Глава 16. После третьего урока уставшие мозги Моргана начали восстанавливаться

После третьего урока уставшие мозги Моргана начали восстанавливаться. Сам по себе он был бодрым всегда, а потому, уже выходя из кабинета, повеселел. Целый час перерыва без мозготраха с цифрами и словами — это же счастье.

И на раздаче в столовой он хотел всех просто растолкать, чтобы взять что-нибудь сочное и «мужское», сделанное из мяса. И обязательно подсесть к милашке Тэмсину, которого он с утра, подбежав от своей крутой тачки, буквально на руках отнес в школу.

Тэмсин, конечно, будет жеманно жевать свой салатик, но он такой милый при этом, такой манерный, что можно смотреть вечность. Хрупких мальчиков Морган обожал, просто не представляя, как можно быть таким нежным, будучи таким же мужчиной физически, как и он сам.

В очереди он натолкнулся на несколько человек, гавкнул на какого-то неудачника, схватил двойной бургер с сочными котлетами и метнулся было к кассе, но взгляд зацепился за что-то незнакомое.

Совершенно незнакомая рука тянулась к красному яблоку, и Морган застрял на месте, рассматривая ее. Большая, размером с его собственную, ладонь резко переходила в тоненькое запястье с сильно торчащей косточкой. Браслет из цепочки с толстыми звеньями просто болтался. Упасть ему мешала ширина ладони, но на запястье он смотрелся так смешно и мило. А черные ногти заставили ужаснуться.

Морган чуть не решил, что засмотрелся на руку старшего из братьев Треворов. Ведь он уже привык за два дня видеть его руки с черными ногтями на уроках.

Но у Натана явно была не такая тонкая рука, да и не носил он такие балахонистые футболки. А переведя взгляд на лицо, Морган просто вспыхнул. Это не могла быть девчонка, а если и была, то она поражала. Плоская грудь мигом подтвердила обратное, и Морган передернулся.

— Эй, — машинально сказал он раньше, чем успел даже подумать об этом. Язык всегда помогал ему быть неотразимым и наглым в плане знакомств. — Привет.

Симон сглотнул, надеясь, что дернувшийся кадык его не сдаст, постарался не вытаращить глаза от ужаса и не показать свою панику. Он и так чуть не убежал, когда понял, что сквозь очередь Морган протолкнулся именно в ту часть, где стоял он. А теперь он еще и обратился к нему.

Симон взял приглянувшееся яблоко и крепко сжал его трясущейся от волнения рукой, чтобы не уронить, впился ногтями в плотную кожицу, так что проткнул ее.

И он промолчал, не ответив, вспомнив наставления «продюсеров».

Аманда строго-настрого запретила ему отвечать на вопросы прежде, чем он досчитает до трех. Во-первых, так проще не сморозить глупость, во-вторых, в два раза повышаются шансы сказать что-нибудь меткое, остроумное, потрясающее. В-третьих, уменьшается риск ляпнуть что-то грубое, тупое, опрометчивое, что может испортить отношения с человеком и вообще его отношение к Симону. В-четвертых, и это самое главное, если заставлять тупиц, вроде Моргана, ждать ответа подольше, это их раззадоривает.

Этого-то Натан с Амандой и добивались.

К тому же, Натан вообще запретил разговаривать с черлидером именно сегодня. Он запретил даже отходить от него далеко, но Симон отбрыкнулся и сказал, что хочет есть. Есть ему тоже запретили, потому что жующий гомик не привлекателен, если только он не крутой самец, как Морган.

Симон же выбрал другую роль и другой образ, а значит, был обречен так же, как и Тэмсин, есть что-то очень эстетически симпатичное, аккуратно, вызывая только умиление.

«Спокойно. Молчи. Он просто…они сказали, что он просто тупой. Мне плевать, что он тупой, мне разговоров о литературе и не нужно. И серенад под балконом мне не нужно. Пусть он смотрит на меня, пусть трогает меня, пусть обожает меня, пусть считает своим, своей вещью, пусть возит меня в кино, по барам, пусть делает, что угодно, где угодно, пусть хочет меня, пусть занимается со мной сексом. Больше ничего и не надо. Этому тупому Тэмсину не понять, что такое реальные отношения, слишком много хочет. Обсуждать с кем-то свои интересы? Бред собачий, обсуждать книжки можно в литературном кружке, фильмы — в кружке анонимных киноманов, черт возьми. Философствовать лучше вообще наедине с собой. С парнями нужно встречаться. Встречаться, значит, встречаться, а не дружить, как две девки из церковной школы».

Он промолчал.

— Я раньше тебя не видел, — Джеферсон хмыкнул, отпихнув еще кого-то с дороги и приблизившись вплотную. Он не решался прикоснуться, хотя хотелось вообще прижаться. — Ты новенький, что ли, тоже?

От «новенького» сильно пахло сладкими духами. Запах был, как от земляничного сиропа, а еще что-то тяжелое, давящее, тошнотворно-горькое, так что голова кружилась, а вся кровь уходила не в ту голову, которой Морган должен был думать.

Натан знал, как создать соблазнительного человека, и Аманда руководствовалась его вкусами, чтобы выглядели они с Симоном примерно одинаково, будто познакомились на почве интересов. К тому же, Натан был парнем, как и Морган. Кто, как не парень, понимает, чего хотят парни?

Натан обожал сладкие запахи от девушек, обожал красную помаду, обожал черные волосы и нарисованные брови, просто балдел от брутальной обуви, черных ногтей, металлических украшений. И все это теперь зацепило, как и задумывалось, Моргана.

Симон подавил желание зажмуриться, сохранял каменное лицо, добрался до кассы и сунул купюру. Морган с умилением посмотрел, как центы сдачи просыпались обратно ему в ладонь, вроде большую, но ничем не испорченную — очень гладкую.

— Так почему я тебя раньше не видел? — он резко сделал шаг в сторону, оставив кассирше деньги без сдачи и перегородив «новенькому» дорогу.

Симон чуть не сдох от восторга, от удовлетворения своей мечты. Им интересовался Морган Джеферсон. А он так классно заставлял его подкатывать и выпендриваться. Он так выглядел, будто ему совсем наплевать.

Симон подумал, что у него за всю жизнь не было никаких друзей, а вчера невероятным образом появилось аж двое. И пусть они не были друзьями, пусть они действовали в своих корыстных целях…их поступок был более дружеским и полезным, чем чей-либо еще.

Если бы не Аманда и Натан со своими хамскими шутками и наставлениями по поведению, он бы сейчас пищал от восторга, смотрел на Моргана тупыми, широко раскрытыми глазами, и тот мигом потерял бы интерес. А так Джеферсон надеялся, что его не отошьют, потому что с Тэмсином было сложно. Рядом с ним Морган чувствовал себя просто дураком, да еще и чувствовал, будто им не интересуются совершенно. Если пошлет еще и этот женоподобный милый новичок, то Морган точно пойдет к психоаналитику жаловаться на отсутствие привлекательности.

Это было неправильно. Он годами ждал жутко-крутых пассивных гомиков в школе, а вокруг были только какие-то стремные, восторженные малявки, готовые на все в любой момент. Да и вообще, геев в школе было не так уж много.

Это удручало.

А в выпускном классе вдруг появилось целых двое.

Он не мог упустить обоих.

— Может, потому что я не хотел, чтобы ты меня видел, — медленно, тихо-тихо, заставляя напрягать слух, протянул Симон. Он просто не удержался, а осознав это, двинул бровями и усмехнулся. Он отошел, подкидывая яблоко в руке, а потом с хрустом откусил от него чуть не половину.

Тэмсина опять затрясло. Он сидел за своим столом и все видел.

Моргана, определенно, стоило ненавидеть. Он не был глупым, наивным обожателем. Он был просто тупицей, который хотел голубого секса и боялся упустить шанс. Он подстраховывался, у него было полно возможностей трахнуть любого педика школы. Но он хотел лучших, на которых все смотрели. И увидев новенького, метнулся подстраховаться и с ним.

«Ну и пасть…» — подумал Тэмсин. У него зубы были ровные и обычные, а у Симона челюсть оказалась шире, да и зубы крупнее, так что казалось, будто их не два ряда, а все четыре.

Натан сидел за столом с неформалами, с которыми изредка общалась Аманда. Он не обращал внимания на девчонок, разговаривал на какую-то левую тему с парнем из художественного класса.

И у Тэмсина чуть визг истерички не вырвался, а Морган остолбенел посреди столовой. Он шел за «новеньким», чтобы остановить его и зажать вопросом впритык, раз такой наглый. А тот вдруг дошел, качаясь на высоких платформах, до Тревора среднего и положил яблоко на стол рядом с ним. Натан сидел на лавке спиной к столу, чтобы не смотреть на девиц и не быть вынужденным с ними говорить. Он отставил локти назад, опираясь ими о стол, а голову повернул от парня, с которым болтал, к подошедшему «бойфренду».

Он хотел сказать «О, вот ты где», но Симон, испугавшийся нарушения правила разговоров с Морганом, решил ускорить процесс ознакомления с ситуацией. Чем раньше Моргана зацепит, тем раньше можно будет дернуть и начать сматывать удочки.

«Подумаешь…он не дернется. Не посмеет дернуться. Им это так надо, что они сами же меня шантажировали директором. Никуда он не денется и не рыпнется. К тому же, какая ему разница, знал, на что шел. И мне не страшно. И не стыдно. Вообще ни капли. Я не ваш сладкий, манерный гомик», — успокаивал он сам себя.

Морган надул щеки на секунду, подавив желание воскликнуть: «Вот это хрень!» и резко сел на скамейку возле стола дружков-футболистов. Он сел спиной к ним, не отрывая взгляда от внезапной новости, а вся компания удивленно оглянулась посмотреть туда же, куда смотрел он.

«Новенький» встал левым коленом на скамейку, перекинул правую ногу по другую сторону от Натана и плюхнулся ему на колени, взял за плечи.

— Я вернулся, любименький, — переигрывая, промурлыкал он, сделал «ррр», так что верхняя губа задрожала, а когда Натан вытаращил глаза так, что они сверкнули сквозь челку, Симон на глазах у всех дернул его на себя за ворот расстегнутой рубашки. И он тряхнул волосами, откинув их, чтобы не мешали, чтобы всем было видно лицо.

И Натан подумал, что никогда в жизни его никто не хватал и не целовал насильно, чуть ли не душу высасывая. Он начал закатывать глаза, чуть не отпихнул Симона от отвращения, но опомнился и только схватил его за руки. Симон же вырвался, отобрал руки и прижал «бойфренда» обратно, надавив ему на плечи, так что Натан уперся спиной в стол и даже встать не мог.

У него был второй в жизни разрыв шаблона насчет неудачников. Неужели они все в душе пошлые, невообразимо наглые твари? Что внезапно изменившийся и распустившийся Тэмсин, что преобразившийся Симон, который будто с цепи сорвался вдруг.

Тэмсин подавился и закашлялся, футболисты засвистели, заорали что-то, а Морган просто не мог прийти в себя.

КАК?! Как этот чертов страшный дылда Тревор мог оказаться одновременно братом одного клевого педика и бойфрендом второго?!

Натану было противно поначалу, но потом он понял, что не может позволить, чтобы какой-то там гомик решил, будто он не умеет целоваться. И он сосредоточился на ощущениях. Рты у людей одинаковые, а от Симона пахло теми духами, которые выбирал для него сам Натан. И это успокаивало, внушало уверенность, да еще и на вкус губы были не противные, Симон только что жевал яблоко.

А если представить на его месте кого-нибудь другого…

Он все-таки встал, подхватив заигравшегося в крутого гомика Симона, держа его за тощие бедра и развернувшись вместе с ним к столу.

Две девицы из музыкального еле успели вскочить, когда он одной рукой смахнул их картонные пакеты с молоком, пустые упаковки от шоколадок, а потом уронил Симона на стол спиной. Звук был такой, будто что-то жесткое ударилось о что-то не менее жесткое. Это были торчащие позвонки, стукнувшиеся о стол.

Натан целовался, закрыв глаза, да и лицо его из-за свесившихся волос не было видно, а представлялся ему совсем другой человек.

Волосы становились немного длиннее, светлее, не черными, завивались на концах. Нос укорачивался, рот становился больше, губы слаще, лицо постепенно становилось не таким вытянутым, появились веснушки, глаза потемнели и стали карими. Воображение работало отлично, когда было, к чему прикасаться.

Симон вообще забыл, где находится. В своих мечтах он лет с тринадцати себя представлял с разными парнями, в разных позах, в разных обстоятельствах.

Но он никогда и ни за что не осмеливался даже вообразить себе, что первый поцелуй с парнем будет в шутку, а не «по любви», пусть даже односторонней. Что это будет при всех, в школьной столовой, и что ему понравится лежать на столе, что он умудрится растаять и расслабиться, не выпуская из судорожно стиснутых кулаков ворот чьей-то рубашки. Ноги так и стояли на скамейке, иногда покачиваясь, коленками прикасаясь к ногам нагнувшегося Натана.

Тот увлекся, и поцелуй перестал быть резким, «спорным», стал почти искренним.

Только Симон представлял себе Моргана.

А Натан — кого-то, кто был слишком похож на его брата.

* * *

Аманда вылезла из-под одеяла, нащупала коробку с бумажными платками, выдернула один и высморкалась в него, выбросила подальше.

Звонил телефон, от этого она и проснулась, и любопытство побороло лень, на звонок она решила ответить.

— Да?.. Теперь ты будешь доставать меня, когда я болею?.. Мир иногда так справедлив…вчера я, сегодня ты… — в болезненном температурном бреду ее тянуло на философию.

Но после ответа, длинной и яростной тирады, полученной в воспаленный мозг, Аманда пришла в себя и будто протрезвела. Ее тут же пронзил сначала шок, а потом смех.

— Что?! У завуча?! А чего не у директора? Я не издеваюсь, я просто в шоке!.. Господи, да вы вообще больные, что ли?! ТЫ?! Как ТЫ-то смог?! Фу…почистил зубы? Я бы тоже сблевала… и что Морган?! О, отлично, так и надо… а Тэмсин? Нет, мне никакой разницы, и тебе никакой, я знаю. Просто спросила. Ну, ладно.

Она положила трубку и попыталась понять — ей снится это, и она по-настоящему бредит, или это реальность. Но это точно была реальность, звонок на телефоне остался записан, время и дата, длительность разговора. Натан звонил из кабинета завуча, которая вышла куда-то за брошюркой о безопасном сексе, не найдя подходящих слов и только посоветовав быть сдержаннее на людях, не делать подобных вещей в школе и быть осторожными, в принципе.

Натана перекосило так, что он минут пять не мог успокоиться и вернуть самообладание, потому соседке и звонил. Он молился богу, благодаря его за то, что ему уже целый год шестнадцать, а после шестнадцати ни завуч, ни директор за такие мелочи не трогают. Выпускной класс, всем все ясно, только воспитательная беседа.

И, к счастью, никаких звонков родителям, потому что он бы не пережил, подумай вдруг отец, что его старший сын — гей, когда это совсем не так.

А вот бабушке Симона обещали позвонить. Он дожидался своей очереди на серьезный разговор в приемной, легкомысленно надувая пузыри из жвачки и стараясь оттереть размазанную по щекам помаду.

Звонок бабушке о том, что он целовался в школьной столовой с парнем? Это Симона не очень-то волновало. Его бабушка была не хлипкой старушкой, как думала Аманда, а шантажа он испугался не из страха потерять бабку.

Не хотелось, чтобы она и правда отправила его к другим родственникам, не хотелось менять школу. Она бы не одобрила жестокость в виде толкания с лестниц и исключение из школы.

Но она знала о том, что у него на уме, и почему у него в комнате сплошь постеры с полуголыми спортсменами. Так что Симону страшно точно не было.

08.05.2012