Глава 12. На следующее утро две вещи случились почти одновременно

На следующее утро две вещи случились почти одновременно. Первая - дюжина красных роз на столе Пэм.

— Вау, это от Бобби? — спросила я.

— Они для тебя.

Она выбивала ритм ручкой по пресс-папье на столе, как если бы сочиняла песню в голове.

Прежде чем я успела открыть бумажный лоскут карточки, произошла вторая вещь. Я поймала на экране своего помощника изображение: Антонио и я в коридоре. Нас сфотографировали через окно за момент до того, как мы поцеловались. Следующий кадр — Даниэль и я, сидящие вместе на ужине.

Я боялась выглядеть слабой. Я боялась газетных статей, смакующих мою неуверенность и отчаяние, пишущих об амбициях Даниэля в безумной гонке за власть. Неизбежные сравнения с великими женщинам в их выборе политического напарника для мошенничества. Возможно, мне следовало беспокоиться, что я выглядела, как шлюха

— Кто это? — спросила Пэм.

Кто это был? В моей голове возникали вопросы снова и снова, и у меня не было приемлемого ответа. Он был мужчиной, которого я встретила на днях. Он был магнитом для моего сексуального голода.

— Он фигурант расследования о мошенничестве, — сказала Пэм, как если бы он был просто парень на экране, а не кто-то, с кем я стояла так близко, что могла чувствовать его тепло. — Он же парень с автомобилями?

— Тот самый, — я поперхнулась. — Что говорят в статье? — Я открыла конверт, чтобы не смотреть на экран. Цветы были от Даниэля, просящего о помиловании.

— Говорят, что ты и Антонио Спинелли друзья через WDE. И ты примирилась с Даниэлем Брауэром.

— Они использовали это слово? Примирилась? — я посмотрела на карточку.

Еще один вопрос.

Ни имени. Высокомерное нежелание приносить извинения. Я положила карточку обратно в конверт.

— Да, мисс, — воскликнула Пэм. — Рядом с вами, фотография с горячим итальянским парнем. Подло.

— Журналист. По латыни означает «сказать все, не сказав ничего».

— Правда?

— Нет. Но если древние знали хоть что-то, то так и есть.

* * *

Я встала и оделась, как и в любое другое утро, не ожидая ничего большего, чем привычные неудобства — дорога, натягивание чулок, слишком горячий или слишком холодный кофе.

Даниэль и я расстались полюбовно предыдущим вечером, с его шепотом: «подумай об этом», мне на ухо. Я обещала подумать, и я бы подумала, но это было тяжело: думать о Даниэле, когда я проснулась с мокрой воспаленной киской, благодаря вниманию Антонио.

Я успокаивала себя пальцами, поглаживая болезненность. Полюбила боль воспоминаний. Он был так хорош, так горяч, и разговоры во время секса были чем-то новеньким. Я прошептала про себя — трахни меня, трахни меня, трахни меня сильнее, пока не кончила, чувствуя сжимающуюся попку, выгнутые бедра, балансируя своим телом от макушки головы до ступней ног.

Только когда я издала первый быстрый вздох, лаская себя ладонью, я признала, что расстались мы плохо. Я еще никогда не была с кем-то настолько отстраненной. Позже на работе, когда Пэм сказала мне, что он находился под следствием, я поняла, почему он не любит допросы. Я попросила ее отвечать на мои звонки в течение часа, удалившись в кабинет.

И еще один вопрос.

Что это было? Наверное, из-за Нелл? Еще одна причина прилететь в Лос-Анджелес, кроме легкого экзамена по юриспруденции? Нет. Все это было слишком просто и, очевидно, он и так мог все это получить.

Я заперла на ключ дверь своего офиса. У меня был миллион дел, которые нужно было сделать, но это могло подождать, полагаю, что ничего не случиться, те фотографии нас с ним до сих пор не выходили у меня из головы. Мне необходимо было найти что-то о нем в Интернете.

Если бы я смогла закупорить аромат следующего часа в бутылку, он назывался бы — разочарование. Если размер бутылки определять количеством информации, которую я нашла на Антонио Спинелли, он был бы равен одной унции (28, 3 г), ни капли больше, а содержимое стоило бы меньше, чем сам сосуд.

Другими словами, всего лишь одна боковая колонка в Fortune, полностью состоящая из пережеванных слов ни о чем. Я нашла одну профессиональную фотографию, на которой он выглядел великолепно, и недоказанное заявление в разделе комментариев по недвижимости — блоггер жаловался на то, сколькими автомобилями он владел и каким количеством собственности и «маленьким пшиком» - рестораном ЗияДжиована в Сан-Педро Сан.

Результаты расследования были довольно свежими, двухлетней давности, так что представляли интерес. Антонио Спинелли собственник и владелец ресторана Зия, находился под следствием за отмывание миллионов в своем заведении. Иск было абсолютно невозможно доказать, и, видимо, след денег растворился еще до дедлайна репортера.

Пришло сообщение от Пэм:

" Мистер Брауэр на линии"

" Мне нужно еще двадцать минут»

" Он очень настойчив"

Пэм знала меня и знала моего бывшего жениха. Она не хотела выслушивать его белиберду. Я сняла трубку.

— Привет, — сказала я.

Он начал прежде, чем я успела сделать еще один вдох.

— Что ты делаешь?

— Что?

— С известным криминалом. Что ты делаешь с ним?

Я впала в шок и онемела.

— Тинк? Ответь мне. Это было в Лос-Анджелес Таймс.

— У меня ни с кем ничего нет. Это не твое дело.

— Твоя безопасность — это мое дело. Я сожалею. Это не подлежит обсуждению ни сейчас, ни когда-нибудь.

Его голос, казалось, физически присутствовал, проходя не только через телефон, но и стены, и я поняла, что он был прямо за моей запертой дверью.

— Впусти меня, — сказал он.

Я повесила трубку и открыла дверь.

— Ты должен успокоиться.

Едва это слетело с моих губ, как он захлопнул дверь, не впуская своих телохранителей, которые, казалось, сдерживали Пэм.

— Даниэль, в самом деле…

— В самом деле? В самом деле, Тереза? Где ты его подцепила?

Уперев свои руки в бедра, я кусала губы, сдерживая все бессмысленные взаимные обвинения. Мы не нуждались больше в этом. И Даниэль это знал.

— Ты хочешь нападать на меня или поговорить со мной? — сказала я.

— Нет, — сказал он, беря меня за плечи. — Я не знаю.

Он поцеловал меня, толкая назад на мой письменный стол.

Я не разомкнула губ, не из-за гнева, а из-за замешательства. К тому моменту, как он потянул меня назад, мы оба успокоились.

— Прости, — сказал он.

— Садись, — я указала на стул напротив моего стола, и села рядом с ним.

Он придвинул свой стул ко мне, как если бы он по-прежнему имел право дышать моим воздухом, как если бы я согласилась на примирение, опубликованное в газетах, в реальной жизни.

— Мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, — сказал он, накрывая мои руки.

— Нет ничего, что можно было бы рассказать.

— Как он оказался рядом с тобой?

Я убрала свои руки прочь.

— Это не справедливо. Ты больше не вправе требовать какую-либо информацию обо мне или моей личной жизни. Если я скажу тебе, что ничего нет, ты решишь, что я лгу. Если я скажу что-нибудь, это будет походить, будто я пытаюсь обидеть тебя. Я только пытаюсь жить своей жизнью, о’кей? Я только пытаюсь справиться со своими днями и ночами.

— Ты оступишься, и будешь испытывать боль.

— Все дороги ведут к боли, поверь мне.

— Я заслужил это.

— Это было не про тебя.

Я сбросила его руки.

— Могу я просто поговорить с тобой, не вороша прошлое?

— Нет, потому что ты забыл, кто ты. И я больше не твоя.

— Ты — богатая невеста. Светская львица. Ты возглавляешь одну из крупнейших бухгалтерских служб в Голливуде. Ты ворочаешь миллионами долларов в день. У тебя есть доступ к прокурору округа.

— Это ты о себе?

— Нет! Блять! — Ругательство вырвалось из его уст.

Он сделал секундную паузу, но я поняла ее смысл. Когда мы были вместе, я не любила ругаться. Я думала, что и он тоже, пока не нашла смс-переписку с Кларисой, и не узнала, насколько хорошо он использовал слово «блять».

Он положил локти на колени и опустил лицо на скрещенные руки.

— Он главарь криминальной семьи Джиральди, Тинкербэлл.

Все мои мышцы сжались до боли, даже пальцы на ногах свернулись.

— Ты сочиняешь.

Его лицо было красным и взмокшим. Он выглядел скорее, как обычный человек, а не как мэр, по сравнению с тем утром, когда я обнаружила его неверность.

— Поверь, мне хотелось бы, чтобы так и было. Я хотел бы только ревновать.

Мой бывший жених не часто ревновал, но когда он это делал, то раскалялся до белого каления. Я бы никогда не предала его или любого из моих бойфрендов. Мои отношения заканчивались из-за выбора в образовании (Рэндольф пошел в Беркли, а я пошла в МИТ), или потому, что другая сторона ретировалась, или потому, что ничего не было стоящего для обоих, как это случилось с Сэмом Траулич. Он был хорошим парнем, просто совершенно несовместим со мной.

Сэм и я остались друзьями, и когда он позвонил спросить, есть ли у меня какие-либо контакты в Северо-Западном кино, я согласилась пообедать. Я уже давно ушла из офиса. Было три тридцать пополудни, Сэм и я смеялись над некоторыми ностальгическими моментами молодости, когда Даниэль ворвался в маленькую закусочную. Вначале он был в восторге, увидев меня живой. Он, видимо, звонил в офис в течение часа уточнить планы на ужин, но никто не знал, где я была. Аккумулятор моего мобильника умер, так он отследил меня через своих друзей с Фест-Стрит, просмотрев мои транзакции по кредитной карте за последние два часа.

По некоторой причине это не беспокоило меня.

Хотя он быстро отошел от своего первоначального восторга, когда заметил выразительный взгляд Сэма, брошенный на меня. Сэм с бронзовым загаром, отполированным солнцем, радостный, как всегда, спокойный и в хорошем настроении. Даниэль повел себя дипломатично, извинился, и, казалось, забыл обо всем. Так мы и провели весь ужин.

Но не для Даниэля. Я была шокирована, узнав через общего друга годы спустя, что он не оставил все, как есть. Как необычайно популярный молодой прокурор, Даниэль принял меры к задержанию Сэма полицией. Мой бывший посетил задержанного и упомянул, что если он когда-либо задержит его подругу надолго снова, то к Сэму присоединяться в камере, по меньшей мере, три члена банды, которые были в долгу перед ним.

Я стала мертвенно бледной, спала на диване в течение трех недель и едва говорила с

ним. Эта была последняя невыносимо глупая вещь, которую когда-либо делал Даниэль в мою защиту.

— Ладно, — сказала я. — Я слушаю. Антонио что... В мафии?

— Да.

— Ты имеешь в виду, что мафия еще существует?

— Да, в Вирджинии, там есть мафия.

Я сделала паузу на долгое время. С одной стороны, он мог с таким же успехом сказать, что Антонио был лепреконом. С другой — я не могла говорить, я была поражена.