Gas to power

«Никаких особых задач при назначении в Газпромбанк мне не ставили, — уверяет Акимов. — Почти весь баланс банка занимал „Газпром“, и с этим нужно было что-то делать». Газпромбанк действительно был опорным банком «Газпрома», а «Газпром» со своими структурами — акционером с долей 97, 83% и главным клиентом Газпромбанка. Согласно отчетности по МСФО за 2002 год, доля кредитов «Газпрому» или под его гарантии достигала 69% в кредитном портфеле Газпромбанка ($1, 763 млрд), а депозиты монополии в совокупном объеме депозитов и остатков на счетах — 58% ($1, 502 млрд). Влияние «Газпрома» на баланс банка при Акимове начало снижаться (см. стр. 63). В 2003–2004 годах клиентами Газпромбанка стали крупные металлургические и нефтяные компании (НЛМК, ММК, «Мечел», «Норникель», ТНК, «Сургутнефтегаз», «Роснефть»), РЖД, «Росатом» и др.

Новый председатель правления «Газпрома» Алексей Миллер занялся возвращением в монополию профильных активов, утраченных при Реме Вяхиреве, и продажей непрофильных, но снижать долю в Газпромбанке тогда не стали. Банк начал разрабатывать инвестиционные идеи для «Газпрома», ориентируясь на его новую стратегию — превращение в вертикально интегрированную энергетическую группу: от скважины к каждому потребителю. Одной из первых инвестиционных идей была скупка акций «Мосэнерго» в 2003 году.

«Мы тогда сами разработали для „Газпрома“ концепцию gas to power. Объяснили, что есть несколько фактов — реструктуризация РАО ЕЭС, планируемая либерализация цен на электроэнергию, и предложили все это соединить», — рассказывает бывший топ-менеджер Газпромбанка. «Газпром» согласился. «Мосэнерго» было крупным потребителем газа в России (24, 3 млрд куб. м в 2003 году), а «Газпром» — крупнейшим покупателем энергии (15 млрд кВт/ч). «Мы собирали генерацию для „Газпрома“ в несколько этапов, и этот процесс продолжался более двух лет», — вспоминает бывший топ-менеджер. В итоге Газпромбанк скупил с рынка блокпакет «Мосэнерго» и 10% его материнской компании РАО ЕЭС.

«Не все шло гладко, атмосфера была не самая теплая», — объясняет бывший топ-менеджер банка. Руководство «Мосэнерго» писало взволнованные письма замминистра экономического развития и торговли Кириллу Андросову о том, что Газпромбанк — это фактически «Газпром», то есть газовая монополия, а скупка акций «Мосэнерго» не имеет отношения к торговле газом. А ФАС со скрипом согласовывала банку консолидацию компаний, созданных после реформы «Мосэнерго». В дальнейшем энергоактивы, которые Газпромбанк собрал для «Газпрома», стали основой «Газпром энергохолдинга». «Газпром» фактически монополизировал рынок, пользуясь огромными финансовыми ресурсами и политическим весом своего начальства, а у правительства тогда не было ни желания, ни возможности противостоять этому процессу, — комментирует один из чиновников, отвечавших за реформу электроэнергетики. — Анатолий Чубайс тогда смирился с «Газпромом» в отрасли, полагая, что конкуренция сохранится благодаря остальным участникам рынка. Сейчас понятно, что это была ошибка».

Собранные энергоактивы Газпромбанк передал «Газпрому» в обмен на «Сибур» исходя из оценки 40, 1 млрд рублей за всю нефтехимическую компанию. Акимов вспоминает, что долги «Сибура» достигли $1 млрд, а активы стоили $900 млн. А в 2011 году Газпромбанк перепродал компанию основному владельцу «Новатэка» Леониду Михельсону уже из оценки 150 млрд рублей. «Хорошо тогда заработали», — констатирует Акимов. В дальнейшем совладельцем «Сибура» стал его давний знакомый Геннадий Тимченко, который при посредничестве Акимова стал партнером Михельсона в «Новатэке». В 2014 году состояние Тимченко Forbes оценил в $15, 3 млрд.

Downstream-стратегию «Газпром» хотел распространить не только на внутренний рынок, но и на внешний — такая задача стояла перед тогдашним гендиректором «Газпром экспорта» Александром Медведевым, пришедшим в структуры «Газпрома» из IMAG на несколько месяцев раньше, чем Акимов, рассказывает бывший сотрудник «Газпром экспорта». «Нам нужно было помочь „Газпрому“ нащупать экспортную стратегию, понять, как работают рынки в Европе, и давать эту информацию „Газпрому“, но при этом не ассоциироваться с ним», — объясняет Акимов. В 2003 году Газпромбанк создал в Австрии группу компаний Centrex, которая начала торговать газпромовским газом в Европе (был договор take or pay) и купила там газовое хранилище. Но от ассоциации с «Газпромом» избавиться не удалось: в одном из отчетов за 2005 год Еврокомиссия указала, что менеджеры Centrex состоят «в близких личных отношениях» с руководителями «Газпрома».

В течение нескольких лет Centrex купил или создал совместные предприятия с «внучкой» концерна — Gazprom Germania. Одному из них, Vemex, в 2011 году удалось приобрести 51% акций RSP Energy a.s., которая поставляет газ и электроэнергию домашним хозяйствам и малым потребителям в Чехии, писали «Ведомости». «Газпрому» это было удобно. И психологически это удобный (независимый от банка и «Газпрома») механизм для перехвата, передержки, покупки активов за рубежом, преимущественно западноевропейских, — рассказывает сотрудник одной из дочерних компаний «Газпрома». — Но когда настоящий покупатель («Газпром экспорт») стал понятен, это вызвало большой шум».

С Владимиром Путиным Акимов познакомился в начале 1990-х годов, когда принадлежащая ему компания IMAG консультировала мэрию Санкт-Петербурга. Газпромбанк и сегодня является банком, выполняющим особые поручения власти

По его словам, это был «период надежд» «Газпрома» на приобретение активов за рубежом, и в этом стремлении дойти от скважин в Сибири до каждой газовой колонки в Европе «Газпром» активно поддерживал Владимир Путин. Поэтому у «Газпрома» была цель — купить как можно больше разных активов, начиная от крупных электростанций до газовых хозяйств, которые находятся в собственности муниципалитетов. На тот момент действительно было много сделок, которые находились в процессе согласования, и именно для этого нужна была компания Centrex. Но большинства сделок не состоялось. И Акимов, и менеджеры «Газпрома» признают, что проект Centrex не удался. «Идеи выстроить в Европе доставку до конечного потребителя и войти во все отрасли — генерацию, дистрибуцию — встречали сопротивление национальных и общеевропейских регуляторов», — вспоминает бывший сотрудник «Газпром экспорта».

«В середине нулевых перед „Газпромом“ была поставлена задача — получить в собственность энергетические активы, расположенные в Европе. Сама по себе задача была правильная — „Газпром“ вел переговоры со многими компаниями, торгуясь за самые разные объекты электрогенерации, но реализовать задачи не получилось из-за того, что газовый вопрос оказался слишком тесно связан с политикой, — объясняет директор East European Gas Analysis Михаил Корчемкин. — Такое положение дел, когда судьба газа зависит от российской политики, не устраивало европейских клиентов „Газпрома“. И теперь дело идет к постепенному отказу европейцев от российского газа. В самом плохом варианте к 2030 году Россия и Иран поменяются местами. Сейчас Иран занимает первое место в мире по запасам газа, а экспортирует меньше 10 млрд куб. м в год».