Глава 18. — Давай! – махнул рукой Олег.

— Давай! – махнул рукой Олег.

Нола щелкнула кнутом. Двое осликов, запряженные в поперечное дышло большого деревянного колеса, напряглись и тронулись мерным шагом. Колесо завращалось и привело в движение установленный посреди него столб. Наверху того закрутился шкив и через ременную передачу передал усилие на другой столб, торчавший из огромного деревянного бункера. Там густо зачавкало, и из лотка внизу показалась серая, влажно поблескивающая лента. Она тянулась по широкому, кожаному транспортеру. Резак, похожий на короткую лучковую пилу с узким, но тупым лезвием, стал раз за разом падать на ленту, нарезая из нее прямоугольные кирпичи. Две нолы в запачканных туниках, стоявшие в конце транспортера, подхватывали их и укладывали в деревянные тачки. Когда те заполнились, нол сменили другие. А первые, подкатив груз к печи, стали укладывать сырые кирпичи в огромный зев.

— Вот! – довольно сказал Олег Кире. – Машина работать, как… – Он почесал в затылке, подыскивая латинские слова, не нашел и махнул рукой: – Она хорошо работать. Мы делать много кирпич, а работать восемь нол, а не сорок, как раньше.

— Она не сломается? – спросила заводчица, указывая на машину.

Олег покачал головой.

— Нет. Я проверять. Я просить кузнец делать много железо. Если ломать, я быстро чинить. Она простой. Мы делать много кирпич и беречь деньги. Ты платить нола денарий в день, их быть сорок. Они делать мало и плохо. Теперь быть много и хорошо. Я думать, этот нола, – Олег указал на работниц, – надо платить два денарий, тогда они много работать и не пить. Мы тратить шестнадцать денарий. Еще пять денарий дать он, – Олег указал на Лешу, который крутился у транспортера, наблюдая за работой механизма. – Быть двадцать один. Мы экономить половина.

— Пять много! – поджала губы Кира.

— Ему платить три за то, что он сидеть в харчевне и кушать, – возразил Олег. – Нола приходить, смотреть и заказывать. Он там ничего не делать. Здесь смотреть машина, видеть плохо, останавливать, чинить или звать я. Твой нола это не мочь. Пять правильно. Мы получать много деньги. Наш кирпич стоить мало, у нас все покупать.

— Четыре! – сказала Кира. – Тогда получится ровно двадцать.

Олег подумал и кивнул. Кира заулыбалась.

— Едем ко мне? – спросила.

— Ты ждать.

Олег подошел к Леше.

— Мы обедать, – сказал по–русски. – Едешь?

— Не! – закрутил головой приятель. – Не хочу.

— Потом не дадут!

— В харчевне накормят! – улыбнулся Леша. – Тут есть неподалеку. Я уже говорил с хозяйкой. Обещала кормить бесплатно, если буду приходить в одно и то же время и не спешить.

— Не жалеешь, что от той ушел?

— Не! – покрутил Леша головой. – Сидишь день, как привязанный, а все на тебя пялятся. Некоторые тетки, как выпьют, пожмякать норовят. Ну, его! Здесь интереснее. Как на заводе.

— Я договорился на четыре денария для тебя, – сказал Олег. – Это сто двадцать в месяц. Просил пять, но Кира не согласилась. Она баба хорошая, но прижимистая. Это от бедности – в последнее время сидела в минусе. Этот агрегат, – Олег указал на установку, – я за свои деньги строил. Зато теперь в доле. Ничего, сделаю линию черепицы, на нее Степу пристроим. Будет дело! – Олег потер руки. – Мы тут всех разорим. Я прикинул: себестоимость кирпича получается втрое ниже, чем при ручной формовке. Отпускную цену можем скинуть наполовину – все равно будет выгодно. Захватим рынок, станем олигархами, – Олег подмигнул. – Тогда я вам не по четыре, а по десять платить стану.

— Спасибо, Олег Николаевич! – сказал Леша.

— Брось! – махнул рукой Олег. – Какой я тебе Николаевич?

— С начальником положено.

Олег пожал плечами.

— Ладно! Присматривай за ними! – он указал на нол. – Чтоб не пили. Если что – сразу по шеям! Не стесняйся.

— Им дадут прибавку? – спросил Леша.

— Двойную.

— Тогда не станут! – уверенно сказал приятель. – За такие деньги здесь зубами держатся. Они бабы семейные. Детей своих приводили. Такие забавные! – Леша заулыбался. – Как котики.

«Жениться тебе надо!» – подумал Олег, но вслух этого не сказал. Кивнул и пошел к Кире. Они сели в повозку и в скором времени оказались у богатого, но успевшего потерять лоск дома. Штукатурка на его стенах кое–где осыпалась, а краска давно облезла. Даже мраморные колонны, поддерживающие антаблемент с фризом, выглядели потемневшими от старости. Олег выскочил из повозки, подал Кире руку. Вдвоем они поднялись по ступенькам. У дверей их встретила кварта с девочкой на руках.

— Ах, ты моя хорошая! – заворковала Кира, целуя дочку. Та заулыбалась и обняла мать за шею. Не отпуская девочку, заводчица прошла в триклиний и устроилась на широком лектусе.

— Ложись! – предложила Олегу.

Тот не заставил себя упрашивать.

— Подавай! – велела Кира.

Кварта убежала и вскоре вернулась с подносом, установленном блюдами. Сгрузив их на мраморную столешницу, она упорхнула и вернулась с тазиком и полотенцем. Омыв хозяйке и гостю руки, кварта замерла в ожидании.

— Ия ела? – Кира указала на малышку.

— Да, госпожа!

— Тогда погуляй с ней! – распорядилась Кира, предавая кварте дочку. – А мы с Ольгом поедим и побеседуем.

В глазах кварты мелькнула смешинка, но она своевременно скрыла ее поклоном. Взяв девочку (та закапризничала, но скоро утихла), служанка удалилась.

— Угощайся! – предложила Кира Олегу.

Некоторое время они молча ели. Заводчица насытилась быстро. Подперев щеку ладонью, она, улыбаясь, смотрела, как партнер срывает мясо с костей зубами, кусает хлеб и запивает это вином из чаши. Очистив блюда, Олег сыто рыгнул (хозяйка при этом довольно улыбнулась), вытер губы и руки салфеткой, после чего растянулся на лектусе.

— Хорошо у вас! – сказал довольно. – Поел – и вставать не надо!

Кира засмеялась и пристроила голову на его плече.

— Я тебя очень любить! – сказала, подражая неправильной речи мужчины. – А ты меня?

— Я говорить тебе! – вздохнул Олег. – Я любить Аурелия.

— Ты можешь любить мы двое! – возразила Кира. – Ты большой и сильный. Твой контракт кончаться, и мы жить в этот дом, – она повела рукой. – Ты, Аурелия и я.

— А вы не драться? – с подозрением спросил Олег.

— Нет! – закрутила головой Кира. – Мы быть, как сестра. Мы тебя вместе любить, рожать дети и жить счастливо. Хорошо?

— Что сказать Аурелия? – задумался Олег.

— Ты ее приводить, – предложила Кира, – и я говорить с ней. Я думать, она дать согласие. Она теперь ждать дочка и жить в казарма. Там плохо. Я дарить ей половина дом, – Кира провела рукой, словно отрезая пространство.

— Ты добрый! – заключил Олег и чмокнул заводчицу в щечку. Она в ответ лизнула его в нос.

— Хорошо, что Игорь послать меня к ты, – сказал Олег. – Я хотеть видеть его здесь. Показать мой машина, угостить вино. Только Игорь пропасть.

— Как? – удивилась Кира.

— Его женщина, Виталия, попасть к сарма. У нее быть долг. Приходить жрица из храма и забирать дом. Игорь выгнать на улица. Я не знать, где он.

— Игрр в Рома не пропадать! – заверила Кира. – Он быть красивый и умный. Он хорошо говорить. Его любить все нола.

— Он любить Виталия! – не согласился Олег.

— Мужчина может любить много нола, – возразила Кира и, сопя, забралась на партнера. – Ты сегодня меня ласкать? Сладко, сладко, как ты уметь? Я этого очень хотеть.

— А служанка? – завертел головой Олег.

— Она не видеть и не слышать! – заверила заводчица. – Я ее отослать.

— Ладно! – кивнул Олег.

— Я тебя любить! – заворковала Кира, задирая ему тунику и стаскивая набедренную повязку. – Крепко, крепко…

Эмилия, трибун когорты вигилов. Расстроенная

Игрра я перехватила на пути к выходу. Он шел с остановившимся взглядом, не обращая внимая на толпившихся в нижнем коридоре стражей, и я догадалась, что он все еще там, на арене, и продолжает сражаться. Я окликнула его, но он будто не слышал, и я, забежав вперед, встала на его пути. Он замер в последний миг. Я не удержалась и обняла его. Его разгоряченное тело обжигало, и я ощутила, что он весь дрожит.

— Вина! – велела я ближней стражнице. – Живо! И принесите ему умыться!

Взяв Игрра за руку, словно ребенка, я отвела его в комнату, где мы пировали после его спора с Клавдией при продаже контракта. Вигилы с водой и полотенцами явились следом. С Игрра стащили тунику, обтерли влажными губками, после чего насухо вытерли. К тому времени, как его заново облачили, явилось и вино. Отослав подчиненных, я наполнила чашу.

— Пей!

Игрр подчинился. Я молча смотрела, как ходит кадык на его мощной шее. Сегодня ее могли вспороть гладиусом… Я плеснула себе и выпила неразбавленного. Меня и саму потряхивало…

Вино подействовало. Лицо его отмякло, а взгляд стал осмысленным. Я налила ему еще. Он глотнул и поставил чашу.

— Я видел ее совсем близко, – сказал тихо. – Ее лицо было мокрым, на носу висела капля. Когда она встряхивала головой, капля слетала, но появлялась вновь…

Я не ответила – пусть выговорится.

— Жилы на ее шее набухли, и я с трудом удержался, чтобы не полоснуть по ним мечом… Она ловко дерется, эта преторианка, но ваши гладиусы – дрянь. Неудобный хват ограничивает движения. Я не великий фехтовальщик: сначала учили каскадеры, затем занимался с ролевиками, но ее убил бы легко. Одно движение…

Я удивленно покрутила головой.

— Ей удалось выбить твою спату! – заметила, не удержавшись.

— Так было нужно. Она не погналась бы за мной, будь у меня меч.

— Погоди! – изумилась я. – Ты хочешь сказать, что сделал это нарочно?

Он кивнул.

— Ты очень рисковал!

— Ничуть! – покачал он головой. – В Паксе не играют в футбол, поэтому не знают о подкатах. А я наловчился – меня все время ставили в защиту.

Я не поняла половины сказанного, но уточнять не стала. Не время.

— За что меня ненавидят? – внезапно спросил он. – Эта девочка хотела меня убить. За что? Мы всего лишь подрались по пьяни… Я никому не желал зла. Жил тихо, делал массаж. Но сначала у меня отняли жену – единственную, кто меня по–настоящему любил, а затем послали убийц. Я узнал «штангистку». Это она привела преторианок…

Я догадалась, что он говорит о Касинии.

— Почему? – он обхватил голову руками.

— Игрр! – я обняла его за плечи. – Ты не прав. В Роме у тебя есть друзья. Сегодня Флавия все сделала, чтобы отменить поединок. Я не припомню, чтобы принцепс о ком-либо так заботилась. Я сама искала тебя с той минуты, как узнала о Виталии. Мои вигилы перетряхнули город, но не догадались зайти к сукновалам. Не знаю, зачем ты туда забрался…

— Шел и забрел, – пожал он плечами.

— Я тебя больше не отпущу. Ты будешь жить у меня, пока не утрясется.

Он хотел возразить, но в этот миг дверь в комнату распахнулась. Вошедшую женщину, коренастую и плотную, окутывала тога с широкой, пурпурной полосой. Обута гостья была в красные сандалии. Много лет миновало, как я покинула преторий, но тело отреагировало мгновенно.

— Аве, трибун! – крикнула я, вскакивая.

— Аве! – отмахнулась Валерия и подошла к столу. – Это и есть Игрр? Мне доложили, что вы здесь.

Игрр встал. Трибун преторианцев протянула ему руку.

— Аве!

Пришлый подал свою. Валерия схватила ее за предплечье и потрясла. Игрр, догадавшись, сделал то же самое.

— Благодарю! – сказала трибун. – Ты мог убить Лиону, но пощадил ее. Как трибун я расстроена – моего воина победили, но как мать – рада. Я не забываю добра. Эй! – Валерия повернулась к двери. – Несите!

Комнату вбежали преторианки. Они сгрузили на стол блюда с едой, запечатанные кувшины и оловянные кубки. При этом, как я заметила, с любопытством поглядывали на Игрра. Взмахом руки отослав подчиненных, Валерия наполнила нам чаши. Я оценила жест. Сама трибун прислуживает! Но Игрр не обратил на это внимания.

— Твое здоровье, пришлый!

Мы выпили и принялись за еду. Валерия не поскупилась. Каплун в подливе, жареные куропатки, сони в меду… Игрр ел много, что не удивительно – на завтрак у него была только поска. Я порадовалась. Хороший аппетит – залог душевного равновесия. Его предыдущие слова мне не понравились. Заметив, что Игрр насытился, Валерия снова наполнила чаши.

— Не хочу, чтобы ты держал зло на Лиону, пришлый, – сказала, подымая свою. – Ей следовала отказаться от поединка – принцепс дала ей такую возможность. Но дочка решила защитить честь претория. В результате опозорила когорту и себя, – Валерия выпила и поставила чашу. – Я за это ее накажу. Богиня послала мне неразумную дочь! – Трибун развела руками. – Я отправила ее разнести важные письма. Она взяла в сопровождение двух девочек из контуберния. Выполнила задание, но вместо того, чтобы вернуться, отправилась шляться по городу. Для тех, кто постоянно в казарме, это развлечение. Они встретили треспарту, прежде служившую в претории. Та угостила их вином, после чего предложила отвести к доступному мужчине и дала денег… Так все и произошло. Случай…

— Нет! – сказал Игрр.

Валерия удивленно уставилась на него.

— Да! – подтвердила я. – Треспарту зовут Касиния, она служит верховному понтифику. Она специально навела Лиону и ее воинов на Игрра: хотела убить его их руками.

— Почему?

— Расскажи! – попросила я Игрра.

Он подчинился. Валерия слушала, хмурясь.

— Мне не нравится эта история! – сказала, когда Игрр смолк. – Сармы определенно знали маршрут «кошек» и то, что ведет их Виталия. Зачем она им понадобилась? Если хотели отомстить, то вырубили бы турму – сил у них хватало. Однако Виталия понадобилась живой. Странно и непонятно. Ясно одно: в Роме завелся изменник. Я постараюсь выяснить, кто это.

— Лавиния явилась с нотариусом, едва турма вернулась в Рому, – заметил Игрр. – Девочки не успели даже умыться. Тебя это не наводит на мысль?

Я мысленно охнула. А ведь, и в самом деле!

— Подозреваешь Октавию? – сощурилась трибун.

Игрр кивнул.

— Зачем ей дружить с сармами?

— Чтобы отомстить Виталии. Сама она не посмела бы ее тронуть.

— Будь так, сармы убили бы Виталию, – не согласилась Валерия, – вместе с ее «кошками». Здесь нечто другое. Хотя Октавия и вправду мстительна. Я бы на твоем месте, пришлый, остереглась. Она попытается снова. Эта Касиния очень опасна – я помню ее. Лучший мечник когорты в прошлом и очень хитрая.

— Почему нельзя ее арестовать? – спросил Игрр. – Она ведь подставила твою дочь, трибун!

— А какое обвинение я предъявлю? – покачала головой Валерия. – Касиния угостила моих воинов, привела их развлечься, и кто знал, что это кончится дракой? Так скажет она, и ей поверят. Не беспокойся, пришлый, я не забываю обид. Только я не могу убить Касинию прямо сейчас. Верховный понтифик этого не спустит. Она не последний человек в Роме, как ты понимаешь. Надо ждать случая. Пока сторожись!

— Игрр будет жить у меня! – вмешалась я. – Касиния не посмеет проникнуть в мой дом.

— Игрр может из него выйти, – покачала головой Валерия. – Не будет же он постоянно сидеть взаперти? Ему придется приставить охрану.

Я кивнула.

— Когда продавали мой контракт, – усмехнулся Игрр, – Северина уверяла: обладателя дубового венка в Роме не тронут. За него вступится армия. Я что-то не вижу этого. Более того, армия сама пыталась меня убить.

— Ты не прав! – вспыхнула Валерия. – Разве девочки знали о венке? В их глазах ты был обычным лупой, как их убедили. У луп не бывает дубовых венков. Их получают только воины. Будь на тебе форма…

Игрр не ответил. Задумавшись, забарабанил пальцами по столу. Мы настороженно смотрели на него.

— Возьми меня в когорту, трибун! – внезапно сказал пришлый.

От неожиданности я едва не упала со скамьи. По лицу Валерии было видно, что она испытала нечто похожее.

— Не надо шутить так, пришлый!

— Я не шучу. Законы не разрешают мужчинам служить в армии?

— Разрешают! – ответила Валерия, подумав. – Когда люди и нолы жили раздельно, запрещали. Потом это отменили. Но я не знаю случая…

— Пора ему быть! – перебил Игрр. – Не беспокойся трибун, я буду хорошим воином. В своем мире я служил в армии, поэтому знаю строй и дисциплину. Я владею мечом, ты это видела. Если чего не умею, недолго выучиться.

— У меня служит тысяча женщин! – вскричала Валерия. – Хочешь, чтоб я пустила в этот курятник петуха? Ты хоть представляешь, что произойдет? Они передерутся за право спать с тобой, и кончится тем, что тебя прирежут.

— Ты говорила: мужчину в военной форме не тронут, – возразил Игрр. – Или ты лгала?

Валерия от изумления не ответила.

— В моем мире в армии служат мужчины и женщины, – продолжил Игрр. – Они спят в одной казарме, и никто смеет кого-то обижать. За это наказывают. Преторианки подчиняются тебе, трибун? Или им позволено делать, что хотят?

На Валерию было страшно смотреть, но я не отвела взгляд. Трибун встала.

— Ты пристыдил меня, пришлый! Что ж… Если не передумаешь, приходи завтра после полудня. Я распоряжусь, чтобы тебя встретили и препроводили, не то перехватят дорогой. На тебе ведь не будет формы, – она усмехнулась. – Она, – Валерия ткнула в меня пальцем, – расскажет, что взять. Вале!

— Игрр! – сказала я, после того, как Валерия ушла. – Зачем? Я сумею тебя защитить!

— Мне стыдно прятаться за твою спину, – возразил он. – К тому же, сидя взаперти, я не спасу Виталию.

«Ее уже нет!» – хотела сказать я, но удержалась.

— Преторианцы охраняют дворец принцепса, – продолжил Игрр. – Возможно, удастся увидеть Флавию и поговорить с ней? Потеряв Виталию, я пытался пробиться к ней, но стражи не пропустили. Ты сказала: Флавия расположена ко мне. Возможно, она согласится послать войско и выручить Виту?

Я только головой покачала. Ребенок! Начать войну может только сенат, а что тому какой-то декурион? Флавия не поможет. Игрр этого не понимает, но чего ждать от человека, который в Роме всего ничего?

Я не стала объяснять это Игрру – обидится. Подумает, что я не желаю помочь. Похоже, он очень любит Виталию. Жаль ее, но что сделаешь?..

К счастью явилась центурион, которой я поручила сделать ставки. Она притащила кожаные мешка с выигрышем. Тяжелые. Центурион их еле несла – даже пятьсот золотых весят немало, а если тысяча? Я заметила, что мешок, который поставили перед Игрром, больше и тяжелее моего. Денег на ставку у него оказалось больше. И с таким богатством он потащился в квартал сукновалов? Решительно боги любят этого пришлого! Впрочем, чему удивляться? Если они наградили его такой внешностью…

Мы вышли из амфитеатра и взгромоздились на коней. После пережитого волнения и обильного застолья мне оказалось трудно взобраться на лошадь. А вот Игрр запрыгнул в седло легко. Вино, как я заметила, на него не подействовало. Стража проводила нас до дома. Кора выбежала меня встречать и прямо засияла, увидев Игрра.

— Он будет жить с нами? – спросила, улучив момент.

— От тебя зависит! – ответила я.

Дополнительных разъяснений не понадобилось. Кора прилипла к пришлому, разве что в латрину с ним не ходила. Игрр девочку не отгонял. Было видно, что ему приятно ее видеть. Он расспросил Кору о здоровье, осмотрел ее ножки и даже, попросив, масла, помассировал их. Дочь лучилась от счастья. Во время ужина она легла рядом с Игрром и так жарко прижималась к нему, что я боялась: столкнет пришлого на пол. Я надеялась, что Игрр не устоит, и спать они с Корой лягут вместе. Мужчины, как всем известно, не могут долго обходиться без женщины. Виталия ушла в поход давно, а в харчевне, где Игрр жил – мне это доложили – женщин он гнал. Правильно делал: не хватало спать с нолами! А вот моя Кора, считай, комплета, к тому же красавица. Перед ней трудно устоять.

Нас ждало разочарование. Поблагодарив за угощение, Игрр встал и ушел в отведенную ему спальню. Кора разрыдалась, и я еле ее успокоила.

«Ничего! – думала я, гладя девочку по голове. – Игрр не знает, что такое преторий. Там даже крепкие женщины плачут. Хлебнет полной мерой и воротится!»

Коре я не стала этого говорить. Еще потащится за ним! С дочки станется. Не пущу! Хватит того, что сама хлебнула…

Глава 19

Игрр, новобранец. Сконфуженный

Валерия не обманула: в военном городке меня ждали. Я поздоровался с маячившей у ворот преторианкой и назвал себя. Она окинула меня любопытным взглядом, кивнула и предложила следовать за ней. Дорогой я с интересом крутил головой. Ничего необычного. Военные городки в любом мире одинаковы. Огромный плац, выложенный каменными плитами, такие же дорожки с аккуратными, невысокими бордюрами. По сторонам плаца – казармы, похожие на одноэтажные, длинные бараки, почему-то с многочисленными дверями. Каменные стены, крыши из черепицы, узкие окошки вверху. За плацем – двухэтажное, каменное здание с колоннами. Сразу видно – официальное. У нас бы его назвали штабом, но здесь это – преторий. От него, собственно, и пошло название части. На территории – ни души. Оно и понятно: разгар дня, когорту вывели куда-то в поле. Дневальные, наверняка, имеются, но их не видно.

Преторианка отвела меня к «штабу». Мы зашли внутрь. На первом этаже оказался просторный зал с мраморным полом и такими же стенами. У противоположной от входа стены красовался постамент, в который воткнули шест с позолоченным орлом на вершине, рядом – еще один с чем-то вроде знамени. Возле постамента маячила часовой в полном вооружении – с копьем и со щитом. Все ясно: пост номер один. Моя спутница топнула сандалиям и выбросила руку от груди – отдала честь. Я не решился повторить этот жест и боднул головой – типа кланяясь. Спутница глянула на меня с одобрением. По мраморной лестнице мы поднялись на второй этаж и зашли в высокую, богато разукрашенную, дверь.

Валерия сидела за столом, заваленным свитками. При виде нас она встала.

— Аве, трибун! – рявкнула моя спутница, бросая вперед руку. – К тебе пришлый!

— Свободна! – кивнула Валерия и подошла ко мне. – Явился, значит! – Она усмехнулась. – Идем!

Трибун отвела меня в просторную комнату. Там нас встретила женщина в багряной тунике и лицом, изуродованном шрамами. Наше появление не вызвало у нее удивления. Ясен пень – предупредили.

— Его зовут Игрр, Нонна! – представила меня Валерия. – Новобранец. Переодень, выдай оружие и объясни правила.

«Нонна у них вроде каптерщицы» – догадался я. Валерия повернулась и вышла.

— Раздевайся! – велела Нонна.

Я сложил к стене сумку и мешок, снял пояс с мечом и кинжалом, и потянул через голову тунику.

— Оставь! – остановила Нонна, когда я взялся за набедренную повязку. – Наши тебе не подойдут – слишком узкие. Носи свою! Под туникой не видно.

Надо же! Преторианки носят набедренные повязки! Прежде я не встречал их на женщинах. «Кошки» ходили в штанах, а у клиенток, приходивших ко мне на массаж, нижним бельем служила туника. Хотя все логично. Зачем аристократкам, живущим в чистоте и неге, повязка? А вот солдат ползает по грязи, а та имеет подлую особенность забиваться во все места. В том числе… Ну, вы поняли.

У стены каптерки лежала стопка багряных туник. Нонна бросила одну мне.

— Надевай!

Туника пришлась впору – как на меня шита. Нонна одобрительно хмыкнула и протянула широкий кожаный пояс. Сандалии моего размера тоже нашлись. Подбитые железными гвоздями они походили на футбольные бутсы, только с открытыми пальцами. В мячик не поиграешь. Вот, значит, они какие, калиги легионеров… Я топнул одной обутой ногой, затем второй. Тяжелые, заразы, но не жмут. Получается, есть в Паксе женщины с ногой сорок первого размера…

— Здесь что? – спросила Нонна, указывая на сумку.

— Мои вещи.

— Сдать! В казарме не положено. А здесь? – она указала на мешок.

— Еда, – смутился я. – Будущих сослуживцев угостить. Так сказать, влиться в ряды.

— Влиться? – засмеялась она. – Хорошее слово. Надо будет запомнить. Насчет угощения сам догадался или подсказали?

— Догадался! – сказал я.

Эмилия про будущую службу мне не сказала. Утром, едва поприветствовав, умчалась. Выглядела при этом хмурой. Хорошо, хоть вигилов дала проводить. Сам бы я городок преторианцев долго искал – тот оказался за стенами. Кора, прощаясь, облила меня слезами. Хорошая она девочка, но…

— Молодец! – одобрила Нонна. – Еду можно. Новобранцу угостить сослуживцев при поступлении в когорту разрешается. Остальное – сюда! – она хлопнула ладонью по столу.

Я подчинился.

— Ого! – воскликнула Нонна, увидев мешок с деньгами. – Кого-то ограбил?

— Сделал удачную ставку.

— На бегах? – оживилась она. – Какой цвет?

— В амфитеатре. Вчера.

Она пристально глянула на меня, но промолчала. Развязав мешок, высыпала деньги на стол.

— Пересчитаю и запишу в книгу! – пояснила. – Получишь обратно, когда уйдешь из претория. Разрешается передать родственникам или друзьям – многие так поступают. Легионеры живут только на жалованье.

Я едва сдержался, чтоб не выругаться. Эмилия – зараза! Трудно было предупредить? Я бы хотя пару монет заныкал – в ту же набедренную повязку. Как же без денег?

Лицо Нонны выражало непреклонность, и я смирился. Пересчет занял время. Вчера я стал обладателем шестьсот сорока ауреев и небольшой горки мелочи. Все это аккуратно внесли в книгу из сшитых и пронумерованных листов пергамента, и я поставил свою подпись. Вот и все – теперь гол, как сокол. Остальные вещи Нонна запихнула в мешок, к которому привязала бирку с моим именем. Трофейные меч и кинжал последовали туда же. В принципе я этого ждал, но все равно пожалел – хорошие клинки. Взамен мне выдали гладиус и кинжал с широким, почти треугольным лезвием. Едва глянув на оружие, я понял: дрянное. Железо, из которого оно сделано, явно мягкое. В завершение на меня надели панцирь – лорику, бронзовый шлем с нащечниками, вручили тяжелый щит – скутум, и копье – пилум. Весило это счастье килограммов двадцать. Нелегка ты, солдатская доля!

— За одежду и оружие будут высчитывать! – предупредила Нонна.

Вот, гадость! И без того обобрали, да еще здесь!

— Возьми из моих денег! – предложил я. – Там много.

— Нельзя! – покачала она головой. – Уже вписаны.

Я мысленно выругался. Нонна отвела меня к трибуну. В кабинете я щелкнул калигами и принял молодцеватый вид.

— Хорош! – одобрила Валерия и рявкнула: – Посыльная!

В кабинете тут же возникла преторианка. И где они прячутся? Когда шли, в коридоре никого не было…

— Когорта вернулась?

— Да, трибун! Готовится к ужину.

— Скажи Руфине, чтобы построила центурию. Я буду говорить.

Преторианка отсалютовала и исчезла.

— Ну? – повернулась ко мне Валерия. – Не передумал? Еще не поздно.

Я покачал головой.

— Тогда пошли!

Мы спустились по лестнице и двинулись к плацу. Валерия – впереди, а я поспешал следом, громыхая, как танк на параде. Напяленное на меня железо, цепляясь одно за другое, издавало довольно громкий лязг. Подкованные железом калиги гремели по каменным плитам. Легионер, мать его! Идти, к счастью, оказалось недолго. На краю плаца торчал невысокий каменный постамент, к нему Валерия и направилась. Запрыгнув на возвышение, указала мне место на дорожке. Я громыхнул и встал.

Тем временем на плацу строилась центурия: с сотню преторианок без доспехов и оружия. Плотная тетка, как я догадался, та самая Руфина, наконец, сбила ее в коробку и подбежала к нам.

— Аве, трибун! Центурия слушает тебя!

Валерия указала Руфине место с другой стороны постамента.

— Возле меня вы видите новобранца, – начала зычным голосом. – Его зовут Игрр. Вы наверняка слышали о нем. По пути в Рому Игрр храбро сражался с сармами и заслужил дубовый венок. Вчера в амфитеатре он бился в поединке с лучшей из наших бойцов и одержал верх. После того боя Игрр выразил желание служить в претории.

По багряной коробке словно пробежал ветерок. Центурион погрозила ей кулаком. Преторианки замерли.

— Гражданин Рома Игрр, – Валерия выделила голосом слово «гражданин», – имеет право служить в когорте. Он безупречного происхождения, здоров и силен. Поэтому я согласилась, – трибун сделала паузу. – Хочу предупредить всех: когорта не лупанарий! Любую, кто посмеет к Игрру пристать, я прикажу высечь и выбросить за ворота. Если подобное совершит Игрр, я поступлю с ним точно также. Понятно?

Ответом ей было молчание. Валерия, похоже, иного не ждала.

— В каком контубернии у нас вакансия? – спросила, повернувшись к центуриону.

— В третьем, трибун!

— Зови декана!

— Пугио! – рявкнула Руфина. – Ко мне!

Из рядов выбежала девчонка и помчалась к нам. Приблизившись к постаменту, она замерла и отсалютовала. Мне поплохело – в прямом смысле этого слова. Перед мной стояла вчерашняя соперница.

— Возьмешь Игрра, декан! – приказала Валерия. – Размести его, объясни правила, научи всему, что знаешь. Помни: он такой же легионер, как и остальные! Ясно!

— Да, трибун! – пискнула девчонка. Похоже, она пребывала в шоке.

— Проводишь новобранца. Остальным – разойтись!

Центурион рявкнула, и строй рассыпался. Валерия спрыгнула с постамента.

— Трибун! – окликнул я.

Она обернулась.

— Ты это специально? Чтобы наказать меня?

— Не тебя! – подмигнула Валерия. – Ее!

Она повернулась и зашагала прочь. Пугио, она же Лиона, подошла ко мне.

— Идем! – сказала хмуро.

И мы пошли… Вновь передо мной вновь шагала женщина, я, громыхая железом, тащился сзади, и на это упоительное зрелище наблюдали со всех сторон. Представьте казарму, набитую солдатами, давно не бывавшими в увольнении. Их жизнь размеренна и скучна, а женщин они видят во снах. И вдруг на плацу появляется роскошная блондинка (это я не о себе, не то еще не то подумаете). Солдаты высыпают из казармы и, делая вид, что необыкновенно заняты, пялятся во все глаза. Когда блондинка скроется, они кинутся обсуждать, отпуская замечания одно другого «краше»… Мужикам полезно время от времени побывать в шкуре женщины, может, тогда станут сдерживать языки? Хотя, о чем это я?..

Пугио потянула на себя одну из дверей каменного барака, и мы оказались в просторной комнате – метров тридцати, если считать по–нашему. Высокие потолки, вернее, просто стены – вверху лишь почерневшие балки. Из узких и высоких – не достать! – окошек падает тусклый свет. Под одним из них – очаг; там тлеют угли. Над ними повис закопченный котел. У стен – деревянные нары с матрасами и подушками. В стороне одна–единственная деревянная койка – место начальника, как следует понимать. У противоположной от нар стене – стол и две лавки. Вот и вся мебель – ни тумбочек, ни шкафов. Последние заменяют вбитые в стену крюки, на которых висят шлемы, доспехи и мечи. Скутумы и пилумы просто свалили в углу. Теперь ясно, почему в казармах так много дверей. Каждое отделение, оно же контуберний, живет наособицу.

Увлекшись обозрением комнаты, я забыл об ее обитателях. Она они пялились на меня. Я присмотрелся. Все примерно одного возраста – лет двадцати. Впрочем, я уже успел убедиться, внешность женщин в Паксе обманчива. На вид взрослая, а разобраться – соплюшка. Девчонки, к слову, довольно симпатичные. Вита говорила, что некрасивых в преторианки не берут – они же подвизаются при дворцах. Но по–настоящему хороша была только Пугио, я это только сейчас разглядел. Овальное личико с правильными чертами, большие глаза, цвета спелой вишни под густыми ресницами… Вчера эти глазки высматривали, как бы ловчее в меня ножик воткнуть…

— Аве! – поздоровался я.

Мне не ответили. Подумав, я свалил скутум и пилум в общую кучу, стащил и пристроил на свободном крюку шлем и лорику. Освободившись от надоевшего железа, поднял мешок и подошел к столу.

Человек я запасливый, поэтому затарился от души. Кувшин вина объемом в полмодия – это больше четырех литров по–нашему, копченый окорок, жареные каплуны, хлеб, сыр, разнообразная зелень… Я выкладывал все это на стол, кожей ощущая, как по комнате разливается напряжение. Чего это они? Не нравится?

— Вот! – сказал, бросив пустой мешок к стене. – Угощайтесь!

Никто не двинулся с места. Я подумал, взял окорок и, вытащив из ножен кинжал, рубанул. Огромный кус ветчины свалился на стол.

— Кто же так режет! – завопила здоровенная преторианка, бросаясь к столу. У меня мигом экспроприировали кинжал и принялись строгать им мясо. Следом налетели другие. Замелькали ножи и руки. Ветчина, сыр и прочие вкусности стали превращаться в ломти, которые тут же раскладывали по мискам. Работы у меня не стало, и я отошел в сторонку.

Лиона, декан контуберния. Обалдевшая

Я знала, что мать меня накажет. Она ко мне вообще строга: не хочет, чтобы в когорте думали, что делает дочке поблажки. Но в этот раз я опасалась, что меня прибьют.

— Курица безголовая! – орала мать, топая ногами. – Мало того, что, пьяная, подралась с мужчиной, так еще додумалась вызвать его на поединок! Наверное, мечтала зарезать лупу перед трибунами? За то вас к ним не подпускают? Так знай: этот Игрр не лупа. По пути в Рому он убил с десяток сарм, причем, зарубил их в одном бою. Я сколько живу, такого не помню. За этот подвиг наградили его дубовым венком. Сколько ты знаешь преторианок, удостоенных такой чести? Если Игрр тебя убьет, я даже слезинки не пророню! Так и знай!

Из-за этих слов я заупрямилась и не согласилась отказаться от поединка, когда принцепс это предложила. Хотела доказать матери, что чего-то стою. В результате вышло, что вышло. Пришлый перехитрил меня, прикинувшись неумелым. Я выбила его меч и погналась, а он ловко свалил меня и пережал жилу на шее. Лучше бы убил! Когда я очнулась и встала, извалянная в песке, вся Рома могла видеть: перед ней та самая безмозглая курица…

Весь следующий день я не подымала глаз. А вечером… Увидев рядом с матерью Игрра, я поначалу не поняла, зачем он притащился, и почему напялил форму преторианца. И тут мать объявила… Ахнула вся центурия. Он, что больной? Нечем больше заняться? Зачем такому красавчику служить? И тут меня вызвали… Мать хорошо все продумала. В нашей центурии только мой контуберний не полный, поэтому внешне выглядело пристойно: где вакансия, туда и определили новобранца. Но на самом деле – тонкая месть. Вакансии есть и в других центуриях…

Я вела Игрра к себе, ловя насмешливые взгляды преторианок. «Ага! – наверное, думали они. – Пришлый отшлепал Пугио, и той это понравилось. Теперь будут забавляться!» Из-за этого я вела себя грубо: не представила Игра девочкам и не познакомила его с ними. Пусть знает! Не в лупанарий пришел!

Игрр, однако, не растерялся. Поприветствовал всех, снял вооружение, и принялся выкладывать на стол гостинцы. Девочки обомлели. Этого мужчину хотели убить, а он натащил столько вкусного! Одуряющие запахи поплыли по комнате, и я ощутила, как заурчало в желудке. Не только у меня. Воробышек громко сглотнула и цыкнула зубом. Пришлый предложил угощаться, а мы стояли, не в силах поверить. Он это всерьез?

Игрр откромсал кус окорока (свеженького, это срезу видно), и тут Воробышек не выдержала. Подлетела и выхватила у пришлого кинжал. Следом рванулись другие. В считанные мгновения все было порезано, разложено, и за столом воцарился хруст и чавканье. На пришлого никто не смотрел. А тот, откупорив кувшин с вином, стал разливать его в чаши.

— Водой разбавь! – заметила я. – Как раз согрелась.

Он сходил к очагу, притащил котел, и послушно добавил воды в чаши. Восемь рук схватили их и опрокинули ароматную жидкость в голодные глотки. Гмм! На вино он тоже не поскупился. Игрр налил нам снова. И только тут я заметила, что он стоит возле нас, словно служанка в харчевне.

— Садись! – указала на лавку. – Поешь! Сами нальем.

Он кивнул и подчинился. Ел он, как я заметила, мало: пощипал сыра с хлебом, пожевал ломтик ветчины, обглодал крылышко каплуна. Зато девочки жрали. Воробышек после того, как ветчина кончилась, схватила оставшуюся кость и стала с урчанием ее обгладывать. А что вы хотите? Преторианки постоянно голодные. Хорошо поесть удается редко. Только за пределами лагеря, если есть на это деньги, или дома. Но в Рому нас отпускают редко…

Еды в мешке Игра оказалось много, но мы умяли все, даже крошки подобрали. Сама не поверила, когда увидела пустой стол. Осоловели так, что тяжело было подняться. Сидели, поглядывая на пришлого. А он положил ладонь себе на грудь.

— Меня зовут Игрр. Тебя, – он указал меня, – я знаю: Лиона. А остальные?

— Говори мне Пугио, – поправила я. – У нас принято обращаться по прозвищам. Это Воробышек. Рядом с ней – Ворон, дальше Череп, с краю – Бычок. Остальные – Пестик, Лошадка, Заноза…

Игрр, слушая представление, улыбался. Для посторонних это всегда так. Прозвища в когорте необычные. Та же, Воробышек выше каждой на голову. Ворон – беленькая, у Черепа круглое личико с ямочками на обеих щеках. Бычок – самая маленькая и худенькая в контубернии. И самая молоденькая, к слову – всего пятнадцать. Мне на четыре года больше.

— У меня нет прозвища, – сказал Игрр, когда я закончила.

— Дадим! – успокоила я. – Завтра покажем место в строю, расскажем, что и как делать. А сейчас – спать! Твое место…

— Рядом со мной! – подскочила Бычок. – С тех пор как Жердина ушла, оно пустует.

— Ага! – хмыкнула я. – Будешь к нему ночью жаться? А мы это слушать? Помнишь, что сказала трибун? Игрр ляжет на моей койке, а на свободное место рядом с тобой – я. Можешь жаться ко мне.

Все, кроме Бычка, захохотали.

— Спасибо за угощение! – сказала я Игрру.

— Всегда пожалуйста! – поклонился он.

Он всерьез или издевается? Так и не решив, я махнула рукой. Девочки расползлись по спальным местам. Игрр сбросил калиги и лег в мою койку. У меня там матрас, набитый шерстью, а не соломой, как у остальных. И подушка мягкая. «Завтра поменяю! – решила я, вытягиваясь на жесткой соломе. – Сейчас как-то не с руки…» Я не заметила, как уснула: хорошее вино принес пришлый…

* * *

На следующий день были маневры. Когорте велели разбить лагерь: вырыть ров, насыпать вал, соорудить частокол и установить внутри палатки. Еще и дорожки между ними песочком посыпать. Со всем этим предстояло справиться за полдня. Мать любит такие задания. В ее представлении преторианец должен уметь все: ходить строем, сражаться, готовить пищу и устраивать лагерь. Плевать ей, что треть девочек – дочки сенаторов или магистратов, а вторая треть росла в дворцах. В когорту силой никого не тащили. Пришла, так не пищи!

Мы и не пищали. Копали, обтесывали, забивали. Пришлый не отставал. Наравне со всеми бросал землю, таскал колья и заколачивал их в вал. К обеду возле нашего контуберния перебывала, наверное, вся когорта. Каждому хотелось глянуть на необычного легионера. Я напускала на себя суровый вид и покрикивала на Игрра: пусть знают, кто над ним главный! Пришлый не обижался: послушно бежал помогать, менял топор на лопату и наоборот. И хотела бы придраться, да не к чему. Даже Руфина, понаблюдав, заметила мне:

— Хороший выйдет преторианец! Ты уж не зверствуй! Тебя-то он пощадил…

Лучше бы промолчала!

К обеду случился ливень, и в казармы мы топали, перемазанные с головы до ног. Предвидя это, я выделила Бычку, дежурившей в тот день, асс на помывку. Малявка поручение выполнила. По возвращению нас ждала натопленная баня и котел горячей воды. Девчонки, узнав, сорвали с себя одежду, и с радостным визгом рванули мыться. Игрр остался у дверей.

— Ты чего? – удивилась я.

— Потом, – сказал он.

— Вода кончится, – покачала я головой. – Думаешь, оставят? – я указала на дверь, из-за которой доносился вопли и шлепки по голым телам. – Или боишься, что изнасилуем?

— Боюсь! – признался он. Надо же! Какой стеснительный!

— Никто не смеет ослушаться трибуна, – успокоила я. – И тем более никому не хочется розг. Ты преторианец, а не лупа. Не тронем!

— Разглядывать будете? – уточнил он.

— Само собой! – кивнула я.

Он улыбнулся и потянул через голову тунику. Наше появление заставило контуберний умолкнуть. В казарменной бане не слишком светло, но разглядеть, как сложен пришлый, труда не составило. Я и прежде видела, что у него сильные руки и ноги, но что он окажется настолько хорош… Статуя с форума, только живая! Мне вдруг захотелось коснуться этих бугров под гладкой кожей, ощутить их упругость и силу. Наверное, нечто подобное испытали и девочки: они напряглись и шагнули навстречу. Это заставило меня придти в себя. Из-за спины Игрра я показала кулак, и все сделали вид, что моются.

Игрр окатил себя водой из ковша, взял свободную губку и стал намыливаться. Я подошла к нему.

— Потру спину!

Он протянул мне губку и склонился над мраморной лавкой. Я отбросила губку и стала тереть ему спину руками. Он не возражал. Когда я закончила, он выпрямился и указал на лавку.

— Теперь ты!

Я послушно согнулась. К сожалению, губку он подобрал и тер мне спину ей. Когда я распрямилась, у лавки стояла очередь. Девочки держали в руках губки. Игрр не отказал никому. Когда последняя из нас распрямилась, все увидели, что фаллос Игрра вздыбился – совсем как у статуй на форумах. Девочки восторженно взвизгнули и окружили пришлого. Игрр прикрылся руками.

— Не бойся! – хмыкнула я. – Они всего лишь потрогают – на удачу.

— Я не статуя! – отрезал Игрр. – Незачем меня лапать!

Девочки разочарованно отошли. «Грубиян! – подумала я. – Контуберния – это семья, все в нем, считай, родственники. С тебя убыло бы, если б потрогали?» В тот же миг я сообразила: пришлому нашлось прозвище. У преторианцев принято наоборот, но ведь Игрр сам по себе – исключение. Будет Недотрога.

За ужином Игрр вновь испортил нам настроение. Проглотив ложку каши, скривился.

— Не доварена, – сказал недовольно. – И пересолена.

Бычок, дежурившая в этот день, вспыхнула. Она ведь так старалась! И в миску Игрра кусочков сала больше бросила – все это видели. А он, можно сказать, в лицо ей плюнул…

— Завтра будешь дежурным! – распорядилась я. – Возьмешь у меня деньги, и накормишь нас правильно.

— Слушаюсь, декан! – кивнул он.

Спать мы легли хмурые. И зачем мать согласилась взять индюка в когорту? Эти мужчины невозможны! Изнеженные, капризные… Я забрала у Игрра свои подушку и матрас, хотя поначалу решила их оставить. Пусть спит на соломе! Посмотрим, как он завтра отдежурит!

Знала бы я тогда, чем все кончится…

Глава 20

Игрр, дежурный по контубернию. Лопух…

Я сразу не понял, какую подлянку мне бросили. Поручение выглядело пустяковым. Взять, деньги, сходить на рынок, купить продуктов и приготовить… Ерунда! В когорте не существовало единой кухни. Государство платило легионеру жалованье, и за эти деньги тот покупал все: одежду, обувь, оружие, уголь, чтобы не замерзать в холодное время года, и провизию, чтобы питаться. Как он это будет делать, начальство не волновало. Каждый контуберний готовил пищу самостоятельно. Разумеется, не составляло проблемы заказать обед в харчевне или притащить рабов для услуг – контингент здесь служил специфический, и средствами располагал. Но в когорте такое категорически запрещалось. Правильно, между прочим. Армия, где один жрет, а второй слюнки глотает, много не навоюет. Поэтому любые деньги, кроме жалованья, у преторианцев изымали. Родственников с передачками не допускали. Но об этом я узнал позже, поэтому и лопухнулся…

Легионеру выделялось на питание два асса в день. К слову, не так уж мало. За один асс в харчевне нальют миску похлебки, за два – наешься от пуза. Зато остальной день зубом цыкай… Но на то и существует котловое довольствие, чтобы оптимизировать расходы. Продукты закупаются по оптовой цене, на поваров с официантками тратиться не нужно… Полный подобных мыслей, я взял корзину и двинул на торг. Куда? За воротами части располагалось с десяток лавчонок, где преторианки затаривались – эдакий античный военторг, куда я и отправился в компании таких же заготовителей. На меня с любопытством поглядывали. Я придал лицу равнодушное выражение. Подумаешь! Все идут, чем я хуже?

Скользнув следом за одной из преторианок в лавку, я пристроился за ее спиной. Что берем? Хлеб, сыр, оливковое масло, крупа, шмат копченого сала, оливки, фасоль, кувшин «поски»… Нормальный расклад. Завтракают здесь сваренной с вечера фасолью или кашей, вариант: хлебом, сыром и смоквами. В обед перекусывают хлебом и сыром, запивая это горячей водой или поской. На вечер – каша (или фасоль) с копченым салом и хлебом, «поска»… Варианты повкуснее возможны, но если хочешь сэкономить на количестве. Только это не приветствуется: тяжелая работа на свежем воздухе пробуждает зверский аппетит. Тут хоть чем, но желудок набить…

— Четыре сестерция! – сказала лавочница, уложив отобранные продукты в корзину.

— Добавь смокв на два асса! – попросила преторианка.

Лавочница зачерпнула из мешка и высыпала в корзину три полные горсти вяленых смокв – он же инжир. Вкусный и очень питательный фрукт, между прочим. Итак, эта дежурная свои восемнадцать монет потратила. И выбор неплохой…

— Мне тоже самое! – сказал я после того, как преторианка отошла.

Хозяйка окинула меня внимательным взглядом.

— Десять сестерциев! – сказала, даже не подумав шевельнуться.

— Почему столько?! – возмутился я. – С нее, – я кивнул в сторону ушедшей покупательницы, – взяла в два раза меньше.

— Она преторианка. Те постоянно у меня покупают.

— А я кто?

— Пришлый, который зачем-то вырядился преторианцем, – равнодушно ответила лавочница. – Будешь платить?

— Хрен тебе! – ответствовал я по–русски и вышел, кипя от возмущения.

В следующей лавке ситуация повторилась, затем – еще и еще. Стоило мне подойти к прилавку, как цены подскакивали в два, а то и в три раза. Преторианки, ставшие свидетельницами этой оказии, не скрываясь, хихикали. Да что это такое? Прямо заговор какой-то!

Выйдя из последней лавки, я задумался. Что делать? Купить только хлеб и крупу? Девчонки подумают, что часть денег я заныкал. Попробуй объясни! Вот незадача? Идти в Рому? Далеко, и не факт, что удастся сторговаться. Кто их знает, местных торговцев? Опыта общения с ними у меня не было: продукты в доме Виталии покупала Аманда. Я пребывал в задумчивости, как вдруг меня хлопнули по плечу. Да так, что оно чуть не отвалилось.

— Игрр?

Я обернулся: Помпония! Вот уж кого не ожидал увидеть!

— Я искала тебя! – затараторила бывшая «крыша». – Как только услышала про Виталию. Ты где скрывался? Отчего на тебе эта одежда?

Я объяснил. Глаза у нее стали по блюдцу.

— Здесь что делаешь? – спросила, покачав головой.

— Продукты покупаю. Я дежурный по контубернию. Лавочницы цены ломят, – пожаловался я, воспрянув духом. Помпония здесь наверняка не просто так – наверняка приехала за данью. Может, вразумит отмороженных?

— Вот что, – сказала она. – Едем ко мне! Дорогой расскажешь. А я подумаю, как помочь.

Я немедленно согласился.

— На лавочниц не злись! – сказала Помпония, когда я завершил повесть о своих злоключениях. – Они знают, что мужчины в Роме не бедные, потому и повышают цену. И плевать им, во что ты одет. Пришлые в армии не служат. Не завидуй другим дежурным – досыта девочек они все равно не накормят. Если покупать продукты на контуберний, два асса на человека мало. А вот если на когорту… Поручили бы мне! Я закупила бы провизию, организовала кухню, и дважды в день кормила бы когорту горячим. Было бы и мясо, и вино… И преторианкам хорошо, и я нолам дала бы заработать.

— Так предложи! – сказал я. В самом деле! Идея лежит на поверхности…

— Ты же знаешь, кто служит в когорте! – вздохнула Помпония. – Решат, что я нацелилась медяки их воровать. У самих от золота дворцы пухнут, а за квадрант задавятся. Богатые, они такие. Пусть их! Давай лучше о тебе. Поступим так. Ты сделаешь мне массаж, а я, как обычно, заплачу. Хочешь – деньгами, хочешь – продуктами. Обратно в преторий тебя отвезут. Идет!

Отказываться я не стал и способом оплаты выбрал бартер. Попросив подручную Помпонии, уже знакомую димидию, выбрать необходимую провизию, я заказал дополнительно жаровню (готовить в очаге – каменный век, а мы, как никак, в античности), уголь к ней, котел, сковородку – гулять так гулять! – и прочие удовольствия, на которые хватит денег. Порученец Помпонии умчалась, а мы с хозяйкой прошли в таблиниум. Массаж много времени не занял.

— Вина! – приказала Помпония, вставая.

Принесли вино. Мы выпили.

— Вот что, Игрр! – сказала она, осушив стакан. – Я служила в претории пятнадцать лет и могу сказать: ты сделал глупость. Нечего тебе там делать. Служить тяжело: муштра, зависть, скудное жалованье… Мне выбирать не приходилось – из бедноты, тянула лямку, пока денег не скопила. Центурионы в претории все такие, да и Валерия, нынешний трибун, из них. Пост свой горбом добыла. А вот легионеры большей частью дочки богачей и магистратов. Они зарабатывают в когорте ценз для будущей должности, а тебе это зачем? Подавай в отставку и приходи! Я сумею тебя защитить. Вернешься к прежнему занятию, разбогатеешь…

— А Виталия?

— Что Виталия? – удивилась она.

— Ей как помочь?

— Не знаю! – вздохнула она. – Я вообще думаю…

Поймав мой взгляд, она осеклась.

— Не злись! – сказала торопливо. – Я тоже люблю эту девочку. Она, считай, росла на моих коленях. Но сармы… Я не помню, чтобы кто-либо возвращался из их плена.

— Есть возможность узнать, что с ней?

Она задумалась, затем встряхнула головой.

— Попробую. У меня есть связи.

Я поблагодарил. В триклиний заглянула порученец Помпонии. Я встал.

— Игрр! – вскочила Помпония. – Хочу, чтобы ты это знал. Я помогала вам с Витой не из-за денег. Вы платили мне, но это было крохотной частью моих доходов. Для меня важнее было приходить к вам, беседовать, греться у вашего очага…

Я кивнул и вышел. К части меня подвезли, но до казармы груз пришлось тащить на горбу. Я пыхтел и обливался потом. Поручение демидия Помпонии выполнила на совесть. Я стал обладателем бронзовой жаровни с двумя отверстиями под донца котлов, проще говоря, переносной плиты. Еще наличествовал котел и приличных размеров бронзовая сковородка, деревянные миски и блюда. Корзина угля с заботливо вложенным внутрь огнивом. Провизия занимала целый мешок. Я с полчаса раскладывал покупки на столе, как вдруг спохватился. В полдень девчонок надо кормить, а у меня не готово!..

Пугио, декан. Ошарашенная

В том, что с Недотрогой что-то не так, я убедилась, когда Руфина скомандовала обед. Центурия рассыпалась по контуберниям, и ожидавшие этого дежурные повели их кормить. Недотроги не было. Мы отошли в сторонку и сели на траву. Есть хотелось зверски. Девчонки хмуро посматривали на меня, и нетрудно было догадаться, о чем они думают. Назначила растяпу дежурным! Да он хлеба приличного не сможет купить! Схватит какие-нибудь черствый. Что они умеют, пришлые? Хотя сейчас я бы и сухарь погрызла…

— Едет! – внезапно сказала Воробышек и указала рукой. – Вон!

Мы вскочили. От претория скакал всадник. Я невольно охнула: Недотрога точно больной. Дежурные приходят в поле пешком – всего-то две мили. Он что, трибун, верхом ездить?

— Извини, декан! – закричал Игрр, подскакав. – Не успевал. Пришлось одолжить на конюшне одра, – он похлопал лошадку по крупу. – Зато еда теплая.

Соскочив на траву, он вытащил из мешка льняную скатерть (и где только взял?), расстелил и высыпал на нее какие-то светлые комки.

— Это что? – с подозрением спросила я.

— Ну… – Он почесал в затылке. – Даже не знаю, как назвать. Времени было мало, соорудил наспех. Вечером накормлю вас по–настоящему. Берите! Это сытно.

Несмотря на голод, девочки медлили. Первой не утерпела Воробышек. Цапнув один из комков, откусила. Остальные впились в нее взглядами. Воробышек прожевала и тут же цапнула второй комок. Стала жадно есть, поочередно откусывая от каждого. Все немедленно последовали ее примеру. Взяла и я. Комок и вправду оказался теплым. Я откусила… Умм! В свежую, только что испеченную лепешку завернуты мелко порубленный окорок – соленый, а не копченый! – овечий сыр, вяленные фиги и изюм. Божественно! Откуда Игрр знает о сочетании соленого и сладкого? Кто его этому научил?

Игрр тем временем достал кожаную флягу и пустил ее по рукам. Я отхлебнула – мульсум! Да это не обед, а праздник какой-то! Еще музыкантов с танцовщицами – и настоящий пир. Интересно, ужинать чем будем? У него хоть на крупу деньги остались?

Спрашивать я не стала. Во–первых, ела. Во–вторых, угощение Игрра девочкам явно нравилось. Если на ужин случится пустая каша, не обидятся. После такого-то обеда…

Насчет сытости Игрр оказался прав. Девчонки отваливались от скатерти одна за другой. Последней сдалась Воробышек – самая прожорливая не только в контубернии, но и когорте. Ну, так она у нас и самая большая. Сладко рыгнув, Воробышек счастливо улыбнулась и упала на спину. На скатерти сиротливо остался последний комок. Никто на него даже смотрел.

— Что это вы едите, а?

Я недовольно подняла голову. Помело, она же Попея Квинт, дочка сенатора из пятого контуберния. Первая сплетница претория! Носатая, тощая и омерзительная. В когорте ее терпеть не могут. Помело стояла, жадно поглядывая на оставшийся комок. Нет уж! Жуй свои сухари!

— Попробуй!

Игрр взял и протянул попрошайке еду. Богиня–воительница, зачем? Эта сплетница разнесет, чем нас кормят!

Помело схватила угощение и жадно впилась в него зубами. Глаза ее изумленно расширились. Еще бы! Издав восторженный вопль, попрошайка умчалась, даже не поблагодарив. Я проводила ее хмурым взглядом. Ладно, станут спрашивать, скажу, что это остатки угощения новобранца. Этому поверят…

* * *

Тревогу я ощутила, переступив порог казармы. По комнате плавали божественные запахи. Что он приготовил? Явно не пустую кашу! Где взял деньги? Присмотревшись, я укрепилась в подозрениях. На месте очага стояла новенькая жаровня, и на ней исходили паром два котла. Один из них блестел новенькими, еще затронутыми жирной копотью боками. Откуда?

— Моем руки – и за стол! – скомандовал Недотрога, ставя на лавку бронзовый таз с водой. На плече пришлого висело полотенце. Ладно, потом!

Девочки не стали себя упрашивать. В считанные мгновения ополоснули руки и расселись по лавкам. Недотрога, сунув к стене таз, притащил котел и черпаком (не было такого у нас, точно!) стал разливать в миски какую-то красную бурду с белыми пятнами. Это что? Варево для свиней?

— Борщ! – сказал он в ответ на наши взгляды. – Не классический, конечно, – он вздохнул, – помидоров у вас нет, картошки тоже, а вместо сметаны я добавил снятое молоко. Но, вроде, съедобно…

После дня занятий нам сгодилось бы и пойло. Я зачерпнула ложкой и бросила варево в рот. Свекла, капуста, кусочки репы… Гмм! Я глянула на девочек: они жадно работали ложками. Вкусно! Я последовала их примеру. Дно миски обнажилось, и я разглядела внизу приличный кусок мяса. Это он только мне? Нельзя! Всем должно быть одинаково!

Подняв взгляд, я увидела, как девочки, сладко жмурясь, откусывают от своих кусков. Значит, мясо досталось каждой. Воробышек свой кусочек проглотила мгновенно, Недотрога достал из котла еще один.

— Она большая! – сказал нам. – Ей одного мало.

Воробышек аж зарделась от удовольствия. Прибрав опустевшие миски, Недотрога поставил деревянное блюдо (еще камушек в урну подозрений, не было у нас такого), и вытряхнул в него из котла горку каши. Богиня–воительница – ориза! С изюмом, вяленными фигами и абрикосами и еще чем-то. Да что это такое, в самом деле! Он заказал еду в харчевне? Там не готовят подобного!

— Накладывайте сами! – предложил Недотрога, расставляя перед нами тарелки. – Кому сколько хочется. Вот! – Он воткнул в горку большую ложку.

Упрашивать не пришлось. Ложка пошла по рукам, и от горки на блюде ничего не осталось. Недотрога тем временем разлил по чашам вино, не забыв разбавить его горячей водой. Когда тарелки и чаши опустели, он свалил их в таз. Будет мыть…

— Вкусно? – спросил, присаживаясь.

Девочки закивали.

— На завтрак будут хачапури с сыром. Я встану пораньше и испеку их на сковороде…

— Где ты это взял? – перебила я, указав на жаровню. – Откуда у нас посуда, мясо, ориза? Ты купил это на восемнадцать ассов?

— Я их даже не потратил! – заулыбался он и высыпал на столешницу монеты. – Возьми! Пусть будут в кассе.

— Тогда откуда деньги?

— Заработал.

— Как?

Он пожал плечами. Меня от догадки бросило в жар. Как может заработать такой красавчик? Богиня–воительница, позор-то какой! Преторианец – лупа… У меня в контубернии!

— Как ты посмел?!. – я сжала кулаки.

— Успокойся, декан! – усмехнулся Недотрога. – Знаю, о чем ты подумала. Это не так. В своем мире я был медикусом и научился делать массаж. Женщинам Рома он нравится, и я неплохо зарабатывал. Утром встретил у лавок знакомую, она попросила по старой памяти… Взамен мне дали посуду и продукты.

— За массаж?

— Ну, да! – пожал он плечами.

— Столько много?

— Массаж стоит золотой…

— Не ври! – закричала я. – Никто не заплатит столько!

Он встал, подошел к нарам и стащил с них с мой матрас. Бросил его на стол.

— Снимай тунику и ложись!

Я в растерянности глянула на девочек. Их взгляды словно говорили: «Ну, что же ты! Сама требовала!»

Я расстегнула пояс и потащила тунику через голову. Ступив на лавку, взобралась на стол. Вытянулась.

— Спиной кверху!

Девочки хихикнули. Ощутив, как вспыхнули щеки, я повернулась. Откуда мне знать, как это делается? Недотрога плеснул в ладонь масла, растер его и подступил…

Мир вокруг исчез. Я стонала и корчилась, каждой частичкой изголодавшего тела желая, чтоб это длилось вечно, и опомнилась лишь, когда затопившее меня наслаждение угасло. Я подняла голову. Недотрога стоял в стороне, а девочки смотрели на меня огромными глазами. Я сползла со стола, и непослушными руками набросила на себя тунику. Когда, собравшись с духом, подняла взгляд, то увидела застывший в глазах девочек вопрос. Один, но очень жгучий.

— Это… – Я прокашлялась. – Это стоит золотой, – я повернулась к Недотроге. – Я заплачу! С жалованья…

— Не нужно! – сказал он.

— Заплачу! – возразила я.

— Успокойся! – Он покачал головой. – Мы спим в одной комнате, едим из одного котла, вместе служим, а я стану обогащаться за твой счет? У преторианок и без того маленькое жалованье. Женщины, которые мне платили, были богаты. Не уговаривай, Пугио! Не возьму.

— А с меня? – пискнула Бычок.

— С тебя – тоже! – улыбнулся Недотрога.

Бычок вскочила с нар и, прежде чем кто-то успел опомниться, сорвала с себя тунику. Я только головой покачала: на ней не было даже набедренной повязки. Это с чего? Швырнув тунику на нары, Бычок забралась на стол и вытянулась. Недотрога пожал плечами и снова плеснул масла в ладонь. Но едва он коснулся ее спины, как дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Помело.

— Ага! – завопила с порога. – Бычок лежит на столе голая, а пришлый к ней уже пристроился!

Мы не успели хоть что-то сказать, как Помело метнулась к очагу.

— У них новая жаровня, а ели они сегодня… – она сунула палец в котел и облизала. – Оризу с изюмом. Все ясно!

Она исчезла в дверях также мгновенно, как и появилась.

— Одевайся! – велела я Бычку. Та неохотно подчинилась.

— Что произошло? – недоуменно спросил Недотрога. – Зачем эта ненормальная прибегала?

— Расскажу! – вздохнула я…

* * *

Помело, видимо, не спала ночь, и обошла все казармы. Утром, едва мы позавтракали, пропела букцина, и центурии потекли на плац. Шагая в общем строю, я ловила на себе хмурые взгляды преторианок и невольно ежилась. Ну, будет…

Центурии вытянулись в ряд и согласованно ударили мечами в щиты.

— Трибун! Трибун!..

Мать не заставила себя ждать. Бунт когорты – неприятное дело, а если, вдобавок, это преторианки… Показавшись между колонн, она быстрым шагом преодолела расстояние до плаца и вспрыгнула на постамент. Грохот затих.

— Кто будет говорить? – спросила мать.

— Я! – раздалось в тишине, и из рядов выбралась Помело. Кто бы сомневался?!

Оказавшись перед строем когорты, Помело приосанилась. Было видно, что она упивается моментом.

— Ты, трибун, взяла в когорту пришлого, – начала мерзавка торжественно, – сказав, что он будет таким же, как и мы. Но на деле ты привела лупу! – Помело возвысила голос. – Вчера я своими глазами видела, как он ласкал Бычка, а другие из контуберния ждали своей очереди. Это еще не все. На ужин они ели оризу с изюмом, а в обед – мясо. Разве нас с вами так кормят?

Строй возмущенно завопил. Помело дождалась, пока все умолкнут.

— Разве нас с вами в казарме ласкают мужчины? Нам говорили, что в когорте все равны, и что же мы видим? Для твоей дочки сделано исключение. Почему? Ответь, трибун!

Строй закричал и загремел щитами. Из своего ряда я видела лицо матери. Она… Сегодня меня точно убьют! Умереть не страшно, но какой позор!

Мать подняла руку, и шум затих.

— Пугио!

На подгибающихся коленях я вышла из строя. Замерла, не решаясь взглянуть матери в глаза, и вдруг ощутила, что рядом кто-то стоит. Я скосила взгляд. Игрр? Он зачем здесь?

— Разреши сказать, трибун! – звучным голосом сказал пришлый. – Раз мне бросили обвинение, мне и отвечать.

— Пусть говорит Пугио! – завопила Помело. – Тебя не звали!

— Замолчи! – рявкнула мать. – Здесь я решаю! Тебе не мешали говорить, теперь пусть скажет пришлый.

— Благодарю! – поклонился Игрр и снял шлем. Его светлые, давно не стриженные волосы, выкатились и рассыпались по плечам.

— С тех пор, как я Паксе, из меня упорно пытаются сделать лупу, – Игрр усмехнулся. – Вы, как вижу, желаете знать: зачем здесь? Почему пришел в когорту? Разве не нашлось другого занятия? Отвечаю: оно у меня было. Имелись дом и семья. Но после того как моя жена пропала, дом забрали, и я оказался на улице…

— Не лги! – перебила Помело. – Какая жена? Пришлые не женятся на нолах. Такого не было с древних времен.

— Трибун! – повернулся Игрр к матери. – В вещах, что я сдал, был кожаный пенал. Вели принести.

— Посыльная! – рявкнула мать.

Маячившая за постаментом преторианка сорвалась с места и скрылась в дверях претория. Когорта застыла в ожидании. Обратно посыльная явилась в сопровождении Нонны, нашего квестора. Подойдя к постаменту, Нонна протянула кожаный пенал.

— Ему! – указала мать на Игрра.

Нонна подошла.

— В пенале два пергамента, – сказал Игрр. – Прошу, достань тот, что больше, и прочти вслух.

Квестор достала и развернула свиток.

— Я, нотариус Констанция Вер, настоящим подтверждаю, что в иды седьмого месяца тысяча девятьсот пятнадцатого года от пришествия легиона, в присутствии свидетелей… – Нонна перечислила имена, – пришлый по имени Игрр Офсяникофф и старший декурион алы «Дикие кошки» Виталия Руф заключили брак в строгом соответствии с законами и обычаями Ромы. Подпись, печать…

Квестор свернула пергамент и спрятала его в пенал. По строю прокатился ропот.

— Я помню Виталию, – внезапно сказала Нонна. – Она служила в первой центурии. Во время битвы с сармами ее ранили в голову, а ее мать погибла. Виталия не могла видеть одним глазом, поэтому перевелась в алу «кошек». Хорошая была девочка! Храбрая!

— Она ушла в поход, и ее турма встретилась с сармами, – сказал Игрр. – Виталия попала в плен. Я хочу ее вызволить, потому и попросился в когорту. Надеюсь: рано или поздно, мы пойдем на сарм и спасем Виталию. Я хочу в этом участвовать.

Я стояла потрясенная. Игрр женат! Разве такое возможно? Но Нонна не стала бы врать: любой может потребовать пергамент для проверки. И, что более поразительно, Игрр выбрал в жены преторианку. Пусть бывшую, но не магистрата или богачку – те не служат у «кошек». Нет, он необыкновенный!

Наверное, не одна я так подумала, потому что на плацу воцарилась тишина. Сотни глаз неприязненно глядели на Помело, и та невольно поежилась.