Британское владычество в Индии

Лондон, 10 июня 1853 г.

Индостан — это Италия азиатских масштабов. Гималайские горы соответствуют Альпам, равнины Бенгалии - равнинам Ломбардии, Деканский гребет — Апеннинам, а остров Цейлон — острову Сицилии. То же богатство и разнообразие даров земли и та же раздробленность вполитическом устройстве. И подобно тому как в Италии время от времени мечзавоевателя лишь насильственно объединял различные национальные массы, то же самое мы видим ВИндостане, — в те периоды, когда он не находится под гнетом магометан, или моголов, или британцев, мы видим его разделенным на столько же независимых и враждующих между собой государств, сколько он насчитывает городов или даже деревень. Однако в социальном отношении Индостан представляет собой не Италию, а Ирландию Востока. И это странное сочетание Италии и Ирландии, мира сладострастия и мира печали, было предвосхищено в древних традициях религии Индостана. Эта религия одновременно является религией чувственных излишеств и религией умерщвляющего плоть аскетизма, религией Лингама^[1] и религией Джагернаута^[2]2, религией монаха и религией баядерки.

Я не разделяю мнения тех, которые верят в существование золотого века Индостана, хотя для подтверждения своих

- 304 -

взглядов и не стану ссылаться, как это делает сэр Чарлз Вуд, на период господства Хули-хана. Но возьмите для примера времена Аурангзеба; или эпоху, когда моголы появились на севере, а португальцы — на юге; или период вторжения мусульман и период гептархии^[3] в южной Индии; или, если вы хотите итти назад, к еще более глубокой древности, возьмите мифологическую хронологию самих браминов, которая относит начало бедствий Индии к эпохе более отдаленной, чем даже та, к коей христианство относит сотворение мира.

Но не подлежит никакому сомнению, что бедствия, причиненные Индостану британцами, по существу иного рода и неизмеримо более глубоки, чем все бедствия, испытанные Индостаном раньше. Я не говорю здесь о европейском деспотизме, взращенном британской Ост-Индской компанией^[4] на почве азиатского деспотизма, что дает в результате сочетание более чудовищное, чем священные чудовища, которые нас пугают в храме Сальсетты^[5]. Оно не является специфической чертой английской системы управления колониями, а лишь подража­нием голландской системе, и это в такой степени верно, что для характеристики деятельности британской Ост-Индской ком­пании достаточно привести дословно то, что сэр Стамфорд Рафлс, английский губернатор Явы, сказал о старой голландской Ост-Индской компании:

«Голландская компания, движимая исключительно духом наживы и меньше щадившая своих подданных, чем некогда вест-индский плантатор щадил толпу рабов, работавших на его плантации, ибо этот последний заплатил деньги за людей, которых он приобрел в собственность, между тем как первая ничего не платила, — эта компания пустила в ход весь существующий аппарат деспотизма для того, чтобы выжать из населения послед­нюю полушку поборами и заставить его работать до полного истощения. Таким образом, она усугубила зло, причиняемое стране капризным и полуварварским правительством, сочетая в своей деятельности все практическое искусство политика со всем монополистским эгоизмом купца».

- 305 -

Гражданские войны, вторжения, перевороты, завоевания, голодные годы — все эти сменяющие друг друга бедствия, каким бы бесконечно сложным, бурным и разрушительным ни представлялось их действие на Индостан, затрагивали его лишь поверхностно. Англия же подорвала самую основу индий­ского общества, не обнаружив до сих пор никаких попыток его преобразовать. Потеря старого мира без приобретения нового придает современным бедствиям жителя Индии особенно удру­чающий характер и прерывает связь Индостана, управляемого Британией, со всеми его древними традициями, со всей его прошлой историей.

В Азии с незапамятных времен, как правило, существовали лишь три отрасли управления: финансовое ведомство, или ведомство по ограблению своего собственного народа, военное ведомство, или ведомство по ограблению других народов, и, наконец, ведомство общественных работ. Климатические усло­вия и своеобразие почвы, особенно в огромных пространствах пустыни, тянущейся от Сахары через Аравию, Персию, Индию и Татарию вплоть до наиболее возвышенных областей Азиат­ского плоскогорья, сделали систему искусственных орошений при помощи каналов и ирригационных сооружений основой восточного земледелия. Как в Египте ив Индии, так ив Месо­потамии, в Персии и в других странах наводнения используют для удобрения полей; высоким уровнем воды пользуются для того, чтобы наполнять оросительные каналы, Элементарная необходимость экономного и совместного использования воды, которая на Западе заставила частных предпринимателей соеди­няться в добровольные ассоциации, как во Фландрии и в Ита­лии, на Востоке, —где цивилизация была на слишком низком уровне и где размеры территории слишком обширны, чтобы вызвать к жизни добровольные ассоциации, — повелительно тре­бовала вмешательства централизующей власти правительства. Отсюда та экономическая функция, которую вынуждены были выполнять все азиатские правительства, а именно функция организации общественных работ. Эта система искусственного повышения плодородия почвы, зависевшая от центрального правительства и приходившая немедленно в упадок при нера­дивом отношении этого правительства к ирригационным и осу­шительным работам, объясняет тот необъяснимый иначе факт, что мы находим теперь бесплодными и пустынными целые тер­ритории, некогда бывшие прекрасно возделанными, как, напри­мер, Пальмира, Петра, развалины Йемена и обширные провин­ции Египта, Персии и Индостана. Этим также объясняется тот факт, что одна опустошительная война оказывалась способной обезлюдить страну на целые столетия и лишить ее всей ее цивилизации.

- 306 -

И вот британцы в Ост-Индии переняли от своих предшественников ведомство финансов и ведомство войны, но они совер­шенно пренебрегли ведомством общественных работ. Отсюда упадок земледелия, не способного развиваться в соответствии с британским принципом свободной конкуренции — принципом laksez faire, laissez aller^[6]1. Однако, как это обычно бывает, в азиатских государствах земледелие приходит в упадок при одном правительств и* снова возрождается при каком-либо другом. Здесь урожай так же зависит от хорошего или дурного правительства, как в Европе от хорошей или дурной погоды. Поэтому, каким бы злом ни являлся сам по себе ущерб, причиняемый земледелию, и пренебрежительное к нему отношение, все же нельзя было бы считать, что именно этим британский завоеватель нанес окончательный удар индийскому обществу, если бы все это не сопровождалось более важными обстоятельствами, представляющими собой нечто новое в летописях всего азиатского мира. Как ни значительны были политические перемены в прошлом Индии, ее социальные условия оставались неизменными с самой отдаленной древности до первого десяти­летия XIX века. Ручной ткацкий станок и ручная прялка, породившие бесчисленную армию прядильщиков и ткачей, были главными стержнями в структуре индийского общества. С незапамятных времен Европа получала великолепнейшие ткани — продукт индийского труда — и посылала взамен свои драгоценные металлы, снабжая, таким образом, материалом местного золотых дел мастера, этого необходимого члена индийского общества, любовь которого к украшениям так велика, что даже представители самого низшего класса, которые ходят почти нагими, имеют обыкновенно пару золотых серег и какое-нибудь золотое украшение на шее. Всеобщее распространение имели таже кольца, надевавшиеся на пальцы рук и ног. Женщины, как и дети, часто носили массивные ручные и ножные браслеты из золота или серебра, а золотые или серебряные статуэтки богов встречались среди домашнего скарба. Британское завоевание уничтожило индийский ручной ткацкий станок и разрушило ручную прялку. Англия сначала вытеснила индийские хлопчатобумажные изделия с европейских рынков, затем приступила к ввозу в Индию крученой пряжи и кончила тем, что стала наводнять родину хлопчатобумажных изделий хлопчатобумажными товарами. За период с 1818 по 1836 г. экспорт пряжи из Великобритании в Индию возрос в отношении 1 к 5 200. В 1824 г. ввоз английского муслина в Индию едва достигал

- 307 -

1000000 ярдов, между тем как в 1837 г, он уже превышал 64000000 ярдов. Но за этот же самый период население Дакки сократилось с 150000 жителей до 20000. Этот упадок индийских городов, славившихся раньше своей промышленностью, нельзя, однако, считать наихудшим результатом английского господства. Британский пар и британская наука окончательно уничтожили на всей территории Индостана связь между сельскохозяйственным и ремесленным производством.

Оба эти обстоятельства, — с одной стороны, то, что жители Индии, подобно всем восточным народам, предоставляют цен­тральному правительству заботу о крупных общественных рабо­тах, являющихся основными условиями их земледелия и тор­говли, с другой — то, что население Индии, рассеянное по всей территории страны, сосредоточивается в маленьких центрах благодаря патриархальной связи между земледельческим и реме­сленным трудом, —эти два обстоятельства вызвали к жизни с самых давних времен своеобразную социальную систему — так называемую систему сельских общин (village system), — кото­рая придавала организации каждого из этих маленьких союзов независимый характер и обрекала его на обособленное суще­ствование. Со своеобразными чертами этой системы знакомит нас следующее описание, содержащееся в одном старом официальном отчете английской палаты общин об индийских делах:

«Село в географическом отношении представляет собой про­странство в несколько сот или тысяч акров возделанной и пустующей земли; в политическом отношении оно походит на городскую корпорацию. Обычно оно имеет следующий штат должностных лиц и служащих: потель, или старшина, осуществляет общий надзор за делами села, улаживает споры между его обитателями, заведует полицией и исполняет обязанность сборщика налогов внутри села, — обязанность, для выполнения которой он является наиболее подходящей фигурой в силу личного влияния и детального знакомства с положением и делами жителей. Карнум следит за состоявшем земледелия и ведет учет всего, что к нему относится. Далее идут тальари и тоти: обязанность первого состоит в собирании сведений о преступлениях и проступках и в сопровождении и защите лиц, переезжающих от одного села до другого; круг же обязанностей второго, повидимому, более ограничен пределами села и состоит, помимо прочего, в охране урожая и в содействии его учету. Пограничный страж охраняет границы села или дает свидетельские показания относительно их в случае спора. Лицо, надзирающее за водохранилищами и водостоками, распределяет воду для нужд земледелия. Особый брамин ведает в селе делами культа. Далее идут школьный учитель, которого можно видеть в селе обучающий детей чтению и письму на песке;

- 308 -

брамин, ведающий календарем, или астролог, и другие. Эти высшие и низшие должностные лица образуют администрацию села, но в некоторых частях страны число их уменьшается, так как кое-какие из описанных выше обязанностей и функций объединяются и выполняются одним и тем же лицом, в других же местностях, напротив, количество их превышает число указанных выше лиц. Под этой примитивной формой общинного управления население жило с незапамятных времен. Границы сел редко изменялись и хотя самые села иногда несли тяжелый ущерб и даже подвергались полному опустошению в результате войны, голода и болезней, — то же название, те же границы, те же интересы и даже те же семьи продолжали существовать из века в век. Жители этих сел нисколько не беспокоились по поводу гибели и разделов целых монархий; покуда их село оставалось целым и невредимым, их мало интересовало, под власть какой державы оно переходило и какому государю оно подчинено ибо их внутренняя хозяйственная жизнь оставалась неизменной. Потель продолжал оставаться старшиной общины и действовал на селе как мировой судья и сборщик податей».

Эти маленькие стереотипные формы социального организма большей частью разрушены и исчезают навсегда не столько вследствие грубого вмешательства британских сборщиков налогов и британских солдат, сколько в результате действия английских паровых машин и английской свободы торговли. Эти организованные по-семейному общины зиждились на домашней промышленности, на своеобразной комбинации ручного ткачества, ручного прядения и ручного способа обработки земли – комбинации, которая придавала им самодовлеющий характер. Английское вмешательство, в результате которого прядильщики оказались в Ланкашире, а ткачи в Бенгалии, или как индийские прядильщики, так и индийские ткачи были вообще сметены с лица земли, — разрушило эти маленькие полуварварские, полуцивилизованные общины, уничтожив их экономический базис, и таким образом произвело величайшую и, надо сказать правду, единственную социальную революцию, пережитую когда-либо Азией».

Однако как ни печально с точки зрения чисто человеческих чувств зрелище распада и разрушения этих десятков тысяч трудолюбивых, патриархальных, мирных социальных организаций, как ни прискорбно видеть их брошенными в пучину горя, а каждого из их членов утратившим одновременно как свои древние формы цивилизации, так и свои исконные источники существования, мы все же не должны забывать, что эти: идиллические сельские общины, сколь безобидными они бы ни казались с первого взгляда, всегда были прочной основой восточного деспотизма, что они ограничивали человеческий разум самыми узкими рамками, делая из него покорное орудие

- 309 -

суеверия, накладывая на него рабские цепи традиционных правил, лишая его всякого величия, всякой исторической ини­циативы. Мы не должны забывать эгоизма варваров, которые, сосредоточив все свои интересы на ничтожном клочке земли, спокойно наблюдали, как рушились крупные империи, как совершались несказанные жестокости, как истреблялось насе­ление больших городов, — спокойно наблюдали все это, не уде­ляя этому большего внимания, чем явлениям природы, и сами становились беспомощной добычей любого насильника, соблаго­волившего обратить на них свое внимание. Мы не должны забывать, что эта лишенная достоинства, неподвижная и расти­тельная жизнь, эта пассивная форма существования вызывала, с другой стороны, в противовес себе дикие, слепые и необуздан­ные силы разрушения и сделала в Индостане самое убийство религиозным ритуалом. Мы не должны забывать, что эти малень­кие общины носили на себе клеймо кастовых различий и раб­ства, что они подчиняли человека внешним обстоятельствам, вместо того чтобы возвысить его до положения господина этих обстоятельств, что они превратили его саморазвивающееся общественное состояние в неизменный, предопределенный природой рок и тем создали грубый культ природы, унизительность которого особенно бросается в глаза в том факте, что человек, этот владыка природы, благоговейно падает на колени перед обезьяной Гануманом и перед коровой Сабалой.

Совершая социальную революцию в Индостане, Англия, правда, руководствовалась самыми низменными интересами и проявила тупость в тех способах, посредством которых она ее навязывала Индии. Но не в этом дело. Вопрос в том, может ли человечество выполнить свое назначение без коренной рево­люции в социальном состоянии Азии. Если нет, то Англия, несмотря на все свои преступления, была бессознательным ору­дием истории, совершая эту революцию.

И если так, то, как бы прискорбно для наших личных чувств ни было зрелище разрушения древнего мира, с точки зрения истории, мы имеем право воскликнуть вместе с Гете:

Если мука —ключ отрады, Кто б терзаться ею стал?
Разве жизней мириады
Тамерлан не растоптал? ^[7]