Странный уход

В окружном морге оказалось шестнадцать тел. В песне предречения, которую посылала мне мама, говорилось о восемнадцати смертях. Армия вексов Абрахама сгинула. Вероятно, инкуб увидел наш лежащий в руинах город и убрался восвояси, убеждал себя я. Но в глубине души я понимал, что это только начало. Абрахам не оставит нас в покое. Кроме того, законы человеческой логики перестали влиять на мою жизнь, которая стала местом встречи рационального и сверхъестественного.

И я ни на секунду не сомневался в том, что к погибшим вскоре добавятся еще две жертвы. Я верил песням. Эти цифры крутились у меня в голове по дороге в окружную больницу.

И почему-то я четко ощущал лишь то, что я знаю, кто станет семнадцатым номером.

В углу мигала лампочка резервного генератора, везде горели аварийные световые табло. В больнице царила тишина — даже Бобби Мерфи не скучал за стойкой регистратуры. Катастрофа, разрушившая Сад вечного покоя, здесь мало кого волновала. Большинство пациентов и врачей наверняка даже не слышали о катаклизме. Шестнадцать. Интересно, у них вообще найдется такое количество секционных столов? Думаю, нет. Хотя в больнице поездка в морг считалась обычным делом. Я проходил через бесконечные вращающиеся двери длинных коридоров и думал, что опять миную границу между мирами.

Вселенная как будто съеживалась и становилась все меньше, пока реальность не свелась к медсестре, стерильной палате восемь на десять и отвратительным персиковым стенам.

Для посетителя все остальное сразу теряло смысл. Прямо-таки трещина между двумя измерениями! И каждый раз, когда я брал бабушку Пру за руку, я проваливался в бездонную пропасть.

Ирония судьбы, что тут скажешь…

Но если я не придумаю, что делать с новой реальностью, то исчезнет и стерильная палата, и койка с бабушкой Пру. А как мне справиться с могущественной Лилум и с неоплаченным долгом крови, из-за которого рушится Гэтлин и пара миров в придачу?

В свете мигающих аварийных табло я различил силуэт в больничном халате. Кто-то находился в конце коридора, держась за стойку с капельницей. Внезапно свет мигнул, а когда зажегся вновь, человек исчез. Готов поклясться, я видел бабушку!

— Бабушка Пру? — тихо позвал я.

Табло опять погасли, и я ощутил пронизывающее одиночество. В темноте мелькнула чья-то тень, а затем свет озарил коридор.

— Какого черта! — вырвалось у меня.

В шаге от меня стояла бабушка Пру! Я мог рассмотреть каждую морщинку на ее лице и дорожки от слезинок на ее щеках. Она поманила меня за собой, а потом поднесла палец к губам и прошептала:

— Ш-ш-ш!

И она пропала.

Я бросился к ее палате, дернул за ручку, но дверь не поддавалась, и я завопил:

— Лиа, это я!

Дверь распахнулась. Я едва не налетел на Лиу, которая отпрянула и в точности повторила жест бабушки Пру. Я совершенно растерялся.

— Ш-ш-ш! — повторила Лиа. — Пора!

По обеим сторонам кровати сидели Эмма и Арелия — мать Мэкона. Наверное, она приехала в город ради бабушки Пру. Женщины закрыли глаза и держались за руки над телом, лежащим на койке. В ногах у бабушки Пру я заметил странное полупрозрачное существо. Я с трудом различил очертания копны косичек с вплетенными в них бусинами.

— Тетушка Твайла? — пораженно выдохнул я.

Твайла слегка улыбнулась.

А Эмма шикнула на меня.

Запахло горелым. Оказывается, на подоконнике стояла расписная керамическая чаша, в которой дымилась горстка трав. Койку бабушки Пру накрыли ее любимым покрывалом с маленькими помпонами, а не больничным одеялом. Под головой лежали ее старые подушки в цветочек, в ногах свернулся Харлон Джеймс IV. Да и сама бабушка изменилась — от медицинского скотча, трубок и мониторов не осталось и следа. На ней были вязаные тапочки и любимый розовый капот с перламутровыми пуговицами. Она как будто собиралась произвести инспекцию окрестных домов, чтобы выяснить, кому из соседей пора перекрасить стены.

Я не ошибся — она будет номером семнадцать.

Я протиснулся между Эммой и Арелией, собираясь обнять бабушку Пру. Эмма приоткрыла один глаз и свирепо приказала:

— Стой, Итан Уот! Тебе еще рано идти туда, куда она отправляется!

— Она — моя бабушка, Эмма! — расправив плечи, заявил я. — Я хочу с ней попрощаться.

— Нет времени, — прошептала Арелия.

— Бабушка Пру разговаривала с мной!

— Послушай меня, Итан Уот, — произнесла Эмма. — Она прожила хорошую жизнь и готова нас покинуть. А у меня и так хлопот полон рот. Стараюсь, чтобы те, кого я люблю, оставались здесь. Поэтому ты уж прости, — фыркнула она.

Но я мрачно уставился на Эмму.

Она вздохнула и пропустила меня к бабушке. Я зажмурился и сосредоточился.

— Бабушка Пру?

Молчание.

— Что-то не так? — тихо вымолвил я.

— Не знаю. Суматоха и вырвавшиеся из-под земли демоны, наверное, спугнули ее.

— Верно, — подтвердила Арелия.

— Слишком много людей ушло в Иномирье сегодня ночью, — согласно кивнула Эмма.

— А всего будет восемнадцать, так говорится в песне.

— Не может быть! — отчаялась Эмма. — Даже карты и великие предки иногда заблуждаются!

— Эти вести посылает мне мама. А она никогда не ошибается!

«Не сомневаюсь, Итан Уот», — прочел я в ее взгляде. Она могла ничего не говорить — достаточно было посмотреть на ее стиснутые зубы и глубокие морщины на лбу.

— Эмма!

— Лиа, Арелия, Твайла, помогите нам, — вздохнула Эмма.

Мы крепко взялись за руки, образуя круг смертных и чародеев. Я — потерявшийся проводник. Лиа — светлый суккуб. Эмма — ясновидящая, заблудившаяся во тьме. Арелия — прорицательница. И, наконец, Твайла, вызывающая духи мертвых, а теперь сама ставшая призраком. Свет, который укажет бабушке Пру дорогу домой.

Эти женщины стали членами моей семьи.

— Начнем? — осведомилась Эмма у Твайлы.

Лампы погасли. Внезапно подул ветер, хотя окна были закрыты.

Тьма сгущалась до тех пор, пока мы не очутились в пустом зале, возле огромной двери. Я понял, что за ней находится хранилище. Значит, я попал в «Изгнание» — соседний ночной клуб в чародейских туннелях. Оглядевшись по сторонам, я заметил, что остался один. Я потянул на себя серебряное колесо на двери, но створка не поддавалась.

— Поднатужься, Итан! — раздался знакомый голос.

Я обернулся. Бабушку Пру в вязаных тапочках и розовом капоте была здесь! Она тяжело опиралась на стойку с бесполезной капельницей.

— Бабушка! — обнял ее я, чувствуя ее хрупкие кости под тонкой как пергамент кожей. — Не бросай нас!

— Хватит ныть! Ты прямо как Эмма! Целую неделю торчала у меня каждый вечер и рыдала! Вечно клала мне под подушку пакетики, от которых несет почище, чем от памперсов Харлона Джеймса! — поморщилась она. — Я тут засиделась! В больнице по телевизору даже мои любимые сериалы не показывают!

— Но бабушка! На карте не хватает еще стольких туннелей! А как же Мерси и Грейс?

— Вот это очень важно, малыш!

Я догадался, что она хочет поведать мне какую-то тайну. Бабушка наклонилась к моему уху и прошептала:

— Ты должен помешать им!

— Кому?! — похолодел я.

— Они что-то задумали! Хотят полгорода пригласить на мой праздник!

— То есть на поминки? — переспросил я.

— Да, Итан! Я все спланировала еще в пятьдесят два! Представь себе: фарфоровая посуда, льняные скатерти, чаша с пуншем… А Сисси Ханикатт споет «О, благодать!». Я оставила подробный список в ящике комода, надеюсь, он сохранился после пожара!

Я пораженно уставился на нее, пытаясь смириться с ее просьбой. Что ж, вполне в духе бабушки Пру…

— Да, мэм! — произнес я вслух.

— Итан, самое главное — список гостей!

— Ясно! Надо проследить, чтобы все, кто надо, получили приглашения.

— Нет же, глупая голова! Наоборот! Нельзя допустить, чтобы на мой праздник заявились некоторые личности! Это вам не день открытых дверей! — совершенно серьезно сказала она.

В ее глазах мелькнула лукавая искорка. Она словно собиралась спеть печально известную в ее фальшивом исполнении оперную версию псалма «Опираясь на руку вечности».

— Если Юнис Ханикатт посмеет переступить порог вашего дома, гони ее прочь! Сисси, конечно, впусти, а «эта женщина» может молить Господа на коленях, но моего пунша ей не видать!

Я крепко сжал бабушку в объятиях, и ее ножки оторвались от пола.

— Я буду скучать по тебе!

— Еще бы! Но хватит болтать, меня ждут дела и бывшие мужья! Не говоря о нескольких Харлонах Джеймсах! А теперь, дружок, будь хорошим мальчиком, открой дверь старой женщине! Я сегодня что-то слабовата.

— Эту? — удивился я и взялся за блестящее колесо.

— Да-да! — кивнула она.

— А что за ней?

— Понятия не имею. Но мне пора.

— А вдруг мне нельзя ее открывать?

— Итан! Ты что, боишься? Поворачивай несчастное колесо, в конце концов!

Я повиновался и практически повис на нем, но оно даже не скрипнуло.

— Значит, ты позволяешь старой женщине поднимать тяжести? — возмутилась бабушка Пру и оттолкнула меня.

Она мгновенно распахнула дверь. В зал ворвался поток света, на меня полетели брызги воды. Где-то вдали мерцала синяя гладь. Я взял бабушку под локоть, и в ту же секунду она оказалась с другой стороны двери.

— Похоже, здесь моя дорожка. Проводишь меня, как обещал?

— Что?! — застыл от изумления я.

— Ты сам рассказал мне о Последних вратах, что, забыл?!

— Я тут никогда не был!

— Ладно тебе!

Я ошарашенно уставился за дверь — там действительно стоял я. Серый, дымчатый силуэт мерцал и напоминал тень.

И меня осенило.

Именно он преследовал меня во сне.

И я видел его в объективе старой школьной фотокамеры.

Это вторая половина моей расколотой души.

Бабушка Пру помахала ему и крикнула:

— Прогуляешься со мной до маяка?

И передо мной сразу же предстала тропа, аккуратно вымощенная камушками. Она вилась по склону зеленого холма, на вершине которого находился белоснежный маяк. Безоблачное небо отражалось в прозрачной воде. А мое сердце почему-то сжалось от неожиданной тоски.

И в довершение всего я увидел себя. Я шагал навстречу самому себе.

Желудок свело, и внезапно кто-то выкрутил мне руки. Совсем как Линк, когда он занимался борьбой и отрабатывал на мне свои приемы.

У меня в ушах загремел оглушительный голос.

— Пруденс! Ты справишься без Итана! Твайла будет твоим проводником, и вы быстро доберетесь до маяка!

Эмма с улыбкой кивнула. А возле бабушки тотчас возникла Твайла — не светящийся призрак, а настоящая Твайла! Она выглядела в точности так, как в ночь своей смерти!

Бабушка послала мне воздушный поцелуй, а потом взяла Твайлу под руку и побрела по тропинке.

И гигантская дверь в хранилище, громко лязгнув, захлопнулась, и по клубу раскатилось громкое эхо.

Лиа со всей силы крутанула колесо. Арелия что-то неразборчиво пробормотала. Эмма стиснула меня в объятиях. Если бы мы были на чемпионате по вольной борьбе, она наверняка бы выиграла.

— Все, — произнесла Арелия.

Я открыл глаза. Мы снова очутились в палате около койки с безжизненным телом бабушки Пру. Она умерла. Прежде чем я успел что-то сказать, Эмма выволокла меня в коридор.

— Ах ты!.. — дрожащим голосом сказала она, тыча мне в лицо костлявым пальцем.

Спустя пять минут мы сидели в моей машине. Эмма наконец-то оставила меня в покое, и я смог рулить. Дорога домой оказалась сложной и долгой из-за случившегося землетрясения.

Мне вспомнилось колесо, и я выпалил:

— А что такое Последние врата?

Эмма повернулась и с размаху влепила мне пощечину. Раньше она такого не вытворяла.

— Никогда больше так меня не пугай! — произнесла она.

19.12