Глава 23. Я посмотрела на стоящую передо мной пахнущую картоном пиццу из микроволновки и добавила ее к списку прегрешений Карсона.

Я посмотрела на стоящую передо мной пахнущую картоном пиццу из микроволновки… и добавила ее к списку прегрешений Карсона.

– Либо это, либо сэндвич с холодной индейкой, – сообщил стажер, усаживаясь напротив. – Я подумал, что еще один такой ты не захочешь.

Правильно подумал. Вдобавок к моим огорчениям, у них не оказалось коки. Только пепси.

Я проглотила ее как лекарство, исключительно ради сахара и кофеина, и постаралась сообразить, с чего же начать. Солнце село, и в вагоне-ресторане зажгли яркий свет, благодаря чему наши отражения наложились на фон мелькавшего в окне иллинойского пейзажа.

– Значит, Алексис тебе не «как сестра». – Забавно, мне и в голову не приходило, что он может оказаться каким-нибудь кузеном или племянником.

– Она моя единокровная сестра, – осторожно ответил Карсон, словно готовясь к очередной сцене.

Все сошлось: его статус в организации, то, как хорошо он знал Алексис… а главное, как я поняла теперь, – странный яркий призрак, который словно объединял отца и сына тогда, в офисе Магуайра.

В музее МакУблюдок обратился к стажеру по фамилии. Когда Карсон огрызнулся, я решила, что он просто открещивается от своей принадлежности к мафиози. Пожалуй, так оно и было, только на более глубоком, сложном уровне. Наверное, придется сделать ему поблажку.

– Кстати, о лжи… – Я замолчала и посмотрела на Карсона, но тот вроде как не собирался отстаивать свою невиновность. Просто глотнул пепси и стал ждать продолжения. – Когда Локти упомянул Майкла Джонсона, ты сказал, что не знаешь его.

– Нет, – спокойно возразил стажер. – Я сказал, что не знал о планах Алексис поступить в магистратуру.

Я откинулась на сиденье, сложила руки и намекнула, что пора уже «колоться»:

– Значит, кстати, о недоговорках… расскажи, что у тебя за история с МакУблюдком. И не пытайся убедить, что никакой истории нет.

От прозвища Карсон едва не улыбнулся, но вовремя передумал:

– Рассказывать особо нечего. Они с Алексис встречались, он мне не нравился, но потом они вроде как расстались. Кажется, она дала ему от ворот поворот.

Воцарившуюся тишину нарушал лишь стук колес поезда, пока я сверлила Карсона взглядом.

– Нам обязательно нужно обсудить твое мнение касаемо того, что мне надо знать, а что нет.

Он невозмутимо выдержал мой взгляд:

– Миссис Хардвик сказала, что Алексис знала одного или даже нескольких из этого Братства. Потом парень в Институте заметил, что Джонсон и Алексис встречались. Поэтому ты знала столько же, сколько и я. Лучше нам обсудить другое, например шакала, Оостехауса и поездки в Сент-Луис.

Правда. Вряд ли его это извиняло, но…

– Ладно, – сдалась я. Ведь сама не сказала, что написала Тейлору и дала ему имя Джонсона, так что, может, нам стоит просто двигаться дальше? – Давай подведем итоги. И пообещаем больше ничего друг от друга не скрывать.

Карсон устало потер лицо:

– Дейзи, я почти двое суток не спал, плюс мы еще и неслабую заварушку пережили. Чтобы осмыслить все эти музейные штуковины, мне нужны свежие мозги, а сейчас я этим похвастаться не могу. Как и понять, зачем Джонсону и его приятелям колоть кого-то ножом, чтобы добраться до артефакта, который, как ты сказала, ничего из себя не представляет.

– Я такого не говорила. Я сказала, что это не Черный Шакал.

– А мы теперь оостехаусского так называем? Немного мелодраматично, тебе не кажется?

– А «Братство Черного Шакала» – нормально? Не я же эти названия придумала. – Когда тетя Айви так его назвала, я подумала, что имелся в виду Анубис. Может, так оно и было, но… – В музее, – начала я, пытаясь припомнить точно, – Джонсон сказал: «Это не Черный Шакал» и «Мы еще собираем нужные части». Что-то в таком роде.

– Знаешь, что он имел в виду?

– Возможно. Ну, нет, но мысли имеются. – Боже, сколько же всего надо рассказать. Указав стажеру на пиццу, я приказала: – Ты ешь – я говорю.

И рассказала ему все, что произошло с тех пор, как я очнулась на плече приятеля Джонсона: про попытку похищения, про свое энергетическое истощение, о том, как говорила с настоящей Клеопатрой и как Джонсон использовал силу фантома, чтобы освободиться. Еще высказала предположение, что ублюдок пырнул охранника, чтобы каким-то образом использовать его… – наверное, «духовная энергия» подходящий термин – для отключения сигнализации.

– Вот поэтому я так волнуюсь за Алексис, – заключила я. Пицца за время разговора успела остыть. Впервые в жизни мне не хотелось есть. – И именно поэтому придурков из Братства надо остановить. Они спокойно могут кого-то убить, но что еще хуже – они охотно украдут… духовную суть человека. Эти фантомы – частички душ...

Карсон спокойно меня слушал, но еду отодвинул. К концу моего рассказа он так сжал сложенные на столе руки, что костяшки побелели.

– Я не такой, как они, – напряженно произнес стажер. – Никогда не стал бы использовать… Я не знал… – Он замолчал и уставился в окно. Мышцы на челюсти подергивались, пока Карсон боролся со своими мыслями и эмоциями, которые я не могла определить.

Наконец он повернулся и снова посмотрел мне в глаза:

– Дейзи, прости, что навредил тебе тогда, в музее.

Ну и ну. Это было самое искреннее его извинение – причем за то, в чем я и не собиралась его упрекать.

– Карсон, я в порядке. Думаю, магия вернется, но даже если нет… – Мой голос дрогнул, и стажер дернулся. Не сильно, но заметно. Ради общего блага я вновь напустила на себя свою браваду: – Даже если нет, я все еще жива-здорова. Ты поступил так, чтобы спасти нас обоих, а не только себя. Ты вовсе не такой, как Братство.

Он несколько секунд помолчал, словно переваривая мое утверждение. А когда снова заговорил, то стало понятно: делаем вид, что момента слабости не было.

– Вряд ли они пытались нас убить. Скорее старались добиться именно того, что и случилось – истощить тебя и отвлечь меня, чтобы сбежать с тобой и артефактом.

– Как они догадались, что ты выставишь отражающий щит? Ты сам не знал, что на такое способен, пока не почувствовал… ну, что ты там почувствовал, когда энергия Помпей впервые меня ударила. Правда же?

Карсон замялся, словно собрался поведать то, что до этого скрывал:

– Не совсем. На кладбище я уже проворачивал нечто подобное. Помнишь, попросил тебя представить себя невидимкой? Но это так… – Он неопределенно махнул рукой.

– Джедайские штучки, – договорила я. И вспомнила слова Джонсона про сбор компонентов, нужных для осуществления злодейского плана. – Ты говорил, что Братство само не могло раздобыть экстрасенса, и именно затем им понадобилась организация Магуайра.

– Да, я такое предполагал. – И судя по всему, собственная правота его не радовала. – А что?

– Может, я им нужна, чтобы прочитать это. – Я положила руку на стоящую позади меня сумку МакУблюдка. Неужели я и правда почувствовала покалывание от энергетики артефакта или просто выдала желаемое за действительное? – Может, к статуэтке привязан фантом, ведущий к Черному Шакалу?

– И по-прежнему остается вопрос: что же представляет из себя этот Черный Шакал?

Я попробовала объяснить, умолчав о помощи Фин:

– Думаю, Оостерхаус выяснил, как черпать силу из фантомов и теней для магии и каким-то образом передал знание своим ученикам. Этим Братство и промышляло, только в сравнительно небольших масштабах. Однако оостерхаусский Шакал или Черный Шакал позволит им использовать силу духов более рационально.

– Как транзистор, усиливающий электрический сигнал, – уловил мысль Карсон.

Господи, он такой же, как Фин.

– Это какая-то штука, она работает, и мне не нужно знать, как именно. – Я забарабанила пальцами по столу. Магические теории – не мой конек, но мне не хотелось снова звонить кузинам и еще сильнее втягивать их в ситуацию. – Интересно, как они управляются сейчас, без Шакала… Такая магия не каждому под силу.

Карсон откинулся на сидении:

– У тайных обществ есть тайные ритуалы. Обряды инициации.

– Символы! У Джонсона была татуировка шакала. Когда я ее коснулась, то ощутила сильную вспышку призрачной энергии. Может, тату как-то связывает членов Братства между собой.

– В наши дни у всех есть татуировки, – заметил Карсон и указал на сидящую напротив семью, наслаждавшуюся едой и поездкой. Штанина у мамы задралась, и на лодыжке обнаружилась нарисованная бабочка. – Даже у приличных, нормальных жителей Среднего Запада. Даже у меня.

– Серьезно? – Черт бы побрал мое живое воображение. – А где?

Он глотнул содовой:

– Неважно. – Однако был явно польщен моим интересом.

Я занервничала, потому что мне и правда стало интересно, хотя мы знали друг друга всего двадцать четыре часа, из которых двадцать три с половиной провели в бегах.

– Ну и ладно. Раз не хочешь признаваться – расскажи о своей маме.

Стажер очень постарался сохранить невозмутимое лицо. Большинство людей по меньшей мере удивилось бы такому резкому переходу.

– Очень по-фрейдистски, мисс Гуднайт.

– Ну про отца-то твоего я знаю. – Я выдержала обвиняющую паузу и прибавила: – Теперь знаю.

Карсон вздохнул, словно я вынудила его заговорить – вот и славно, ведь я именно того и добивалась.

– Моя мать была художницей. Их роман с Магуайром длился до тех пор, пока она не узнала, что он женат, а она беременна. Не в этом порядке. Растила меня сама, пока не погибла во время ограбления. Мне было шестнадцать. Магуайр взял меня к себе в семью, поэтому у меня его фамилия. Я его единственный сын.

От того, как бесстрастно он все это произнес, в моих глазах его жизнь стала выглядеть еще ужаснее.

– То есть Магуайр просто нарисовался у тебя на пороге, весь такой «Люк, я твой отец», и усыновил тебя? Суд не дал тебе выбора?

– Магуайр умеет улещивать, плюс еще и бумажник у него внушительный. – Карсон пожал плечами. – Мать никогда не принимала от него алиментов, но он явно мог доказать, что пытался помочь. В общем-то, не считая смены фамилии, я не возражал. Мама никогда не говорила об отце плохо – по правде она вообще о нем не упоминала. И вот он появился – неприлично богатый, щедрый, заплатил за колледж, пообещал работу в семейном бизнесе. А еще машины… они не все «Таурусы».

Я разглядывала Карсона поверх банки с пепси, ни на секунду не веря, что все так просто.

– Так дело только в деньгах и машинах? Ты поэтому вокруг него вертишься?

– Конечно. – Он сохранял невозмутимый вид, только бровь приподнял. – Как думаешь, что об этом сказал бы Фрейд?

– Не знаю. Но наверняка что-нибудь про выхлопные трубы.

Карсон поперхнулся, содовая ударила в нос, и ему пришлось воспользоваться салфеткой.

Один-ноль.

Он вытер брызги, но, честное слово, безуспешно. До остановки Карсон вывернул наизнанку рубашку, чтобы скрыть кровавые пятна. (Сама я выкинула верхний слой одежды, одолжила у спутника куртку и понадеялась, что джинсы сойдут за окрашенные). Вдобавок ко всем порезам и синякам стажер мог похвастать темными кругами под глазами и щетиной на подбородке.

Почему же рядом с ним нет призрака его матери, тем более когда он в таком состоянии? Обычно именно в эти моменты мамы любят навещать своих детей. Помнится, на темной дороге прошлой ночью Карсон спрашивал меня, не вижу ли я кого-нибудь подле него. Неужели откуда-то знал, что ее рядом нет?

Мне хотелось потянуться через стол, взять его за руку, переплести пальцы так, как, похоже, сплелись наши жизни. Но я не стала, однако поддалась порыву поделиться с ним чем-то иным:

– Моих родителей тоже убили. Папин деловой партнер. Ну, у моего отца бизнес был попроще, чем у твоего, – запчасти к компьютерам. Все дело в зависти и разделе большего рынка. Веришь, этот гад испортил тормоза в машине родителей. Один крутой техасский вал и… – Я прочертила пальцем роковую дугу. Очень драматично.

Мои чувства в словах не отразились. Они вырисовывались за скобками, и Карсон смотрел на меня, читая их, как я читаю призраков.

– Как ты смогла вырасти с этим, – начал он, – и не стать…

Я приподняла бровь, имитируя его любимое выражение лица:

– Пресыщенной и ожесточенной?

Он кивнул, признавая мою правоту, затем сам поднял бровь:

– Ты притворяешься пресыщенной. Но у тебя есть это сияние… добропорядочности…

– Вот не надо оскорблять.

– … и вера в то, что другие по сути тоже добрые. Как ты умудрилась ее сохранить, видя то, что видишь?

– Благодаря тетушкам, разумеется. Это их вина. Я-то хотела собрать девчачью группу и играть альтернативный рок, но так и не смогла пробудить в себе настоящий ангст. – Я тяжело вздохнула. – Ну вот, теперь ты знаешь мой постыдный секрет.

Карсон только посмотрел в ответ:

– Я с первой минуты понял, что ты идеалистка, солнышко.

Что ж, пожалуй, это объясняет прозвище, что он мне дал.

Дети напротив развлекались, наблюдая за рябью, которая появлялась на поверхности содовой от качки поезда. Некоторое время я смотрела на них, затем сказала:

– Не думаю, что верить, будто мир хороший, а порядочных людей больше, чем плохих, – это идеализм. Я не закрываю глаза на зло, просто сильнее стараюсь помочь добру.

Карсон смотрел на меня с загадочным выражением лица. Я все лучше училась различать проблески истинных эмоций за его бесстрастной маской, но в этот раз понять их не могла. Изумление, теплота, сожаление. Достаточно, чтобы я покраснела.

– Кроме того, – прибавила я, чувствуя себя неловко и решив разрядить обстановку, – мой идеализм не такой уж постыдный секрет. Есть похуже: я вожу «Приус».

Карсон вздрогнул:

– Поверить не могу, что дал себя поцеловать девушке, владеющей «Приусом».

Неловкая пауза.

– Я просто хотела украсть у тебя телефон.

– Знаю.

Вот блин. В смысле, я знала, что он знал, но…

– Фиговый из меня карманник.

Карсон рассмеялся, немного застенчиво:

– Вообще-то, на этот раз я не заметил, пока ты не пошла в туалет.

Значит, отвлекающий маневр сработал. Явный прогресс. Кстати, мило с его стороны, что признался. Тоже прогресс, только я не могла определиться, какого рода.

– Мы полетим в Чикаго? – спросила я, меняя тему. Опять.

– Надо найти, где переночевать. – Карсон потер лицо, поморщившись, когда задел порез на щеке. – И раз уж мне больше не надо заботиться о тайне личности, у меня есть идея.

– Речь о поместье Уэйна? – спросила я. – Так и знала, что ты скорее Бэтмен, чем Супермен.

– Скорее, о пентхаусе, – поправил стажер и собрал жирные остатки пиццы. – Но дворецкий там есть, и он отлично готовит.

* * *

– Карсон, милый, иди сюда, обними свою тетю Гвенду.

Он так и сделал, и тетушка расцеловала племянника в обе щеки. Рукава ее домашнего платья заколыхались, но коктейль в руке не дрогнул.

Когда такси Юнион-стейшн высадило нас у жилого небоскреба возле «Великолепной мили»*, я не знала, чего ожидать. Привратник неодобрительно оглядел нас, ведь уже минуло одиннадцать, а мы выглядели… неважно, если не сказать грубее. Но Карсон перекинулся с ним словечком, показал свои документы – может, даже настоящие, – и, сделав телефонный звонок, швейцар отправил нас на двадцать третий этаж.

– А твой отец не узнает, что мы здесь? – спросила я в лифте.

Стажер поведал, что пентхаус принадлежит Магуайру, здесь он держит сестру, подальше от себя. К тому же, готова поручиться, федералы приглядывали за всей собственностью мафиози, даже когда его сын не был в бегах от закона.

– Может, и не узнает, – ответил Карсон. – В любом случае, если бы действительно захотел, то уже точно выяснил бы, где мы. Я старался вести себя осторожно, но не настолько. – Он пожал плечами. Лифт звякнул, достигнув нужного этажа. – Кроме того, Гвенда ни за что ему не скажет. Она в этом смысле держит нейтралитет.

Упомянутая Гвенда оказалась старше своего брата, примерно лет шестидесяти пяти или же семидесяти, но хорошо сохранившаяся. Не знаю, в подтяжках дело или в потрясающем сложении, но ее зигоматические дуги были совсем как у Карсона.

– Отлично выглядишь, Гвенда, – заметил он. – Мы помешали вечеринке?

– Этим старикам? – указала она в сторону гостиной. Дворецкий – да, настоящий дворецкий – проводил нас на кухню, но из глубины квартиры доносились чьи-то голоса. – Просто пара друзей, милый, – прибавила хозяйка, глотнув коктейля. – Может, для тебя исчезновение Алексис и ужасная новость, но этого давно уже ждали, и Девлин сказал вести себя настолько спокойно, насколько возможно.

– Понимаю, – произнес Карсон, совершенно спокойно и вот ни капельки не напряженно. – Кстати говоря…

Гвенда взмахнула рукой, словно он уже договорил:

– Ничего не желаю знать. И не волнуйся, я никому не скажу о том, что вы здесь. Включая моего брата.

– Спасибо. – Карсон послал ей дьявольскую усмешку и получил в ответ улыбку снисходительной тетушки. Мда, а парень до ужаса легко приспосабливался. С идеальными манерами он отступил прочь и представил нас друг другу: – Тетя Гвенда, это Дейзи. Нам нужно место для ночлега.

– Ты моя бедняжка! – воскликнула она, словно бы и не оценила мой внешний вид, как только вошла на кухню. – Нужно организовать тебе горячую ванну, да поскорее.

Я тоже решила продемонстрировать манеры. У меня же они есть.

– Звучит замечательно, мисс Магуайр.

Она подхватила меня под локоть свободной рукой:

– Зови меня тетя Гвенда. Надо привести тебя в порядок. Ты голодна? Канапе хватит, или сказать Мэтью, чтоб приготовил тебе омлет?

– Да, пожалуйста. – В смысле «Да-да, пожалуйста, покормите меня!»

Карсон, кстати, выглядел очень самодовольно. Но пусть и не надеется, что мы квиты.

Ну, может, за пиццу он рассчитался.

Мэтью звали дворецкого. Он оказался молодым, симпатичным, да еще, как и обещалось, отлично готовил. Он покормил нас, пока вечеринка в холле сворачивалась, затем Карсон вызвался первым пойти в душ. Я не возражала, потому что заявила свои права на канапе.

Тетя Гвенда вернулась в кухню, положила на барный стул стопку шелковой ткани и присела подле меня:

– Принесла тебе пижаму, дорогая. Мы можем отстирать твои вещи или же просто выкинуть их и начать все с начала. Уверена, у меня найдется подходящая одежда.

– О, я не могу…

– Конечно, можешь. – Она потрепала меня по руке. – Жаль, что ты здесь по делам, могли бы поговорить о тебе. Карсон никогда раньше не приводил в дом девушку.

Мы с Мэтью переглянулись, пока он заново наполнял мой стакан апельсиновым соком.

– Не в обиду будет сказано, мисс Магуайр, но, наверное, я понимаю, почему. Вы очень милая, но…

– Но мой брат ужасный человек. – Гвенда пожала плечами с видом «ну что тут поделаешь». – По крайней мере, у меня красивый дом и замечательные племянница и племянник.

Лучше возможности мне не представится.

– Вы знали мать Карсона?

– Увы, нет. Как я понимаю, она была очень талантливой художницей. Однако я и понятия не имела, что у меня есть племянник, пока он не переехал к Девлину.

– А Алексис? – спросила я. – Где ее мама?

– Ушла много лет назад. Снова вышла замуж. За какого-то иностранного графа, представляешь?

Я за последние пару дней гораздо более невероятные вещи слышала.

– А какая из себя Алексис?

Карсон говорил о сестре с теплотой, но я по-прежнему слабо ее себе представляла.

– Очень умная. Энциклопедически, просто блестяще. Тут она не в нас пошла. – Гвенда налила немного сока в остатки того, что, подозреваю, было водкой. – А еще она хитра, как настоящая Магуайр. Ну а куда ей деваться? Девлин – ублюдочный манипулятор, и ей пришлось наловчиться избегать этого, изучить его организацию, чтобы обеспечить себе некоторую независимость и счастье.

Тут я придраться не могла. Неудивительно, что Карсон так осторожно выдает правдивую информацию – а ведь он варился в том котле всего с шестнадцати лет. Каким бы он был, расти его Магуйар как единственного сына? Скорее всего, не столь противоречивым – и не в хорошем смысле слова.

Гвенда снова потрепала меня по руке:

– Иди и прими ванну или хороший горячий душ. По этому коридору, вторая дверь направо.

Я еще раз поблагодарила дворецкого за полночный перекус, затем взяла пижаму и пошла в указанном направлении. Странно было не чувствовать ни единого отголоска призрачной энергии. Полноценные фантомы, вроде Клеопатры или миссис Хардвик, являлись редкостью, но обрывки цветов, голосов или эмоций всегда фоном сопровождали мою жизнь. Без них было как-то одиноко.

Пройдя по коридору, я открыла вторую дверь направо и оказалась в своей временной спальне. А еще увидела, как в ту же комнату через другую дверь входит Карсон в одном лишь полотенце.

____________________________________

* " Великолепная миля" – часть центральной улицы г. Чикаго Мичиган-авеню [Michigan Avenue], севернее р. Чикаго [Chicago River] до Оук-стрит [Oak Street]. Здесь расположены многие фешенебельные отели, рестораны и магазины.