Глава 24. Внезапные крики будят меня

Внезапные крики будят меня. Я выбираюсь из кровати и приоткрываю дверь своей спальни. Этажом ниже разносится голос отца.

— Нет, вы не будете ее допрашивать, — говорит он.

— У нее есть обязательства, — отвечает мужчина. У меня сердце уходит в пятки, когда я узнаю этот голос. Это один из главных папиных оперативников, Оливер О’Нейл, по совместительству — отец Гретхен. — Вы обязаны следовать протоколу.

— Не надо говорить мне о протоколе. Я его написал!

Я возвращаюсь к себе в комнату, сжимая руки напротив груди. Комната погружена в темноту. Рассвета еще не было, сейчас около шести часов. Боковым зрением я замечаю желтый проблеск на мониторе. Я нажимаю на экран, и на нем появляется сообщение от Гретхен.

«Мне очень жаль».

Снизу раздается все больше криков, но я не разбираю, что именно они произносят. Гретхен жаль. Ее отец сейчас в моем доме спорит с папой. Может быть только одна вещь, требующая извинений, которую она могла сделать.

Я тяжело опускаюсь на кровать, не сводя глаз со слов. Гретхен извиняется. Джексон исчезает. Судя по звукам, у меня в гостиной идет целая война. Это может значить только одно…

— Ари, — говорит отец, врываясь ко мне в комнату. — Мне надо с тобой поговорить. — Он бросает взгляд на мою пижаму и кивает в сторону шкафа. — Надень что-нибудь подходящее. У нас гости. — Он исчезает также быстро, как и появился.

В этом нет ничего хорошего. Я тяну время, принимая душ и одеваясь. Не хочу видеться с теми, кто сейчас ждет внизу, чтобы допросить меня. Неизвестно, как много раскрыла Гретхен, и я уж точно не хочу сделать все еще хуже.

Я захожу в гостиную, опасаясь будущего. Я ожидала увидеть группу Управляющих, но там стоят всего два человека: Оливер О’Нейл и Гретхен. Она пристально смотрит в пол, изгибая пальцы, словно ей слишком тяжело посмотреть на меня. Надеюсь, это так. Надеюсь, она чувствует себя ужасно за то, что сделала. Я бросаю на нее взгляд, скрещиваю руки и переключаю внимание на папу.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает отец. — Все не в порядке. Мы узнали, что минувшей ночью в наши офисы проникла группа Древних под руководством внука Зевса Кастелло. Не хочешь предположить, кто бы это мог быть?

Я смотрю на него в замешательстве, и вдруг меня настигает ужасное озарение. Его вырастили дедушка и бабушка, он отказывался говорить о них и даже назвать имена. Он говорил, что я никогда не пойму, как они его контролируют. Он говорил, что ему нельзя доверять. И, полагаю, был прав. Какая же я дура.

— Что ж, позволь мне прояснить, — говорит отец, его голос очень тверд. — Джексон Лок не существует. Его имя Джексон Кастелло, он единственный внук Зевса Кастелло, а также будущий лидер Древних. Мы проверяли его месяцами, подозревая, что он - Скрытный. Как думаешь, почему я назначил ему раннее обучение? Ты никогда не задавалась вопросом, почему я провожу так много времени с каким-то подростком? Даже ребенком? Или ты полностью позволила своим чувствам затмить логику?

Я хватаюсь за стену, чтобы не упасть.

— Стоило нам выяснить, кто он такой, как ты решила объявить мне о своих чувствах к нему. Я попросил его вернуться в мой офис, чтобы подтвердить наши догадки. Честно, я не ожидал, что он придет. — Папа делает паузу, даже сейчас он не может понять, почему Джексон вернулся. Но я понимаю. Джексон бесстрашен. Он бы никогда не сдался, не узнав стратегию. Он бы умер, пытаясь ее найти, если бы я отказалась ему помочь. Только все это совсем не было важно, потому что я передала ему ее… вместе со своим сердцем.

Я закрываю глаза, желая снова заснуть и пробудиться от этого кошмара.

— Его назначили к тебе, как к средству получения информации от меня, — продолжает отец. — Ты знала? Знала ли, что он профессиональный мошенник? Знала ли ты, что он лично тренировал всех, кто устраивал атаки? — Я вытягиваю руку, чтобы остановить его, но он отодвигает ее. — В этом мальчишке один яд, и ты позволила ему проникнуть в твою жизнь. Я учил тебя разбираться во всем этом. А вместо этого ты позволила своему врагу взять над собой контроль.

К горлу подступает комок, комната начинает качаться. Его назначили ко мне. Ко мне, назначение. Такое ощущение, что внезапно в моем теле умер каждый нерв, введя меня в оцепенение. Это не может быть правдой, он бы не… Но глубоко внутри я знаю, что это так.

Мои глаза устремляются к Гретхен, на этот раз она смотрит на меня умоляющим взглядом. Я не знаю, что сказать. Я разрываюсь между злостью на ее предательство и необходимостью получить поддержку. В моем животе образуется дыра, разрастающаяся к груди, но я отказываюсь плакать. Я уже достаточно наплакалась.

Г-н О’Нейл встает.

— Сэр, она должна быть допрошена.

— Она моя дочь, — говорит отец. — Я с этим разберусь. Вы с Гретхен можете уходить прямо сейчас.

Как только папа закрывает дверь, он разворачивается ко мне, шагая в прихожей взад-вперед, словно он не может стоять спокойно.

— Я… Ты… Как ты могла? Ты хоть отдавала себе отчет, что может стать со всеми остальными?

Я никогда не видела своего отца настолько сбитым с толку, и у меня горят глаза от мысли о том, что я его являюсь тому причиной.

— Прошу, позволь мне объяснить.

— Нет, все уже сделано. Уверен, они пробрались в наши лаборатории, чтобы украсть нейротоксин, но ничего не нашли. Я утвердил его минувшей ночью. Прямо сейчас яд распространяется по воздуху.

Я задыхаюсь и закрываю лицо руками.

— Нет. Ты не можешь. Скажи, что ты этого не сделал.

— Как я и сказал, все уже сделано. Только пусть попробуют сейчас нас атаковать. Токсин отравит их за считанные минуты. Они погибли. Как видишь, не важно, что он тебе сказал. У меня нет времени для обманщиков. А теперь иди собираться. Ты должна прийти во время на тренировку. Поняла?

— Подожди. Ты не понимаешь. Зевс сказал…

Он замирает.

— Ты говорила с Зевсом?

— Нет, но…

— Так я и думал.

— Но отец…

Нет, достаточно. Ты должна собираться. Прямо сейчас.

В голове всплывает множество аргументов, один за другим, но, в конце концов, я опускаю руки и вздыхаю, признавая свое поражение. Джексон ушел. Нейротоксин уже распыляется по воздуху. Все кончено.

— А как же г-н О’Нейл? — шепчу я.

— Не беспокойся об Оливере. Сегодня утром я обсудил с президентом Картье, что делать с тобой и Лоуренсом. Неужели ты думала, я не знаю, что он тоже принимал участие в этом цирке? Это не важно. Вы дети, и у вас есть право на ошибку. Я не позволю этому разрушить твое будущее.

Я опускаю голову, больше не могу на него смотреть.

— Важно только это, не так ли? Мое будущее и как оно отразится на остальных. Тебя не волнует, почему я утаила это от тебя? Ты не хочешь узнать мои мотивы?

Эти слова держались на кончике моего языка, а злость вытолкнула их наружу. Я уже готова закричать, что на какую-то часть Древняя, когда папина решительность начинает колебаться.

Его глаза смягчаются.

— Нет, Ари. Я не хочу знать, почему ты предпочла одного из них, предав при этом меня. Не хочу знать, почему ты сразу не пришла ко мне. Не хочу знать, почему ты доверилась какой-то девчонке, а не своему собственному отцу. Я не хочу ничего слышать. Я услышал достаточно.

И он выходит из комнаты, больше не сказав ни слова.

Я прислоняюсь к стене и оседаю, пока не оказываюсь на полу, держась руками за голову. Я думала, что смогу справиться самостоятельно. Думала, что смогу наконец-то выйти из тени своего отца и показать, на что способна. Я никогда не представляла, что папа будет чувствовать себя преданным, как отец. Всегда и везде он играет роль командира, как на работе, так и дома. Я только думала о его реакции как главнокомандующего, но никогда как отца, которого предала собственная дочь. Он всегда был слишком строг со мной, но, может, так было потому, что он верил в меня. А теперь я его разочаровала.

Мои мысли переносятся от папы к Гретхен, затем к нейротоксину, к военной угрозе и останавливаются на Джексоне. Уверена, мое сердце исчезло вместе с ним, оставляя темную дыру, которая никогда не зарастет. Слишком тяжело.

Мама застает меня, свернувшейся на диванчике в гостиной. Она ничего не говорит, она и не должна. Для нее я всего лишь дочь. Она убирает мои волосы и заключает меня в крепкие объятья.

— Он любит тебя, и ты это знаешь, так ведь? — спрашивает она. Я киваю, потому что я действительно знаю, что папа меня любит, даже если он больше мне не доверяет. — Сейчас тебе надо собраться. Уверена, сегодня тебе будет тяжело пойти на тренировку, но так, дорогая, поступают взрослые люди. Мы должны смело встречаться с тем, что нас пугает. Если я тебе понадоблюсь, то буду здесь, когда ты вернешься.

Я киваю.

— Спасибо, мама. Я пойду.

Она включает телевизор.

— Хочешь кофе?

Она уходит на кухню, чтобы взять мне чашку. У меня появляется возможность посмотреть телевизор, но не уверена, действительно ли я хочу увидеть новости. Репортер повторяет то, о чем, вероятно, говорят уже целое утро. Наши Управляющие, совместно с Управляющими со всего мира, распылили в воздухе нейротоксин, который, как говорят, отравит всех Древних, незаконно пробравшихся на Землю. Приказ был подписан вчера, после того, как главнокомандующий Александр раскрыл шпионов Древних среди населения. Затем новости прерываются для прямой трансляции интервью с папой.

— Как только мы обнаружили Древних, живущих среди нас, — говорит отец, — мы поняли, что должны действовать как можно быстрее. Благодаря химикам, работавшим в последнее время над всевозможными типами оружия, мы способны немедленно нанести эффективный ответный удар.

Мама обнимает меня рукой за плечи и протягивает кружку кофе.

— Милая, иди собираться.

Уже через двадцать минут я сижу в троне, надеясь, что смогу пережить этот день. В какой-то момент я начинаю переживать, что токсин может убить и меня. В конце концов, ксилема течет в моем теле. Однако я не могу себя исцелять, так что, вероятно, во мне ее недостаточно. К тому же, к этому моменту, нейротоксин бы на меня уже подействовал.

Все находятся в приподнятом настроении, словно огромный груз свалился с их плеч. Большинство боится Древних, ненавидит принимать их у себя дома. Многие чувствовали себя рабами. Так что сегодня для них настал день независимости — праздник свободы от силы, контролировавшей нас.

Я выглядываю в окно и убеждаюсь в своих словах: люди веселятся на каждой остановке. Я закрываю глаза. Мне нечего праздновать, от этой независимости нет никакого счастья, Древние еще нанесут ответный удар. Надеюсь, наши гениальные Химики продумали возможные контратаки, иначе все, кого я люблю, могут погибнуть в этой войне.

Трон подъезжает к Бизнес Парку, и я выхожу, переходя на эскалатор. Я иду, вместо того, чтобы позволять дорожке самой везти меня. В здании Управляющих все так же возбуждены, как и те, кого я видела на улице. Я первой прихожу в спортзал. Все мои мысли только о Джексоне и о том, как я была здесь в последний раз, когда он был вместе со мной. Уже второй раз за день я пытаюсь сдержать слезы. Как бы я хотела поговорить с ним в последний раз. Может, хоть тогда я бы поняла смысл всего, что сейчас происходит. Но вместо этого меня оставили с обрывками скрываемой правды и не оставили подсказки, как понять, что было настоящим, а что фальшивкой.

Гретхен заходит через главный вход, останавливаясь при виде меня.

— Ари…

— Как ты могла? — спрашиваю я.

— Пожалуйста, я знаю, как это выглядит, — говорит она. — Но я не виновата. Ко мне домой пришел Лоуренс, обеспокоенный тем, что ты стала вести себя как-то иначе. Он сказал достаточно, чтобы я была уверена, что он все знает. Так что я сказала, что мне тоже все известно. Должно быть, папа подслушал ту часть, где я говорила о Джексоне, потому что через минуту он ворвался ко мне в комнату, заставляя нас с Лоуренсом все ему рассказать. Клянусь, я этого не сделала.

— Что ж, теперь понятно, почему папа знает о Ло, — говорю я.

Она переводит дыхание, колеблется какое-то время, а затем подбегает, чтобы меня обнять.

— Мне очень жаль.

Я хотела было сказать, что все в порядке, когда меня внезапно накрывает жар. Я начинаю сильно кашлять, мне не удается успокоиться в течение нескольких секунд. Комната крутится вокруг меня, я совершенно не могу сфокусироваться, лоб покрывается потом.

Гретхен поддерживает меня за руку.

— Ты в порядке?

— Да, все хорошо, просто устала.

Она продолжает обеспокоенно на меня смотреть, но в зал входит остальная группа, следом за ними идет Теренс.

— В нашем расписании произошли изменения, — говорит Теренс. — Жду вас обратно после обеда, чтобы попрактиковаться со всем оружием, которое мы вчера осмотрели. А сегодня утром мы разделимся на группы. Половина из вас будет практиковаться в рукопашном бою, пока остальные будут работать с препятствиями, а затем мы поменяемся. После этого вы все можете отправиться на городской праздник. Сегодня очень важный день!

Я начинаю с рукопашного боя, когда на меня находит новый приступ кашля. Грудная клетка напрягается, и меня снова охватывает жар. Я тяжело глотаю, пытаясь успокоить кашель, но с каждым вздохом он только усиливается, пока я не оказываюсь на полу, судорожно глотая воздух. Ко мне подбегает Гретхен и пытается помочь мне встать.

— Тренер, могу я отвести ее попить воды?

Должно быть, Теренс соглашается, потому что Гретхен помогает мне с трудом добраться до коридора, ведущего к женской уборной. Как только мы переступаем порог, я падаю на пол, мое тело сводят судороги.

— Что я могу сделать? Я позвоню твоему отцу.

Я качаю головой из стороны в сторону. Папа не может знать, что со мной происходит.

— Во-ды

Она подбегает к раковине и смачивает несколько бумажных полотенец водой, передавай их мне один за другим, но это не помогает. Я не могу успокоиться. В груди разрастается жар, поднимаясь к горлу, распространяясь по всему телу, пока я не цепенею. Я делаю еще один вдох, и меня тошнит на себя, на пол, на Гретхен. Затем меня снова сводят судороги, я вся трясусь, у меня стучат зубы. Гретхен умывает меня и брызгает на лицо водой. Мой лоб кажется липким и горячим. Раздается легкий стук в дверь.

— Это я, — произносит голос. — Могу я войти?

— Да, поторопись, — отвечает Гретхен, и я замечаю, что ее лицо стало влажным от слез.

Зайдя в комнату, Ло застывает, ему требуется секунда, чтобы собраться.

— Мы должны отвести ее домой, пока никто не заметил, — говорит он. — Ари, ты можешь идти?

— Не знаю, — произношу я, мой голос больше похож на шепот. Ло берет меня на руки и кивает Гретхен, чтобы она открыла дверь. Он осматривается по сторонам и выходит из уборной.

— Как ты узнал? — спрашивает Гретхен.

— Подумай, Грет. С чего бы Ари стало плохо?

— Нет, — говорю я. — Там лишь немного… — Я не договариваю, зная, что другого объяснения быть не может. Ло прав. Я совсем не подумала о том, что во мне достаточно ксилемы для того, чтобы произошло что-то подобное. Я так думала, потому что у меня не получалось себя вылечить. Я решила, что во мне совсем незначительное количество ксилемы, и что поэтому мне не о чем беспокоиться. Я только предполагала… А теперь…

По дороге к электрону никто не произносит ни слова. Должно быть, Ло уже устал меня тащить, но он не останавливается. Мы садимся на предпоследний ряд, ожидая, когда войдут все пассажиры. Электрон уже заполнен практически полностью, когда пожилая женщина начинает заходить, но вдруг делает шаг назад. Ее лицо становится бледным, а затем ее тошнит на тротуар.

Ло наклоняется ко мне и вздрагивает.

— Это не хорошо. Возможно, ты не единственная…

Я поворачиваюсь к нему лицом, мурашки пробегают по моей коже.

— Что единственная?

Он не отвечает. С каждой секундой тишина приближает меня к реальности. Я откидываюсь на спинку сидения, заставляя свой мозг искать ответы. Затем у меня проскальзывает мысль, настолько странная, что просто сложно в нее поверить. Я не могу быть… Невозможно. Мысли и воспоминания пробегают передо мной в хаотичном порядке, одна за другой: сны, изменения, то, как Джексон сказал, что ксилема размножается. Я предполагала, что я на какую-то часть Древняя, может, на треть. Кроме того, у меня не вышло заживить рану, после того, как я себя порезала, когда Древний смог бы это сделать. Но если я плохо себя чувствую, это должно значить…

Ло выносит меня из электрона и идет по направлению к моему дому. Гретхен врывается во входную дверь, зовя мою маму. Ло помогает мне устроиться в гостиной, приносит воды и садится напротив меня. Никогда в жизни я не видела его таким нервным и напуганным.

— Я смогу с этим справиться, — говорю я.

Он кивает.

— Я знаю.

— Тогда в чем проблема?

— Я не могу. — Он кусает губу и потирает подбородок. — Это я во всем виноват.

— Ты виноват?

— День взрыва, — говорит он. — Помнишь?

— Немного. Джек… — я обрываю себя. — Он сказал, что исцелил меня. Ты не виноват.

— А вот и нет. Ты кричала. Я боялся, что ты умираешь. Поэтому я упросил его это сделать. Он не хотел. Я заставил его, а теперь… — Он берет меня за руку. — Мы что-нибудь придумаем. Не переживай.

Что-нибудь придумаем? Здесь нечего придумывать. Я на какую-то часть Древняя, может, даже наполовину. В моем теле течет ксилема, размножаясь каждую секунду. В воздухе распылили нейротоксин, и прямо сейчас я его вдыхаю. Это ведет к одному достаточно неприятному факту: скоро я умру. Вопрос только в том, как долго мне осталось жить?