Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Совесть






Так выходило, – что он не мог жить.

Да, да, – можно было смело считать, – что не хотел. Но насколько это было бы верно? Ведь правда, как известно, может всегда интерпретироваться двояко. А чаще, – в зависимости от того, как мы это хотим видеть, и будет вырисовываться картина действительности…

 

Виктор Баринов всегда казался жалким даже самому себе. Да и это не было необходимости скрывать. Он еще с детства ненавидел сам себя. А со временем, быть может, лишь как-то смирился с необходимостью подобного самоощущения; но так и не смог себя полюбить. Более того. В иные моменты, – Виктор Баринов себя ненавидел. И это притом, что никаких причин для подобной ненависти – никогда не было. А, даже, наоборот – в Баринове можно было отыскать что-то, что могло заслужить и чью-нибудь похвалу.

Но вот только хвалить Баринова было некому. Уже третий год он жил затворником. На даче. Вернее даже нет. Это он считал свое теперешнее местожительство – дачей. А на самом деле – это был настоящий деревенский дом. Вот, правда, деревенька была уж слишком малочисленная (всего-то, 10-12 дворов осталось, а на самом деле – может и того меньше); да и отдалена от какой бы то ни было цивилизации настолько, – что Баринов мог быть уверен: никто случайно к нему не придет.

И это при том, – что и приезжать-то некому.

А если и было бы, – адреса Баринова все равно никто не знал.

Но и если бы и узнал, – вряд ли приехал бы.

 

И никто не приехал бы хотя бы потому, что за время своей цивилизованной жизни (а когда-то Виктор Андреевич Баринов жил не только в Москве, но и жил, что называется, настоящей светской жизнью), Баринов успел испортить отношение с каждым, кто имел к нему хоть какой-то интерес. И число таких людей в какой-то мере было пропорционально должности, которую Баринов занимал. Хотя уместно ли об этом говорить сейчас. Тем более, что сам Виктор Баринов – давно уже отошел от мирской жизни.

 

А все дело в том, что Баринов не просто поселился в деревне. Он строил храм. Точнее, – Баринов действительно всегда мечтал построить храм. Но сначала – он должен был построить храм – в своей душе.

Чем сейчас, в общем-то, и занимался.

И в какой-то мере можно было признаться, – что у него получалось. Пусть, конечно, это еще было и не так, как он хотел; но дело, по крайней мере, сдвинулось с мертвой точки (как, то было поначалу; когда почти месяц Баринов просидел, чуть ли не уставясь в одну точку). И, в общем, Баринов в какой-то мере мог быть даже доволен собой.

 

Но он себя ненавидел.

И ненавидел он себя за то, что всеми своими поступками (поступками – в прошлой жизни, ибо сейчас у него были все основания предполагать, – ну, хотя бы надеяться, – что жизнь его измениться), – загнал себя в угол. Ведь за тридцать с небольшим лет ему удалось совершить столько, что всей оставшейся жизни не хватило бы, чтобы искупить вину за совершенное когда-то.

 

И самое печальное было то, что сейчас у Баринова не осталось не единого шанса искупить свою вину (перед людьми – которым он принес несчастья в результате их общения с ним). Этих людей уже не было. И у Виктора Андреевича Баринова были все основания предполагать, что не стало их – из-за него. Из-за той боли, которую принес он им. Из-за тех страданий, на которые обрек их своими словами, делами, мыслями… Ибо даже мысль Баринова могла убить их. Потому что знали они, – что Баринов даже бессознательно ненавидит их. А ведь он это никогда и не скрывал. Но он не знал сам, почему получалось так. Почему он всегда предавал именно тех людей, которые его больше всего любили. Почему он всячески демонстрировал свою ненависть и презрение именно тем людям, – которые готовы были отдать жизнь за него. И так получалось, – что отдали…

 

И не было Баринову в этом прощения. А он и не жаждал прощения. Он просто не мог допустить, чтобы кто-то должен был простить его. Потому что Баринов не мог простить себя сам. А это было уже то непреодолимое вето, которое теперь накладывало отпечаток на всю жизнь его. Превращая эту жизнь в настоящую трагедию. И боль. Боль израненной души, которой, совсем не было прощения.

 

И в какой-то момент отчаяние настолько захлестнуло Баринова, что он нашел единственный способ, который мог хоть как-то искупить вину.

И чем больше Баринов думал об этом, тем больше он понимал (тем лучше он понимал), – что в этом и есть избавление от страданий.

Но даже и сейчас он понял, что в первую очередь думает не о каком-то искуплении (хоть это предусматривалось само собой), – а об избавлении от боли, от мук, от мук совести.

И это еще больше укрепило Баринова в том, что он должен был поступить именно так.

Потому как не было прощения таким людям как он.

Так же как и не было у них права на существование. Права на жизнь. Потому что этой жизни – они не заслуживали…

15 октября 2005 год.

 

рассказ

Успешность

Ему очень хотелось, чтобы у него получилось.

Но он сам не верил в это. Слишком сильно руководил его действиями разум, чтобы можно было даже попытаться что-то сделать. Притом что он пытался. Всяческим образом и так и этак он старался добиться ожидаемого результата. Это только с большой натяжкой можно было сказать, что он не верил. Верил, конечно же, верил. Но вот вера эта как бы была не настоящая. В душе-то своей он все понимал. Всяческим образом стремился понять. И после каждого такого стремления как бы оказывалось, что понимать начинал еще больше.

...................................................................................................

 

Рифат Рескиев стремился к успеху. Можно даже сказать, что он и сам состоял из успеха. Из успешности, даже можно предположить.

Да и вообще уже получается, что какая-либо успешность была той цементирующей базой, на которой, собственно, и зиждилось все, ну или многое. И что уж было точно, это то, что Рескиев стремился в жизни добиться собственными поступками результата. Того результата, при котором, собственно, и было бы явно видено проявление его успешности. Это можно сказать, было той ключевой линией его поведения, с которой подходил Рескиев к разрешению любых жизненных вопросов.

Большинство таких вопросов носили спорный характер. Видимо Рифат сам себя запутывал. А иной раз - запутывал до безобразия. И уже все его попытки выпутаться начинали наталкиваться на непреодолимое препятствие. Причем со временем он понял, что вполне может научиться обходить эти препятствия. Как? Да просто не замечать их. Стараться все делать разумно, и на различные ситуации в жизни иметь свой ответ.

Ответ должен быть подготовлен заранее. Планировались различные жизненные ситуации, и к каждой из них подбиралось то или иное разрешение ее. Таким образом, достигался результат. Результат как бы тоже был запланирован заранее. После чего все становилось просто и сбалансировано.

Но все так зачастую оказывалось только в мыслях Рескиева (где все удивительным образом срасталось). Действительность была более печальной. Результат чего - участившиеся в последнее время сожаления Рескиева о случившемся. Причем, можно было предположить, что сам он - во время совершения каких-либо поступков, о которых чуть позже начинал сожалеть - тогда еще не ведал, что все получится в итоге столь печально. А даже как будто и стремился развивать тему дальше. Словно предполагая, что все у него действительно получится. Ну, или может получиться.

......................................................................................

 

Работал Рифат чиновником в Ростехнадзоре. Но никак не нравилась ему его работа. Хотя пока он и не решался ее менять. Каждый раз, когда подступали подобные размышления и уже вроде как зрело в его голове уверенное решение послать все к черту и изменить судьбу, находилось что-то, что отводило его от столь опрометчивого шага. И тогда он пытался как-то решить вопрос по-другому. Ну, уже получается, смириться с происходящим.

А потом вновь - отдалялся он от принятого недавно решения; зачастую ругая себя при этом последними словами. Да он и вообще часто бывал к себе беспощаден. А если и принимал критику, то только от себя. Всех других старался не замечать. И даже делал назло обратное, если получалось, что он все равно начинал подсознательно подстраивать жизнь под какие-то новые шаблоны и порядки. Порядки, которые ему были вовсе безразличны. И прежде всего потому, что он им не верил. Считая, что во всем - и всегда - должен полагаться исключительно на себя. На свой жизненный путь и знания. Тем более к знаниям Рескиев стремился. Прочитывая тома литературы, ведя какие-то дневники и заметки, да и вообще... Ну, в общем, к знаниям Рескиев действительно стремился.

.....................................................................................................

 

Случилось так, что Рифат задумался о кардинальных преобразованиях в жизни. Для этого он купил новую тетрадь, ручку (плюс два стержня в придачу), и приготовился отмечать все некогда совершаемое в жизни, что позже приносило какую-то неприятность. Он задумал отмечать все жизненные события, а позже возвращался к ним, если цепочка размышления указывала на то, что это именно они виной случившегося.

Пока, впрочем, ничего не случилось. Хотя и задуманные действия его также пока не удавались. И прежде всего Рескиев запутал себя. После чего хотел было забросить не оправдавшее себя занятие, да надумал новый поворот в деле анализа происходящего с ним. Ну, то есть, он попросту перестал делать подобный анализ. Хотя и предпочитая все держать в голове, но уже не искать виновных.

Получилось.

После это Рескиев попробовал было возвратиться к письменному анализу, да тут же смирившись с тем, что ничего не получается, забросил это дело.

Хотя и просто жить не стал. И почти тут же придумал для себя нечто новое. Что, по его мнению, могло ему помочь в деле становления себя как личности. Ну, то есть, уже получалось, в успешности.

" А ведь, по сути, --подумал Рескиев, --одни шатания у меня всю жизнь".

И крепко задумался он над этими словами. Выходило что и действительно, еще многое предстояло ему сделать в этой жизни. И прежде всего, необходимо было как-то упорядочить жизнь. Чтобы исключить из нее какие-либо тревоги да пустые заботы. А в мире вокруг увидеть нечто доброе и что уж точно - позитивное. Того, что ему, быть может, в жизни больше и недоставало.

И как только понял он это, то уже всеми силами постарался действительно привести себя к чему-то доброму и положительному. И, как ни странно, попытался и вовсе исключить какую-либо оценку действительности. Подозревая, что это все ненужно и мелочно. Тогда как главное он все время не замечает. Оно проходит стороной. И наверняка ведь где-то есть, существует, но каждый раз каким-то злым образом отдаляется от него. Он стремится к нему. А оно удаляется. Чтобы может быть уже никогда и не возвратиться. Хотя и считать так было бы совсем не верным. Потому что точно, что существует нечто, что обязательно должно его вывести наверх. К вершинам, к которым он продолжал стремиться. Ну, то есть, к успешности. Ведь это как ни крути до сих пор, несмотря ни на что, оставалось главным, что ему вообще когда-либо было нужно. Столь главным, что оно вполне могло вытянуть и все остальное. И привести к нужному знаменателю, подытожив то нечто, что вызывало пока еще разброд в его душе. И что уж точно - ни к чему привести не могло.

" Пока не могло", --сказал Рескиев, и его лицо осветилось решимостью довести начатое до конца. Прежде всего, требовалось еще раз все подробным образом проанализировать. Попытка исключить анализ тут же была признана ошибочной. Да и не могло быть иначе. Ведь Рифат был думающим человеком. И уже не таким молодым, чтобы был у него ветер в голове. Телосложение он имел крупное. По внешнему виду мог вполне сойти и за уверенного в себе человека. Ну а то, что в душе он таковым не был, это знал он сам. И стремился исправиться. Сейчас это было одним из пунктов плана выхода из сложившейся ситуации. И надо было во что бы то ни стало что-то делать. Быть может даже совершить невозможное. Чтобы после... Чтобы после уже не раскаиваться, что не смог ничего сделать. Вроде как мог (каждому в жизни дан шанс, другой вопрос как он этим шансом воспользуется), но не сделал.

И осознание уже этого стало подгонять Рифата. Причем за короткое время он сделал действительно многое. Научился, например, по-другому реагировать на какие-либо жизненные обстоятельства. Нет, не замечать те (как было подумал, что должен делать раньше), а наоборот - всячески погружаться в них. Чтобы после...

Чтобы после был уже исключительно положительный результат. Результат всего, что могло быть, могло произойти, что вообще еще будет. Ведь точно, что будет многое. Потому что просто так не могло ничего закончиться. А впереди могли его ожидать еще те этапы, которые ему предстояло пройти. И он их пройдет. Об этом уже знал Рифат Рескиев. Потому что стремился он стать успешным. И знал, что все для этого сделает.

 

За какое-то короткое время Рифату удалось начать новую жизнь. Притом что также удалось ему практически полностью изменить себя. Он даже похудел (до размеров средне статистического мужчины). В общем, преобразился.

И при этом работу как будто не только не бросил, но и полюбил. Просто он подумал, и попросил перебросить его на другой участок. Теперь в его обязанности входили проверки коммерческих предприятия. Взятки он не брал, но от подношений отказаться не мог. Таким образом, достаточно быстро поправил свое материальное благосостояние. И даже обрел некоторую гармонию в душе. И, прежде всего, уверенность. С начальством всегда делился. Поэтому знал, что-то всегда убережет его, если что. И хотя попадал, таким образом, Рескиев в некую зависимость, потому что не мог он уже так просто, если бы захотел, соскочить (приучив начальство к подношениям), пока он об этом не печалился. Тем более, что уже придумал еще один план. Согласно которому он сможет и вовсе какое-то время не работать. Сейчас денег уже было достаточно на пару лет вполне спокойной жизни. Когда цифра дойдет до пяти лет - Рескиев планировал уволиться. И пожить в свое если не удовольствие, то, по крайней мере, пяти лет ему было бы достаточно, чтобы привести в порядок собственные мысли. Он только сейчас окончательно осознал, какое наступит тогда замечательное время.

И всяческим образом к этому времени стремился.

..........................................................................................................

 

Вскоре Рескиеву новая работа надоела. Он вдруг заметил, что мысль об успешности уже вроде как перестала возникать у него. И подобное посчитал Рескиев очень нехорошим симптомом. И даже подумал что ему, быть может, надо вообще как-то по-другому повернуть жизнь; обратить ее к себе исключительно лицом. И, по сути, принять вызов судьбы и жизни. Ну и, прежде всего, вернуть себе успешность. Причем добиться, чтобы впредь ничто не мешало ему...

" Да все нормально", --неожиданно подумал Рескиев.

Ему сейчас вдруг показалось весьма сомнительными все его тревоги и страдания. Нелепыми даже. И он понял, что попросту забыл выведенное когда-то -- самим же - правило. Суть которого сводилась к тому, что можно быть успешным или неуспешным, все люди находятся примерно в равных условиях, а все зависит от того, как вы считаете про себя сами.

И уже в соответствии с этими новыми параметрами его жизни, корректив в его жизни, можно было совсем по иному взглянуть на свою жизнь. " Причем действительно, --подумал Рескиев, --посмотреть на нее с позиции истины".

" Ну, то есть успешности", --тут же добавил он.

И ему сразу стало весело и свободно. А в душу пришел праздник. И там стали распускаться цветы. И больше как будто уже не было тревог и волнений. Потому что согласно теории Рескиева, волнения таковыми совсем и не являлись (речь о причине возникновения), пока мы сами не посчитаем, что в жизни произошло нечто, после чего нам необходимо волноваться. А произошло это или нет, самой природе человека все равно. Она ждет соответствующей команды от разума. Который, основываясь на опыте, реагирует тем или иным образом. Причем негативным уже как бы немного больше. " Попросту страхуясь", --понимал Рескиев.

И приняв подобную установку, Рифат Рескиев и действительно почувствовал улучшение в жизни. Жизнь ему уже не казалась каким-то недоразумением. И все у него было в этой жизни успешным. А кто считал обратное - попросту ничего не знали. " Да, наверное, и не понимали", --улыбнулся Рифат Рескиев, успешный человек.

31.08.2007 год.

 

рассказ

Полет

Алику Глобусову казалось, что мир вокруг – все время пребывает в каком-то полете.

Быть может так было от того, что Алик десять лет проработал бортпроводником на воздушном судне. Или, можно предположить, было неким отзвуком нереализованного желания Алика стать пилотом сначала космического корабля, а потом уже «хотя бы» самолета. Но его не взяли ни туда, ни туда. И тогда Алик решил стать бортпроводником.

Но уже прошло десять лет, с тех пор как Алик не поднимался в небо. Столь длинный срок совсем не чувствовался. Ведь Алик до сих пор еще летал. Во сне. Почти в каждом сне.

А еще Алик (почти в этом же сне) прыгал с парашюта. Неудачно. Потому что приземлялся каждый раз в отхожую яму. Вырытую прямо среди поля. И сколько бы Алик не дергал за стропила, сколько бы не угадывал направление ветра и прочие премудрости – успеха это не приносило. Алик падал аккурат в нечистоты. Погружаясь почти с головой. После чего долго отмывался. Но так до конца у него никогда и не получалось. И повсюду Алика (с момента первых сновидений на соответствующую тему) преследовал этот ужасный запах. Запах нечистот. От которого, как оказалось, совсем невозможно было избавиться.

…………………………………………………………………………

 

Несмотря на то, что с момента «последнего прыжка» минуло несколько лет (и сон на удивление не повторился), Алик до сих пор находился в плену этой ужасной навязчивой идеи по поводу преследующего его запаха. И до нескольких десятков раз на день Алик принимал душ, в надежде хоть как-то успокоить свои нервы. Причем, «успокоение» хватало совсем на незначительное время. После чего – все начиналось вновь.

Хотя, если бы только это.

Например, Алику всюду казалось, что его преследуют. Причем уже не какой-то там абстрактный запах, а, вполне даже, как ему казалось, реальное лицо. Он всюду видел это лицо. Лицо врага. Хотя и до сих пор еще ему не удавалось как-то четко его разглядеть. Черты были размыты. А потому на самом деле Алик еще мучился и от того, что не знал, как выглядит это лицо. Он только знал, что оно повсюду за ним наблюдает. И как-то спрятаться от него, в общем-то, было невозможно.

Ну, или – почти невозможно. И Алику, конечно же, удавалось иной раз обманывать этого всесильного демона. Насколько, конечно, это на самом деле у него получалось в реальности. Потому что помимо сновидений и воображения, с недавних пор это лицо стало его преследовать и в реальной жизни. Хотя Алику и казалось, что на самом деле в реальности этого лица не было. И даже, быть может, не существовало.

И тогда он мог заключить, что все это (да и многое другое) было плодом воображения.

Результатом воспаленного неврозами, страхами, и прочими девиациями – воображения одного моего приятеля, настоящую имя и фамилию которого я слегка, по его просьбе, изменил. И тогда он стал Аликом Глобусовым. А у меня если и была какая-то надежда, что состояние его изменится (хотя бы наступит улучшение за время моего написания, или хотя бы опубликования этого рассказа), то вскоре от любой надежды я вынужден был отказаться. Тем более что пока писал – у Алика случилось очередное обострение (теперь оно могло быть приурочено например к весне). И он мне показался совсем уж психически ненормальным человеком. Которого легче было пристрелить, чем вылечить. А тем более следовать его бредовым идеям, стремясь хоть как-то заглушить их, успокоив душу Алика.

Успокоить Алика было невозможно.

Так считал я. Но вскоре убедился что ошибался. Врачи выписали Алику такую дозу лекарства, от которого тот вдруг стал казаться вполне адекватным человеком. Внешне. И только мне он поведал, что ему стало еще сильнее хотеться в полет.

……………………………………………………………

 

И вскоре Алика совсем стало невозможно удержать или отговорить от подобных мыслей-мечтаний. Тем более что они все больше становились похожими на реальность. На суровую правду. Потому как Алик Глобусов действительно стал готовиться к полету. Причем, начинал готовиться – стоило ему только проснуться. И даже когда он спал, это было по его словам никакой не сон, а самая что ни на есть подготовка к этому самому полету. Чертову полету, --как в сердцах не раз говорил ему я. Но разве Алик когда-нибудь слушал?

……………………………………………………………………

 

А как-то я узнал, что полет состоялся.

Ну, как он проходил, я, конечно же, не знал. Да и, наверное, уже никогда не узнаю. Потому что Алик… не приземлился. А если ему и действительно удалось улететь (например, на другую планету; в это мне верилось с трудом, но один наш общий знакомый клятвенно заверял меня, что это очень даже возможно; знакомый, впрочем, был постоянный пациент психоневрологического диспансера), то по детско-юношескому фантастическому чтиву каждый знает, что время на планете земля и другой планете отличается. И наша жизнь – там иногда лишь миг, --вспоминал я слова Алика, бережно храня в своей памяти все, о чем он мне когда-то рассказывал.

 

И только через год я снова увидел Алика. И оказалось, что на самом деле он никуда не уезжал. Не успел. Весь год проведя на лечении в психиатрической клинике. И как будто даже излечился.

 

Но вот после своего излечения Алик стал совсем другим человеком.

Впрочем, и я, к тому времени уже закончил свою очередную монографию о расстройствах психики индивидов. И люди, подобные Алику, хоть на какое-то время стали мне неинтересны.

 

А совсем недавно (с момента последних событий прошло уже несколько лет) я совсем случайно нос к носу столкнулся с Аликом Глобусовым. И он заговорщески шепнул мне, что ожидается новый полет. И улыбнувшись, сказал, что подготовил место и для меня.

--Мы полетим вместе, --радостно произнес Алик, всем своим видом давая понять, что ни какие возражения не принимаются.

А я… а я понял, что все лишь только начинается…

19 апреля 2007 год.

 

рассказ

Еще, еще, еще…

Он жадно втягивал в себя ее вульву. Ему хотелось еще и еще. Она стонала, кричала, сжимала губы, снова стонала и кричала, и кончала, кончала, кончала.

Ее звали Ольга. Его Егор. Егор ебал Ольгу уже три дня. Два из них он только лизал. На третий вставил, было, свой член ей в рот, передумал, раздвинул ноги Ольги, и выебал ее. Потом еще и еще. Ольга была счастлива. Она разомлела от неги и свалившегося на нее наслаждения. Егор все еще методично обрабатывал вагину невесты (Ольга и Егор три дня назад подали заявление в ЗАГС), когда девушка внезапно представила на месте Егора себя. От этого она чуть не сошла с ума.

--Вот что значит ебля три дня без правил, --подумала она. И вдруг испытала такой сильный оргазм, что на миг все затуманилось в голове девушки. Ей не хотелось, чтобы Егор останавливался. Ей не хотелось вообще, чтобы все это когда-то заканчивалось. Ей только хотелось еще. И губы ее шептали «еще, еще, еще….»

Июль 2011

 

рассказ

Бег в никуда, или просто жизнь

Ему казалось, он знал все или многое.

На самом деле так обстояло дело, что он не знал ничего. Не знал, что его жена давно спит с другим. Не знал, что его подчиненные улыбаются ему только потому, что он им платит зарплату, а на самом деле обсуждают его «за глаза». Он не знал еще многое, узнав которое совсем бы не знал, как себя повел, учитывая что с детства был невротиком, и с годами не излечился от своего недуга, а лишь научился его маскировать. Да и то, как выяснилось со временем, маскировать неудачно, потому как все, кто имел нечестную душу и грязные мысли – пользовались этим человеком, фактически давно уже его себе подчинив. И если внешне он казался независимым, на самом деле это было не так. Совсем не так, учитывая что Игорю все труднее приходилось слушать то, что говорит ему его внутренний голос. И не потому, что говорил тот гадости (если бы так, --знал он, --не стал бы обращать на то внимание), а как раз из-за того, что Андреев понимал, что это есть самая настоящая правда. Та правда, от которой он бы хотел избавиться. И как раз та правда, которую он всю жизнь боялся.

 

Жизнь Игоря Андреева проходила в ключе незаконченных этюдов и не начатых партий. Даже если он к чему-то начинал стремиться, через время мог остановиться, потому что знал, что не добежит дот конца. И даже не то что устанет. А ему попросту надоест этот бег. Надоест подобное движение, потому что он уже увидит что-то иное, где, как покажется ему, сможет приложить усилия, но все же это тоже не будет так, а то что (и то как) так – он на самом деле и не знал.

Не знал, и в то же время всякий раз начинал сначала. Он начинал, думая, что должен когда-нибудь добежать-завершить начатое. Но всякий раз на его пути возникало нечто новое. И он уже не мог остановиться, чтобы не ухватиться за него. Зная…

Не зная… Не зная и не понимая уже ничего. А действуя скорее по какому-то внутреннему наитию. Которое, на удивление, ни к чему не приводило. А только еще больше запутывало…

 

Жил Андреев на стипендию жены-аспиранта и пенсию бабушки. И не от того, что сам не хотел работать, а скорее причина была в некой общей его «недоделанности». Тогда как все, что он любил и умел – разговаривать. Даже тему мог затронуть интересную. Да все больше такой разговор был на самом деле не о чем. И как понял он это, наверное и стал с тех пор бегать по жизни. Переходя с одной работы на другую, попутно переругиваясь, пока вот не устроился директором с небольшим штатом сотрудников в компанию по компьютерному обеспечению при как вроде бы крупной корпорации, да о своем месте работы Андреев предпочитал не говорить, а зарплату не приносил.

--А где твоя зарплата? —как-то осторожно поинтересовалась жена Люся, но Андреев посмотрел на нее таким удручающим взглядом, что девушка подумала, что лучше пусть будет муж жив-здоров да при деле, чем свихнется совсем. А когда он в конце года (через год после начала работы на новом месте) пришел с работы и с загадочным видом покрутившись около Люси достал из кармана пиджака и положил на стол небольших размеров бриллиант, Люся тоже хотела никак не отреагировать (за годы замужней жизни она научилась держать себя в руках), но то ли общая усталость-напряжение от жизни, то ли блеск каратов, но Люся не сдержалась и разрыдалась, уткнувшись мужу в плечо (для этого Люсе надо было немного наклониться, муж был ниже ее); а ночью, впервые за последнее время, отдалась ему с таким отчаянием, словно хотела навсегда поглотить его в себя, удержать, и больше не отпускать, чтобы он ничего не придумал нового да шокирующего…

 

Люся мужа немного боялась, как здоровый человек всегда слегка опасается любого невротика. Когда-то ей хотелось выйти замуж за сильного мужчину. Но, перебирая кандидатуры почти до тридцати лет, она вышла за первого встречного, ну или за того, кто показался ей заинтересованным в ее любви и поддержке.

Поддержка обернулась опасением сказать мужу лишний раз любое слово (дабы не вызвать приступ недовольства в его психике), а любовь была и вовсе мечтой, которую Люся как-то быстро отодвинула в раздел несбывшихся, допуская, впрочем, про себя, что сама во всем виновата, и потому особо не переживая.

 

Бриллианту Люся радовалась недолго. Проснувшись на другой день и хватившись его, она принялась его искать по комнате (семья Андреевых, решив не жить с родителями, снимала небольшую комнату в большой коммунальной квартире на Лиговском проспекте), да почуяв неладное, позвонила мужу, и уже с первых слов его гундящего голоса догадалась обо всем. А Андрееву… Игорю Андрееву было стыдно за обман. Но он так и не ответил на вопросы жены: фальшивый ли был бриллиант, и куда он его дел, а еще через неделю подумав что все забылось, Андреев принес супруге набор золотых украшений.

Люся не знала как реагировать, и только округлившимися глазами смотрела на мужа, который по идиотски улыбался и не знал куда деть свои руки, наконец, попытавшись ими приобнять супругу, получил отпор, и успокоился.

Что до бабушки (которая передавала часть своей военной пенсии непутевому внуку), она предпочитала любить Игоря таким, каким он был. Да и старушке так было проще. В свои почти под девяносто она предпочитала без дела не вникать в передряги хитросплетений судьбы. А что до самого Игоря… Ну так тут как бы было многое вообще загадочно. Например, ходили слухи, что Игорь на самом деле зарабатывает неплохие деньги. Но будучи по характеру… Впрочем, тут был тоже вопрос. С одной стороны (в одной жизненной ситуации) он мог выглядеть человеком, который деньги не считает, транжиря их направо-налево. С другой, он берег каждый рубль. Правда чувствовал себя при этом последней сволочью, и когда наступал удобный момент – растрачивал все.

А еще он не умел радоваться жизни. И по всей видимости очень переживал из-за этого. Хотя и глядя на него было иной раз очень трудно заметить об его истинных чувствах. Но по всей видимости это еще смотря с какого бока смотреть. Да и по большому счету, не очень-то любил Игорь Андреев затруднять себя какими-то излишними размышлениями. То есть любил, конечно. Но еще и потому, что он почти всегда после этого как-то по особенному мучился да страдал, предпочитал лишний раз о лишнем не думать. Вопрос был – что еще считать лишним…

 

В один из дней Люся ушла от Игоря. Ушла в никуда. Потому как сколько он не искал ее (чтобы объясниться), у него ничего не выходило. Ну а когда он уже не знал что думать (думал повеситься), Люся вернулась, и они стали жить как ни в чем ни бывало. Она ему не напоминала о бриллианте и о том, что он, в общем-то, придурок. А он не спрашивал где же она отсутствовала почти неделю. Разве что изредка поглядывая на супругу, Андреев замечал, что после своего возвращения у девушки иной раз как-то неестественно горят глаза. Но по доброте душевной списывал это на что угодно, только не на то, что появлялось в его мыслях. А в мыслях… В мыслях Игоря Андреева все чаще все поглощала одна мысль, что его жена обманывает его. И ведет двойную жизнь. Ну, или что наверняка, жизнь совсем не такую, какой жила раньше.

Но он старался об этом не думать.

Да и зачем лишний раз расстраивать себя. Ведь в жизни еще много будет такого, что он не сможет объяснить. И только позже быть может придет какое видение ситуации. Но то будет после. А он всеми силами стремился жить сейчас. Потому что и сам замечал, что несколько отличается от других.

--Но что ему, по сути, до всех этих отличий, --говорил тогда он себе. И был в общем-то прав. Полагая, что в будущем жизнь рассудит. А сейчас необходимо было просто жить. И по возможности радоваться жизни.

07. 02. 2008 г.

 

рассказ

Гарем, или многоженство

Я устал. Я трахал ее всю ночь. Я устал.

Я понимал, что устал скорее от того, что мне она не нравилась. Совсем. Но при этом подозревал, что обманываю себя. Она не нравилась мне внешне. Когда мы начинали трахаться, все исчезало. У меня и раньше-то не было неуверенности, но теперь из моего бессознательного вышла моя вторая сущность. И честно говоря, иной раз становилось страшно от тех гнусных сексуальных фантазий, которые я реализовывал с этой женщиной.

Алене было сорок. Внешне она выглядела на тридцать пять. Ей давали тридцать. Кто-то совсем уж по-пьяни путал ее со студенткой. Молоденькой студенткой 20-25 лет. Но ей было сорок. И она не скрывала свой возраст.

Алена была выше среднего роста, худенькая, с высокой упругой грудью, в меру развитыми бедрами, и не в меру развитыми ягодицами. Глядя на эти ягодицы, до них хотелось поскорее дотронуться. А еще больше хотелось развести их и ввести между них член. Который у меня стоял всегда, пока она находилась рядом. Я даже боялся на нее лишний раз смотреть. Но мое воображение словно без моей воли рисовало уже то сладострастие, в которое я мог окунуться. И я не выдерживал. А Алене, казалось, только этого и было нужно. Она вообще любила секс, можно сказать.

Моей жене было двадцать семь лет. Маленькая ебливая брюнетка. Очень любившая виноград, шоколад, шампанское и куннилингус.

Я даже не знал что больше. Видимо лучше, когда все и сразу. Жену звали Виктория. Алена была ее институтской подругой (обе учились заочно). Вместе они когда-то давали закадрить себя парням, и после отдавались им. Об этом мне рассказала Алена. Об этом я знал и от жены. Виктория, когда мы с ней только познакомились, отчего-то слишком многое мне о себе рассказала. С пьяну. Пила она много. Все больше водку и коньяк. Потом перестала. Перешла на вино, что в ее понимании уже было равносильно тому, что и не пить вовсе.

Алена с Викторией были не только подругами, но они были лучшими подругами. Когда Виктории исполнилось двадцать, она уехала из своего родного Зареченска в Санкт-Петербург. Я с ней познакомился в ночном клубе. Вернее, не просто познакомился, а считал что снял ее.

В итоге задержалась она у меня почти на восемь лет. Через семь лет нашего срока приехала Алена. С ней я переспал уже в день приезда. Жили мы в большом частном доме в пригороде Санкт-Петербурга. Дом купил я.

Когда я спускался со ступенек второго этажа, на лестнице (была ночь и темно; я шел покурить на улицу) меня поджидала Алена. И почти сразу стала делать мне минет. Я удивился. На втором этаже спала жена. На первом мы разместили Алену. Видимо Алене не спалось. Хотя и я, если честно, особо не вдавался в подробности. Я позволил Алене высвободить мой пенис из-под пижамных штанин и вставить себе в рот. Сосала она изумительно. По крайней мере, кончил я почти сразу. Не привлекая особого внимания и практически без шума. Это было начало. После этого я стал регулярно заниматься любовью с подругой своей жены. Другими словами, трахал ее там, где ловил. И мне и ей подобное нравилось. Ей даже больше. В свои сорок она была законченная блядь. Но уверенно косила под девственницу. По крайней мере, моя жена не раз удивлялась, мол, как изменилась ее подруга. Совсем не спит с мужчинами.

Алена сказала ей, что у нее исчезло либидо. Бесповоротно и в одночасье. Из вежливости я не позволил себе даже улыбнуться. А моя дура поверила и промолчала.

Алена мне понравилась сразу. Только я постарался не поддать вида. Если хотите получить удовольствие от секса с подругами жены, лучше выказывать легкое недовольство в отношении их вашей супруге. Лучше даже все обставить - для большей надежности - как мысли вслух. Подсознательно женщины сравнивают себя с другими женщинами. Если сравнение в их понимании будет не в их пользу, они могут насторожиться. И более внимательнее следить за вами. Лучше, чтобы этого не происходило.

Что было до меня, то мне вообще всегда претил любой контроль. Я был свободным человеком и таким хотел оставаться.

В один из дней Алена с Викой разругались в хлам. Я вмешался и помирил их. Да так, что в ту же ночь переспал с обоими. В том плане, что они настолько помирились, что уже не хотели расставаться.

С тех пор Алена решила остаться у нас (до этого вроде как приехала то ли в гости, то ли ей негде было остановиться, в детали я не вдавался). Виктория такому событию обрадовалась. Я тоже. В моей судьбе приоткрывалась новая дверь. И мне было интересно, куда она приведет.

Пока эта дверь вела только в постель. В обычной жизни Алена была женщина неинтересная. Из нее иногда высвечивалось нахальство. Случалось, у нее начиналась истерика. Истеричных баб я не любил, и по возможности старался от них отдаляться. Ну, или - может ради эксперимента, или просто приходило такое желание - успокаивал их сексом.

На удивление, секс они любили, и отдавались с пылом настоящей страсти. Притом что раньше этой страсти я мог в них особо и не замечать. А теперь как прорвало.

Если же истерика начиналась вновь, -- я бежал сломя голову. Намереваясь непременно скрыться, пока все успокоится. Врача не вызывал. Кратковременное затемнение разума еще не болезнь. Но если бы вдруг такая дама что-нибудь сделала, ей могли дать скидку, ссылаясь на совершенное в состоянии аффекта. Поэтому спокойнее было просто прервать контакт. Хотя бы на время. А позже можно было сослаться на якобы срочно возникшие неотложные дела. Ну или придумать что-то еще. Тем более что если женщина успокаивалась, объяснений как правило она уже не требовала. Сама радуясь, что временно закончилась ее психопатия. И какое-то время (до нового приступа) она можем пожить спокойно.

Сейчас бежать было некуда. Это был мой дом, другого у меня не было, и убежать из него равносильно тому, чтобы стать бомжом. Потому что денег на новый дом (что предполагалось как следствие бегства) у меня пока не было. Снимать квартиру я не хотел. Деньги с продаж книг я переводил за границу. Когда-нибудь надеялся перебраться туда. Если не жить, то хотя бы пребывать большую часть жизни. Ну, или меньшую. Как получится.

.........................................................................................

 

С какого-то времени к двум моим женщинам прибавилась третья. Дочь одной из моих предыдущих жен, приходившаяся когда-то мне падчерицей.

Девочка повзрослела и призналась в любви. С ее мамой я давно уже расстался. Но когда увидел Карину, невольно погрузился в воспоминания о молодости. Тогда я познакомился с молодой очаровательной девушкой с ребенком. Девушку звали Маргарита. Ребенка - Карина. Недавно Карине исполнилось восемнадцать лет. Она захотела жить со мной. Я признался, что у меня уже есть жена. Даже две. Карина видимо не поняла, потому что, поблагодарив за полученную информацию, на следующий день снова позвонила. И сказала, что хочет придти. Вечером. И остаться на ночь. Мне было неудобно и перед ней и перед моими женами. Гаремы в России были запрещены. И к тому же я не знал, как отреагирует Виктория. Мне почему-то казалось, что и на наличие в моей жизни Алены у нее была некоторая тревога. Пусть внешне она старалась этого не показывать. А что будет теперь?

На удивление Вика отреагировала очень даже великолепно; и если бы не Алена, которая мне обо всем рассказала, я бы подумал, что на меня начинает наслаиваться иная реальность. Но на самом деле объяснилось все просто. Вика знала о существовании Карины. И не только знала, но и уже почти год встречалась с ней. Тайно от меня. И они занимались любовью.

Я понял, что не только с ее согласия, но и быть может по ее просьбе, Карина разыскала меня. И призналась в любви. И захотела жить со мной. В том числе и половой жизнью.

Я согласился. Моя постель могла вместить десятерых. Сейчас на ней спали только четверо. Я и три моих жены. К тому же любое подобное согласие исходило из весьма простых соображений. Спать с разными девушками легально, в том плане, чтобы они все знали о существовании друг друга, было гораздо лучше, чем прятаться и скрывать наличие половых подруг. К тому же я отчего-то подозревал, что будут еще девушки в моем доме. Ну а почему нет? Непременно будут и даже должны быть. Правда если будут, мне придется забросить свою работу и только трахаться. Но потом я подумал и понял, что работа сексу не помеха. Даже в том многостаночном варианте, который предусматривался со мной. К тому же работал я дома. У меня был кабинет, где я писал. Обычно по ночам. Часов до двух-трех я занимался любовью, потом уходил к себе, в кабинет, несколько опровергая фрейдовскую теорию о сублимации, потому что в последнее время, чтобы я мог что-нибудь написать, мне непременно требовалось вступить в половой контакт. Если же этого не происходило - писать было затруднительно.

Итак, я уходил в кабинет, и работал до утра. После чего спал. А проснувшись, развлекал своих женщин. Мы устраивали экскурсии. По магазинам. А кушали в ресторанах. Каждой своей женщине я выдавал в день определенное количество денег, и каждый месяц еще столько же, сколько за день, помноженное на тридцать. Я не был жаден. В некотором роде я, конечно, любил расчеты. Но и старался, чтобы проживающие со мной дамы ни в чем не нуждались. К тому же я оплачивал любые их покупки. А покупали они много, и в большинстве случаев всякой ерунды. Природа наградила их различными качествами. Но все эти качества в основном простирались в области секса. В остальном они были не только не практичны, но и можно сказать абсолютные дуры. А я, получалось, дурак, что потакал их слабостям.

Тем не менее, словно бы довершение всего, я купил им по машине. Мне не хотелось, чтобы кто-то из них чувствовал себя ущербно. К тому же я был бы не против, если бы нашли они себе любовников. И я рассудил, что с машиной это будет сделать несколько проще. При этом постарался значительно увеличить их денежное пособие. И с недавних пор выдавал много и сразу.

Вскоре я не пожалел об этом. Мои акции, вложенные в ряд компаний, совсем неожиданно поползли вверх. А когда-то открытый небольшой бизнес (который я полностью отдал на откуп управляющему) стал вдруг приносить реальный доход. Ну, или может, перестал воровать управляющий.

А еще через время, со мной стали жить еще две девушки. Обоим было по двадцать пять лет. Студентки. Необычайно красивые и сексуальные. Я им оплачивал учебу, они со мной спали. Их привела Алена. А Карина собиралась, было, привести парня, да я сразу подобное желание пресек. И прежде всего потому, что всегда полагал, что должна быть дисциплина. И в женской армии мужчины были ни к чему. Все должны были подчиняться мне. А я за это платил им своим пониманием. Поэтому и каких-то проблем до сего времени не наблюдалось.

И Карина все поняла. И парню отказала (оказывается, в мой гарем просился он).

..........................................................................................................

 

Возможность появления в моем доме мужчины выявило проблему. Я вдруг задумался о том, что у моих женщин действительно кто-то мог появиться на стороне. Получается, даже желая этого, я все-таки привык, чтобы у них был только я. Всего у меня было несколько браков. До последнего, каждый брак был с одной женщиной. Ни от одного из браков не было детей. И только сейчас я почувствовал настоящее удовлетворение от наличия в моей жизни женщины. Точнее -- многих женщин. Потому что от каждой своей нынешней женщины я ожидал детей. Они все оказались беременны. Все пятеро. Причем " УЗИ" показало, что Виктория должна была родить двойню. Я готовился стать отцом сразу шестерых детей. И уже даже придумал имена. Жизнь намечалась стать весьма интересной.

 

Мои женщины были чем-то схожи. Алена была покладистая. Виктория всегда признавала мужскую гегемонию. Карина беспрекословно подчинялась мне. Две Ольги... Первая, высокая, худая, с колючим взглядом и мальчишеским лицом - была достаточно своенравная особа, уверенная в себе и привыкшая все, что попадало в ее поле зрения, подвергать сомнению. Другая Ольга - среднего роста, с большой грудью, такими же большими попой и бедрами (хотя при этом она на удивление не казалась толстой) скорее подыгрывала, чем действительно кому-то подчинялась. Ну, может, конечно, подчинялась, но не беспрекословно.

Всех пятерых роднила одна занимательная деталь: они млели от моего пениса.

То есть уже получалось, мой пенис выступал в роли волшебной палочки. И он действительно имел над ними необычайную силу. А так как вставал он при первой же необходимости, я чувствовал себя в роли шаха. Или шейха. Что уж точно, в моем случае было одно и тоже.

А еще мне нравилось мирить моих женщин. Они ведь часто скандалили, сучки. Как и в любом браке (несмотря на неофициальное сожительство, наши отношения я считал браком) между влюбленными периодически возникают ссоры. Ну а у нас, со мной никто из дам не ругался. Они ругались между собой.

Мне доставляло удовольствие заранее находить причины подобных конфликтов. Я усмирял кого лаской, кого и словом. Причем, мои женщины, всегда и во всем соглашались со мной. И даже не деньги или постель было главным. Они меня уважали и любили. А я по-своему любил каждую из них. А если бы их было даже вдвое больше - тоже бы любил. И на порядок было бы больше - все равно любил. У меня было много, может слишком много любви. К тому же любовь помогала мне писать. Чем я больше тратил, тем больше мне возвращалось.

...................................................................................................

 

Я знал, что когда-нибудь кто-то из моих женщин от меня уйдет. Я каждой предоставлял свободу быть собой. Мне не хотелось никого из них сковывать ограничениями. И я вполне подозревал, что наступит момент, когда девушкам захочется большего. Я не следил за ними. Каждую из них сопровождал телохранитель. Телохранителей предоставил мой товарищ, Валерий, бывший майор войск специального назначения, который теперь заведовал охранным предприятием. Он сам вызвался прикрепить ко мне охрану. Я сказал, что пока защищу себя сам, а вот девушкам попросил организовать сопровождение, да и то, только после того как они забеременели.

Был у меня и знакомый психолог. Его задача была работа с подсознанием каждой из моих девушек. Он им попросту давал установки, что если они окажутся без меня - то у них разовьется тревога в душе и беспокойство на сердце. А наличие моей персоны было своеобразным ключом. То есть пока был я - ничего подобного у них не развивалось (ну разве что только для профилактики). Борис Львович (психолог) свой метод называл - " влюблять в клиента". И ему действительно удалось заложить в их подсознание мысль о моем непреложном участии в их жизни. Потому что, когда я уезжал за границу (периодически я куда-то уезжал), они звонили мне и умоляли поскорей возвращаться. Моим женщинам становилось плохо без меня. Но я не мог признаться, что и за границей (в странах наиболее частого посещения) у меня были жены. Которые тоже ждали меня. И любили. Искренне и по-своему.

........................................................................................

 

Настало то время, когда я запутался. Через пять лет подобной жизни у меня было одиннадцать жен. И тринадцать детей (двое из женщин принесли двойню). Всех жен я любил. И ни за чтобы не смог от них отказаться. Привык? Ну, может, и привык.

Но еще я понял, что вступил на тот путь, с которого мне будет трудно свернуть. И вообще уйти. Хотя ни сворачивать, ни уходить я не собирался. Я ведь сам выбрал такую жизнь. К тому же я нисколько не чувствовал, что меня разрывают на части. А моя потенция так вообще, только в последнее время (когда удалось выйти на максимальные обороты) заработала на полную мощность. И мне теперь хотелось только любви.

Я действительно наслаждался подобной жизнью.

И ничего не собирался в ней менять.

08.11.2006 год.

 

рассказ






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.