Европейский вопрос»  
II. Pro и contra  
III. Status in statu. Сорок веков бытия  
IV. Но да здравствует братство!  

 

Глава третья  
I. Похороны «общечеловека»  
II. Единичный случай  
III. Нашим корреспондентам  

Апрель

Глава первая  
I. Война. Мы всех сильнее  
II. Не всегда война бич, иногда и спасение  
III. Спасет ли пролитая кровь?  
IV. Мнение «тишайшего» царя о Восточном вопросе  

 

Глава вторая.  
Сон смешного человека. Фантастический рассказ  
Освобождение подсудимой Корниловой  
К моим читателям  

Май—июнь

Глава первая  
I. Из книги предсказаний Иоанна Лихтенберга, 1528 года  

 

II. Об анонимных ругательных письмах  
III. План обличительной повести из современной жизни  

 

Глава вторая  
I. Прежние земледельцы — будущие дипломаты  
II. Дипломатия перед мировыми вопросами  
III. Никогда Россия не была столь могущественною, как теперь, — решение не дипломатическое  

 

Глава третья  
I. Германский мировой вопрос. Германия — страна протестующая  
II. Один гениально-мнительный человек  
III. И сердиты и сильны  
IV. Черное войско. Мнение легионов как новый элемент цивилизации  
V. Довольно неприятный секрет  

 

Глава четвертая  
I. Любители турок  
II. Золотые фраки. Прямолинейные  

Июль—август

Глава первая  
I. Разговор мой с одним московским знакомым. Заметка по поводу новой книжки  
II. Жажда слухов и того, что «скрывают». Слово «скрывают» может иметь будущность, а потому и надобно принять меры заранее. Опять о случайном семействе  
III. Дело родителей Джунковских с родными детьми  
IV. Фантастическая речь председателя суда  

 

Глава вторая  
I. Опять обособление. Восьмая часть «Анны Карениной»  
II. Признания славянофила  
III. «Анна Каренина» как факт особого значения  
IV. Помещик, добывающий веру в бога от мужика  

 

Глава третья  
I. Раздражительность самолюбия  
II. Tout се qui n'est pas expressement permis est defendu  

 

III. О безошибочном знании необразованным безграмотным русским народом главнейшей сущности Восточного вопроса  
IV. Сотрясение Левина. Вопрос: имеет ли расстояние влияние на человеколюбие? Можно ли согласиться с мнением одного пленного турка о гуманности некоторых наших дам? Чему же, наконец, нас учат наши учители?  

Сентябрь

Глава первая  
I. Несчастливцы и неудачники  
II. Любопытный характер  
III. То да не то. Ссылка на то, о чем я писал еще три месяца назад  
IV. О том, что думает теперь Австрия  
V. Кто стучится в дверь? Кто войдет? Неизбежная судьба  

 

Глава вторая  
I. Ложь ложью спасается  
II. Слизняки, принимаемые за людей. Что нам выгоднее: когда знают о нас правду или когда говорят о нас вздор?  
III. Легкий намек на будущего интеллигентного русского человека. Несомненный удел будущей русской женщины  

Октябрь

Глава первая  
I. К читателю  
II. Старое всегдашнее военное правило  
III. То же правило, только в новом виде  
IV. Самые огромные военные ошибки иногда могут быть совсем не ошибками  
V. Мы лишь наткнулись на новый факт, а ошибки небыло. Две армии — две противоположности. Настоящее положение дел  

 

Глава вторая  
I. Самоубийство Гартунга и всегдашний вопрос наш: кто виноват?  
II. Русский джентльмен. Джентльмену нельзя не остаться до конца джентльменом  

 

Глава третья  
I. Римские клерикалы у нас в России  
II. Летняя попытка старой Польши мириться  
III. Выходка «Биржевых ведомостей». Не бойкие, а злые перья  

Ноябрь

Глава первая  
I. Что значит слово «стрюцкие»?  
II. История глагола «стушеваться»  

 

Глава вторая  
I. Лакейство или деликатность?  
II. Самый лакейский случай, какой только может быть  
III. Одно совсем особое словцо о славянах, которое мне давно хотелось сказать  

 

Глава третья  
I. Толки о мире. «Константинополь должен быть наш» — возможно ли это? Разные мнения  
II. Опять в последний раз «прорицания»  
III. Надо ловить минуту  

Декабрь

Глава первая  
I. Заключительное разъяснение одного прежнего факта  
II. Выписка  
III. Искажения и подтасовки и — нам это ничего не стоит  
IV. Злые психологи. Акушеры-психиатры  
V. Один случай, по-моему, довольно много разъясняющий  
VI. Враг ли я детей? О том, что значит иногда слово «счастливая»  

 

Глава вторая  
I. Смерть Некрасова. О том, что сказано было на его могиле  
II. Пушкин, Лермонтов и Некрасов  
III. Поэт и гражданин. Общие толки о Некрасове как о человеке  

 

IV. Свидетель в пользу Некрасова  
V. К читателям  

Август

Глава первая  
Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине  

 

Глава вторая  
Пушкин (очерк)  

 

Глава третья  
I. Об одном самом основном деле  
II. Алеко и Держиморда. Страдания Алеко по крепостному мужику. Анекдоты  
III. Две половинки  
IV. Одному смирись, а другому гордись. Буря в стаканчике  

Январь

Глава первая  
I. Финансы. Гражданин, оскорбленный в Ферсите. Увенчание снизу и музыканты. Говорильня и говоруны  
II. Возможно ль у нас спрашивать европейских финансов?  
III. Забыть текущее ради оздоровления корней. По неуменью впадаю в нечто духовное  
IV. Первый корень. Вместо твердого финансового тона впадаю в старые слова. Море-океан. Жажда правды и необходимость спокойствия, столь полезного для финансов  
V. Пусть первые скажут, а мы пока постоим в сторонке, единственно чтоб уму-разуму поучиться  

 

Глава вторая  
I. Остроумный бюрократ. Его мнение о наших либералах и европейцах  
II. Старая басня об одной свинье  
III. Геок-Тепе. Что такое для нас Азия?  
IV. Вопросы и ответы  

 

 

 

 

 

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
 | Практика пробных музыкальных занятий




© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.