Через Евразию в Австралию 5 страница

Когда Валентина входила в дом, то ей предлагали снять с головы платок, я также мог лицезреть иранских женщин без головных уборов. Надо сказать, иранки в основной своей массе красотой не блещут, лицо обычно портит крупный нос. Но и среди них попадаются настоящие персидские красавицы, жаль только, что эта красота недолговечна. Девочки в Иране стремительно взрослеют, а женщины быстро стареют. После каждого визита мы трогались в дальнейший путь с потяжелевшими рюкзаками – хозяева угощали нас лепёшками и фруктами. Так мы и продвигались по своему маршруту, дивясь строгости нравов, широте гостеприимства и трудолюбию крестьян, выращивающих на безводных каменистых почвах небывалые урожаи фруктов и овощей. Восхищались обилием и красотой древних мечетей.

После Кума мы отправились в Кашан, где имеется очень красивый старинный дворец. По пути нас завезли в посёлок Машан, где мы заночевали в крестьянской семье. Этот посёлок примечателен тем, что новые дома соседствуют здесь с такими развалинами, что любой наш археолог, наверное, счёл бы за счастье покопаться в них.

Попрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы отправились в Кашан, где долго осматривали местные достопримечательности в сопровождении нового знакомого, который вызвался быть нашим гидом в этом городе. После осмотра исторических памятников он завёз нас в кафе на окраине.

Здесь посетители курят кальяны, заправленные ароматическими травами, а может, чем покрепче. Переночевав в богатом доме нашего гида, мы отправились в Исфаган, который значится во всех путеводителях по Ирану.

Мы прибыли в этот город пешком поздно вечером, поэтому поставили палатку в первом попавшемся парке. А наутро отправились осматривать Исфаган, который нас не разочаровал. Нам очень понравились красивые древние мосты. У их основания расположены чайные, в которых можно перекусить под журчание воды и приятную музыку. Посетили армянский квартал, его история насчитывает не один век. Странно было видеть кресты по соседству с мечетями, поскольку любой мусульманин является ярым пропагандистом ислама. Но к армянам здесь относятся весьма лояльно.

Затем мы посетили знаменитый качающийся минарет, который вот уже несколько веков не поддаётся любому землетрясению. Его фундамент устроен таким образом, что верхушка минарета раскачивается сантиметров на 50-70. В него забирается служитель и раскачивает его, демонстрируя это чудо каждый день в одно и то же время туристам, которые платят за это деньги, а за двойную цену могут забраться вовнутрь минарета и покачать его.

Из Исфагана мы отправились в Шираз, где осмотрели раскопки Персиполиса, города, который по преданию сожгла Таис Афинская. Этот музей под открытым небом расположен в семидесяти километрах от Шираза, в живописной горной долине, и его посещают множество туристов. Здесь можно прокатиться на лошадях и походить по развалинам города, где ступала нога Александра Македонского. Сюда по пятницам (мусульманским выходным) приезжает много народа, чтобы после захода солнца, совершив молитву, отужинать на природе всей семьёй. Побродив по развалинам, мы присели отдохнуть, оказавшись неподалёку от группы людей. Они тут же пригласили нас в свою компанию поужинать, а затем увезли к себе домой на ночлег. Дом оказался довольно большим и богатым, а хозяева – очень хлебосольными.

Надо сказать, что мы шли по Ирану в не совсем удачное время. Был месяц рамадан, когда мусульманам нельзя есть от восхода до заката, и нам было неудобно кушать поданный нам завтрак, в то время как сами хозяева не ели. Правда, во время рамадана они встают в 4 часа утра и, помолившись, завтракают до восхода солнца, а затем до шести вечера не едят и не пьют. Особенно тяжело в это время приходится крестьянам, работающим под палящими лучами, но они терпеливо переносят жажду, а во избежание соблазна вообще не берут в поле ни еды, ни питья. В исламских республиках очень щепетильно относятся к заповедям Корана, поэтому здесь вы не увидите пьяных. Во время, отведённое для молитвы, люди молятся там, где оно их застало. Однако Коран разрешает во время рамадана нарушить пост беременным женщинам, детям до 12 лет, а также путникам. А чтобы не создавать соблазна для остальных, все придорожные кафе в это время завешаны шторами, за которыми обедают те, кому это разрешается.

Два дня мы пробыли в Ширазе, нам понравился этот город. И хотя Есенин сказал о нём, что он не лучше рязанских раздолий, но, я думаю, и не хуже! Когда у меня спрашивают, какая страна показалась мне самой красивой, я затрудняюсь ответить, поскольку даже безжизненная пустыня по-своему прекрасна. Кстати, пустынь в Иране довольно много, но они совсем не таковы, какими их представляют обычно – с барханами и верблюдами. В Иране пустыня – это безводное пространство, изрезанное каньонами, в которых, судя по всему, в сезон дождей бурлят несущиеся с гор потоки. Среди каньонов кое-где встречаются жилища, подле которых бродят верблюды, эти животные всегда ходят парами. Повсюду растут финиковые пальмы. Финики я обожаю с детства, поэтому лакомился ими здесь в большом количестве.

Они в этих краях дешёвые и продаются на каждом углу. Жаль только, что на деревьях их уже не было тогда, а то я бы обязательно слазал.

От Шираза наш путь лежал в Бандар-Бушер, где мы впервые за несколько недель искупались в Персидском заливе. Для этого нам пришлось отойти от города на 10 км. Ведь женщинам здесь раздеваться нельзя, да и мужчинам тоже. А лезть в воду в парандже, как это делают иногда местные дамы, не очень-то Валентину привлекало. Поэтому мы решили уединиться и насладиться красотой тёплого прибоя в час заката.

Бандар-Бушер – портовый город, отсюда мы надеялись на попутном судне отправиться в Индию. Но наши надежды не оправдались. Зато мы познакомились с одной очень гостеприимной семьёй. Жаль только, что глава её злоупотреблял опиумом. Одного кальяна ему уже недостаточно. Такие курильщики прибегают к специальному приспособлению, благодаря которому в лёгкие попадает сразу большая порция дурманящего дыма.

Мы сходили в гости к русским строителям-атомщикам. Они пытались установить русский реактор на станцию, которую здесь начали строить немецкие специалисты, но бросили, когда американцы наложили на Иран эмбарго. От Бушера мы двинулись вдоль Персидского залива на восток к крупному порту Бендер-Аббас, но и здесь не нашли судна, идущего в Индию. Встретили моряков-украинцев, работающих по контракту на иранских судах. От Бандар-Аббаса на остров Кешм есть регулярное пассажирское сообщение, но билет нам показался дорогим, и мы решили, что обойдёмся без его осмотра. Однако позднее мы побывали всё же на этом острове, перебравшись туда на лодке из маленького порта, расположенного в самом узком месте, где от этого берега до острова 3-5 км. Отсюда бегают на Кешм быстроходные моторки, вмещающие до 20 человек, в которых женщины и мужчины садятся отдельно. Цена за проезд в оба конца здесь не более доллара, а нас и вовсе перевезли бесплатно.

Остров Кешм довольно длинный; по нему мы проехали автостопом километров 200. Переночевав на пустынном берегу под вой шакалов, тем же путём отправились обратно. Остров мало чем отличается от материковой части, разве что сказывается влияние соседних Эмиратов, люди одеваются по-другому: мужчины ходят в белых одеждах, а на женщинах можно увидеть платки не только чёрные.

Чем более мы приближались к пакистанской границе, тем беднее выглядел здешний народ. Попадались резервации афганцев и пакистанцев. А на улицах городов – нищие, которых не встретишь в других частях Ирана. Женщины здесь носят накидки и платки всевозможных расцветок, но зато закрывают лицо маской, похожей на вороний клюв, причем, красного цвета.

Хотя наши надежды попасть в Индию водным путём становились всё слабее, мы всё же упорно двигались на восток вдоль Персидского залива, к последнему порту Чабахар. Местность становилась всё более безводной и безлюдной. Мы изнывали от сорокаградусной жары, особенно Валя в своём чёрном балахоне. Ночи здесь довольно прохладные из-за ветров, дующих с гор. Машины почему-то перестали останавливаться по нашим сигналам, и нам приходилось по вечерам долго идти до мерцающих огоньков какой-нибудь деревни, чтобы пополнить запасы воды. Однажды мы пришли около 11 часов вечера в небольшую деревню и попросили разрешения поставить палатку на её территории. Однако нам предложили переночевать в помещении, которое оказалось деревенской мечетью. Это меня очень удивило, поскольку я знал, что иноверцев, а женщин особенно, в мечеть пускают неохотно. Однако этот исключительный случай ещё раз показал, насколько гостеприимны иранцы.

У читателя, возможно, возник вопрос: почему мы, изменив своим традициям, ходили ночевать к хозяевам, а не устраивались в палатке? Дело в том, что в пустынях водится много шакалов, их заунывный плач всю ночь мешает спать. Поэтому если есть поблизости деревня, то лучше ночевать в ней.

Здесь, правда, тоже иногда полночную тишину нарушает истошный рёв шакалов. А в четыре утра со всех минаретов, на которых установлены мощные динамики, разносится призыв к утренней молитве.

Следующую ночь мы провели у пастушьего костра. Затем долго шли по дороге, и редкие машины опять не реагировали на наши жесты, хотя раньше автомобили тормозили возле нас, даже когда их об этом не просили. Наконец остановилась машина, перевозившая воду, и водитель обещал подвезти нас до поста полиции, хотя ему нужно было в другую сторону. Он объяснил, почему нам не удавалось остановить машину.

Оказывается, по этим местам проходят наркотропы, и тем, кто пробирается из Пакистана, ничего не стоит ограбить первого встречного, их боится даже полиция. Когда мы сказали водителю, что ночевали в этих местах на улице, то он в ответ воскликнул: " Аллах Акбар", что означает – Аллах велик, на всё воля Божья.

Мы поблагодарили водовоза, передавшего нас из рук в руки полицейским, которые подвезли нас до Чабахара. Здесь наши надежды перебраться в Индию по морю окончательно рухнули. Валентину особенно это огорчило. Но делать было нечего, и мы отправились в город Захедан, находящийся почти на тысячу километров севернее. Там можно было получить пакистанскую визу и перейти границу. Между тем срок, отведённый нам для пребывания в Иране, заканчивался. Поэтому мы отправились в Захедан не пешком, а на автобусе, благо, транспорт здесь дешёвый. Но автобус жёсткий, душный, пыльный, и если учесть, что в нём надо было ехать около суток, то автостопом, конечно, удобнее. Однако по Ирану более чем 500 км в сутки на попутках не проедешь.

Когда мы прибыли в Захедан, то получили через Интернет неприятное известие – Валина мама заболела и просила её приехать к Новому году домой. Как ни хотелось моей спутнице побывать в Индии, но она решила вернуться. Я посадил её на автобус, идущий в Тегеран, снабдил необходимыми инструкциями, и мы расстались. У обоих было тяжело на душе. Мне предстояло одному встречать опасности, не с кем теперь было поделиться впечатлениями. А Валентина прощалась со своей мечтой побывать в Шри-Ланке в этом году. Но ничего не поделаешь, человек предполагает, а Бог располагает.

Валентине с 30 долларами предстояло добраться от Тегерана до Белгорода, а мне с $4 в кармане – перейти границу в надежде, что в Пакистане мне удастся обналичить свою кредитную карточку. С Валей мы созвонились, как договаривались, 3 января, и я узнал, что благодаря добрым людям, она благополучно добралась к маме.

Последняя ночёвка в Иране была очень холодной. Захидан расположен на горном плато, и ночью здесь температура опустилась до 0 градусов. Палатку здесь ставить было нельзя – пограничная зона. Зачем лишний раз привлекать к себе внимание – опять начнут просматривать видеоплёнку, как это уже было со мною дважды. В общем, спал я на холодной земле, укрывшись палаткой. Было холодно и тоскливо.

Пакистан

Наутро " международный" поезд " Захедан-Кветта" перевёз меня через границу. Слово «международный» я неспроста взял в кавычки, оно чрезвычайно мало подходило к этому сараю на колёсах, медленно тянущемуся по кривым рельсам. В таком вот поезде я проехал 16 часов. За это время познакомился с пассажирами всех вагонов. Это были в основном " челноки" из Пакистана. Они везли из Ирана ширпотреб, и было заметно, что живут они намного беднее своих соседей. В основном это были молодые парни и пожилые женщины. Еду они готовили тут же, в вагонах, поставив газовую горелку в проходе между деревянными лавками. Тут же курили кальяны, кстати, включая и женщин, чего я не встречал в Иране. Говорили в основном на языке урду, который в сравнении с фарси кажется отрывистым и грубым.

Ко мне пассажиры присматривались с любопытством, угощали своей нехитрой едой, которая, однако, по сравнению с иранской казалась более разнообразной. С расспросами ко мне не приставали, вероятно, стесняясь своего английского, поэтому я сам задавал вопросы. Выяснилось, что они из города Кветта, и в основном являются выходцами из Афганистана.

Ушли они оттуда из-за притеснения властей. Представители этой народности показались мне похожими на казахов.

За разговорами мы незаметно подъехали к станции Тафтан, являющейся переходным пунктом на границе.

Приблизясь к границе, все по притихли, и с представителями властей разговаривали очень почтительно. На иранской стороне у всех проверили документы, на этом процедура досмотра и закончилась.

А вот на пакистанской границе осмотр затянулся часа на три. Пассажиров заставили вынести все свои вещи на перрон, что те беспрекословно и выполнили. Таможенники потребовали, чтобы все сумки были раскрыты, и это незамедлительно было сделано. Вскоре я понял причину такого поведения. На перроне разыгралась сцена, которую я хотел было заснять на камеру, но мне строжайше запретили это делать. У одного пожилого человека обнаружили вещи, по-видимому, запрещенные к перевозке через границу. В таком случае весь товар конфискуют. Тщетно владелец вещей умолял пожалеть именем Аллаха его и его детей. Он становился на колени, целовал офицеру сапоги, плакал, но служитель закона был непреклонен. Мне стало жаль челнока, но я не мог осудить и офицера, честно выполнявшего свою работу. Может быть, где-то в таких случаях и находят " золотую середину" с помощью взяток, но здесь, похоже, мзды не берут.

Наш поезд поплёлся дальше по пустынной каменистой местности. Пассажиры стали готовиться ко сну – кто уснул на полу, кто на своих узлах. А я – в обнимку с рюкзаком на верхней полке, сколоченной из продольных брусков, наподобие садовой скамейки. Наутро я сошёл с поезда на маленькой станции, поскольку этот состав поворачивал на Кветту, находившуюся в стороне от линии моего основного маршрута. Соседи по вагону дали мне на прощание свой адрес в Кветте, рассказав, что у них растут очень пышные яблоневые сады, но в другое время года, а в декабре здесь зима, хотя и без снега.

Мне предстояло без денег добраться до большого города Лахор, что находился в тысяче километрах на восток. Мало надеясь на удачу, я дождался поезда, идущего в этом направлении, рассчитывая уговорить проводника довезти меня бесплатно. Поезд подошёл, проводник, к моему удивлению, согласился посадить меня бесплатно. А казалось бы, что ему до проблем русского босоногого бродяги. Однако это был не единичный случай сочувствия и понимания, и я рад, что вызываю у людей такое отношение. Мне предстояло ехать до Лахора 1, 5 суток, и было жаль, что я оказался не в общем вагоне, где была возможность побеседовать с разными людьми. А посадили меня в тамбур вагона, где перевозят багаж пассажиров. Но в этом были и плюсы. Здесь я мог ночью спать на полу, в то время как в общем вагоне было негде яблоку упасть, и пассажиры спали сидя. Ехать одному, конечно, было скучно, хорошо ещё, что дорога пролегала по живописной горной местности, поезд то и дело нырял в туннели. А рядом петляла автотрасса, ничем не ограждённая даже в тех местах, где вниз хоть с парашютом прыгай.

Горы кончились, и потянулись возделанные поля. Стало больше встречаться посёлков и городов, в которых поражала грязь и заметная нищета. Люди жили в каких-то рваных палатках и дырявых шалашах. Вокруг бегали стаи оборванных ребятишек. Удивило обилие буйволов, которые в городах вроде бы ни к чему. Но потом я понял, что здесь их выращивают на мясо. А пока это мясо растёт, " оно" перерабатывает траву на кизяк – экологически чистое топливо. Любимое занятие детей в перерывах между заготовкой корма для скота – запускание змеев, а у более старших – игра в крикет или бейсбол. Машины, автобусы и даже трактора с тележками разукрашены во все цвета радуги. Все эти наблюдения я делал из окна поезда, иногда снимая на камеру всё, что привлекало моё внимание. Я выходил на станциях на перрон и снимал приготовление пищи, ассортимент которой радовал только мой глаз, а не желудок – денег не было, и я рассчитывал попробовать всё это позднее.

На вторые сутки ближе к вечеру я добрался до Лахора. Это весьма большой и очень старый город. И, конечно же, чересчур грязный, особенно его окраины. Над городом стоял смог от множества чадящих автомобилей.

Правда, промышленных объектов здесь мало, зато в некоторых местах сжигали мусор, состоявший в большом количестве из пластиковых пакетов, которые, как известно, при сгорании выделяют ядовитые вещества. Ночь мне предстояло провести на железнодорожном вокзале, в зале ожидания эконом-класса, который, казалось, продувался всеми ветрами. Среди редких деревянных скамеек здесь вповалку лежали на полу люди, завёрнутые в рваные одеяла. Были на этом вокзале более приличные залы ожидания, но чтобы попасть туда, требовалось иметь билет на поезд в вагон первого класса.

Пока я присматривал место, куда бы прилечь, ко мне подошёл мужчина и заговорил со мной на ломаном английском языке. Мы разговорились, и он предложил мне переночевать у него дома, по его словам, он жил недалеко от вокзала. Я принял его предложение, и мы поехали куда-то на автобусе. Потом долго шли по каким-то бедным кварталам, где, несмотря на поздний час, царило оживление. Повсюду продавалась всевозможная еда, а также бетель (лист коки, обмазанный известью, а внутри него завёрнута какая-то бяка) и травка. По узким улочкам сновали подозрительные личности на мотоциклах. Я уже стал сомневаться в правильности своего решения, возможно, лучше было заночевать на грязном полу вокзала, чем подвергаться риску быть ограбленным в этом непонятном районе. Наконец мы подошли к цели. Это был небольшой одноэтажный домик с одной комнатой, стоявший в окружении множества таких же строений. Домик был обнесён высокой железной оградой, благоустроен – с газовым отоплением и водопроводом. И это уже говорило о том, что его хозяин не бедняк. Мы поужинали, и хозяин предоставил мне диван, а сам лёг на широкую тахту.

Однако выспаться мне не удалось. Среди ночи раздался стук в калитку, и хозяин впустил ещё трёх человек. Мы познакомились, и новые гости сели закурить травку. Хозяин не составил им компанию, объяснив мне, что не одобряет эту привычку своих друзей. А приятели его решили здесь же и заночевать, легли прямо в одежде на тахту. Я заметил, что все они как-то характерно почёсывались, и жестами спросил у них о причине их беспокойного поведения. Они объяснили, что заразились от одной женщины. А потом поинтересовались, есть ли подобная болезнь в России. Я ответил, что для нас, мол, это пройденный этап.

Во время нашего разговора ребята старались прибегнуть к помощи хозяина в качестве переводчика, но его знаний английского оказалось недостаточно, и гораздо проще было нам объясняться на языке жестов. С виду гости были довольно миролюбивы, однако я помнил, что Восток – дело тонкое, и оставшуюся ночь спал вполглаза. Позднее, когда я лучше узнал своего нового друга, хозяина дома, то понял, что мои опасения были напрасны. Сам он занимался бизнесом, а его старший брат был майором, что после военного переворота давало им некоторые преимущества.

Наутро я отправился осматривать Лахор в сопровождении гостеприимного хозяина, вызвавшегося быть моим гидом. Мне повезло: он оказался отличным экскурсоводом, знающим и любящим свой город с его многовековой историей. И только слабое знание английского мешало ему подробно рассказать обо всех достопримечательностях, которые мы обошли. Мы были в парках и дворцах, в мечетях и на базарах, и везде меня восхищало мастерство древних зодчих. И удивляло отсутствие туристов возле этих величавых памятников старины.

Хотя что же тут странного – кому вздумается путешествовать в страну, где только что свершился военный переворот. Но не так страшен чёрт, как его малюют. Я лично не ощутил враждебности как со стороны полиции, так и со стороны военных. Правда, мой новый друг сказал, что военных сейчас на улицах больше, чем до переворота. Их и вправду было довольно много в общественных местах.

Там, где нужно следить за порядком, они слонялись поодиночке и группами

Но было видно по их лицам, что они смутно представляют свою миссию. Пару раз эти стражи порядка подходили ко мне и запрещали снимать совсем мирные объекты. Я уговаривал их разрешить мне продолжить это занятие.

А вот если бы я начал спорить, то, скорее всего, они конфисковали бы у меня видеокамеру, в лучшем случае, наверное, увезли бы в полицейский участок и заставили показывать съёмки. Это, так сказать, мой секрет, как мне всегда удаётся осуществить свои проекты – умение договариваться с людьми.

После осмотра Лахора я решил посетить столицу Пакистана, лицо страны. В Исламабад я прибыл на поезде, город удивил меня чистотой улиц. Ни в одной стране ранее я не замечал такой большой разницы в чистоте столицы и других городов страны, которые особым порядком не отличались. Исламабад – довольно молодой город, его строили изначально как столицу на пустом месте. И теперь рьяно следят за тем, чтобы он не обрастал пригородами и был максимально чистым. Работники российского посольства организовали для меня небольшую экскурсию. Смотреть здесь особенно нечего. Есть, конечно, красивые современные здания, да ещё внушительных размеров мечеть, говорят, самая большая в этой части Азии.

Моё пребывание в столице ограничилось одним днём, а вечером я сел на поезд, следущий в Карачи – морские ворота Пакистана. Я решил отправиться туда, чтобы осмотреть юг страны, а если удастся, то уплыть на попутном судне на юг Индии или в Шри-Ланку. К тому же, через три дня наступал Новый год, который я рассчитывал встретить среди русских в городе Карачи, где имеется российский культурный центр и российское консульство. Однако там моим планам не суждено было сбыться по нескольким причинам. Во-первых, расписание поездов в Пакистане весьма приблизительное, и потому наш состав опоздал на сутки. Во-вторых, суда из Пакистана в Индию не ходили вообще, так как эти два государства находились в то время в состоянии войны. Так что единственный переходный пункт располагается в посёлке Вага, что неподалёку от Лахора. Поезд идёт из Лахора на юг, делая остановки на больших и маленьких станциях. А так как он по обыкновению опаздывает, то остановки в больших городах сокращаются, однако потом состав опять может часами стоять на полустанке. Между тем по планете шествовал Новый год, и когда он наступил на Сахалине, я купил несколько пакетов сока манго и угостил своих попутчиков, поздравив их с Новым годом. Чему они весьма удивились, так как мусульманский Новый год должен был наступить через месяц, а о том, что существует другой Новый год, большинство пассажиров попросту не знали.

Новый год шагал по России с весельем и застольями, а я в это время ехал по безлюдным местам в переполненном грязном вагоне, и меня мучила ностальгия. Нет, всё же путешествовать вдвоём или с группой намного приятнее. Есть хоть с кем словом перемолвиться, а так даже в людном месте чувствуешь себя в одиночестве. Хотя то и дело приходится отвечать на несложные вопросы соседей по вагону. Пейзаж за окном не отличался разнообразием, посёлки и города похожи друг на друга своей грязью. И лишь красивые мечети да мальчишки, запускающие ярких змеев с плоских крыш, радовали глаз. Дома в посёлках спрятаны за высокими глиняными дувалами, а в городах – тесно прикреплены друг к другу на узких улочках.

Окраины города Карачи, куда я прибыл уже в 2000 году, мало чем отличаются от окраин других городов, разве что тянутся дольше, да вонь от них шла ощутимее.

Прибыв в этот мегаполис под вечер, я решил сразу ехать в морской порт, в надежде найти там судно, идущее в Индию, и переночевать на нём. Дорога от железнодорожного вокзала до порта на городском транспорте с несколькими пересадками заняла у меня часа два, так что я прибыл туда к полуночи. На территорию порта я в тот день так и не попал, как ни уговаривал охрану.

Они объясняли, что в настоящий момент в связи со сменой правительства объявлено особое положение, так как многие из тех, кто раньше находились у власти, сейчас пытаются покинуть страну любыми путями,

в том числе водным. Я в своих прожженным костром шароварах, босиком и с рюкзаком за плечами мало походил на опального члена правительства, но порядок есть порядок. Решив, что утро вечера мудренее, я отправился по тёмным портовым улочкам на поиски ночлега.

Минут через 15 я наткнулся на дешевую ночлежку (5 рупий), где коротали время в ожидании работы пакистанские мореходы. Надо сказать, мне не без труда удалось уговорить хозяина ночлежки пустить меня на ночь. Его опасения были не случайны: если вдруг меня обворовали бы и я заявил в полицию, то у него были бы большие неприятности. Но национальное чувство гостеприимства возобладало. Мне предоставили койко-место в одном из " номеров", где, кроме меня, спали ещё человк 50. Ночью моё появление осталось незамеченным, а наутро, когда я встал, вызвало ажиотаж. Наверное, я оказался первым иноверцем, заночевавшим в этих стенах. Тем не менее все были настроены ко мне дружелюбно, угостили завтраком, хотя сами не ели, так как рамадан ещё не кончился. Оставалось несколько дней до праздника, когда заканчивалось месячное воздержание от пищи в дневное время, что отмечалось трёхдневным застольем. В это время все надевают новые одежды и ходят друг к другу в гости.

От моряков я узнал, что из Карачи в Индию не попасть, но на всякий случай решил зайти в контору порта, чтобы узнать всё точно. Поблагодарив хозяина за приют, я отправился по шумным и грязным улицам в головной офис порта, где узнал, что пакистанские суда действительно в Индию не ходят, однако бывают транзитные, среди которых попадаются российские. Но это дело случая, а чтобы постороннему попасть в порт, требуется масса согласований. В общем, пропуск в порт я не стал оформлять, а записал телефон диспетчера, чтобы узнавать о вновь прибывающих судах. Я решил, что до Рождества останусь в Карачи, а затем отправлюсь обратно в Лахор, если за это время не подвернётся попутный рейс морем.

Наметив план действий, я отправился с визитом вежливости в российское посольство. Но в связи с праздником мне удалось поговорить по телефону только с дежурным дипломатом, у которого я узнал адрес русского культурного центра. Он находился на другом конце многомиллионного города, но меня это ничуть не огорчило, наоборот – по пути осмотрю местные достопримечательности. Не без труда отыскав русский культурный центр, я наконец-то встретился с соотечественниками, которые приняли меня радушно, посетовав, что я не успел на встречу Нового года, где собрались на праздник много русских со всего города. Оказывается, в Карачи живёт много русских женщин, вышедших в своё время замуж за пакистанцев, которые учились или работали в России. Они живут здесь давно и часто посещают русский культурный центр, единственное место, где можно пообщаться с людьми своей национальности.

Раньше здесь был большой штат сотрудников, у которых было много работы. Но теперь здесь остались только курсы русского языка для желающих поработать на Россию. Мне предоставили комнату, но я предпочёл спать на бархатной травке ухоженных газонов на территории центра. Таким образом, забота о ночлеге на ближайшие четыре дня у меня отпала, и я посвятил всё время знакомству с достопримечательностями Карачи.

В роли гидов у меня иногда выступали мужья русских женщин. Они хорошо говорили по-русски и отлично знали свой город, любили его и гордились им.

Оказалось, в многомиллионном Карачи памятников намного меньше, чем в Лахоре. Центр города довольно ухожен и отличается тем, что наряду с ультрасовременными билдингами, здесь можно видеть жалкие лачуги, а в тени эстакад прямо на тротуарах спят нищие.

Пакистан так же, как и Иран, исламская республика, но женщины здесь чувствуют себя немного свободнее, чем в Иране. Например, они могут носить одежду не только чёрного цвета, а иностранкам можно ходить без головного убора. Но не более того. Скажем, о том, что можно женщине пройти по улице с обнажёнными руками, не может быть и речи.

За четыре дня, проведённых в Карачи, я успел подружиться с персоналом культурного центра и их семьями. Рождество мы провели вместе, сидели за праздничным столом, пели русские песни, хотя спиртного не было ни грамма (здесь его просто невозможно найти).