Криптообновленчество

Отметим также, что в настоящее время, после очевидной маргинализации неообновленчества 1990-х годов и неприятия его идей церковным народом, намечается процесс перегруппировки и внедрения отдельных обновленчески воспитанных деятелей в официальные церковные структуры и СМИ. В 2001 году вышла книга протоиерея Николая Балашова, заместителя председателя ОВЦС, «На пути к литургическому возрождению». В книге сей, изданной при поддержке католического фонда «Христианская Россия», ответственное лицо Синодального отдела косвенно оправдывает все литургические реформы обновленцев начала ХХ века: по каждому вопросу, будь то богослужебный язык или церковный календарный стиль, прот. Н.Балашов приводит все аргументы реформаторов, иногда даже откровенных обновленческих раскольников. Если о. Н.Балашов в своей книге и публикует возражения оппонентов церковной реформации, то ясно дает понять, что не разделяет их мнения. Цель такой книги — под официальным «прикрытием» начать (или продолжить?) разрушение традиционной богослужебной практики, отмежевываясь на словах от всякого обновленчества.

В последние годы наряду с полностью скомпрометировавшей себя маргинальной группой нынешних сторонников церковного «обновления» стали все громче заявлять о себе пастыри, которые на словах говорят: «Отрицаюся ти, неообновленче Кочетков, и всех дел твоих, и всех идей твоих, и всего служения твоего и всея гордыни твоея», — а на практике не прочь осуществить (только, как они заявляют, без революционных методов о. Георгия) все те же богослужебные реформы. Явление это было бы точнее всего назвать «криптообновленчеством».

В некоторых московских храмах эти священники-криптообновленцы уже практически отменили исповедь непосредственно перед сверхчастым причащением своих прихожан, объясняя это затруднительностью и невозможностью так часто всех исповедовать, а также стремлением отделить друг от друга два различных таинства. В этом, по мнению таких священников, и заключается так называемое «евхаристическое возрождение» (?!). Поражает примитивизм такого «литургического богословия». Это  — не евхаристическое возрождение, а самая настоящая профанация Святой Евхаристии, ибо в этом «возрождении» проявляется полное непонимание понятий греха и покаяния. Напрашивается закономерный вопрос к «возрожденцам»: если к Телу и Крови Христовым допустимо подходить не очистившись от грехов в таинстве исповеди, то не становится ли абсурдным и требование приступать к святым Таинам натощак  — ничего не евши и не пивши после полуночи? Не логичнее было бы тогда сократить евхаристический пост по примеру наших «братьев-католиков» до одного часа перед причащением?

Отметим также, что «криптообновленцы» в принципе не возражают и против других обновленческих реформ, в частности, постепенной русификации церковнославянских богослужебных текстов по образцу работы дореволюционной синодальной комиссии по исправлению богослужебных книг под председательством архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского)[8].

Заключение

Итак, во второй половине ХХ века у некоторых священнослужителей Русской Церкви радикально изменилось отношение к вопросу о частоте причащения мирян. Однако возникает закономерный вопрос: неужели на протяжении более чем 900-летнего своего существования и служения народу русскому наша Церковь и ее соборный церковный разум в лице ее лучших представителей — святых и подвижников благочестия — сознательно или в силу «малообразованности» уводили в погибель русских людей, не позволяя им на протяжении многих столетий причащаться за каждой литургией, да еще и без исповеди? И вот, оказывается, только во второй половине ХХ века появились новые «светильники церковные» с их протестантскими идеями «евхаристического возрождения», и в первую очередь новый «учитель Церкви» протопресвитер Александр Шмеман. Они наконец-то «раскрыли глаза» на литургическое «убожество и шизофрению» многовековой традиции Русской Православной Церкви, не знавшей книг прот. Шмемана, прозябавшей поэтому в «языческом обрядоверии» и сознательно гнобившей свою многомиллионную паству, заставляя исповедоваться перед каждым причащением!

Неужели такие светочи Русского Православия, как преп. Серафим Саровский, старцы Оптиной и Глинской пустыни, святители Филарет Московский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, недавно почивший старец Иоанн Крестьянкин и ныне здравствующий Святейший Патриарх Алексий II неразумнее и менее духовно образованны, нежели протестантствующие апологеты т.н. «евхаристического возрождения» — прот. А.Шмеман, прот. Н.Афанасьев и прочие либеральные идеологи «возврата к литургической практике ранней Церкви», в том числе духовные наследники и эпигоны обновленцев начала ХХ века — священники Кочетков и Лапшин?

Обновленцы начала ХХ века, а также их современные духовные последователи — неообновленцы (этот термин, так раздражающий современных модернистов, впервые употребил на Епархиальном собрании 1993 года Святейший Патриарх Алексий, и с тех пор это слово прочно вошло в церковное употребление) являлись и являются по сути разрушителями традиционной православной церковности, реформаторами многовековой литургической жизни Церкви. За любыми их демагогическими разглагольствованиями о «возврате к древней литургической практике», о «евхаристическом возрождении», о «более открытом богослужении» и т.п. скрывается простая цель — мутация традиционного русского Православия в модернистское неохристианство, или протестантизм «восточного обряда». Вопреки всем усилиям неообновленцев по реформированию и обновлению якобы «застывшего в средневековье», «темного, тупого и мракобесного Православия», наша миссия должна, как и во все времена, заключаться в сохранении церковных преданий, которые заповедовали нам святые Отцы и подвижники Православной веры.

[1] Например, замечательный подвижник ХХ века игумен Никон (Воробьев) в Завещании своим духовным чадам призывал «твердо держаться православной христианской веры и прилагать до смерти все усилия ко спасению души через исполнение евангельских заповедей и частого (не меньше одного раза в год) исповедания грехов и причащения» («Нам оставлено покаяние». М., 1997. С. 414).

[2] В современной католической литургической практике все посты практически упразднены (в том числе и Великий); предписывается лишь воздерживаться от пищи за один час до причащения, и существуют незначительные ограниче­ния в пище в Пепельную Среду (начало Великого поста) и в Великую Пятницу. Скоромная пища разрешена в течение всего года. Для современных обнов­ленцев  — приверженцев обмiрщенной Церкви и секуляризированного, облегченного христианства,   —  прекрасный пример для подражания.

[3] Обновленцы 1920-х годов обвиняли Патриаршую («тихоновскую») Церковь в черносотенстве и борьбе с «коммунизацией церковного уклада жизни». А нынешние — в фашизме и в борьбе с демократизацией церковной жизни.

[4] Священник Александр Борисов в своей книге «Побелевшие нивы» (М., 1994) пишет: «Тогда это вызвало насмешки церковных снобов. Но может быть это не так уж и смешно? Быть может, пройдет какое-то время, и наши потомки будут недоумевать, как могло случиться, что... миллионы христиан на много веков были отгорожены иконостасом... Очевидно, настало время подумать о том, не будет ли служение литургии, подобное возобновленному епископом Антонином, способствовать более полному и сознательному участию всех находящихся в храме в Евхаристии» (с. 175–176). А вот слова самого реформатора еп. Антонина (Грановского), которому призывал подражать свящ. А.Борисов: «Вот эти два наших приобретения: русский язык и открытый алтарь представляют два наших разительных отличия от старого церковного уклада. Они так претят Тихону (Святейшему Патриарху. — Авт.), то есть поповству». О себе Антонин говорил следующее: «Реформистская деятельность инициатора СЦВ, епископа Антонина, началась еще при благополучном самодержавии патриарха и тогда вызвала его неудовольствие и репрессии... Тихон прислал официальный запрет: не отступать ни в чем от общей практики служить, как все, иначе грозил репрессиями». «Тихоновцы — обскуранты, реакционеры, черносотенцы». Устав СЦВ объявлял войну «религиозной эксплуатации», «жреческому профессионализму» и обещал верующим «самую широкую демократизацию неба, самый широкий доступ к лону Отца Небесного».

[5] Финляндская Православная Церковь подчинена уже много десятилетий экуменически и обновленчески настроенным Вселенским патриархам.

[6] Вот один из многочисленных примеров: Андрей Расторгуев, род. в 1894 г. В 1922–1923 гг., будучи священником, уклонился в обновленческий раскол, где в 1928 г. возведен в сан епископа в брачном состоянии. Занимал до 1943 г. ряд кафедр. В 1943 г. принес покаяние и принят в сане протоиерея с назначением настоятелем Воскресенского храма в Сокольниках. В 1944 г. награжден митрой и зачислен в число преподавателей новооткрывшегося Богословского института. И таких примеров немало.

[7] Справедливости ради следует признать в о.  Сергии Желудкове честного, ищущего, порой «заблуждающегося человека», трезво оценивавшего тяжелое положение Русской Православной Церкви в СССР, что, в частности, выражалось в его защите Церкви и Святейшего Патриарха Пимена в переписке с А.И.  Солже­ницыным. Этой нравственной честностью и преданностью Церкви о.  Сергий разительно отличается от обновленцев и церковных оппозиционеров ХХ века, в том числе и нынешних.

[8] В результате работы этой комиссии язык основных богослужебных книг (Триодь постная, Триодь цветная, Октоих) был заметно русифицирован и лишен былой красоты. Но церковный народ в то время дружно отверг эти тексты, предпочитая старые. Приведем свидетельство Б.И.  Сове: «Исправленные издания богослужебных книг, особенно Триоди Постной и Пентикостариона, распространялись довольно медленно, встречая во многих местах (например, в Валаам­ском монастыре) оппозицию» (подробнее см. здесь).