Малоксан

1987 год. Чтобы быть честным, пригляжусь повнимательней к себе: ведь не только Томас вёл себя как дитя, я тоже был хорош. В этом и состояла наша основная проблема. Я хотел слышать от него постоянно: " Спасибо, спасибо, великий учитель! " Я думал и чувствовал, что Modern Talking - это я. Я, который написал все тексты. Я, который сочинил всю музыку. Я, ответственный за успех. А Томас был моим малышом, он мог стоять рядом со мной на сцене и подпевать, это ему следовало бы ценить. Так сказать, это был мой придаток, который я без спросу накачал деньгами. И ожидал я от него соответствующего поведения: если я приказывал ему, как собаке - " На место! ", он должен был идти на своё место. Конечно, это идиотизм.

Томас под влиянием Норы прочно встал на такую позицию: Голос Modern Talking здесь я, и без меня ты никто. А Норочка обожала подлить масла в наш огонь. Она была подобна Нерону: " Гори, Рим, гори! " И только когда оставались одни развалины, эта женщина могла обрести покой.

Мы с Томасом прекратили разговаривать между собой. Как раз в чарты вошёл наш пятый хит " Atlantis is Calling", а Норочка тем временем возомнила себя шефом Modern Talking. Она решала, готова песня или нет. Если Норочка решила, что Америка дерьмо, значит, Америка и есть дерьмо. И тогда я мог говорить, сколько влезет, яркими красками оживляя наше будущее, Томас и на сантиметр не сдвинулся бы без нориного разрешения. Это было всё равно, что участвовать в дерби чистокровных скакунов верхом на корове. Девиз бойскаутов звучит так - " Команда сильна, как самый слабый из её участников", а в нашей команде слабым звеном была Нора.

Мы уже давно не могли снять нормальное видео. Съёмки на практике выглядели так: ассистенты режиссёра бегали по площадке с рупорами у рта и предупреждали: " Идёт Дитер. Томаса просят удалиться". Или наоборот: " Идёт Томас, Дитер должен уйти".

И при этом мы ни разу не повздорили по-настоящему. Промеж нас царило абсолютное безмолвие, мы свято избегали общения. Во время выступлений Томас выходил на сцену слева, а я справа, мы пели три минуты и расходились в разные стороны. Когда записывалась новая пластинка, Томас заходил на минутку в студию в сопровождении Норочки. Он пел свою партию, шестнадцатую песню он допевал уже в пальто, а с последними словами последней строчки обматывал шею шарфом. Через полчаса его и след простыл.

Теперь, когда я оглядываюсь на 16 лет назад, мне всё, конечно, кажется смешным. Но тогда это были для меня серьёзнейшие проблемы на свете. Я страдал, заработал язву желудка и кислую отрыжку, каждый день приходилось поглощать не менее одной упаковки " Малоксана". Я проконсультировался с кучей лекарей, которые сообщили мне то, что я знал и без них: " Господин Болен, Вам нужно отдохнуть. В Вашей жизни слишком много стрессов." А потом меня уговорил Энди, старый ковроторговец: " Послушай, доведи это дело до конца, Дитер! Ты сможешь! Не давай себя подмять! " - звучал его призыв.

Есть такой журналистский трюк, с которым они многого добиваются. Нужно только сказать мне: " Слушай, Томас сказал о тебе то-то и то-то", а Томасу достаточно заявить: " Знаешь, а Дитер о тебе сказал..." и вот мы уже бросались друг на друга, как бойцовые петухи. Как-то мне под большим секретом сообщили, что Томас вообще-то считает меня дерьмом, на что я с готовностью ответил: " Так пусть вставит себе в задницу перо и закукарекает". На следующий день об этом можно было прочесть во всех газетах. Я говорил то, он говорил это. Мы только слушали, что там ещё скажет другой, а журналисты постоянно передавали цитаты. Кроме Норочки и фирмы звукозаписи между нами возникла ещё добрая тысяча адвокатов. Мы с Томасом стали злейшими врагами, не сказав друг другу плохого слова.

Между тем внешне это выглядело всё более экстремально: лишь потому, что Норе так хотелось, Томас приходил накрашенным, на губах - розовый блеск, волосы свисали у него до задницы. Как девчонка. Никакая гримёрша не имела права прикасаться к нему, это было поле деятельности Норы. Я продолжал носить спортивные костюмы, расстёгивая молнию на куртке до пупа, запястья украшал золотыми цепочками, закатывал рукава и стригся " под бобтейля". Мы сильно загорели и оба походили на педиков.

А потом добавилась эта цепочка с надписью " Нора". Фроляйн Баллинг заказала её специально для Томаса, наподобие собачьего ошейника, а я подумал: теперь они спятили оба. А Норочка неустрашимо направилась к руководителю съёмок " Wetten dass...": " Послушайте, эй вы там, эта цепочка непременно должна попасть в кадр! " Это дошло до того, что никто бы не удивился, если бы за нами прислали несколько мужиков в белых халатах, чтобы отвезти в психушку. Но все терпели наши выходки, снова и снова покоряясь. Хотя о нас пошла слава: " Вот идут душевнобольные", но мы были самой популярной немецкой поп-группой всех времён и народов.

Бабы на сцене.

1987. Мы снова отправились в турне. На этот раз в большой тур звёзд формулы 1 с Петером Ильманом. В Мюнхене было запланировано выступление в " Circus Krone". Мы с Томасом ожидали в гардеробе. Сидели мы так, и я вдруг заметил, что Нора прихорашивается, чтобы идти с нами на сцену. Согласно программе - теперь Modern Talking - трио, а точнее говоря квартет. Ибо Норочкина закадычная подружка Ютта вместе с ней делала стойку " на старт". Я постучал себе пальцем по лбу и сказал Томасу: " Запомни, если Нора выйдет сегодня с нами на сцену, тогда я выйду с двумя бабами из тех, что промышляют на улице и сейчас раздеваются там наверху". Я знал, что думает Томас: старина Дитер может только болтать, всё равно ничего не сделает.

Когда мы двумя часами позже подошли к сцене, нас и впрямь уже поджидали две дамы в сетчатых чулках. Их раздобыл для меня приятель, тот самый фотограф Фридерик Габович. Этим девчонкам, что выглядели, как шлюхи с Гербертшрассе, я сказал: " Запомните, если эта Нора полезет на сцену, вы тоже выходите. Я подам знак". А Томас объявил: " Если ты это сделаешь, я уйду со сцены".

Концерт начался в клубах сухого тумана. Первой песней была " Diamonds Never Made A Lady", и, конечно же, Норочка вышла вместе со всеми. Я жестикулировал, подавал знаки в направлении выхода: " Девчонки, давайте, на сцену! ", но ничего не произошло. Отгадка проста: один из приятелей Томаса крепко держал обеих жриц любви за волосы, чтобы они не могли добраться до меня. В конце концов, они вырвались и, спотыкаясь, выбежали на сцену. В ту секунду, как Томас увидел это, он отшвырнул микрофон на пол и убежал. Три тысячи глоток засвистели разом.

Пивные бутылки и помидоры.

Ситуация обострялась всё сильней. Мы прибыли в Киль, где нас поджидали 5 000 скверно настроенных фанатов, готовых забросать Нору яйцами и помидорами. Но то, что вначале было приготовлено для Норы, выплеснулось и на Modern Talking. В течение трёх лет нам удалось мутировать до шутов поп-музыки. Мы были чем-то, что никто больше не воспринимал всерьёз.

Настала трагическая кульминация. Мы пели в дортмундском Вестфалленгалле перед двадцатью тысячами фанатов, которые вместо восторга и плюшевых медвежат беспощадно освистали нас. Со свистом летели пивные бутылки, то там, то тут кто-нибудь показывал поднятый вверх средний палец. Ни один человек, кроме разве что футболистов, играющих на чужом поле, не может себе представить, как это, когда целый зал народа в бешенстве топает ногами и орёт: " Проваливайте, дряхлые сплетницы! "

У меня тряслись колени, я впал в панику. Люди были настроены так, что если им удалось бы схватить нас, Томаса с его цепочкой " Нора" и меня и меня с парусиновым спортивным костюмом разорвали бы в клочья. Мне больше всего хотелось убежать, но это было невозможно, ведь выступление транслировалось в прямом эфире, все камеры были 6направлены на нас. Пятнадцать мучительных минут - улыбаться! - улыбаться! - играть! Наконец мы ушли со сцены под злобные выкрики и свист.

За кулисами не было никого из тех, кто в последние годы так нас расхваливал и сдувал с наших задниц пылинки. Ни Ганса Блуме, ни Энди. Правда, мы всё ещё и были суперзвёздами, которые выпустили пять мировых хитов и продали 60 000 000 пластинок с товарооборотом в миллиард. И вместе с тем мы не стоили ломаного гроша. Это положение было ужасно, оно причиняло невероятную боль.

" Geronimo's Cadillac" стал четвёртым синглом Modern Talking и вместе с тем первым, который не достиг первого места в чартах. Я чувствовал, что наша полоса везения, наконец, закончилась. Время распрощаться. Но фирма звукозаписи придерживалась другого мнения. " Запишите ещё один альбом! Вы оба чокнутые, раз позволяете себе сойти с дистанции! " - бушевал Блуме, который, понятное дело, заботился лишь о том, чтобы продолжать доить золотую корову Modern Talking, пока у неё в вымени есть хоть капля молока. Хотя мы с Томасом за несколько месяцев не перемолвились ни единым словом. Хотя я каждое утро харкал кровью. Я был истощён физически, не мог спать по ночам, и жрал желудочные пилюли как другие едят " Tic-Tac". Боли не утихали. Мне казалось, они вот-вот разорвут меня. Я думал: если ты протянешь так ещё месяц, то чокнешься.

Как-то ночью я решился поднять трубку и позвонить в газету " Бильд". Признаюсь, это было в какой-то мере глупое и трусливое решение, но я хотел положить поскорее конец мучениям. Я сам себя хотел поскорее поставить перед фактом. Я боялся съездить в BMG, боялся, что мне скажут: " Вот, Дитер, чек, получи миллион и поработай ещё три года". Тогда я, быть может, смягчился бы и дал себя уговорить, как давал уговорить нас с Томасом эти три года. Этот путь я сам себе хотел отрезать. Я не хотел, чтобы всё было по-прежнему. Я хотел, чтобы на утро вся Германия знала, что с Modern Talking покончено.

Эй, ты - заявил я шефу " Бильда" Гансу-Герману Тидье - так и запиши, я выхожу".

Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Этим внезапным аутом я хотел избавить Modern Talking от падения на общий уровень. Мы ушли, увешав свои стены золотыми пластинками, мы стали легендой.

Аут.

11.11.1987. На следующее утро, это была наша с Эрикой четвёртая годовщина, в газете появилась статья: " Дитер Болен (Modern Talking): я посрамлён".

Но стыд остался в прошлом. В будущем предстоял ноооовый проект! Я созвонился со своей фирмой в полной уверенности, что я - великий Дитер из Modern Talking. Я верил, что мне будут петь осанну, целовать руки, открывать передо мной двери, выкатят красную дорожку. Но вместо этого - суровый удар. Все жаждали поймать на крючок Томаса и записать с ним пластинку. Он был лицом Modern Talking и мог выбрать, какой контракт подписать. А я, истинный творец, был никому не нужен. Я был в шоке. Томас подписал контракт на два миллиона с East-West-Record, а мне позвонили из BMG, которой я три года подряд поставлял хит за хитом и повелели: " Создавай сколько влезет, но только больше не пой! " Как будто мне подставили подножку. Казалось, кто-то повернул время вспять, и я снова оказался в своём детстве, в школьном спортзале, где капитаны футбольных команд выбирали себе игроков, и я всегда оказывался лишним. Хотя музыкантам платят не за чувствительность, а за песни, нелояльность этой среды снова и снова поражает. Один евро завтра важнее, чем миллиарды вчера. И нет человека, а есть только акции.

ГЛАВА

C.C.Catch или эпилептический пудель.

Разумеется, я хотел доказать Томасу, себе и всему миру, что способен писать хиты не только для Modern Talking, но и для других музыкантов. Ибо меня постоянно мучили сомнения, чем объяснить наш невероятный успех. Было ли всё дело в Modern Talking? Или в моих песнях?

Потому что дела обстоят примерно так: если бы Робби Вильямс напел " Alle meine Entchen" на испорченный плеер, а потом записал с этого пластинку, она была бы хитом номер один в силу его популярности и неповторимости. А если безымянный певец споёт то же самое, все в голос заявят: " Что это значит? Вовсе не круто".

Это, конечно же, было для меня - посмотреть, что получится, если я дам спеть кому-то неизвестному одну из песен Modern Talking. Для этой цели лучше всего подошла никому доселе неизвестная Каролина Мюллер из Рединггаузена, у которой кроме профессии швеи и весьма посредственного голоса была просто жуткая фамилия.

Наша первая встреча состоялась в 1985 году, в Дорфдиссе, неподалёку от Гамбурга, куда меня завлекли, пообещав показать безвестного талантливого певца. Едва я переступил порог, меня поприветствовал человек с уже наметившимся брюшком, похожий на торговца рыбой с гамбургского рыбного рынка. Вместо безвестного таланта он намеревался представить мне свою дочь, но я тогда об этом не знал.

" Здорово! Мюллер! " - представился он. Это должно было бы насторожить меня. Следующие два часа он занимался тем, что пытался уболтать и при этом основательно напоить. Но я уже давно вошёл бы в общество анонимных алкоголиков, если бы опустошал все стаканы, что подносились мне во время деловых встреч. В лучшем случае я могу пригубить, да и то лишь потому, что не люблю ничего кроме шампанского.

Так что мне пришлось в полном сознании перенести то, что случилось потом. Вошло стадо девчонок в четыре головы и начало плясать. Песни были ужасны, голоса звучали асинхронно. Точь-в-точь как четыре эпилептических пуделя, которым парикмахер неосторожно порезал голову. Другие гости, видимо, бывшие такого же мнения, закричали: " Раздевайтесь! Раздевайтесь! Да раздевайтесь же, шлюхи! " Прикольно, что в одном из интервью господин Мюллер потом сказал: " У Каро было три предпосылки для удачной карьеры: она может петь, может ритмично двигаться, наконец, она хорошо выглядит." Н-да, спокойной ночи! С точки зрения торговца угрями это, может, и верно, но для поп-сцены такое просто смешно.

Вообще, в тот миг мне сильнее всего хотелось встать и уйти. Но сеньор Мюллер был более чем назойлив и без конца указывал на дамочек, что отрабатывали свою программу на сцене: " Прослушай их в студии! Это же тебе ничего не стоит! Прислать их к тебе в студию? "

Мне было всё равно, хотелось только поскорее уйти и успокоиться. Одна из девушек была облачена в мини-юбку, едва ли ниже задницы, и я сказал: " Да, да, О'кей! Ладно уж! Пусть эта кожаная юбка зайдёт ко мне завтра". Случайно эта кожаная юбка оказалась дочерью Мюллера Каролиной. Не знаю, почему я указал на неё. Может, этот Мюллер пригрозил остальным цыпочкам, чтобы они оделись особенно жутко.

Едва Каролина объявилась у меня под дверью в Гамбурге, я горячо пожалел, что в студии 33 не было подъёмного моста, который можно было бы поднять, и рва с крокодилами, через который ей пришлось бы плыть.

Она была одета в красное пальто из блестящей кожи и представилась: " Здорово! Мюллер! ". Я ответил только: " Вот что, леди! Никому больше не говори, что ты Мюллер! " С фамилией Мюллер можно торговать простоквашей или занавесками, но никогда не стать поп-звездой: Звучит по-деревенски, ничего стоящего.

Выяснилось, что хоть Каролина и не Мария Каллас, но может прекрасно петь с придыханием " hhh...". Если она пела " I love you", это звучало скорее как " Айхай лахав йуухуу", как будто пела по-тирольски. В ней было что-то неповторимое, а неповторимость в нашей среде гораздо важней, чем хороший голос. И я решил дать ей шанс. Из Каролины и Катарины, её второго имени, я сделал " С.С.", а потом до круглого счёта прибавил Catch, как " Queen". Её первая песня именовалась " I Can Lose My Heart Tonight", была написана для Modern Talking, но была дисквалифицирована, потому что я решил - она не пойдёт выше двадцатого места. Получился отличный симбиоз: Modern Talking с целой армией хитов нашёл в C.C.Catch, так сказать, переработчика неудачных песен, которые только выигрывали от этого. " Дитер - ликовала Каро - я так тебе благодарна! "

Но это был ещё не конец. " Даже думать забудь, я не стану её фотографировать! - противился Фридерик Габович - она же выглядит, будто её причёсывали миксером". Что правда, то правда. К тому же нужно помнить о том, что хотя сейчас ни одна безумная фотка Вероны или Джины не обходится без компьютерной обработки, когда убирают все прыщики, морщины и даже нос картошкой, но тогда техника была развита не столь высоко. И кто неважно выглядел в жизни, не имел ни малейшего шанса сделаться краше на фотоснимке.

" Долой прожжённую завивку! - решил я - И раздобудь-ка приличные шмотки! " Я не смог бы сказать, что думала об этом сама Каролина. Она была ужасно молода, на её родине отношения между людьми были просты, ей было на всё плевать. Главное, что ей позволено петь.

Куча кожаных тряпок, заклёпки, коротенький топик, стиль а-ля Suzie Quatro - через 4 недели после того, как мы познакомились на пуделиной вечеринке, Каро со своей " I Can Lose My Heart Tonight" поднялась на тринадцатое место чартов. Прошла ночь, пришёл успех. " Дитер - её ликование лилось через край - без тебя мне бы этого ниииииикогда не достичь! Я тебе ниииииииикогда этого не забуду.

До Сибири и обратно.

" Ниииииииикогда" длилось ровно 4 года. А потом мне, к сожалению, пришлось вышвырнуть Каро из студии. До того она великолепно жила за счёт Modern Talking. Своего рода рыба-чистильщик, плывущая возле акулы - для маленькой рыбки там всегда найдётся жирный кусок.

И всё же, после трёх молодёжных хитов подряд - " Heartbreak Hotel", " Strangers By Night", " 'Cause You Are Young" и ещё двенадцати песен в Top Twenty Каролина заболела атрофией мозга с манией величия. Она уже не помнила о пуделином балете и миксерной причёске, заважничала и стала косить под Шер. Выкрасила волосы в белый цвет, хотя мы до этого сняли её в клипе брюнеткой - такую стратегию наметили наши маркетологи. Кроме того, она не считала важным готовиться к выступлениям. Предстояло записать шестой альбом. Она явилась в студию, девственная и неискушённая в том, что касалось текстов песен, зато прикатила на мотоцикле. " Никакая ты не звезда! - заявил я - поезжай-ка домой, перекрасься и выучи хорошенько тексты. Тогда сможешь вернуться".

Она больше не пришла, прислав вместо себя письмо, в котором она писала, что я тиран, диктатор и что она сыта мной по горло. Конечно! Она ушла к конкурирующей фирме " Метроном". Имя C.C.Catch она забрала с собой. Она выпустила ещё три сингла и один альбом, не имевших никакого успеха, после чего бесследно исчезла.

PS: В прошлом году я снова прочитал о фройляйн Мюллер в " Штерне", в разделе " потерянные и найденные". В графе " Чем занимается сейчас" стояло, что она теперь, 12 лет спустя, поёт в Красноярске, в Сибири. Впрочем, исключительно старые хиты Болена.

PPS: По слухам, сеньора Мюллера разыскивает Интерпол.

ГЛАВА

Крис Норман или что такое Crap.

Музыка - это стратегия, а песни - это её главное оружие. Добившись успеха с быстрыми танцевальными песнями, я решил попытаться наконец-то возвести на первое место что-нибудь медленное. Баллада немного похожа на морскую корову: её нужно долго кормить, прежде чем она разжиреет и научится плавать, но потом она всех других вытеснит из бассейна. Из сотни песен терпит бедствие 99. Причина проста, баллады не звучат на дискотеках. И ди-джеи на радио предпочитают что-нибудь весёлое, позитивное. Без дискотек, без радио никогда не добраться до вершины чартов. А без чартов не будет и концертов на телевидении. Это железное правило. К тому же баллады хороши только для знаменитых певцов, для Элтона Джона, для Уитни Хьюстон. Но с другой стороны, если баллада добирается до первого мечта и бросает вызов музыкальному миру, люди это ценят - в хорошем смысле слова. В балладе отделяются плевелы от зёрен, ведь в быстрых композициях все звуки коротки, так что легко можно сойти за певца. А в медленных песнях звуки намного длиннее, тут-то и выясняется, умеешь ли ты петь.

Единственный " медляк", который я некогда написал для Modern Talking - " Give Me Peace On Earth" дошёл только до 29 места. Когда мы её пели, то видели только море увул и миндалин - так широко раскрывали рты наши фаны, чтобы зевнуть. Фанам было лучше, когда шла быстрая музыка. Им не нужны были прочувствованные песни, они желали ритма, желали праздника. " Давай, вломи, Дитееееееееер! Давай, чего-нибудь перчёного! " И не смотря на это, я поджидал возможность испробовать на деле баллады.

Каждое воскресенье, когда шёл " Tatort" (" Место преступления"), я начинал волноваться. Сидел на своём диванчике из белой кожи и никак не мог догнать, кто придумал использовать такой хлам вместо музыки. А Эрика смотрела непонимающе на меня: " Дитер, почему ты делаешь вид, будто фильм тебя не волнует? "

Нужно себе только представить: этот Шиманский притягивал 12-13 миллионов человек к экранам, и их там угощали простейшими звуковыми аранжировками. Если играла гармошка, то не одна, а как минимум целый оркестр. " Дитер, - сказал я себе - ты должен написать для " Tatort"! Ты теперь величайший композитор Германии! Они просто не решаются обратиться к тебе".

Итак, я поднял трубку и позвонил в отдел культуры WRD. Я сказал только " Болен" и " Modern Talking" и услышал такой ответ, будто моему собеседнику отдавили ногу. Болен со своей " Cheri Cheri Lady" в " Tatort", это как если бы шлюхи ночевали в соборе святого Павла в Риме.

Я добился своего. Приехала Ильза Гоффман, высокоинтеллектуальная дама в очках. Я поздравил себя: " Здорово, Болен! Она из рода тех женщин, что обожают тебя". Такие всегда обижены, но время от времени удаётся найти подход к тому, что они называют своим сердцем. Я был просто чемпионом по лести. Перед расставанием она собрала-таки в кулак весь свой авторитет и предупредила: " Но прежде чем принять окончательное решение, мне надо самой всё это прослушать, господин Болен".

Эрика уехала на полтора часа в торговый центр " Альстерталь", один из потребительских храмов, где торговцы впаривают простодушным домохозяйкам агрегаты для нарезки огурцов или двадцать пятый по счёту купальник. Когда она вернулась, " Midnight Lady" была готова. Я сыграл. Эрика сказала: " Ну! жутко скучно! " Долгие звуки бесили её. И я решил никогда больше не играть свою музыку для женщин. Это и впрямь очень больно, когда у тебя только родилась маленькая новая песенка, а кто-то оборачивается и говорит: " Ужасно! " " Midnight Lady" была моим маленьким ребёнком. Оставался только один вопрос: кто же должен её спеть?

Крис Норман, певец из Smokie, герой моей молодости, околачивался теперь без работы на Айсл оф Мен, острове юго-восточнее Белфаста. У него, так сказать, не было ничего кроме насморка. После того как я в молодости перепел все его песни, я решил, что это мой звездный час - предложить ему спеть мою песню. Крис приехал в Гамбург и записал " Midnight Lady". Фантастический певец с фантастическим умением вкладывать чувство в голос. Человек другого уровня, чем все те музыканты, с которыми мне приходилось до сих пор приходилось иметь дело. Выдоив Криса, мы с Луисом пропекли песню в том, что касалось техники: ударные, синтезатор, эффект эхо.

Когда всё было оформлено, Ильза Гоффман вторично прибыла в Гамбург. Она прослушала моё творение и сухо констатировала: " Чересчур напыщенно! Я хочу, чтобы было поинтимней! " Она сказала, якобы из соображений коммерции. Ильза относилась к поклонникам джаза, Криса Ри и спившегося Тома Уэйтса. Я посмотрел ей в глаза и понял: Болен, если ты не впихнёшь туда скрипку, если не сделаешь всего того, что требует эта тётка, окончившая институт кино, она просто развернётся и уйдёт. И никогда в жизни не будет твоей песни в " Tatort". Про себя я решил: держи ушки на макушке! И уничтожил труд десяти дней. В итоге осталось немного ударных, фортепиано и клёвый голос Криса Нормана, который пел " Midnight Lady". Но песня сама по себе была столь сильна, что никакие изменения не могли ей повредить. Разве что фрау Гоффман решила бы спеть вместе с Крисом.

С готовой записью помчался я в BMG и заявил: " Вот это станет новой мелодией для " Tatort". В фирме сидела всё та же шайка: мой давний покровитель шеф по звукозаписи Блуме, мой экс-оппонент Мейнен, тот самый, что шесть лет назад хотел запретить мне петь; был там и ненаглядный водонос Энди, умудрившийся за эти годы подняться на пять ступеней по иерархической лестнице и именовавшийся теперь " главой отдела по маркетингу". Прослушав новые песни Modern Talking, все они, как правило, хлопали ладонями по столу и орали: " Да! Здорово! Высший класс! " Заиграла " Midnight Lady", и вся эта толпа вдруг притихла задумчиво, закачала головами, зашаркала ногами, уставясь в пол. А потом началось: " Эгегей! Ты и взаправду думаешь, что можешь писать баллады? А не мог бы ты сделать что-нибудь повеселее? " Нужно сказать, Энди за всю свою жизнь слова хорошего о балладах не сказал. Понять медленную музыку может лишь тот, у кого есть в сердце немного сливок. " Послушайте, парни - ответил я - а вот эта режиссёрша - ей совсем не нравится " Cheri Cheri Lady"! Если мы сделаем что-нибудь в том же духе, то нам придётся просто забыть о проекте".

Противная апрельская погода, моросящий дождь, - вечер, новая серия про Шиманского, " Tausch" (" Обмен"). Я снова сидел на белом кожаном диване и снова был недоволен. Правда, я слышал свою песню, но мне хотелось слышать там и свой голос. На следующий день я не задержался надолго в студии 33, а помчался в магазин. Мне хотелось увидеть своё детище на прилавке музыкального отдела и проверить, купил ли кто-нибудь пластинку. Мы заранее закинули в магазины 30 000 пластинок. Но я нигде не обнаружил обложки с физиономией Криса Нормана. " Девочки, послушайте, у вас же нигде нет " Midnight Lady"! " - заворчал я на продавщиц. " Нее, неправда! - отбивалась они - сегодня с утра было 50 штук. Но их раскупили за 10 минут".

Величайший успех после " Rivers of Babylon" Boney M. и Frank Farian! С того момента в BMG воцарилось чрезвычайное положение. Они день и ночь штамповали пластинки. Я был уверен, что стражей Грааля из WRD это впечатлило. Что они усыпят меня похвалами и в память обо мне повесят почётную доску у входа. В действительности они чувствовали себя неловко. Ведь они же заработали на мне кучу денег - коммерческий просчёт. Такое не должно было повториться. У них всё должно было быть интеллектуально и одухотворённо. Только то, что не приносило бабок и процентов считалось действительно хорошим. И начались звонки всяких шишек, от одного к другому, спешивших выразить свои опасения: " Ой-ой-ой, верно, теперь этот Болен станет писать для каждой серии. Что же будет? Коллеги! Что же будет? " И какой-то тенорок подвывал: " Пусть пишут все кто угодно, только не ЭТОТ! "

Два года они пытались удержать меня подальше от их корыта, не позволяя подёргать их священную корову за вымя. Но дело в том, что в бизнесе, как и в любви, двое могут разругаться в пух и прах, а потом снова сойтись. Так и мне пришлось позднее написать следующую песню для Шиманского.

На этот раз она называлась " Broken Heros". Снова написана была для Криса Нормана. Снова я вытащил его с Айсл оф Мен, где он свято хранил свою веру в то, что лишь он один знает, что есть настоящая музыка.

Крис прилетел в Гамбург, кинул быстрый взгляд на ноты и бросил краткое: " Such a crap! " " Послушай - наивно обратился я к Блуме - Crap? Что такое crap? Он хочет сказать, что это круто? " " Халтура - объяснил мне Блуме - он считает это халтурой".

Песня встала сразу же на третье место в чартах. С Крисом мы на этом расстались. Казалось, я был ему не нужен. Для изучения английского он мне тоже был не нужен. Так пусть засунет палец себе в задницу и проваливает! После нашего расставания он выпустил ещё один альбом, раскуплено было 7 000 копий. А одной только " Midnight Lady" выпустили 900 000.

Год спустя я написал мою третью и последнюю песню для " Tatort" - " Silent Water". Чтобы долго не возиться, я спел её сам и к тому же сыграл небольшую роль. Я был мелким польским сутенёром и разъезжал в чёрном " VW-Golf". И, кроме того, фигурировал в качестве потенциального подозреваемого.

Шиманскому и Эбергарду Файку, игравшему Таннера, я абсолютно не понравился. Они смотрели на меня так, будто я был тухлой колбасой, от которой им велели откусить кусочек. Можно понять: Готц Георге получал за девяностоминутную серию 30 000 марок, а я за три минуты, что длилась " Midnight Lady", в 10 раз больше. В таком случае не прижимают к сердцу и не говорят: " Братишка, я ужасно рад за тебя! " И, кроме того, оба профессионала не переваривали мои актёрские способности.

Мы снимали сцену погони. Мне велели: " Жми на газ, Дитер! " Если мне кто-то велит жать на газ, я жму на газ. Вдавив педаль в пол, я вошел в поворот, и зацепил задней осью бордюр. Машина остановилась, съёмку пришлось прервать. Знаю, я сам много сделал для того, чтобы Шиманский и Таннер любили меня поменьше.

Наконец, я провалил сцену, в которой должен был избить Таннера. Ни одна душа не сказала мне, что смеяться нельзя. Я привык со времён Modern Talking - камера смотрит на тебя, улыбайся во весь рот. Так что это уже происходило помимо моей воли, как рефлекс. А может, это была компенсация за то, что меня загримировали под прыщавого придурка и намазали волосы каким-то дерьмом, а ведь я хотел выглядеть симпатично. Я искал глазами камеру, сиял улыбкой, как идиот, и лупил от души Таннера. Мы 10 раз переснимали сцену, пока один из ассистентов режиссёра не отвёл меня в сторонку и не сказал: " Послушай, ты же должен глядеть злобно! "

После этих съёмок тему " Tatort" я закрыл.

Кажется, это золотое правило всех телевизионщиков - ни в коем случае не звонить людям, с которыми разделил успех. В том же году, в 1989, я написал для ZDF популярнейший саунд-трек всех времён и народов - " Samurai". В конце концов, мне довелось проехать по Берлину в золотой карете, правда, не одному, рядом сидел исполнитель главной роли Томас Фрич. А потом наступила мёртвая тишина.

ГЛАВА

Говард Карпендейл или " Мине нравицца твая песня".

И снова я, верный своим традициям, разослал демо по Германии. Песня называлась " Sag ihm, dass du gehst" (" Скажи ему, что ты уходишь").

" Мине нравицца твая песня" - сообщил голос в телефонной трубке. Говард Карпендейл, мой Гови.

" Гови! Гови! К нам в студию придёт Гови! " - восторженно говорил я Луису. Гови был для меня одним из величайших. Достигнув шестнадцатилетия и услыхав " Das schoone Madchen von Seite ains, die will isch 'aaben und sonst geins! ", я не переставал уже восторгаться им.

Он прибыл к нам в студию 33, и по пути у него куда-то запропал акцент: " Привет. Очень приятно! Карпендейл." И Луису: " Вы тоже здесь работаете? Принесите-ка мне кофе! "

Сразу же захотелось спросить: " Куда же ты подевал свой акцент? " Но мы с Луисом промолчали, сунули Гови в руки микрофон и пошло-поехало. И вдруг все эти очаровательные " ша" и рокочущие " рас" снова послышались в его голосе. Как белый кролик из шляпы. Фокус-покус.

В песне " Sag inm, dass du gehst" говорилось о сердечных муках, разлуке, печали. Я радостно ждал того, как известный Говард Карпендейл превратит мою песню во что-то столь же сочное, как Томас Андерс в своё время " Three Times A Lady". Я рисовал в своём воображении картину того, как бы здорово смешалась моя песня с его знаменитыми нежными переливами и тембром. Я хотел, чтобы чувствовались слёзы. Перед своим внутренним взором я видел маленького Нино де Анджело. Когда этот последний стоял у микрофона, в голосе слышалось всё. Его жизнь, его сердце, его душа. Говард же пел так, будто читал способ применения мази от геморроя.

" Выкинь его отсюда! Выкинь его отсюда! - требовал Луис - Это что-то ужасное! "

В случае с Говардом от меня потребовалось всё. Как продюсеру мне требовалось жутко много сил на то, чтобы вообще хоть немного заинтересовать его. Снимаю шляпу перед его продюсером Горном Бернджесом, у которого это круто получалось.

Пять дней спустя я послал Гови готовую запись. Он немедленно позвонил прямо с площадки для гольфа. " Послушай, Дитер - ломал голову господин Карпендейл - там всё звучит так смешно, как-то паршиво".

Я спросил: " Как, что звучит паршиво? "

А Говард: " Ну да, как-то глухо. Я не знаю..."

" Как это ты не знаешь? " Я быстренько раскинул мозгами, сказал себе, нет, этого не может быть, а потом всё-таки спросил: " Скажи, на каком магнитофоне ты всё это слушаешь? "

А Гови гордо так: " Я вчера только купил новый".

Я глубоко вздохнул. " Послушай, там есть такой переключатель, на нём написано " Dolby". Ты нажимал его? "

А Гови: " Как, где? Что ещё за долба? "

" О'кей! О'кей! - и я объяснил ему всё так же, как объяснил бы моему двухлетнему сыну Марку - Мы записали всё без этого самого " Dolby". Значит, слушать ты тоже должен без него. Убери палец с этой кнопки и нажми соседнюю."

Я был несколько разочарован. Кто-то 25 лет слыл профессионалом в музыкальном бизнесе и даже не знал, что такое " Dolby". Хотя я до того времени не много значения придавал словам песни " Deine Spuren im Sand, die ich gestern noch fand" (" Твои следы на песке, что я нашёл ещё вчера"), мне пришлось серьёзно призадуматься. Не понадобится ли вскоре этому слепцу собака-поводырь?

ГЛАВА