Постоянная перезагрузка» Китая

Бобо Ло – независимый исследователь и консультант, директор программ по России и Китаю в Центре европейских реформ в Лондоне.

Внешняя политика Китая – это гремучая смесь инстинктов, предположений и настроений. Растущая самоуверенность и желание взаимодействовать с миром сосуществуют со стратегической культурой, которая уходит корнями в прошлое. Более чем какая-либо другая современная держава, Китай сознает опасности «имперского перенапряжения», а потому предпочитает «имперский самоанализ». Современный Китай – это, безусловно, империя, но внешний мир интересует ее лишь постольку, поскольку он помогает ей в реализации внутриполитических задач.

Внешняя политика Китая – это гремучая смесь инстинктов, предположений и настроений. Растущая самоуверенность и желание взаимодействовать с миром сосуществуют со стратегической культурой, которая уходит корнями в прошлое. Несмотря на разговоры о глобальной взаимозависимости и беспроигрышном исходе для всех, лидеры КНР по-прежнему смотрят на мир через призму геополитической конкуренции и баланса сил великих держав. Китай никогда еще не был более открытым, и все же его внешняя политика остается от начала и до конца проявлением приоритетов политики внутренней.

Сегодня модно говорить о сдвиге глобальной силы на Восток и о превращении Китая в сверхдержаву XXI века. Вместе с тем события последних двух лет показали, что Пекин в равной мере является не только локомотивом, но и объектом перемен в мире. Несмотря на впечатляющий экономический рывок, Китай во многих отношениях остается развивающейся страной, и его ментальность в области международных отношений в большей степени характерна как раз для развивающегося мира. У КНР пока не выработалось инстинктов, «естественных» для великой державы. У Пекина узкие стратегические горизонты, и он стремится избегать любого риска, четко осознавая свои уязвимые места. Китай и китайская дипломатия переживают переходный период, который не будет легким или коротким.

В подходе КНР к постсоветскому пространству очевидно сочетание самоуверенности и сомнений в собственных силах. Многие наблюдатели находятся под впечатлением от усиления Китая, которое подчас представляется им зловещим. Казалось бы, доминирование Пекина в Евразии – дело времени. Однако успехи КНР не столь однозначны. Китай расширил экономическое присутствие в Центральной Азии и позиционировал себя как более сильная сторона в «стратегическом партнерстве» с Россией. Но недавние волнения в Киргизии показали, что Пекин пока не готов стать ведущей региональной державой или оказывать более заметное влияние на континенте.

Конечно, большой вопрос, сменится ли подобный консерватизм и неуверенность более решительными действиями после окончания трансформации в Китае. Ответ на этот вопрос, вероятно, будет скорее утвердительным. Китайская внешняя политика действительно меняется; однако нет признаков далеко идущей стратегии, не говоря уже о планах имперской экспансии. Китайские политики не руководствуются долгосрочным стратегическим видением, а сдержанно и осмотрительно реагируют на неординарные международные события, не делая громких заявлений. Это одновременно усиливает позиции Пекина и затрудняет для него проведение политического курса. Когда КНР оформится в сверхдержаву, стоящие перед страной задачи будут становиться все более трудными. Они потребуют не единовременной «перезагрузки», а постоянной адаптации. Маневренность и гибкость, а не непоколебимые принципы, определят поведение Пекина на мировой арене и постсоветском пространстве.