Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






О том, что именно возродилось в Возрождение






Вот где-то так и начался в Европе очередной переходный процесс, ознаменовавшийся полным разорением и вымиранием всего и вся. Как я уже упоминал, население Европы за это время сократилось вдвое. При этом, разумеется, большая часть пришлась на чумазое и вшивое городское население, причём многие города обезлюдели полностью. Когда 28 сентября 1420 года папа Мартин V принял окончательное решение рвануть из разваливающейся Франции в Рим, то постоянного населения в Вечном Городе, когда-то бывшем миллионнике, оставалось жалких 17 500 человек, да и те были в основном крестьяне да пастухи. Развалины, запустение и нищета царили на каждом шагу. На запчасти были разобраны не только античные памятники, но и весь средневековый город.

Замок Святого Ангела почти весь обрушился, а роскошные папские дворцы типа Латерана растаскивались по дачам-огородам, отчего папе пришлось поселился в лучше сохранившемся Ватикане – там хоть крыша была. В отличие, например, от базилики Святого Петра, где крыша обрушилась, и на полу росла сорная трава. Не лучше дела папства обстояли и в провинции. Когда-то сказочно плодородная и богатая Кампанья превратилась в огромное болото, где на возвышенных местах устроили себе пристанища бандиты. Повсюду рыскали расплодившиеся волки, и даже в садах Ватикана по ночам слышался их вой.

Такая вот картина маслом. И это ещё ничего. Хотя бы мирненько так – воевать уже стало некому и не за что. Англия в это время резалась с Францией, в Германии творилось вообще чёрт знает что. А на Пиринеях иберийцы продолжали рубиться с маврами, которые хоть и были полными нулями в рукопашной, из-за чего за один предыдущий век уступили аж две трети своих владений, но теперешний кризисный натиск европейцев сдерживали легко. Испанцам с Португальцами, по-видимому, тоже не сладко пришлось, ибо Реконкиста полуострова в это время практически остановилась.

Короче, наступил катастрофически тяжёлый переходный период, вызванный как неизбежным крахом запутавшейся в противоречиях идеологии, так и климатическими изменениями. Что тут главное вопрос открытый, но всё вместе это привело к чудовищной экономической катастрофе при полном отсутствии надежд на «зелёные ростки». Как водится, такие обстоятельства привели к серьёзному брожению умов. Духовная опора людей оказалась подорвана, и кто как мог, так смысл жизни и обретал. Тёмная средневековая толпа, напуганная карами господними, не найдя никакого спасения в Церкви, повсеместно ломанулась в мистицизм, суеверия и прочую саентологическую белиберду. Особливо стали популярны колдуны и знахари.

Вы сами знаете, как это происходит. После развала СССР весьма образованный советский народ массово проникся доверием к Кашпировскому, Чумаку и прочим магам-чародеям. Но если Кашпировский хотя бы честно называл себя психотерапевтом, мозгоправом по-нашему, то остальные позиционировали себя кудесниками-экстрасенсами. И люди в это с удовольствием верили – время-то было совершенно безнадёжное. А от невежественного и совершенно тёмного средневекового европейца ожидать иного вообще глупо. Тем более, что людям-то нужно было даже не столько лечение, сколько хоть какая-нибудь надежда.

В средневековой же Европе, с их Чёрной Смертью, да бесконечными грабительским набегами со всех направлений творился самый настоящий армагеддец. А когда старшие не заботятся о младших, те начинают решать насущные вопросы вполне самостоятельно, в меру своего невежества. Вот и начали плодится тут и там средневековые знахари и целители, которые хоть какую-то надежду людям давали. А может даже и не какую-то, учитывая тогдашний уровень официальной медицины, которая, положа руку на сердце, была сама ещё абсолютно невежественна и совершенно бесполезна (в лучшем случае).

Да и много ли надо было сделать знахарю-целителю? Отмыть, накормить, травными и витаминными отварчиками напоить, глядишь организм и сам болезнь одолеет. А то, что творили тогдашние дипломированные врачи, лучше и не вспоминать. Только гробили. В общем, чую я, средневековая народная медицина не последний вклад в преодоление чумы внесла.

Но с другой стороны, все эти фольклорные персонажи были страсть как недогматичны. Ещё папа Иоанн XXII, как раз выходец из тех самых тёмных низов, собственно, всю эту кашу и заваривший, начал массовое истребление колдунов, коих сам люто боялся. Но не смотря на все старания понтифика, ситуация развивалась совершенно обратным образом. И когда чуточку очухавшиеся от бюджетного дефицита папы решили навести порядок в идеологической области, то столкнулись с серьёзным сопротивлением.

Печально известным германским инквизиторам Инститорису и Шпренгеру даже пришлось слёзно жаловаться папе Иннокентию VIII (1484 – 1492) на мощное сопротивление, оказывавшееся инквизиторской деятельности повсеместно в Германии. Впрочем, Ватикану (теперь уже Ватикану) это было только на руку, поскольку борьба с ересью давно уже стала единственным реальным оправданием самого существования папства. Поэтому колдунам объявили самую настоящую войну с применением многочисленных пиротехнических спецэффектов. В итоге, сей исторический этап в самой нижней части вертикали власти ознаменовался тем, что и поныне называют «охотой на ведьм».

Вот тут хотелось бы остановиться поподробнее. Поскольку очень уж это всё поучительно. Что есть, собственно, эта самая охота? Представьте себе, наступили крайне тяжкие времена, жратвы нет, неурожай следует за неурожаем, а народ вокруг мрёт от всяких болячек. А тут ещё как назло молоко прокисло, что, конечно, пустяк на фоне всего остального, но тут Вы вспоминаете, как третьего дня разругались с соседкой, и она в сердцах пожелала Вам, чтоб у Вас это самое молоко и скисло. Вот, ведь ведьма! Чуть погодя, через Вашу деревню проезжает инквизитор. Вы, разумеется, бежите к нему со всех ног, и устно ему (анонимки ж Вы писать не умеете, поскольку Вы нормальный тёмный средневековый человек) врёте про соседку с три короба. Причём, врёте Вы не по злому умыслу, а от панического страха, а вдруг соседка действительно ведьма – агент влияния тёмных империалистических сил.

Ну, инквизитор, разумеется, обязан реагировать на поступающие сигналы, и реагировать он должен в соответствии с инструкцией, которая была написана всё теми же Инститорисом и Шпренгером и называлась «Молот ведьм». Поэтому злосчастную женщину, по Вашему сигналу, он берёт в оборот и начинает предметно допрашивать. Инструкции и пристрастия средневековых следователей были таковы, что все подследственные признавались всегда. И во всём. Даже в том, чего быть не могло в принципе. В итоге, Ваша соседка неизбежно оказывалась самой настоящей ведьмой. А Вы с тех пор всё больше и больше начинали подозревать уже остальных соседей в том, что они тоже приколдовывают. Вот где-то так и налаживалась самая, что ни на есть, положительная обратная связь по репрессиям. И дело тут совсем не в колдовстве, поскольку сие есть совершенно стандартное поведение для материалистов-эгоистов. Да-да, именно так.

У альтруистов кризис-то вообще не возможен. А вот у материалистов-эгоистов любимый способ решения проблем – поиск «козлов отпущения». Это наилучший пример того, что я сгоряча назвал кризисом бездействия. Т.е. вместо того, чтобы начать работать над исправлением ошибок, и дерьмо, например, из города вывезти, да надраить до блеска улицы, начинается массовый поиск виноватых в собственных несчастьях.

Вот, например, сейчас в нашей многострадальной стране идёт ровно такой же поиск. На первом месте в виновниках, как всегда, идут чужие: евреи или американцы. Потом чиновники, затем, разумеется, соседи-сволочи. И в этом мы никоим образом не отличаемся от европейцев образца XIV-XV века. Отличий лично я не вижу никаких. Сейчас очень модно винить во всём гнусных пиндосов и прочих англо-саксов, хотя ровно так же во времена Столетней войны французы во всех своих бедах винили исключительно англичан. Даже в распространении чумы. И это вместо того, чтоб собраться с силами и навалять тем при Креси, Пуатье и Азенкуре. Но у лягушатников-то хоть одна нормальная баба нашлась, которая устыдила, да вдохновила на подвиги, совсем уж было увядших французиков. А нам на кого надеяться?

Атмосфера страха, беспомощности и подозрительности всегда становится источником величайших зол. Так, в Нарбонне в 1348 году были арестованы и подвергнуты пыткам члены чужих нищенствующих орденов, а также чужие нищие. После того как они неизбежно признались в своем намерении отравить нарбонцев смертельным ядом, их приговорили к сожжению на костре. Из сообщения об этом инциденте, адресованного городскому совету Жероны, мы узнаем также, что казненных уличили в том, что за их злодеянием стоят враги Франции. Автор, однако, заключает свое сообщение замечанием, что это обвинение невозможно было доказать (а кто бы сомневался!). А мораль сей басни такова: если где-то начали жечь ведьм, будьте готовы: скоро придут и за Вами.

Стоит только отдать сверху срочный приказ о необходимости борьбы со злом, как это зло вдруг обнаруживается повсюду и в самых чудовищных масштабах. Сказал Папа Римский жечь ведьм, и ведьм отправили на костры в количествах поражающих любое воображение. Сказала Партия: ищите врагов народа, и врагов народа развесили гроздьями на каждой ветке. Мало того, что врагов и у СССР, и лично у Сталина было предостаточно, но когда рубят лес, щепа летит во все стороны. А если дерево насквозь гнилое, то щепок летит вообще немеряно.

Есть тут такая маленькая проблемка, которую, кстати, частенько собой заслоняют крупные исторические личности, за единичными делами которых, не видно миллионов дел их современников.

Человеку тёмному, малообразованному, не привыкшему думать без инструкции, враги мерещатся повсюду. Например, перерасходовал некий инженер Королёв нескорую сумму на разработку ракеты, которая в силу своих характеристик востребованной быть просто не могла по тому времени, да и зарубежным аналогам уступала. И по логике сурового предвоенного времени получилось, что данный инженер, потратив полцентнера золотого запаса из народных закромов «ни на что», совершил форменное вредительство. О чём «товарищи» Королёва по цеху и доложили по всей форме в надлежащие органы. При этом, даже не обязательно, что по злому умыслу, преследуя, например, цель переехать в его четырёхкомнатные хоромы в центре Москвы. Ведь ничего же в том плохого не будет, если отправить человека на легонькое перевоспитание, правда, ведь?

Только, в Москве сидючи, товарищам сим никак нельзя было знать, что творится в местах перевоспитания по причине разворовывания, например, пайков для перевоспитывающихся местными князьками. Поэтому наивная вера в то, что товарищ Королёв действительно немного посидит, подумает, перевоспитается и впредь будет бережливее относиться к народному достоянию, чуть было не обернулась для всей страны настоящей катастрофой. В итоге ведь, товарищ Королёв, мог и не вывести страну в космос. И только благодаря счастливому стечению обстоятельств Первым-В-Космосе стал Юрий Гагарин.

А помимо благих намерений, всегда есть намерения и не очень благие.

Мой прадед, например, до Войны и после неё работал, скажем так, в вертикали власти одной из советских республик. Во время Великой Отечественной героически партизанил и даже был представлен к Высокой Награде. А вот когда вернулся к своим обязанностям, обнаружил, что на разрухе в стране греет пухлые тыловые ручки кое-кто из персонажей, сидящих на жёрдочках повыше него самого. Понятно, что он попросил разобраться в ситуации товарищей с ещё более высоких жёрдочек.

Товарищи высокосидящие, действительно, прореагировали. По этим самым жёрдочкам, сверху вниз пошёл приказ: разобраться. Ну, и разобрались. Прадеду моему ведь только отдельный кусочек мозаики был виден, а вся мозаика была куда как больше. А потому в целях защиты корпоративного духа, прадед мой был исключён из партии, а уж про представление к Высокой Награде и вспоминать нечего.

Опять же про средние века не скажу, но вот другой мой дед тоже жил во времена «охоты на ведьм» тридцатых-сороковых годов прошлого века и был назначен после войны уничтожать хлебные карточки в далёкой провинции. Сами понимаете, карточки эти были обеспечены материальными активами покруче любых долларов, а потому всё было очень серьёзно.

И вот однажды пришла партия лишних карточек. Т.е. карточек, которых просто не должно было быть. Дед мой, конечно, постарался выяснить, что это за странные такие дела творятся под небесами, но ему чётко объяснили, что карточки надо просто уничтожить и не морочить голову начальству. На свою беду дед так и поступил, а когда дело дошло до разбирательств, он оказался крайним, поскольку никаким начальником не был вовсе, и был арестован. И все ужасы с коими имел дело инженер Королёв, да ещё и помноженные на послевоенную разруху видел лично. И если уж на воле честные советские граждане жили впроголодь... Эххх…

В общем, когда люди теряют некие высшие духовные ориентиры, они становятся просто пиплами, а пиплы жаждут только одного – хавать. А во времена смутные и тяжёлые, хавчика на всех не хватает, и тогда хавают пиплы друг друга. При этом достоверно определить где хавал, например, товарищ Сталин, а где товарищи из глубинки становится очень трудно, в силу того, что крикуны будущего обязательно поднимут такую пыль, что кроме самых циклопических фигур не будет видно ничего.

Одно только верно всегда – общий суммарный эффект «охоты на ведьм» обязательно характеризуется значительными «перегибами». Но если у сталинского СССР, толком даже не успевшего замириться после гражданской войны, вражины были абсолютно реальными, и, значит, была надежда на прекращение бойни после подавления оппозиции, то в средневековой Европе война с тем «чаго ваапче не может быть» растянулась аж на несколько веков.

Как только ситуация чуточку стабилизировалась, т.е. падать стало больше некуда, Папы вернулись из полностью утратившей былой авторитет Франции в разорённый Рим, где вскоре обнаружили, что религиозные представления простых европейцев иначе как язычеством не назывются. Разумеется, Папы не сильно впадали в рефлексию, по поводу собственной вины в столь прискорбном положении дел, зато развернули весьма активные действия по искоренению зла и спустили с цепи инквизиторов.

Вот о чём гласила булла папы Иннокентия VIII от 1484 года: «С величайшим рвением, как того требуют обязанности верховного пастыря, стремимся мы к тому, чтобы росла католическая вера и были искоренены злодеяния еретиков. Поэтому настойчиво и снова предписываем мы то, что должно осуществить эти наши стремления... С великой скорбью осведомились мы, что в некоторых частях Германии, особенно в областях Майнца, Кельна, Трира, Зальцбурга и Бремена, весьма многие особы как мужского, так и женского пола, не заботясь о собственном спасении, отвернулись от католической веры, имеют греховные половые связи с демонами, принимающими облик мужчин или женщин, и своими колдовскими действиями, песнями, заклинаниями и другими внушающими ужас и отвращение волшебными средствами наводят порчу, губят рождаемое женщинами, приплод животных, плоды земли, виноградники и плодовые сады, а также мужчин, домашних и других животных, виноградные лозы, фруктовые деревья, луга, посевы и урожаи: они мучат мужчин, женщин и внутренними болезнями препятствуют мужчинам оплодотворять, а женщинам рожать, даже отнимают у мужчин силу исполнять супружеские обязанности и мешают в исполнении брачного долга женщинам».

Так с высоты папского престола раздался призыв к уничтожению ведовской ереси, и Европа запылала в огне. Количество жертв не поддается даже приблизительному определению. В епархии Комо в XVI веке ежегодно сжигалось более сотни женщин. В Трирской области за семь лет было сожжено 380 человек. В Брауншвейге в последнее десятилетие XVI века сжигалось в иные дни по 10-12 человек, и из-за множества столбов, к которым привязывались еретики, площадь казней походила на лес. В маленьком Эльвангене в 1612 году сожгли 167 ведьм; в столь же небольшом Вестерштеттене за три года было сожжено 300 человек. В маленьком Эйхштетте в 1666 году был подвергнут пытке раскаленными щипцами и затем заживо сожжен 70-летний старик, обвинявшийся в том, что вызывал бури, летал на облаках, 40 лет служил дьяволу и обесчестил святые дары.

В небольшом совсем городке Цукмантеле на постоянной службе у трибунала находилось не менее восьми палачей. Здесь только в 1639 году было предано огню 242 человека; через несколько лет было сожжено еще 102 человека, среди которых было двое детей, признанных детьми дьявола. В Берне в 1590-1600 годах сжигалось ежегодно в среднем по 30 ведьм. В Эльзасе в 1620 году было сожжено 800 человек. Дело доходило уже до абсурда, и как говорит летописец, «чем больше будут сжигать людей, тем больше будет ведьм: они появлялись словно из пепла». В княжестве Нейссе с 1640 по 1651 год было осуждено около тысячи ведьм. Для более быстрого исполнения приговора их просто сталкивали в специально выстроенную для этой цели печь. Ничего Вам эта печка не напоминает? Нет?! Тогда я продолжу. В 1609 году в Латуре было сожжено 600 человек. В 1659 году в Люцерне были сожжены семилетняя и четырехлетняя «ведьмы». В Ландсгуте ещё в 1756 году была сожжена 14-летняя девочка за «сожительство с дьяволом» и за то, что она «зачаровывала людей и делала погоду».

Было и так. В двух деревнях Трирского округа в какой-то момент оставалось всего две женщины. Чиновники доносили начальству: «Скоро здесь некого будет любить; некому будет рожать: все женщины сожжены». А если кто считает, что это лишь абсурдное прошлое, не имеющее ничего общего с настоящим и будущим, так тех я познакомлю с французским судьёй Богусом, специалистом по сжиганию оборотней. Сей судья написал целый «ученый труд» о ликантропии. И с тех пор помимо ведьм стали сжигать ещё и оборотней. А теперь оцените скептическим взглядом весь этот вампирско-оборотневый репертуар Голливуда последних лет, прикиньте будущие последствия сегодняшнего кризиса и помножьте всё на катастрофически низкий уровень образования. По-моему, попахивает вторым пришествием Томмазо Торквемады.

На самом деле, все эти суеверия и поголовный мистический страх есть проявление полной разуверенности в официальной идеологии. И если уж кризис веры полностью охватил сверхконсервативные в этом плане нижние слои общества, то наверху должна была и вовсе произойти революция.

В действительности именно так и произошло, когда с приходом эпохи Возрождения среди европейских элит обнаружился гуманизьм. Нынче под этим термином понимается нечто более облагороженное и приукрашенное, нежели это есть на самом деле. Но противоречия-то всё равно не спрячешь, и гуманизьм, даже в нынешнем варианте, то и дело выглядит, как минимум, странно. Если же углубиться в суть и историю этого самого гуманизьма, то нутро его окажется куда как менее привлекательным, чем нынешняя обманчивая словесная обёртка с разговорами о правах человека.

Если строить рассуждения с учётом методики отрицания отрицаний и борьбы противоположностей, то гуманизьм стал отрицанием предшествующей идеологии, той самой, которую привнесли с собой монахи-клюнийцы в ходе своих реформ. Что в свою очередь явилось отрицанием времён порнократии и симонии. Т.е клюнийцы заявили идею преобладания власти церковной над властью светской. В свою очередь, примат римского первосвященника над всем мирским подразумевал примат духа над плотью, что и стало в итоге конечным объектом для отрицания в рамках гуманизьма.

И посмотрите, какая прелюбопытная вещь получается. Клюнийцы идеализируя своё представление о духовной составляющей человека, возвели примат духа над плотью в ранг абсолюта, что тут же вступило в противоречие с реальностью. А ведь именно с этого начинается спор Иисуса с Искусителем в пустыне. Не хлебом единым, конечно, но без хлеба и вовсе смерть. Простое возражение, а отвечать нечего. Ещё правление Фридриха II Гогенштауфена ясно показало всю глубину противоречий, возникающих в попытке сконструировать мир по такому лекалу. Эту-то ловушку Иисус и показал, когда выразил устами Духа Плоти дальнейший ход своих рассуждений. Искуситель демонстрирует неверие в существование Духа, при этом уверен ещё и в том, что сам Иисус не верит. Иначе, в чём тогда смысл истязания плоти? Не лучше ли сразу рожей об асфальт сигануть этажа так с десятого?! Нет уж, гораздо логичнее просто наслаждаться жизнью здесь и сейчас.

Но, отрицая, таким образом, идею примата духа над плотью, гуманизьм установил в центре мироздания вовсе не самого человека, а лишь собственное представление о нём. Причём представление это, по закону отрицания, просто не могло было быть иным, нежели сугубо материалистским. Наша собственная духовная сущность для нас совершенно не наблюдаема физически, а потому она неизбежно должна пропадать из картины мира, если не прилагать соответствующих усилий. Это как с магнитным полем. Никто его не видит, никто его не чувствует, но если потрудиться и соорудить компас, то магнитная стрелка чётко сориентируется в этом самом магнитном поле и всегда укажет нам верное направление. К примеру, точно так же ведёт себя и наша совесть, указывая верное направление в долгосрочном смысле. Но если компас можно хотя бы потрогать руками, то с совестью всё куда как труднее, и для большинства она остаётся лишь бессмысленным, и даже вредным, отягощающим жизнь словом.

Поэтому я считаю совершенно очевидным, что устанавливая человека в центр мира, гуманисты оперировали лишь с его плотской сущностью, в конечном итоге лишая духа. И смысл жизни теперь должен был полностью сориентироваться в соответствии с целеуказаниями плоти. Конечно, первые гуманисты не выпускали из виду дух совсем, и в их картину мироздания он входил, поскольку любое отрицание есть процесс постепенный.

Но даже тогда это выглядело скорее как формальность, а на передний план была вынесена совсем другая тенденция. В сущности, та самая, которую мы выявили ещё перед самым кризисом, в правление папы Иоанна XXII.

Данте, например, не противопоставляет плотское и духовное, и человек как существо, имеющее тело и душу, у него причастен двум природам – земной и небесной, следовательно, стремится к двум видам блаженства: к земному и небесному. Но земное-то наслаждение куда как более понятно простым смертным, и потому логика рассуждений была таки обязана, на этом самом плотском, в конце концов, и замкнуться. И вот уже и Данте логично не видит смысла в аскетизме (самоограничении), не понимает бегства от земных благ, и призывает к жизни сообразно с природой, а именно с человеческими, земными (плотскими) целями. Т.е. Данте видит главный смысл жизни в совершенствовании условий мирского бытия.

Раскроив вот так лихо мир надвое, на божественное (церковное) и плотское, гуманисты затем логично отставили в сторонку непознаваемое и насквозь противоречивое божественное, понимаемое ими, разумеется, исключительно в рамках церковного догмата, и сосредоточились исключительно на том, что было понятно и доступно – на себе любимых. Отныне гуманистов интересовало только одно на свете – наслаждение. И в какие бы красивые слова не облекалась теперь гуманистическая философия, смысл от этого не изменится.

Петрарка, Данте и другие гуманисты были более поэтами и романтиками, а потому и логику плоти старались как-то объединить с логикой духа. Но не сшивалось у них это в рамках отрицания. Вот как, например, рассуждал Джаноццо Манетти: «Прекрасен весь мир, созданный богом для человека, но вершиной его творения является только человек, тело которого многократно превосходит все другие тела. Как удивительны, например, его руки, эти «живые орудия», способные ко всякой работе! Человек — это разумное, предусмотрительное и очень проницательное животное, он отличается от последнего тем, что если каждое животное способно к какому-то одному занятию, то человек может заниматься любым из них». Вот так и хочется напомнить, что человек на самом деле вовсе не столь уникален, как это казалось гуманистам. Да что там! Если уж по чести, так даже земледелие, скотоводство и рабовладение задолго до появления предков человека придумали муравьи. Эти мелкие козявки уже миллионы лет выращивают в своих подземельях грибы, пасут тлю, а ежели не хватает рабочих, угоняют в полон соседей. При этом губы не надувают, не превозносят себя до небес, как всякие там Икары, а молча делают свою работу. И, знаете, процветают, сволочи!

Но особенно красноречиво отражается ход мысли гуманизьма в формулировке того, что такое человек: «Человек – это разумное, предусмотрительное и очень проницательное животное». Животное. Плоть от плоти.

Несмотря на подобные потуги впихнуть в животное дух, в такой постановке вопроса он был просто обязан самоисключиться в силу своей неосязаемости. Поэтому очень быстро на смену гуманистам, рассуждавшим о том, что в человеке всё должно быть прекрасно, явился Лоренцо Валла и уже совершенно честно сказал о том, что гуманизьм считал, считает, и считать будет главным в жизни на самом деле. Основное его произведение так и называется – «О наслаждении». Уже из названия сразу понятно, что именно Валла пропагандировал. И Лоренцо читателя не разочаровывает. Его философия видит свой идеал в фигуре Эпикура, правда, возрождает она не его учение, а лишь отношение к жизни. Валла понимает наслаждение не так, как понимал его исторический Эпикур, который в новом гуманистическом значении и эпикурейцем-то не был. Лоренцо Валла понимает эпикурейство исключительно как предпочтение наслаждения всем остальным человеческим ценностям, и иногда даже сожалеет о том, что у человека всего пять органов чувств, а не 50 или 500, чтобы получать наслаждение в гораздо большем объеме.

Кроме таких заявлений, Валла приводит и другие аргументы, доказывая, что чувства, помимо того, что дарят нам способность испытывать наслаждение, служат еще и для познания мира. Благодаря чувствам живое существо сохраняет свою жизнь, а наслаждение является тем критерием, благодаря которому оно может избегать опасности или стремиться к тому, что помогает ему выжить. Не случайно питание приятно и потому полезно для жизни, а яд горек и, как любая опасность, не доставляет наслаждения (а как же лекарства?).

Поэтому Валла делает совершенно фундаментальный и системообразующий вывод: жить без наслаждения невозможно (чего не скажешь о добродетели), поэтому наслаждение является истинным благом, истинной ценностью, и католики (да и вообще христиане) лукавят, когда говорят, что наслаждение не является истинным благом. Ибо чего боится христианин после смерти? Мучений в аду. А чего он ждет от рая? Вечного наслаждения. А раз так, то получение наслаждений уже в земной жизни по мысли Лоренцо Валла не противоречит христианству, а наоборот является более честным и последовательным.

Заметьте, как сладко поёт сей гуманист. И сравните заодно эти умозаключения с тем, что говорил дух плоти Иисусу. Ну, прямо как под копирку – один в один рассуждения Искусителя. И ведь логичен же, зараза, с ходу так не поспоришь. Сами понимаете, что вывод, который должно было сделать общество, был неизбежен, как и предсказывал Иисус в своём аллегорическом рассуждении. Так что всё закономерно и логично. Невежество и косность философии умерщвления плоти, по правилам отрицания, должно было смениться философией её обожествления.

Вот и получается, что если честно довести до конца логику гуманизьма, то человек существует исключительно для наслаждения, и все высказывания типа «лучше смерть за родину, чем позор» тот же Валла называет глупостью, ибо вместе со смертью человека умирает для него и его родина. Поэтому лучше предать родину (или кого угодно), но остаться в живых. Из чего легко, кстати, заметить, что Валла считал, что со смертью человека для него заканчивается всё. А посему по логике Валлы добродетель может пониматься только как полезность для человека, и критерием полезности для Валлы является наслаждение или не-наслаждение.

Вот это-то простое и понятное всем рассуждение о полезности и стало основой для реальной идеологии всех последующих поколений европейцев. Но, хотя звучит это всё очень правильно и логично, но сей рационализм всё-таки основывается на неверной модели представления человека, а потому за шесть прошедших веков наступание на грабли истории стало непреложным законом жизни. Рассуждение-то верно, и в нём ошибок-то вроде бы нет, но по лбу-то мы получаем постоянно. И что это значит? Только одно – абсолютно не верна предпосылка самих рассуждений: модель человека, как Суперживотного.

По-умному, товарищи, это называется доказательством от противного. Поэтому, позвольте, рассматривать последние шесть веков истории, именно в этом ключе. Человек не просто умная обезьянка, он куда как сложнее.

Но тогда этих шести веков ещё не прошло, и выводы которые сделали гуманисты, отразили только закономерную историческую логику. При этом, всё о чём писал Лоренцо, даже не было никакой революцией. Об этом однозначно говорят жития предкризисных понтификов и королей. Лоренцо Валла лишь честно озвучил ту истинную идеологию, которая уже реально правила Европой.

Окидывая взглядом ту эпоху, с её так называемым расцветом культуры и искусств, становится очевидно, что ни Данте, ни Петрарка, ни даже Николай Кузанский, а именно Лоренцо Валла, честно размотавший всю логику рассуждения духа плоти до конца, был истинным идеологом эпохи Возрождения. Именно так, а не иначе мыслили и новые понтифики-меценаты, создавая Сикстинские Капеллы, и прочие мегапроекты, высасывая последние средства из с трудом приходившей в себя Европы.

Всё это обилие красок и форм было призвано лишь к одной цели, насытить собственное мирское восприятие по максимуму. Т.е. в полном соответствии с декларациями Лоренцо Валла. Может, где-то внизу, и пылали костры инквизиции, крестьяне подыхали с голоду, а города роптали от бесконечных поборов, но элиты Европы снова жили на широкую ногу, как и до коллапса середины XIV века. Просто теперь они делали это совершенно открыто.

Всё больший спрос находили товары востока, такие как пряности, дававшие возможность по-новому наслаждаться пищей. Китайские шелка вносили новую приятственность в тактильные ощущения, а китайский фарфор приятно услаждал чувства изнеженных эстетов. Основываясь именно на этой идеологии, теперь строили прекрасные соборы вперемешку с великолепными дворцами, заказывали картины, скульптуры и прочая, прочая, прочая. Наслаждение любыми способами – вот она истинная суть гуманизьма. И пусть весь мир подождёт. Потому что человек – центр этого мира.

Исходя из этого, Возрождение стало тем самым переломным моментом, когда дух плоти призвал Иисуса сброситься с крыши Храма, якобы доказывая таким образом его собственное неверие. Теперь плоть призывала работать на себя. И гуманисты с радостью откликнулись, а массовый переход в услужение плоти стал лишь вопросом времени. А итоги этого процесса мы как раз и подводим сегодня. В центре внимания, в конце концов, оказалась только и исключительно плотская составляющая человека: умная обезьянка со всеми её животными инстинктами, и со всеми её плотскими хотелками в качестве жизненных приоритетов. Позиция понятна. Позиция логична. Позиция не верна. Именно об этом и говорил нам Иисус – это плохо кончится. Но его и по сей день не услышали.

Собственно, чтобы не быть голословным, достаточно просто бегло пробежаться по понтификам Возрождения, чтобы понять, что ни к чему хорошему такая идеология привести не могла. Один только Бальтазар Косса чего стоил. Представьте себе, папа-пират на священном троне! Личность этого папы, взявшего имя Иоанна XXIII, настолько дисгармонировала даже с тогдашними представлениями о моральном облике понтифика, что на протяжении последующих 550 лет ни один его преемник не решался взять имя Иоанн. Лишь избранный в 1958 году Анджело Джузеппе Ронкалли отважился на это. Правда, присвоенный ему порядковый номер «двадцать третий» лишь подчеркнул незаконность избрания папой Бальтазара Коссы.

Но и остальные папы-гуманисты были не многшим лучше. Все эти понтифики из родов Колонна, делла Ровере, Риарио, Медичи, Сфорца и Борджиа, заботились лишь о собственных интересах, и, конечно, в полном соответствии с духом времени пытались превратить папство в собственное наследственное предприятие.

Впрочем, особого выбора у них просто не было. Ведь даже если б кто-то и захотел остаться в сторонке и тихо-мирно вести свои дела, у него бы это не получилось – сожрали бы конкуренты. Хотя бы на всякий случай. Власть в этих джунглях раннего гуманизьма становилась вопросом выживания, о чем красноречиво свидетельствует товарищ Макиавелли. А потому конкурентная грызня до смерти была делом совершенно обыденным. Никому никакой пощады. И остаться в стороне было просто невозможно.

Например, банкирский дом Медичи, совсем не замышлял никаких великих дел, вполне довольствуясь родной Флоренцией, но в 1478 году, генуэзец Риарио, он же папа Сикст IV, в силу больших издержек на великое строительство своей Сикстинской Капеллы, попробовал облегчить собственное бытие, за счёт мешавших ему своей строптивостью хозяев Флоренции.

У Риарио, тут же нашлись союзники в самой Флоренции. Сикст отнял у Медичи право распоряжаться папской казной, а новым официальным банкиром Ватикана стал флорентийский же род Пацци, даже более древний, чем сами Медичи, и, кстати, не менее богатый. Пацци и Медичи по всем правилам гуманизьма друг друга люто ненавидели, поскольку претендовали на одно и то же место под солнцем и мешали друг другу наслаждаться жизнью в полной мере. Но до сих пор вражда шла в более-менее цивилизованных рамках. Теперь же когда в игру вступила третья сторона, Медичи пришлось реагировать. Опасаясь чрезмерного возвышения конкурентов, большой меценат и правитель Флоренции Лоренцо Великолепный принял новый закон, значительно урезавший финансовые возможности Пацци.

В подобной ситуации гуманисты-эгоисты поразительно легко отбрасывают словесную шелуху и переходят на новый уровень дискуссии. Тем более что, лишившись такого мощного источника силы как управление папской казной, Медичи начали испытывать некоторые затруднения. А вскоре их положение ухудшилось ещё сильнее. Папа, несмотря на протесты Лоренцо, назначил своего племянника кардиналом города Имола, неподалеку от Флоренции. А затем еще сильнее сжал свою хватку и сделал своего ставленника Франческо Сальвиати архиепископом Пизы. В довершение всего, отозвал монопольное право Медичи на торговлю квасцами. И это была уже открытая война с домом Медичи.

Оставалось только поставить у власти во Флоренции представителей клана Пацци. Однако, законными методами власть в «Божественной Флоренции» Пацци заполучить не удалось, так как Лоренцо был крайне популярен. Тогда Пацци решились убить тиранов Флоренции. Для осуществления замысла Его Святейшество обязался послать во Флоренцию кардинала Джироламо Риарио, племянника князя Форлийского, полагая, что его появление непременно потребует проведения соответствующих торжественных церемоний с участием всех Медичи. Кроме того, в его свите под видом слуг должны были ехать многие заговорщики и солдаты папской гвардии.

Медичи не могли пренебречь приличиями и решили устроить кардиналу пышный прием. В ночь с 25 на 26 апреля 1478 года, с субботы на воскресенье, кардинал Риарио отдал приказ готовиться к мессе, на которую пригласил Медичи и многих других знатных флорентийцев. Заговорщики решили действовать в самом начале мессы, когда зазвонит колокол и священник произнесет: «Domine, non sum dignus». Именно в этот момент, при втором ударе колокола кафедрального собора Медичи должны были умереть.

Но всё пошло шыворот-навыворот. Пацци удалось ликвидировать только одного брата, Джулиано Медичи. С Лоренцо же вышла осечка. Сразу убить его не удалось, а когда тот выхватил меч, то вокруг оказалось достаточное количество его сторонников, чтобы в храме началась самая настоящая бойня. В итоге, заговорщиков самих схватили. Многих просто повыбрасывали из окон или повесили прямо тут же. Флоренция сотрясалась от гула и криков одобрения и похвал, возносимых в честь рода Медичи, а в адрес их врагов сыпались неисчислимые проклятия. По улицам города волокли окровавленные трупы заговорщиков, насадив их головы на пики и мечи. Дома всех без исключения представителей рода Пацци были осаждены, взяты штурмом, разграблены и разрушены.

Лоренцо усвоил урок. Если до сих пор он предпочитал наслаждаться жизнью, растрачивая огромные суммы на меценатство, т.е. на скупку всяческих предметов искусств и роскоши, то теперь всё изменилось. Он безжалостно расправился не только с заговорщиками, но и просто с друзьями Пацци – их хватали и казнили без суда и следствия. В этот день во Флоренции погибло двести шестьдесят два человека, а трупы с перерезанным горлом плыли по окровавленным водам реки Арно.

Франческо Пацци под охраной солдат отвели во дворец Медичи. Подвергнув всем видам унижений и оскорблений, его повесили рядом с Сальвиати, архиепископом пизанским, а впоследствии бросили их тела на потеху толпе. Джакопо Пацци также подвергли пыткам, повесили и труп проволокли по улицам города. Двух священников, тоже участвовавших в покушении, быстро нашли, отрезали носы и уши, а потом повесили. Другому заговорщику, главкому Монтесекко, сообщившему о причастности папы Сикста IV, было позволено умереть от меча.

Лично я уверен, что Лоренцо Медичи, хотел бы жить иначе. Сорить деньгами, скупать элементы искусственного восприятия, услаждая свои эстетические рецепторы, купаться в лучах всеобщего восхищения собственным великолепием. Но подобные удовольствия слишком дорого стоят, а потому чтобы жить среди таких же гуманистов как он сам, надо иметь волчьи зубы, чтобы вырвать должный кусок финансирования. Так что выбора никакого особого и не было. Чтобы соответствовать собственной же идеологии, Медичи были обязаны начать борьбу за власть в Риме. Впрочем, это была способная семейка, и вскоре папы из рода Медичи сели на престол, основав там свою небольшую папскую династию.

Но очень скоро дорогостоящая возня вокруг римского престола довела Медичи до банкротства. Это тоже был лишь вопрос времени при том образе мышления, что несли с собой гуманисты Возрождения. Медичи ещё повезло так долго продержаться, сын и племянник Лоренцо Медичи успели сменить друг друга в качестве понтификов: Лев Х (Джованни Медичи, 1513 – 1521) и Климент VII (Джулиано Медичи, 1523 – 1534). Но, повторюсь, банкротство было делом неизбежным, поскольку единственной реальной целью каждого настоящего возрожденца в соответствии с идеями гуманизьма было прожигание жизни. Транжирой был сам Лоренцо Великолепный, и преемники его денег тоже не считали. С той лишь разницей, что уже не обладали ни одним из его достоинств, а потому промотали весь задел предков как-то уж совсем бездарно.

Впрочем, что ещё можно было ожидать от персонажей, коих по жизни интересовали исключительно плотские увеселения? Джованни Медичи, под именем Льва X, умудрялся тратить на организацию празднеств с театральными постановками, балетом и танцами суммы, вдвое превышавшие годовой доход папства. Не меньших затрат требовало содержание и многочисленных художников, скульпторов, музыкантов, ошивавшихся при дворе. Неудивительно, что этот меценатствующий понтифик запросто проспал Реформацию, которая стала для него настоящим громом среди ясного неба.

Другой папа Медичи, незаконный посмертный сын убиенного Джулиано, тоже воспитанный самим Лоренцо Великолепным, продолжил славные традиции рода. Но начавшаяся при его сводном брате Реформация в Европе, заставила всё-таки папу Климента несколько затянуть пояс. Казалось бы, есть повод задуматься. Но, будучи таким же бездарным бездельником-меценатом, сей понтифик в дополнение к Германии, профукал ещё и Англию.

Местная церковь и раньше-то далеко не во всем подчинялась Риму, так теперь король Генрих VIII и вовсе объявил о выходе англиканской церкви из-под юрисдикции папы, самопровозгласив главой себя. Теперь все подати, уплачиваемые ранее папе, пошли в королевскую казну. Климент, конечно, отлучил Генриха от церкви, но на английского короля проклятия понтифика-гуманиста не произвели никакого впечатления.

Но самым отъявленным понтификом-гуманистом был всё-таки не Медичи. Возможно потому, что его пример, они и сами памятовали. В 1492 году испанская королевская чета, Изабелла и Фердинанд, желая иметь своего человека в Риме, истратила 50 000 золотых дукатов на подкуп участников кардинальского конклава в пользу своего кандидата, испанца Родриго Борха (в папстве принявшего имя Александра VI). В Италии его называли Борджиа, под этим же именем это семейство нам нынче и знакомо.

Папа Александр VI стал самой яркой иллюстрацией того, что представляет из себя гуманистическая философия во всей своей красе. И он сам и всё его семейство всю свою жизнь стремилось лишь к одному – к наслаждению. В угоду чему, в полном соответствии с декларациями Лоренцо Валла, попиралось и отбрасывалоь в сторону всё, что называется законом, этикой или моралью. Впрочем, набор главных плотских интересов у него был всё так же примитивен, как и у всех. Папа Александр любил деньги, власть и женщин.

Властолюбие пёрло из понтифика изо всех щелей. Даже сына он назвал Чезаре – Цезарь. Небось, так и видел себя во главе могучей Римской Империи. Но тут не срослось. Ибо ни Чезаре, ни его брат Хуан не тянули на цезарей, и полководцами оказались совершенно бездарными. Все войны, из тех, что можно было проиграть – проиграли.

Но зато Борджиа чисто конкретно отрывались там, где больших усилий не требовалось. Ведь что может быть проще – подсыпать яду в бокал гостю, или кольнуть в толпе отравленной иголочкой, а потом наблюдать предсмертные корчи жертвы?! Вот тут фантазия у членов семейства Борджиа била ключом. Бывало, понтифик надевал на палец правой руки золотой перстень, из внутренней стороны которого при легком пожатии чужой руки выходил стальной волосок. Он слегка укалывал руку жертвы и впускал в ранку каплю смертельного яда. Таким же механизмом были снабжены ключи у дверей и шкафов, по просьбе папы открываемых его гостями.

Помимо всех прочих плюсов, такая политика приносила и немалый доход папской казне. Когда безудержное мотовство семейства Борджиа довело папскую казну до истощения, Александр VI решился расширить круг весьма прибыльной торговли индульгенциями, чинами и кардинальскими шапками. Вот эта последняя статья была особенно доходна. Хитрость была в том, что папа получал деньги с нового кардинала за назначение, но в то же время наследовал его имение в случае смерти. Т.е. всего-то надо было ускорить процесс обновления вакансий. А это уже было дело техники. Ведь стоило его первосвятейшеству пригласить кого-то из кардиналов к себе на завтрак, обед или ужин, то достаточно было простого рукопожатия, чтобы его преосвященство изволил через денек-другой отбыть в лучший мир, освободив доходное место.

И так Борджиа вели себя во всём. Число любовниц представителей этого семейства даже не поддаётся исчислению. Да что там любовницы! Папа и сыновья, увидев, что из дочери и, соответственно, сестры выросла красивая девка, откладывать дело в долгий ящик не стали. Не довольствуясь многочисленными фаворитками из среды знатнейших дворянских и духовных семейств, папа Александр и его сын Чезаре обратили страстные взоры и на прелестную Лукрецию. Впрочем, та и не думала противиться, скорее уж наоборот. Когда она впервые выходила замуж в тринадцать лет, то уже тогда была отнюдь не девочкой. Неудивительно, что связь Лукреции с Александром и Чезаре не помешала ей, в свою очередь, удостаивать нежнейшими ласками и второго брата, Хуана, которого, кстати, вскоре нашли в Тибре с многочисленными ножевыми ранениями. И подозревать кого-то кроме Чезаре просто не приходилось. И всё это, опять-таки, не помешало дочери Борджиа за короткое время сменить троих мужей, один из которых, кстати, был удавлен по приказу всё того же Чезаре в 1500 году.

В общем, времена порнократии при Александре IV вернулись в Рим в ещё больших масштабах. Даже привычные уже ко всем «перегибам» гуманизма современники восклицали: «Антихрист народился!». А вот незамысловатые свидетельства того времени: «Сегодня его святейшество, чтобы развлечь госпожу Лукрецию, велел вывести на малый двор папского дворца несколько кобыл и молодых огненных жеребцов. С отчаянным визгом и ржанием табун рассыпался по двору; гогоча и кусая друг друга, жеребцы настигали и покрывали кобыл под аплодисменты госпожи Лукреции и святого отца, которые наблюдали за лошадьми из окна спальни. После этого отец и дочь удалились во внутренние покои, где провели целый час».

И ведь это ещё совсем маленькие шалости. После убийства Хуана, папе Александру не оставалось ничего иного, как назначить на его место Чезаре главнокомандующим папской армией. А тот на радостях устроил грандиозную охоту в Остии, пригласив отца и сестру и собрав огромную свиту приближенных, состоявшую из придворных светских дам, куртизанок, шутов, паяцев, плясунов, танцовщиц и многочисленной охраны. «Четыре дня, – пишет современник, – они провели в местах Остии, свободно предаваясь порывам плоти; пиры сменялись пирами, и там царило такое распутство, какое в состоянии придумать лишь самое извращенное воображение. Вернувшись в Рим, они превратили его в притон, в святилище гнусностей. Невозможно перечислить все грабежи, убийства и прочие преступления, которые ежедневно совершались при папском дворе. Человеческой жизни не хватит, чтобы описать все подробности». А вот кусочек из дневника церемониймейстера Чезаре Борджиа И. Бурхарда: «Чезаре с лихорадочной поспешностью обирал и живых и мертвых. Величайшим наслаждением для него было лицезрение человеческой крови. Однажды он приказал оградить площадь святого Петра, согнав за ограду военнопленных. Сидя верхом на породистом скакуне, вооруженный мечом, он носился по площади, усеивая ее трупами, в то время как святой отец и Лукреция любовались этим зрелищем с балкона.

Самое поразительное при этом, папа Александр побаивался Бога! Ну, так, самую малость. Гибель любимчика Хуана на папу так сильно подействовала, что он приказал запереть себя в Ватикане и находился в уединении в течение аж трех дней. Когда же пришел в себя, то приступил к искуплению грехов, которые, как ему казалось, и вызвали Божий гнев, обрушившийся на Хуана. Однако, этот благородный порыв Александра длился совсем недолго. Вскоре пришло приглашение от Чезаре на попойку и понтифик не устоял. Вот это и есть реальный гуманизьм: если нельзя, но очень хочется, то можно.

А теперь самое интересное. В августе 1503 года папа Александр с сыном задумали отправить на тот свет очередную партию неугодных кардиналов. Но, зная, что они опасаются папских пиров, Алексанр попросил устроить званый обед кардинала Адриано де Корнето, которого, впрочем, он тоже собирался отравить на этом пиршестве. В подготовке обеда и обслуживании гостей участвовал камердинер, он же виночерпий папы, Иоанн Корнелио. Александр VI снабдил его отравленным вином и приказал подавать его тем, на кого он укажет. Корнелио проделывал это много раз, и папа доверял ему полностью.

Однако, теперь в дела сильных мира сего вмешалась женщина. Виночерпий, при обстоятельствах, о которых можно догадаться, разболтал своей любовнице, некой Маргарите, что Борджиа собираются отравить в числе прочих кардинала Корнето, который был для самой Маргариты далеко не последним человеком. За несколько лет до этого, когда кардинал был еще простым каноником церкви св. Иоанна, Маргарита была по слухам влюблена в него без памяти. Узнав теперь, что кардиналу грозит смерть, она поведала ему о грозящей опасности.

Желание папы Александра устранить этого кардинала подпитывалось, конечно, из соображений пополнения казны, следовательно, Корнето должен был быть очень богат. Вряд ли ему стоило большого труда передоговриться с виночерпием Корнелио, особенно если на этом настаивала Маргарита. Несомненно, за свои услуги простой виночерпий получил огромную сумму.

На другой день, на закате солнца роскошную виллу кардинала заполнила веселая компания – папа Александр со своей многочисленной свитой, в которой был и Корнелио с двумя золотыми амфорами старинного вина. Понтифик занял почётное место во главе стола; по правую руку от него устроился Чезаре Борджиа; по левую – хозяин виллы. Начался пир, заиграла музыка, появились танцовщицы. Папа был в прекрасном расположении духа и осушал бокалы один за другим. И вот, кардинал Корнето предложил выпить за святую католическую церковь и ее представителя – папу Римского. Александр VI и Чезаре выпили свои бокалы до дна, и почти тотчас папа побледнел, глаза его устремились в одну точку, и лицо конвульсивно передернулось. Чезаре тоже почувствовал себя очень плохо. Появились носилки, отца и сына бережно положили на них и понесли в Ватикан.

Александр VI скончался только после четырехдневной мучительной агонии. Чезаре же, который пил вино, разбавляя его водой по модному тогда древнегреческому обычаю, остался жив, хотя еще долго страдал от последствий отравления. Но в любом случае, без поддержки отца этому бездарю не на что было рассчитывать. Через год он уже попал в плен.

Пробыв некоторое время в испанской тюрьме, Чезаре сумел бежать. Но в Риме в это время уже царил противник семьи Борджиа Джулиано делла Ровере, избранный папой под именем Юлия II, и Чезаре пришлось искать счастья в другом месте. Он поступил на службу к Жану д'Альбре и женился на его сестре. Несмотря на собственную бездарность, военных походов Чезаре не оставил, слишком уж была сильна тяга к крови. За что и поплатился, когда в 1507 году пуля, посланная наваррскими партизанами, окончила его бессмысленное существование.

Кто-то, конечно, скажет, что всё это лишь результат глупой случайности, но уж слишком закономерна и последовательна развязка этой истории, чтобы быть просто случайностью. В нашем мире всё-таки совершенно реально существуют непреложные законы, реакцией на нарушение которых и становятся подобные «случайности». Воистину Вам сказано, не искушайте Бога своего.

Разумеется, при таких папах, и при такой идеологии, речь о восстановлении единства Европы идти просто не могла. Именно эпоха Возрождения с её гонкой за наслаждениями мира сего окончательно уничтожила связующие духовные узы империи. Как единое целое Европа более уже не существовала, правда, ещё об этом не догадывалась. Но для того, чтобы всё стало на свои места, оказалось достаточно одной маленькой искры. Ну и произошло это, конечно, совершенно «случайно».

Как я уже упоминал чуть выше, заискрило уже в правление одного из пап дома Медичи. Лев X, сменил на троне папу Юлия II, несколько укрепившего положение Ватикана, после вакханалии, устроенной Борджиа. В полном соответствии с духом гуманистического эгоизма новый понтифик, достигнув заветной цели, позволил себе расслабиться и насладиться жизнью в полной мере, воспользовавшись плодами трудов предшественника. И то правда, не пропадать же добру! Расслаблялся папа Джованни Лоренциевич Медичи по полной программе, да так, что бюджет Ватикана, и так огромный, прирос ещё вдвое за счёт стопроцентного дефицита. В итоге, конечно, пришлось как-то выкручиваться. Говорят, папа Джованни очень любил порассуждать о «прибыльности сказки о Христе», и учитывая это не трудно догадаться, каким таким способом понтифик собирался покрывать недостачу.

Чтобы профинансировать многочисленные гуманистические увлечения папы Джованни, в Германию с особой миссией устремились папские агенты с огромным грузом так называемых полных индульгенций, дающих отпущение грехов, как живым, так и умершим. Официально это объяснялось нуждами строительства храма святого Петра.

В числе прочих папских бродячих менеджеров по продажам особо выделялся некто Иоганн Тецель. Сей Тецель ходил по улицам Виттенберга с большим ящиком и напевал песенку, которая в русском переводе звучит примерно так: «как только монетка падает в ящик, так тут же душа выпрыгивает из огня». И вот как-то раз слова этой песенки достигли слуха простого такого немецкого священника, мужицкого роду-племени, по имени Мартин Лютер. Его, искреннего католика, так возмутила эта песенка, что он не на шутку задумался. Негодование Лютера было столь велико, что он сгоряча даже задался вопросом, а по какому вообще праву папа продаёт индульгенции? Поразмыслив над этой, несомненно, актуальной темой, он пришёл к выводу, что папа – мошенник. Его так поразила эта мысль, что все свои рассуждения Лютер свёл в единый документ, названный «95 тезисов», и 31 октября 1517 года прикрепил его к двери своей церкви в Виттенберге, положив тем самым начало Реформации в Европе.

Случай? Конечно. Но случай опять же закономерный. Совершенно не случайный такой случай. Лютер-то и сам не догадывался, чем всё это обернётся, но это должно было произойти, и это случилось.

Ведь что такое Реформация? Всё совершенно доступно изложено в этих «95 тезисах». Что беспокоило больше всего простого немецкого мужика Мартина Лютера? Беспокоило его только одно: «Где деньги, Зин?» В смысле, куда ж это его первосвятейшество девает народные гроши, собранные с продаж индульгенций?

И вот здесь со всей очевидностью проявился новый зарождающийся логический тренд. Даже разразившиеся теперь «религиозные войны» в своей сути были во многом материалистскими. Ведь основной-то спор шёл исключительно вокруг церковной кассы! Да-да, именно так. Просто группа ревностных католиков наотрез отказалась финансировать разврат новой порнократии в Риме, а всё остальное из этого логически воспоследовало.

Если уж папа не имеет права отпускать грехи по предоплате, то это значит, что никакой он не наместник Бога и ничем не лучше любого другого священника. Тем более, что все его заявления на такой статус ничем не подтверждены, кроме собственных заявлений. К тому же гуманисты успели окончательно разоблачить к тому времени несколько папских фальшивок типа «Константинова дара» или «Лжеисидоровых декреталий», поэтому следующий шаг был более чем очевидным. «Священное Предание», т.е. сборник папских булл, декреталий и прочих документов, накопившихся за тысячу лет, отправлялся прямиком в топку. Ну, и теперь оставалось только объявить единственным и непогрешимым авторитетом саму Библию.

И было бы всё хорошо и замечательно, если б не всё то, что мы тут с Вами в этой главе разобрали. Ведь Библия – это кладезь противоречий, заложенных ещё в эпоху зарождения христианства при попытке совместить Старый и Новый Заветы. И объявляя эту книгу единственно возможным авторитетом, Лютер явно не понимал, что творит. Весь путь римского догмата есть путь постоянной борьбы противоречий – им несть числа. Объявив «Священное Предание» Рима лишённым смысла, Лютер лишь обнулил счётчик этих противоречий. Стоит ли удивляться теперь, что протестантское движение стало тут же дробиться и всё больше напоминать раннее христианство, когда новые ереси появлялись, чуть ли не каждый год.

А всё это потому, что Лютер и компания совершили великое дело, переведя, наконец, Библию на человеческие языки, что в купе с распространением книгопечатания, позволило практически любому человеку самостоятельно убедиться в её противоречивости. Правда, с самими протестантами, не имевшими никакой защиты от дурака, это сыграло очень злую шутку. Не успели реформаторы утвердить «Аугсбургское вероисповедание», как пришлось снова собираться и принимать формулу согласия, где уже сразу четыре протестантских группы объявлялись еретиками.

Показательно, что все вопросы, поднятые еретическими течениями, были всё те же, что и тысячу лет назад. Всё пошло по новой: манихейцы, антитринитарии и многие, многие, многие. Какие-то ереси были старые и проверенные временем, как например, ариане, которые снова справедливо усомнились в правомочности обожествления личности Иисуса. Но было и множество новых, как, например, анабаптисты, подвергшие, наконец, спустя столько лет критическому анализу понятие первородного греха. Правда, результаты у них получились опять же оригинальные.

Но, разумеется, никто на все эти возникающие вопросы отвечать не собирался, а потому дробление реформистов продолжилось вплоть до распада уже на мельчайшие атомы-секты, число которых в наше время достигает аж двадцати тысяч по некоторым подсчётам. При этом все они старательно называют себя евангелистами, бесконечно цитируя иудейский Ветхий Завет.

Протестанты лишь упрощали и отбрасывали всё, что их раздражало и ставило в тупик, создав уже совсем какие-то наивные и бессмысленные вариации, совершенно лишённые какого-либо фундамента. И, разумеется, с водой унесло множество младенцев. Тот же Лютер даже не пытался разрешать фундаментальные вопросы, которые завели Церковь в тупик. Ему, правда, и некогда было – его гоняли по всей Германии святые отцы, как вшивого по бане.

Но его преемники-то тоже палец о палец не ударили, а ведь должны были задуматься. Без этого, разумеется, ничего путного не могло получиться. Ведь в чём заключается новая протестантская формула веры, введённая Лютером: «Человек достигает спасения души не через церковь и её обряды, а при помощи веры, даруемой ему непосредственно Богом». Это абсолютно логичное следствие отрицания претензий папства на исключительные права, якобы делегированные римскому епискомпу самим Богом. Лично. Но именно здесь протестанты и сели в лужу. Не вникая в суть противоречий, и отбрасывая накопленный опыт в сторону, они оставили в силе, например, понятие первородного греха, возможно, самое нелепое из того, что смогли напридумывать католики.

Разумеется, сразу встал вопрос, как же тогда спасаться христианину, ежели сама греховная природа человека подразумевает его полную и непоправимую испорченность? Католики эту дикую хрень разрешали наделяя неслыханными полномочиями Церковь, протестанты же, отрицая эти полномочия, порешили и вовсе гениально. Ежели ты, чувак, три раза мокнулся в водицу при участии пастора, то всё, баста, нет на тебе грехов, вольному воля. «Через Крещение даруется благодать Божья», – именно так утверждает основной протестантский документ, Аугсбургское Вероисповедание. Таким образом, «Бог не за наши собственные заслуги, но ради Христа оправдывает тех, кто верует, что они приняты в благодать ради Христа». Вот и получается, что вера по-протестантски на уровне массового потребителя в итоге выглядит так:

- Веруешь?

- Верую!

- Чем докажешь?

- Да вот те крест!

- Спасён!

Бред? Бред! Но при этом сама формула Лютера просто взята из Библии. Что лишь в очередной раз доказывает, что цитировать Библию – вовсе не значит её понимать. Свидетели Иеговы тоже много чего цитируют, но их даже протестанты за своих не признают. В сущности, такая формула – это самая настоящая бомба, которая должна была взорваться в любой момент. И она взорвалась. А потому ломятся ныне в наши квартиры «проповедники» и «миссионеры» в брючной похоронной форме с целью объяснить нам, дурням, как надо правильно верить во Христа, сыплют цитатами и корчат умное лицо.

А Вы обращали внимание, кого именно в основном цитируют эти внебрачные дети Реформации? Намекну, для самых недогадливых. Из двадцати семи книг Нового Завета больше половины числятся за апостолом Павлом. Приплюсуйте сюда ещё и Ветхий Завет, который протестантами числится не менее ценным источником веры, и вот Вам готовая предпосылка появления в наше время термина иудо-христианство. Вот Вам, собственно, и источник для конспирологических разглагольствований о всемирном заговоре сионистов, подсунувших нам бедненьким и несчастненьким гнусную опиумную религию. Очевидно, что о христианстве ни сами авторы термина, ни те, кого они этим термином обласкали не имеют ни малейшего представления. Зато можно в очередной раз убедиться, что подобная конспирология есть результат недостаточной информированности, если не сказать, что совершенного невежества.

На самом деле, всё ведь очень просто. Протестанты, утвердив абсолютный авторитет доступного им текста Библии, оказались в очень забавной ситуации. Вроде бы о слове Христа повествует Новый Завет, однако на две трети там исключительно то, что под этим понимал апостол Павел, который на деле даже учеником Христа не был. При этом сам Учитель не записал там ни строчки.

В этой ситуации протестанты рассудили совершенно логично – для дела Церкви Павел сделал гораздо больше. Цитирую Вам фразочку, найденную мной у некоего Ахмада Дидата. Он мусульманин, а потому его взгляд ещё интереснее – это взгляд со стороны: «В отличие от него (Павла), Христос не написал ни одного слова в этих 27 книгах. Если вы возьмете так называемую «Библию Красного Пера», то увидите, что каждое слово, якобы произнесённое Иисусом, выделено красными чернилами, а остальной текст напечатан, как обычно, чёрными. Не удивляйтесь, когда обнаружите, что в так называемом Евангелии Иисуса более 90% текста всех 27 книг напечатано черным цветом! Таково признание беспристрастного христианина о том, что они называют Евангелием. В действительности же, беседуя с христианскими миссионерами, вы увидите, что они ссылаются на Павла на все сто процентов». Понятно, что ссылающиеся на Павла миссионеры – это по большей части как раз протестанты. Что, собственно, и требовалось доказать.

Так что нечего удивляться, что живут пуритане не по Христу, а по Павлу. Изучают не нагорную проповедь, а деяния пророка Илии, лично убившего сотни неверных адептов антидемократической оси зла, и поют псалмы Давида, коллекционировавшего головы своих врагов. И основываясь именно на таких представлениях, выходец из протестантской среды, англичанин Майкл Харт, в своей известной книжице (в первой редакции) о Ста Великих, нисколько не сомневаясь, поставил Павла, как истинного, по его мнению, основателя христианства, выше Иисуса. Именно поэтому в центре протестантского Лондона стоит храм апостола Павла, аналогично тому, как в центре Рима стоит посвящение апостолу Петру, а в центре русских городов стоял, да и много где ныне стоит, свой храм Спасителя.

Отрицание – штука опасная. Отрицая полуправду распустившегося и развратившегося гуманистического католицизма, Реформация создала полупарвду ровно так же ошибочную: пятьдесят на пятьдесят. Среди прочих примеров последствий этого отрицания можно привести ещё и такой.

Эту нарбоннскую историю я приводил по другому поводу, но с Вашего позволения, перескажу снова. Когда в Европе только грянул кризис XIV века, помимо евреев и колдунов под удар попали ещё и тунеядцы. А точнее нищенствующие тунеядцы. Так, в Нарбонне в 1348 году были арестованы по совершенно надуманным причинам и подвергнуты пыткам члены чужих нищенствующих орденов, покусившиеся на кормушку местных, а заодно и просто чужие нищие. После этого они неизбежно признались в своем намерении отравить нарбонцев смертельным ядом, и их приговорили к сожжению на костре. Очень на то похоже, что здесь мы столкнулись ещё и с конкуренцией на рынке сбора подаяний, сильно сократившемся в эпоху всеобщего разорения. Легко можно догадаться, какое на самом деле оказалось истинное личико у божьих дурачков, привыкших всю жизнь питаться за чужой счёт, когда кормушка оскудела.

Славный христианский обычай помогать ближнему в условиях обожествления нищеты, запущенного ещё ессеями, привёл лишь к тому, что к четырнадцатому веку все города Европы наводнили орды профессиональных тунеядццев. Раздача денег происходила повсеместно, ибо помощь нуждающимся являлась лучшей индульгенцией, но результатом этого стало только то, что класс тунеядцев в Европе расширялся не только сверху, но и снизу. И уж практичные бюргеры-протестанты не могли этого не заметить. И надо сказать заметили, да так отчётливо, что мы по сей день удивляемся, почему это европейцы никогда не подают нищим.

Основную движущую силу, начавшейся позже Реформации как раз и составили те, кто финансировал это гуманистическое и псевдохристианское тунеядство – нормальные такие трудолюбивые бюргеры, исправно платившие десятину, налоги, а остаток направлявшие на подаяние нищим. Неудивительно, что помимо прочих практических вопросов реформисты задумались и над тем, что же делать с попрошайками. Мы тут пашем, как папа Карло, а эти нищеброды ни хрена не делают, и делать не хотят, но при этом не только процветают в этом бренном мире на наши постоянные подаяния, так ещё и претендуют поперёк нас в Царство Божие войти! Хрень какая-то получается, не правда ли?

Представление о том, что нищета – это на самом деле плохо и не по-божески, тоже должно было стать частью идеологии Реформации, в сущности, боровшейся с паразитами. Просто паразиты бывают не только большие, но и маленькие. Но о тех, что поменьше, как-то принято либо забывать, либо относиться к ним снисходительно, поскольку они очень умело умеют прикрываться нуждой. И за примерами далеко ходить не надо, у нас своих нищих полно – на каждом переходе в метро по углам сидят. И дал бы я денюшку, да догадываюсь я, кому она достанется на самом деле... Вот так и с Реформацией получилось, а всё в итоге развилось в нечто,






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.