История развития понятия в уголовном законодательстве.

Прежде чем понятие невменяемости приняло ту форму, в какой оно раскрыто сейчас в нашем уголовном праве, было представлено огромное количество его формулировок, дополнений, представлений, ограничений. Наш уголовный кодекс гласит, что невменяемое лицо, лицо, не подлежащее уголовной ответственность, есть то, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия или иного болезненного состояния психики[1]. Но как мы пришли к этому определению?

Впервые вопрос о невменяемости лиц, совершивших противоправное деяние, был затронут в Новоуказанных статьях к Соборному Уложению 1649 года, а именно в ст. 79, которая гласила «Аще седьми лет отрок или бесный убьет, невиновен есть в смерти»[2], что указывает на начало формирования понятий недееспособности и невменяемости. Но пока это было применимо лишь в случаях причинения смерти. В Своде уголовных законов 1832 г. говорилось о том, что «преступление, учиненное в безумии и сумасшествии, не вменяется в вину»[3] (ст. 136). Это положение относилось и к преступлениям против жизни, и к другим преступлениям, что говорит нам как и о развитии изучаемого нами понятия, так и продвижения в медицине, что в дальнейшем повлечет уточнения медицинского критерия невменяемости. В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных (1845 г.) ближе к современным понятиям формулируется невменение в вину (что суть предъявление обвинения в отношении какого-либо преступления) «преступления, совершенного безумным от рождения или сумасшедшим, когда это лицо по своему состоянию в тот момент не могло иметь понятия о противозаконности и самом свойстве деяния»[4] (ч. 3 ст. 92, ст. 95). И наконец к 1903 году в Уголовном уложении в определении невменяемости были сформулированы и медицинский, юридический критерий такового – «Не вменялось в вину деяние, учиненное лицом, которое не могло сознавать свойства и значение деяния или руководить своими поступками вследствие болезненного расстройства душевной деятельности или бессознательного состояния либо умственного недоразвития от телесного недостатка или болезни»[5] (ст. 39). В дальнейшем это определение с развитием права и медицины будет претерпевать лишь уточнения.

В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР, принятых в 1919 г., указано, что «суду и наказанию не подлежат лица, совершившие деяние в состоянии душевной болезни или вообще в таком состоянии, когда совершившие его не отдавали себе отчета в своих действиях[6]» (ст. 14). А так же уже тогда было предусмотрено, что лицу, совершившему предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, могут быть назначены меры принудительного медицинского характера, они не несут уголовной ответственности и наказания.

Развернутая формула была сформулирована в ст. 7 Основных начал уголовного законодательства СССР 1924 г., в которой говорилось о том, что меры медицинского характера подлежат применению в отношении лиц, совершивших преступления в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности или в таком болезненном состоянии, когда они не могли отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими[7].

В 1958 г. Основы уголовного законодательства СССР дали более полную характеристику понятия невменяемости - «не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, т. е. не могло отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими вследствие хронической душевной болезни, временного расстройства душевной деятельности, слабоумия или иного болезненного состояния[8]». В последствие это понятие было принято в ст. 11 УК РСФСР 1960 г.

В настоящее время в нашем Российском уголовном кодексе в определении невменяемости, раскрытом в ст. 21, уточнена медицинская терминология, и ныне оно звучит так – «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое во время совершения общественно опасного деяния находилось в состоянии невменяемости, то есть не могло осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия или иного болезненного состояния психики[9]». А так же ч.2 той же статьи гласит, что «лицу, совершившему предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние в состоянии невменяемости, судом могут быть назначены принудительные меры медицинского характера, предусмотренные Кодексом[10]».

История признает большое количество случаев совершения преступления лицами, которым присущи психические аномалии (к числу таких расстройств могут относится шизофрения, психопатия, органические заболевания ЦНС, явления черепно-мозговых травм, олигофрения в легкой степени дебильности, наркомания и т.п.). Многие юристы и врачи утверждают, что эти лица обладают уменьшенной/ограниченной/пограничной вменяемостью. Вопрос об уменьшенной вменяемости по сей день является очень дискуссионным, и различные школы уголовного права (классическая, социологическая, антропологическая) рассуждают о нём по-разному.

Проблема вменяемости и невменяемости встала на рубеже 18-19 веков. До этого же и в Европе, и в России душевнобольные осуждались наряду со здоровыми людьми, и перед судом не стояла задача выяснить, находился ли подсудимый в состоянии душевного здоровья в момент совершения преступления.

Толчком для дум юристов над проблемой невменяемости и вменяемости лиц, совершивших общественно опасные деяния, послужили труды основоположника классической школы уголовного права Ч. Беккариа, а именно его труд «О преступлениях и наказаниях», и практика и научные исследования французского врача психиатра Ф.Пинеля.

Впервые формула невменяемости была приведена в ст. 64 французского Уголовного Кодекса 1810 года, и хотя она и была неточна, значение её появления трудно переоценить.

С проблемой же уменьшенной вменяемости столкнулись позже, когда стало понятно, что между лицами, совершившими преступление в состоянии вменяемости или невменяемости, находится большая группа лиц, которые хоть и являются вменяемыми в отношении совершенного ими преступления, но которым так же свойственны психические аномалии, оказывающие влияние на их самосознание, следовательно и на поведение. Впервые об уменьшенной вменяемости упоминают уголовные кодексы германских государств 1840-1850 годов. Эти законы упоминали как состояние невменяемости, так и уменьшенную вменяемости, причинами которых указывались слабоумие, недостаточное развитие, старческая дряхлость, опьянение, полное отсутствие воспитания, крайне неблагоприятная и развращающая обстановка в детстве. Во всех случаях предусматривалось уменьшение наказания.

Русскому уголовному законодательству термин уменьшенной вменяемости был незнаком, однако в Уложения о наказаниях уголовных и исправительных Свода законов (Законы уголовные 1857 г. изд., т. XV), а именно в п.4 ст. 164, в чис­ле обстоятельств, уменьшающих вину, было указано: «если преступление учинено им (виновным) по легкомыслию или же слабоумию, глупости и крайнему невежеству, которым воспользовались другие для вовлечения его в преступление[11]».

Классическая школа уголовного права сосредоточила свое внимание на вопросе о введении в уголовное законодательство уменьшенной вменяемости, признавая во всех случаях ее в качестве обстоятельства, смягчающего ответственность и наказание. Она утверждала, что наказывается прежде всего преступление и с ним - преступник, причем вовсе не обязательно, чтобы преступление доказывало его антисоциальность; наказание же должно быть соразмерным тяжести преступления. Такие представители классической школы, как И. Бентам, А. Фейербах и др. говорили о том, что кто несет на себе больше субъективной вины, тот должен и нести большее наказание. Оценивая свободу воли идеалистически, они говорили, что психическая болезнь ограничивает таковую, и при совершении преступления лицо, проявляя злую волю, оказывается менее свободным. А невменяемые душевнобольные вообще не должны нести уголовной ответственности, потому что их злая воля не есть проявление свободной воли. Другой представитель классической школы, известный русский криминалист Н. С. Таганцев отзывался о понятии уменьшенной вменяемости очень нежелательно, обосновывая это его очень большой неопределенностью и разнооттеночностью для закона. И.И. Карпец, В.Х. Кандинский, В.П.Сербский так же выступали против введения такого понятия в право, так как полагали, что промежуточного состояния между вменяемостью и невменяемостью нет, так как уменьшенная вменяемость все же вменяемость.

Позиции социологической школы были совершенно иными. По ее мнению объектом наказания должны быть антисоциальные наклонности и инстинкты человека, коренящиеся в психологии и окружающей среде. Для решения этих вопросов использовался термин уменьшенной вменяемости.

Особое внимание данная школа уделяла причинам преступности и мерам безопасности, основываясь на теории позитивизма. Преступники представителями этой школы делились на случайных, т. е. совершающих преступление под действием внешних факторов, и хронических, совершающих преступление из-за своих внутренних свойств, которыми так же выступали и психические аномалии. Был предложен особый режим заключения для таких преступников, нашедший отражение в итальянском Уложении 1889 года.

Некоторыми представителями уменьшено вменяемые лица делились на опасных и менее опасных, где для опасных помимо особого тюремного режима были предусмотрены меры безопасности еще до совершения преступления, что противоречило принципам законности и гарантиям прав человека. Поэтому после отбывания наказания такими лицами предлагалось проведение лечения как лицам, находящимся в опасном состоянии.

Так же в отношении таких субъектов были предложены введение особо тюремного режима, выделение таковых в особую группу, различные варианты лечение («врачебное возмездие») и т.д.

Многие положения социологической школы перекликались с положениями антропологической школы права. Представители этой школы (Ломброщо, Ферри, Гарофалло и т.д.) развивали идею о преступном человеке, при этом считали преступность патологическим явлением, постоянной спутницей человека. Не употребляли понятия вменяемости и невменяемости. Полагалось, что все преступники, нанесшие ущерб обществу, в том числе и больные, должны нести социальную ответственность. Был поднят вопрос о смертной казни прирожденных преступников и людей, которые представляют постоянную угрозу для общества (душевнобольных).

Очень интересно мнение З. Фрейда по этому поводу. Он полагал, что совершение преступления связано с необходимость регулировки сексуального комплекса и вызванного им чувства вины, где последнее лежит в основе психопатии и невроза, поэтому полагал, что к преступлению, а точнее выразиться к постоянным рецидивам, склонны невротики и психопаты. Тем самым проповедовалась необходимость лечения преступности как биологической человеческой аномалии.

Существует большая группа людей, склонных к совершениям разного рода преступлений, это преступники-психопаты. Отталкиваясь от американской статистики в этом вопросе, один из четырех заключены в тюрьмах строго режима – психопат; в США и Канаде психопаты убивают больше людей, чем погибло при теракте 11 сентября 2001 года; 77 процентов психопатов сидят в тюрьме, у психопатов в шесть раз больше вероятность рецидива после освобождения из тюрьмы, чем у других преступников; и во всем мире насчитывается 29 миллионов психопатов[12].

Представители разных школ высказывали разные мнения по поводу лиц, больных психопатией. Одни высказывались за признание их невменяемыми и дальнейшее лечение, другие признавали их вменяемыми и требовали наказания, третьи говорили о снижении наказания таким лицам, но в отношении особо опасных признавали необходимым применение превентивных мер безопасности. Представители этих направлений согласились с требованием, сформулированным Гиббсом – в отношении психопатов-преступников применять принцип «неопределенного приговора».