Специфика российской благотворительности

То, что у российской благотворительности есть особенности, отличающие ее, например, от западной – несомненно. У экспертов и исследователей существуют самые разные мнения о том, каковы они. Зачастую – прямо противоположные. Но есть и такие характерные черты, которые разные эксперты и исследователи называют почти единодушно.

Первая — приоритет российских благотворителей: помощь детским домам и вообще обездоленным детям, затем – церкви и учреждениям культуры. При этом предпочтение отдается разовым акциям, а не продолжительным программам.

Вторая — недоверие благотворительным организациям и желание помогать нуждающимся напрямую, «без посредников».

Третья — неразвитость механизмов оказания помощи и благотворительной «инфраструктуры». Даже информация о нуждах сиротских учреждений Москвы и Подмосковья оказывается либо недоступна, либо представлена несистематизированно, без экспертных оценок, и часто не вызывает доверия.

Среди российских «особенностей» называют и стремление помогать либо деньгами, либо в виде стандартных наборов благ («ДетЯм – мороженное, бабе – цветы» (с) Лелик, «Бриллиантовая рука»), а также – анонимность помощи, нежелание публичного освещения благотворительности.¹

Итак, характерные черты у российской благотворительности, определенно, есть. Однако являются ли они особенностями культурными, значимыми в общем контексте культуры или выполняющими какие-то культурные функции? Может быть, они – всего лишь некоторые «технические» детали, связанные, например, с недостаточным развитием благотворительности в России и спецификой современной ситуации в ней?

Российские особенности: хорошо, плохо или никак?

Практически все исследователи и эксперты полагают, что перечисленные особенности мешают развитию благотворительности в России. Отечественную благотворительность они оценивают как архаическую, неразвитую, говорят о подмене благотворительности милостыней.

Приведем в качестве иллюстрации мнение Валерия Панюшкина: «Хочется сказать вот что: мы кустари. Системная благотворительность в России только начинается, и в основном почему-то системная она — в области просвещения. При этом мало кто понимает, чем системная благотворительность отличается от несистемной. Все как заведенные повторяют про адресную помощь, тогда как адресная помощь — это благотворительная технология каменного века, вынужденная мера в условиях тотального недоверия людей друг к другу».

Такое положение дел объясняют патернализмом государства и общественного сознания в России, наследием советских представлений, привычками, а также – современной российской экономической, политической и общественной ситуацией, в которой для бизнесмена средней руки «высовываться» небезопасно по самым разным причинам.²

Иначе говоря, специфика ситуации российской благотворительности понимается, главным образом, как набор недостатков и дефектов, которые должны быть преодолены и исправлены. Каков их культурный смысл – остается неясным.

Существенно, что перечисленные особенности российской благотворительности эксперты противопоставляют чертам современной западной и считают, что на Западе такой этап «давно пройден». То есть, наличествует явственное представление о «фазах» развития благотворительности, о ее эволюции, которая предполагается единообразной во всех и любых странах и культурах. Такой взгляд подразумевает постепенное замещение архаических форм более современными и развитыми, а со временем – и полное вытеснение более «примитивных» форм.

Однако культурология говорит нам, что возможен и иной взгляд на вещи.

Можно рассматривать феномены разных культур как существующие параллельно и одновременно, а не в качестве стадий или фаз одного и единого процесса. Китай никак нельзя считать более «архаичным» и «неразвитым» в культурном отношении, нежели, например, Франция. Культура Франции в такой системе координат не может рассматриваться как высшая эволюционная форма, которая со временем полностью заместит культуру Китая. Это, разумеется, не означает, что в китайской культуре принципиально не могут прижиться элементы культуры Франции или наоборот.

Такой поворот мысли может оказаться небесполезным для российских НКО: может быть, то, что нам мешает, может нам помочь?

Пока лишь единичные исследователи усматривают в российских особенностях следы православной традиции и, чаще всего, отделываются достаточно общими рассуждениями. Говоря о традиции, они также выходят на тему милостыни, поскольку в православии милостыня – одна из основных форм благотворительности и, возможно, самая важная.

Коль скоро эксперты, придерживающиеся разных взглядов, считают, что российская благотворительность имеет черты милостыни, может быть, стоит взглянуть на феномен милостыни пристальней? Хотя бы кратко рассмотреть его историю и культурный смысл?

Именно для милостыни характерна анонимность, кроме того, она отвергает посредников и осуществляется либо в денежной, либо в простейшей материально форме. Это, как кажется на первый взгляд, действительно похоже на описанные в настоящей заметке особенности российской благотворительности.

Есть, правда, и очевидные отличия: милостыня ни в коем случае не ориентирована в первую очередь на детей и она не «адресна». Она, во-первых, принципиально не обходит стороной пьяниц, бомжей и арестантов, во-вторых, она «слепа»: какие – либо расследования и расспросы нищих не были приняты, и, порой, даже запрещались. Св. Иоанн Златоуст говорит: «Ты не должен разузнавать бедных, что они за люди, потому что ты принимаешь их во имя Христа».