Глава 17. Натан понял, что сделал что-то не очень удачное, когда уроки закончились

Натан понял, что сделал что-то не очень удачное, когда уроки закончились. В театральный ему пришлось пойти, да еще и черлидерши привязались, заметив, что он на уроке что-то строчил в тетрадке, не похожей на школьную.

Они пытались отнять у него тетрадь, пока он не заметил, что они тоже идут в школьный зал.

«Так и знал, что завуч насильно всех заставляет», — с отчаянием подумал он и не стал прятать тетрадь в сумку, чтобы коварные черлидерши ее не достали.

Тэмсин сидел на своем месте в кругу стульев и кусал щеки изнутри, смотрел на свои руки.

Натан сел напротив, чтобы быть подальше, но потом уловил, что опять тупит, оказавшись с братом лицом к лицу на расстоянии пары метров.

Тэмсин делал вид, что очень обижен. На самом деле, он не верил, что его брат мог встречаться с кем-то настолько распущенным и вызывающим, как этот новенький. И он знал, что Натан не из тех, кто любит прославляться визитами к завучу или директору, не из тех, кто привлекает к себе внимание нарушением правил.

И когда он остыл на уроках после обеда, он понял, что Натан-то ничего и не делал, в принципе. Этот Мистер Готика сам на него набросился, а потом Натан ему просто подыграл. Но так подыграл, что все поверили, а Тэмсина затошнило.

Чтобы его брат сосался публично с каким-то гомиком…

От этого было противно, но безумной ревности и боли не вызвало. У Тэмсина было достаточно мозгов, чтобы не поддаваться на провокации, подстроенные с такой топорной простотой. И пусть эти провокации были направлены не на него, а на Моргана, Натан должен был думать, что и его брата это может задеть.

Он же сам говорил, что ему не плевать. Он же сам ясно дал понять, что не против как-то наладить отношения. Должен был знать, что Тэмсина это все может задеть.

«Хотя, с чего бы это меня должно задевать? Какое мне дело, если они пока не трогают Джеферсона? Вот когда тронут, тогда я, по идее, должен психовать. А так он прав, меня это не должно касаться. А мне плевать, меня касается. И пусть думает, что очень сильно касается», — злорадно подумал он и решил отомстить, как следует. Только он пока не знал, как именно.

Учительница выключила свет в зале и оставила только на сцене, села на стул в центре и потерла руки в предвкушении.

— Какие люди. Неужели, это неуловимый мистер Тревор старший?

— Средний, — поправил Натан.

— Ах, да, — вспомнила она про их отца. — Рада, что ты чувствуешь себя лучше.

— Спасибо.

— А что за тетрадь?

— Да так, сборник шпаргалок на всякий случай, — сострил он так, что понял бы даже идиот, вроде Моргана.

— У него там стихи, — сдала та самая черлидерша, которая когда-то была страшненькой очкастой девочкой-соседкой по имени Эмили. С ней Натан когда-то дружил, а потому не мог грубо послать к черту, только поправил.

— Я не пишу стихи.

— А что пишешь? — заинтересовалась учительница. Тэмсин хмыкнул выразительно, так что все услышали, но уделять этому повышенное внимание не стали.

«Мистер Популярность. Где бы ни появился, сразу весь такой идеальный, весь из себя талант».

— Ничего, — Натан попытался отделаться и наклонился, чтобы убрать тетрадь в сумку. Эмили ее успела выхватить прямо из руки, пока он расстегивал «молнию».

— Дай сюда, — он закатил глаза.

— Вот и не дам. Хотите, почитаю, мисс Дасти?

— Не надо, если не разрешают… — начала учительница, и Эмили тетрадь отдала. Но тут же последовало разочарование для Натана. — Но он же может сам нам прочесть. Там же ничего личного? Мы в театре, творчество — наша стихия. Эмоции — наше оружие. Я думаю, всем понравится. К тому же, это искреннее творчество, а не ради показа.

— Вот именно, — процедил Натан. — И очень личное.

— Тогда нам всем точно интересно.

— Вы всегда заставляете читать личные записи вслух при всех, если даже ученики этого не хотят? Я не обязан этого делать. Мне, может, личный дневник еще принести, прочитать по ролям?

— Ты ведешь дневник? — Эмили на него уставилась.

— Нет, я сказал для примера.

— Да ладно, не психуй, — она его погладила по плечу, такая простая, но сладковатая, с каким-то знакомым подтекстом, который был раньше.

— Но мистер Тревор прав, это нечестно — заставлять его читать ТАКИЕ личные вещи, — с ноткой сарказма согласилась учительница. — Тогда я поставлю тебе зачет за посещение кружка. Можешь иногда пропускать, но не больше половины занятий из всех.

— Я, вроде как, полгода могу вообще не ходить? — уточнил Натан на всякий случай, мигом воодушевившись и подумав, что в тетради нет ничего такого, что нельзя было бы прочесть.

— Теоретически, да, это в моем праве — освободить за «достижения» в предмете. Но не советую пропускать подряд полгода, потому что потом придется посещать каждый день, — намекнула она, подвигав бровями.

Натан замешкался, нервничая, почувствовал, как резко вспотели ладони, а сердце быстро забилось.

Было стыдно, жутко стыдно, но полгода того стоили. Всего страницу или полторы, это же его не убьет. И не так уж много людей вокруг.

В животе все похолодело, и к горлу подкатил комок, Эмили даже заметила за его челкой, что скулы покраснели, и этот цвет просвечивал сквозь слой пудры.

Учительница только умилялась, как подлая стерва, как и все учителя. «Взрослая, опытная» жещина, этакий «тертый калач», которая уверена, что знает о жизни все, о мужчинах — уж точно. И старшеклассники кажутся ей самоуверенными детьми, над которыми можно иногда беззлобно пошутить, над которыми можно немного посмеяться, хвастаясь перед ними своим опытом.

Натан помолчал, прилепил мешающую во рту жвачку к заднему зубу языком и открыл тетрадь.

— Почему люди расходятся, даже поклявшись в любви перед алтарем? Потому что любви нет? Или потому, что полюбить может не каждый? Или не каждого? Может, потому что всякая любовь в школе обычно заканчивается через пару недель или месяцев? Потому что люди влюбляются во внешность или поведение. А когда оказываются вместе, им приходится видеть не только это, им приходится видеть еще больше. И не все могут привыкнуть к чему-то бытовому, например, видеть, как человек спит или ест. Это не очень приятно, если ты не чувствуешь к человеку что-то большее, чем просто симпатию.

Эмили заслушалась, да и мисс Дасти тоже выключила «опытную стерву», задумавшись.

— А когда люди женятся, пережив первую стадию привыкания, им приходится видеть абсолютно все. Наверное, живущим в общагах студентам проще потом жениться, потому что они привыкают ко всему, находясь рядом сутками. Но некоторые не живут в общежитиях, и потом бытовая жизнь с каким-то посторонним человеком превращается в кошмар. От романтики остаются какие-то крошки, которые теряют свою магию в сравнении с огромным количеством неприятных вещей, к которым нужно привыкать, с которыми нужно мириться. И самые брезгливые привыкнуть не могут, поэтому браки распадаются. Гораздо проще каждый раз влюбляться ненадолго, ощущать магию, а потом искать ее заново, не углубляясь в детали.

— Это весьма цинично, — заметила мисс Дасти, когда он закончил и посмотрел на нее взглядом «надеюсь, хватит?»

— Там дальше интереснее, — Эмили заглянула ему в тетрадь.

— Так читай, всем очень хочется узнать, на какие еще философские мысли способны другие. Может, мы узнаем что-нибудь полезное. Кроме того, что нужно быть терпеливыми, — учительница возвела палец к потолку, чтобы все это запомнили. Все закатили глаза, а Тэмсин еще сильнее помрачнел.

Натан это заметил, и его это нервировало с каждой секундой все больше и больше. Он чувствовал, что налажал.

Тэмсин же видел, как это беспокоит брата, и оставался доволен собой, своим мастерством обманывать. Пусть Натан страдает, пусть подумает над тем, что должен понимать, над кем шутит, кому пытается солгать, за чьей спиной крутит интриги.

— Я не верю в измену, — начал он опять, через силу выдавливая из сжимающегося горла слова. — Не понимаю, как можно изменять, если рядом тот, кто тебе дороже всех. Я не понимаю тех, кто не верит в любовь и думает, что нужно поступать именно так — искать каждый раз новую влюбленность, не углубляясь в привычки другого человека. Они не всегда приятные, не всегда красивые, но если ты любишь кого-то, ты не можешь жить без этих привычек. Тебе будет их не хватать, даже если они тебя немного раздражают. Я думаю, что любовь должна быть такой же неразрывной и терпимой, как в семье. Ведь с посторонними мы можем терпеть, а можем и бросить все, оставить человека, потому что его тараканы оказались слишком большими и надоедливыми. А с родственниками, с братьями и сестрами мы вынуждены постоянно быть рядом, с самого детства и до тех пор, пока не найдем, куда от них сбежать.

Эмили усмехнулась, почти никто не понял, что именно Натан имел в виду, решили, что он сам хотел бы сбежать от зануды-брата.

— И мы знаем все эти привычки, больше не ненавидим их. По-моему, это доказывает, что нужно только терпение и время, и тогда эту связь уже не нарушить. Ты не можешь ненавидеть того, с чьей жизнью смирился, кого терпишь рядом. Я бы никогда не смог… — он споткнулся о следующую строчку, потому что она и правда напоминала слова из личного дневника, которого у него не было. — Я не буду дальше читать, — он улыбнулся и перевернул тетрадь исписанным листком вниз, чтобы Эмили не увидела опять.

— Но на самом интересном месте! — она пихнула его в плечо и потрясла за локоть.

Учительница в этот раз лезть не стала, в самом деле видя старшеклассника насквозь. Ему уже самому хотелось прочесть, чтобы перестать сдерживать это в мыслях. И он перестанет, главное — не заставлять.

И Натан снова перевернул тетрадь, перелистнул еще одну страницу.

— Я бы никогда не смог жить без своего брата, — выдавил он и наклонил голову, так что челка надежно закрыла обзор на Тэмсина, сидевшего напротив.

Обычно Натана очень радовала возможность показать себя в лучшем свете, чтобы все восхищались и говорили, какой он хороший, добрый, благородный. И в этот раз у него был отличный шанс выставить себя умницей и душкой.

Но ему больше хотелось выброситься в окно, чем читать дальше. А остановиться не получалось, потому что хотелось сказать Тэмсину правду. Что ему никогда не было по-настоящему плевать на него. Он никогда не жалел о том, что они братья. Он просто зажатый, закомплексованный трус, который боится быть отвергнутым, но на самом деле обладает огромным сердцем, которому только стоит позволить любить.

Натану казалось, что момент удачный, братец как раз обиделся, вот и простит.

Он надеялся, что простит.

— Я не смог бы умереть, чтобы жили мои родители. Не потому, что я не люблю их, а потому, что они не смогли бы пережить этого. Ведь старшие родственники не могут жить без младших. Родители не переживут смерть детей. А я не пережил бы смерть своего брата. Если бы он умирал, и ему нужно было бы мое…

Сдерживаться не получилось, мысленного контроля не хватало для того, чтобы сдержать физиологию, и у него по щекам потекли слезы. Он даже не моргал, а они все равно покатились.

Не заметил сначала никто, кроме Эмили, и у нее дыхание перехватило от умиления.

— …мое сердце, я бы ему его отдал. Мне было бы даже приятно, наверное, умереть, зная, что он будет жить. А у него внутри будет биться мое сердце. Он не сможет забыть меня, и этого хватит, по-моему. А если бы умирал я, я бы не согласился, чтобы он сделал то же для меня. Я бы не позволил ему ради меня умереть, потому что старшие без младших не могут. Мне было бы слишком стыдно жить с его сердцем, больно знать, что он умер, а я живу.

Я думаю, что любовь между людьми должна быть такой же, как между братьями и сестрами. Чтобы жертвовать собой ради другого, чтобы никогда не бросить, чтобы терпеть все недостатки, даже если они отвратительны и раздражают. Чтобы объяснять все поступки, даже если они причиняют боль, чтобы оправдывать друг друга в любой ситуации и все равно оставаться вместе. Бросить того, кого любишь, из-за какой-то мелочи или проблемы — это как бросить брата из-за того, что он выдавливает зубную пасту не с конца тюбика, а с середины, — он хмыкнул и не удержался, шмыгнул носом, потому что голос уже стал предательски гнусавым.

На тетрадь капнула слеза, и мисс Дасти ее наконец увидела, потеряла дар речи. Она незаметно наклонила голову к плечу и попыталась заглянуть ему под челку. Под глазами были серо-черные потеки, и если бы Натан об этом знал, он возненавидел бы свой дурацкий макияж.

— Любить нужно так, чтобы любимым было все. Запах, манера улыбаться, дурные привычки, слова-паразиты, неумение шутить, отстойное чувство юмора, обидчивость, капризы, жесты, взгляды. Чтобы не то что не хотелось смотреть на других на улице, в толпе людей, а чтобы вообще не видеть их, как будто никого нет. Любить нужно так, чтобы не отрывать взгляда и каждую секунду радоваться, что человек рядом с тобой, что ты можешь идти рядом с ним, что можешь прикоснуться к нему, что он слушает тебя, что он говорит с тобой, и ты слышишь его голос. Ты можешь заботиться о нем, защищать его и знать на сто процентов, что ему это нужно, что ему это приятно, и его это не грузит. Если так может быть на самом деле, то это — то, чего я хочу больше всего на свете. А если так быть не может, то я не знаю, зачем люди встречаются друг с другом. Они просто тратят время друг друга, портят друг другу жизнь, оставляют о себе воспоминания, не всегда приятные, засоряют этими воспоминаниями мысли. Если нет настоящей любви, не нужно пытаться заменить ее видимостью. Не нужно быть постоянно в поиске, чтобы только не отличаться от остальных и делать вид, что ты не сидишь на месте, ищешь. Если она есть, она есть. Если нет — ее не найти.

Текст закончился, Натан закрыл тетрадь и попытался не шмыгнуть носом снова. Учительница отвернулась посмотреть на Тэмсина, и Натан быстро вытер потеки рукавом.

— Как ты думаешь…твой брат прав? — начала тихо, вкрадчиво, но закончила четким вопросом мисс Дасти.

Тэмсин думал, что прав. Его немного раздражало двуличие Натана, который еще позавчера говорил, что «это — детские сказки», но он и так знал, что братец — настоящий романтик, неисправимый и фанатичный. Как кто-то верил в бога, Натан верил в любовь и считал, что если ради нее нужно страдать, это нужно сделать, это будет даже приятно.

Но Тэм вовремя вспомнил, что Натан не может знать о его догадливости. Он и не знает, не думает, что его младший брат достаточно умный, чтобы просечь все хитрые планы. Натан должен находиться в той ситуации, в которую сам себя поставил, должен осознать, что сделал кое-что неправильно.

И если бы все было так, как он думает, если бы Тэмсин был тупым и доверчивым, он бы сейчас ненавидел его за выходку в столовой и вообще, всю эту историю с Симоном.

Он не имеет права быть прощенным только потому, что Тэмсин своими силами додумался до правды. А значит, пусть получит ненависть, которую должен получить.

Тэмсин должен хотеть обидеть его, и он обидит. К тому же, в этот раз он сделает это обоснованно, а не глупо, как в прошлый.

— Знаете, в чем разница между морской водой и водой в ванне, в которую высыпали морскую соль? — спросил он мисс Дасти, ответив вопросом на вопрос.

На него все уставились, не понимая, а Натан застыл, задержав дыхание. Не стоило и надеяться, что обидевшись, Тэмсин его так легко простит за какие-то красивые слова.

В этом они были разными. Натану были важны слова, Тэмсину — поступки. Первый сомневался в поступках и нуждался в четких обещаниях, а второй не верил обещаниям без подтверждений.

— В чем? — удивилась мисс Дасти.

— В том, что вода в ванне хоть и соленая, хоть и с морской солью, она все равно не морская. Она фальшивая, и удовольствие от нее тоже фальшивое.

Все промолчали, до сих пор не улавливая, к чему он это, а мисс Дасти подумала, что это очень обидно, догадавшись, что Тэмсин скажет дальше. И он сказал.

— Вот и слезы твои фальшивые, — он усмехнулся, на брата посмотрев. — Отлично, поставьте ему десять за занятия, можете вообще освободить от них. Вы посмотрите, актер актером, талант так и льется через край.

— Почему ты думаешь, что фальшивые? Он про тебя говорил. Ты мог бы такое же сказать? — Эмили даже обиделась, возмутилась за Натана, не понимая, почему вечно гордый и агрессивный Тревор молчит в ответ на хамство.

— Да потому что о какой любви он говорит? Он не понимает, зачем встречаются, если не любят? А не он сегодня валял этого парня на столе в столовой? — Тэмсин издевательски засмеялся. — Нет, конечно, не он. Или, может, это настоящая любовь? Так, что прямо глаз не отвести, дыхание сбивается, все такое? Может, они поженятся еще? Никогда не расстанутся? Он, может, уверен в этом? Да этого парня здесь никогда не было. Вы видели его, вообще, когда-нибудь? Да вообще, хоть вчера-то его видели?

Все промолчали, тоже внезапно остыв от горячего «признания» Натана.

— Да не было его здесь. И мы сюда на прошлой неделе приехали, никто не забыл? Они даже не знакомы. Любовь с первого взгляда? Я тоже не циник, я верю в любовь, но не настолько. Не верю в любовь с первого взгляда и в засосы при всей школе тоже не верю. И не верю слезам человека, который делает подобное, а потом рассказывает сказки про любовь и про то, как он искренне в нее верит. Так что от лицемерия мне тошно, — он поморщился. — Но вы все поверили, и я чуть тоже не поверил. Но я-то своего брата знаю. Он врет. Он такой актер, что может переплюнуть Брэда Питта, я вас уверяю. И он нарочно написал эту сказочку, а потом позволил вам ее увидеть, — Тэмсин посмотрел на черлидерш. — Потому что он знал, что вы заинтересуетесь. И он знал, что его заставят прочитать. И ломался он только для того, чтобы его освободили или оценку ему поставили. А потом делал вид, что это прям такое личное. И зареветь ему ничего не стоит, он может хоть по команде разрыдаться, вот такой он у нас актер. Я же брат, сами слышали, я его знаю лучше, чем вы. Но играет офигенно, согласитесь.

— Тэмсин закатил глаза и встал, держась за спинку стула, взял костыли. — Ладно, я пойду, у меня очень нога болит, возьму таблетку в медкабинете.

— Можешь потом сразу идти домой, конечно, ты и так молодец, что пришел, — засуетилась мисс Дасти и встала, чтобы помочь ему спуститься со сцены в зал и дойти до дверей.

08.05.2012