Что я сказал расстрельной бригаде

Я был ужасно озабоченным молчелопиетом - дым цвета печенья выходил из моего носа, когда я видел изгибы женщины. Я успокаивался, только когда из меня - вышибала дух вращающаяся дверь ресторана и как часто это происходило.
У меня в любой день наготове цветущие стоны. Руби Громоглавая стягивала волосы назад так сильно, что её лицо рвалось посередине. Позвоночник сиял и рос. Кипящий лоб трансформации. Вот настоящая женщина. Сказал ей, что она похожа на взрыв, а она ответила тем, что стала таки взрывом. Встретил её в салоне мутантов. Иглы и трубы очумело лезли из ее лица. “Нельзя этим зарабатывать на жизнь”, - сказал я.

- Заслужил аудиенцию с девятнадцатью вентилями, выходящими у меня из лица? И какую аудиенцию?
- Прощающего типа.
Моргнул, а она осталась на месте. Мораль как вышка в бассейне и задница, за которую ангелы, рождённые в небесах, готовы убивать. Одежда была отброшена, как граната без чеки - безумие не то слово.
Так всё началось. Моё спокойное поведение родилось в детстве, когда меня использовали как мишень в стрельбе - попытки пригнуться, вздрогнуть или закричать - всё это я довольно скоро отбросил.
- И чем ты занимаешься?
- Слушаю бредовые серенады.
- За деньги?
- Я ищу утешение в мести и подозрении. Взрываю и трачу чужое прекрасное время.
- А Эдди?
- Этот ублюдок? Знаешь, почему он такой странный? Его уши старше, чем остальное тело. Им уже семьдесят восемь лет.
- Почему это должно вызывать такие проблемы?
- Он знает об этом с трёх лёт. Представь себе.
- Представляю.
- Ну? С трёх. И остальные тоже в курсе. В смысле, про уши и возраст. Так его и идентифицируют. И в полицейском досье то же самое. И таким же образом ублюдок идентифицирует сам себя.
- Есть способы и похуже.
- Например?
- Вера?
- Издеваешься?
- Смелость?
- Ни черта подобного.
- Стратегия ставок?
- Кончай шутить. Если он увидит пони с правильным количеством ног, он сунет бабло ему в рот. Просто не представляет, что с ними ещё делать.
- А что можно?
- Определённо морской монстр, - сказал Эдди, когда я ему о ней рассказал.
- Нет, - уверил я его. - Она стоит обеими ногами на земле и трупах, в позорных прямых солнечных лучах.
- Она иголкой сдует тебе ягодицы, брат.
Он удивился, что моим фетишем в то время было связывать ржущих барменш пучками моих собственных нервов - упряжь с плотностью хлопка, такого натурального, что их борьба была сплошным притворством. Тем временем я поряжался верблюдом и поджигал собственную задницу. Спустя годы я с удивлением обнаружил, что это считается нормальным. Очевидно, что если не использовать минимум дюжину раскрашенных серебрянкой карликов и колесницу, эксперимент здесь сходу посчитают неудавшимся.
Эдди сказал, что я должен избавиться от неё любыми доступными средствами, но я был глуп и очарован.
- Физически тебе не будет больно, Эдди, сначала нет. Жизнь измеряется приливами соплей, шепчущими, как памятные проклятия. Движение крошечной освобождённой стремянки. Мрачные страдающие годы на значения в коридоры бизнеса, потом прошлое.
- Объяснись.
- Возраст, Эдди. Вены под луковой бумагой. Кровать для статуи и причёска мертвеца.
- Нет.
- О да. Жалостливо рыдающий в жалком фартуке - вот твой конец.
- Я не разговариваю с тобой, пока ты не заберёшь назад последние слова.
- Я не имел в виду ничего плохого.
- И больше так не делай, договорились?
- У Боба в лице столько металла, что есть опасность изменения магнитных полюсов планеты Эдди.
- У Боба нет в лице металла.
- Но мог бы быть.
- Или ближе к фактам, брат, или вообще молчи.
- С тебя достаточно, в таком ключе? В этот раз я лишь зашёл чуть дальше, чем следовало. Раздвинул границы дальше, чем ты мечтал, что возможно, а теперь ты боишься - боишься собственного соучастия в деле и собираешься запинать мою невинную задницу отсюда до вечности за преступление самовыражения в выражениях, обычно забронированных за святыми и официантами.
Эдди принялся булькать пинтой и избегать моего взгляда.
- И вот последний довод тех, кому в. молодости остро не хватало сиськи - горечь и зависть к тем, кто преодолел травму собственным уникальным и личным способом.
- Ну всё, - сказал он и встал, как решительный человек. Два часа спустя он стоял в той же позе, пока другие алкаши приходили и уходили, объявили закрытие и заперли двери - деятельность окружала статую этого единожды рассердившегося мужика. Вызвали доктора, который постучал по нему молоточками - оказалось, внешний слой идиота превратился в кремень. - Он там, внутри, живой, как обычно, - сказал доктор, убирая инструменты, - но эта жизнь более не видна глазу. Скармливайте ему побольше соломы и говорите о спортивных расписаниях. Скоро он увидит, что его неподвижное состояние в этом мире не имеет такого веса, как тогда, когда он был на ногах, как приличный чел.
- Спасибо, доктор, - сказал я, и открыл космос, чтобы навестить Минотавра, чьи взгляды в те дни пугали меня меньше. Воду, воздух и юмор вскрытия. Минотавр плакал блёснами и смеялся ядовитым газом. Вот такое впечатление он производил на меня и пугал остальных, когда утверждал, что знает демонов и делит свою зарплату с самим дьяволом. - Кайфоломы, - называл он тех, кто убегал. У него к руке был приделан переключатель стилей,
так что он мог избить тебя в манере различных известностей. Мать Тереза лупила в печень, а Никсон - по щекам.
Его жилище запотело омерзением.
- Эластичные летучие мыши, а?
Он налил выпить.
- Дурная вода, брат. Выпей, и твоя кожа станет кружевом, пронзённым пылью.
- Яд одного человека, - сказал я, принимая стакан. - Как думаешь, чем сейчас Эдди там внутри себя занимается?
- Пропускает занятия, словно одержимый. И больше чем я могу описать вашим примитивным языком.
- Я должен испугаться?
- Уважительнее, брат, перед Сатаной.
- Только не Сатана - дай отдохнуть, брат.
- Сатана никогда не отдыхает.
- Неудивительно, что он такой озлобленный. Брось мне газету.
- В такие времена, брат, ты познаешь тернистый путь.
- Ага, тернистый путь, что бы ты ни говорил, брат, - давай бросай, там есть одна прикольная история про сало и сотворение.
- Тут нет ничего прикольного про сало и сотворение.
- Говорю, есть, брат, - давай сюда.
Но в каждой статье рассказывалось про Боба - и в каждой утверждалось, что видели, как он душит лебедя, а потом отрывает ему клюв, чтобы использовать вместо рупора в чёрном, антикварном телефоне.
- Подобный тем, какие видишь в старых, жестоких фильмах, - продолжала история. Это событие произошло на каком-то большом светском приёме, и Боб был там, в модном тряпье - возможно, с отчётливой целью нападения на животное. Более сорока людей видели атаку, и каждый выдавал свой вариант той же свирепой байки. На следующий день газета была наполнена тем же самым.
Передовица вопила о “каторге” и “милосердии”, заключая, что для несчастного негодяя “всё кончено”.
- До прессы всегда доходит, как до жирафа, - заметил я Минотавру, но он посмотрел на меня с гибельно тяжёлым неодобрением.
Я настаивал.
- Хочу сказать, чугунноголовые мудозвоны. Может, до сих пор читают священные книги. Про всяких неудачников.
- Через компромисс мы идём, через светский лоск мы скользим.
Минотавр говорил о глобальных дарах. Для великого изначального зла - печаль. Для рабочего нерва Бога-негодование. Для меня - истощение.
- Скелет в яйце, а?
- Если тебе так нравится.
- Если мне так нравится - хорошая штука. Ты ни когда не останавливаешься, брат?
Теперь я вспоминаю дни, когда такой обмен фразами заставил бы меня вспыхнуть в ликовании желтой прессы - УБЛЮДОК НА СВОБОДЕ С МЕТАЛЛИЧЕСКОЙ ТРУБОЙ И НЕ ПОМОГАЕТ НАМ ПРИТВОРИТЬСЯ, ЧТО МЫ НЕ ЗНАЕМ, ПОЧЕМУ - в таком ключе.
Кровавые убийства тогда ещё были популярны, и все строили гипотезы, или хотя бы хмурились. “Давай еще разок - раздавался вопль. - Давай удвой”. Потом насилие.
Так что поговорив о Бобе и Эдди и проконсультировавшись с Рогатым по разным вопросам, я покинул Минотавра и встретился с Руби в первозданном болоте, которое мы устроили для развлечения в наших губительных отношениях Мы вышли в эволюцию и встретились друг с другом, и кишащий в грязи континуум бреда вился вокруг нас.
- Не могу поверить, что здесь всё и началось, - начала она говорить, но я заткнул её. Летучие мыши и слепозмеики начали хихикать. - А где Боб? - спросила она.
- В темнице, пытается выяснить, действительно ли его считают виновным.
- Невиновен, это несчастный случай.
- Тоже мнение.
- В чем его обвиняют?
- В хождении по потолку их гравитации.
- А что именно он сделал?
- Ты действительно хочешь знать?